Ритуал

      — Фенарель!       Тишина в ответ.       — Фенарель! Леталлин!..       В ответ — молчание.       Мерриль, спотыкаясь о камни и опавшие ветви, не замечала, что ушла далеко в гущу леса. Она давно охрипла кричать и теперь чуть не плакала, вытирая глаза рукавом. Хранительница отправила ее на поиски охотника, не вернувшегося засветло. Над лесом сгущалась ночь, плотная, будто плащ, и Мерриль ежесекундно рисковала подвернуть ногу на едва заметной тропе, рука ее дрожала, а оттого дрожал огонек на конце факела.       — Фенарель! — всхлипнула она еще раз и уже сказала себе, что если не дождется ответа, то сядет на землю и будет долго плакать, прежде чем придумает, что делать дальше; но до слуха донесся принесенный ветром голос. Мерриль едва не вскрикнула от счастья, сразу передумав ударяться в слезы. Она затихла, замерла, чтобы случайным звуком не заглушить тот слабый голосок, а затем, определив, откуда он доносился, вприпрыжку побежала вперед, в темноту. Факел не гас одним чудом.       Мерриль нашла израненного охотника, устало привалившегося к дереву спиной, недалеко от тропы. При ее приближении Фенарель прищурился от яркого света и прикрыл глаза ладонью.       — Леталлин! — Мерриль бросилась рядом с ним на колени и хотела было обнять, но опомнилась. — Слава создателям, я тебя нашла!..       — Слава создателям, что ты нашла меня живым, маленькая, — мрачно отозвался охотник. — Я уж думал, меня скорее найдут волки. Вроде вон тех, — Фенарель указал куда-то в сторону, — их там трое, но шкуры я им порядком попортил. Дрался с ними, они мне чуть не разорвали обе ноги, видишь, маленькая? Не могу идти.       Мерриль приподняла факел повыше, чтобы осмотреть раны. Покачала головой, поджала губы и мысленно похвалила себя за то, что взяла с собой бальзам из трав. Передав факел Фенарелю, который, увлекшись, продолжал рассказывать о своей битве с волками, Мерриль кинжалом оторвала рукав от платья и занялась перевязкой. Никогда прежде она ничего подобного не делала, но однако не раз наблюдала, как Маретари лечила раненых охотников; Мерриль старалась и потому, пожалуй, порядком переусердствовала, перебинтовав каждую рану даже не в два, а в три слоя. Фенарель следил за этим изумленно, но молчал. Видимо, был уверен, что Первая лучше разбирается в подобных вещах.       — Вот так, — устало выдохнула Мерриль, убедившись, что повязки держатся крепко. — Давай я помогу тебе встать, леталлин, — она глубоко вздохнула. — Волков жалко.       — Волков? — Фенарель нахмурился.       — Ну… жалко, что мы их не донесем. Я имею в виду, я ведь не смогу помогать тебе идти и тащить туши волков… сразу три! Какой кошмар, леталлин!       Фенарель брел тяжело, опираясь о ее руку и осторожно держа догорающий факел. Мерриль только и мечтала, чтобы как можно скорее они вернулись к клану, и наконец свершилось — расступилась лесная темнота, в отдалении показались темные силуэты аравелей и пятнышки костров. Фенарель неожиданно остановился.       — Подожди, — он шумно выдохнул и, отпустив руку Мерриль, осторожно сел на землю. — Размотай свои тряпки. Не могу же я вернуться в клан в таком виде… — он немного шевельнул ступнями и указал рукой на замотанные тканью пальцы ног.       Мерриль, едва взглянув на несколько слоев повязки, порядком потрепавшейся при путешествии по лесу, пришла в ужас.       — Леталлин, а может быть, Хранительница простит тебя?.. — робко пробормотала она. — Ну, ты же ранен. А если бы мне пришлось тебя с ног до головы в бинты замотать?.. Что уж тут, ногти…       — Нет, — отрезал Фенарель, — просто перевяжи так, чтобы ногти были открыты. Я не могу высказать такое неуважение к Хранительнице, тем более, она была так обеспокоена моим исчезновением…       Мерриль одолела скучная тоска. Желания снова перевязывать раны Фенареля, да еще и в темноте — факел едва теплился, — не было никакого, как бы ни сильно было ее уважение к Маретари. Она наклонилась и постаралась разобрать, можно ли отрезать кинжалом куски от ткани, чтобы обнажить пальцы ног. Мерриль обругала себя за то, что вовремя не подумала о ногтях. Как назло, именно в этот момент факел совсем погас, и в темноте только виднелись вдалеке огоньки-костры.       Время проходит, сменяются несколько лет. Приходит зима. А болезненная детская обида Мерриль на Маретари все не гаснет. И как хранительница не может понять, что с собой принесет восстановление элювиана? И нет ли разницы, какими силами, какой магией будет это совершено?       Мерриль злится. Эльфы перешептываются за ее спиной. Ведьма крови!.. Предательница рода! Порой приходит в голову мысль о том, что, быть может, лучше было бы сбежать, исчезнуть, только бы не видеться больше с кланом и с Маретари, которая будто бы в насмешку отвечает «нет» на каждую просьбу и каждую новую затею. Жить где-нибудь на окраинах человеческого города, у самой городской стены, вволю колдовать (ходят слухи, правда, что у людей это запрещено, но ведь никто не узнает?), изучать элювиан и не бояться косых взглядов. Эта мысль греет душу в сумрачный предзимний день, и хочется улыбаться.       Только как Первая может бросить свой клан? Никогда не бывало такого… как Мерриль сможет уйти и не вернуться? Уйти — и куда? Ее будут искать. И наверняка Хранительница притащит ее за руку домой, как непослушную влюбленную дочь.       Скоро зима, снова зима, падает снег и заметает тропы, ложится на плечи и путается в волосах, пушистый, забавный, холодный. Оружейник мастерит из кожи, выдубленной для доспехов, тонкие сандалии, которые совсем не греют, но помогают ходить по снегу: их гладкие подошвы не тонут в сугробах.       А Мерриль, глядя, как мастер сшивает полоски кожи, однажды вспомнила свою встречу… ну, как — встречу: она стояла рядом с Маретари по праву Первой и слушала разговор, пугливо скрывшись за плечом Хранительницы; вспомнила она Стража-Командора Дункана. У него была такая жутко интересная и, наверное, замечательно согревающая подбородок борода, а еще были… кажется, они назывались «ботинки». Они закрывали всю ступню и даже щиколотку. Мерриль немного удивилась, что Дункан, прекрасно знакомый с эльфийскими обычаями, тем не менее, перед Маретари не обнажает ногтей; однако он не был эльфом — ему прощалось. А главное, ботинки, подбитые мехом, были невероятно теплыми и мягкими, не говоря уж о красоте.       Мерриль пришла в голову безумная милейшая забава, столь же дерзкая, сколько и опасная. Она давно уже осознала, что мечтает стать изгнанницей. Хоть не отпустят, так пусть выгоняют! Гулять — так гулять. Играть — так играть!       Мерриль утащила у мастера Айлена кусок плотной кожи, выпросила у Марен мягкую шкуру умершей галлы, раздобыла костяную толстую иголку и шерстяную нитку у Ашалле. Исколола себе все руки, но упрямо продолжала сшивать кусочки кожи вместе, тщательно сверяясь со своим размером ноги. Получились пушистые сапожки, украшенные шнуровкой и мехом, легкие, прочные и удобные. Мерриль до того радовалась, когда их примеряла, что даже захлопала в ладоши от восторга. Она окольной тропой пробежала к реке и долго любовалась своим отражением в холодной воде и гладких редких льдинах, танцевала и приплясывала по снегу, припевая весело:       — А у меня есть новые-новые ботинки, а у меня есть новые, новые ботинки…       Она плюхнулась прямо в снег и долго еще пела — веселилась, наслаждаясь предчувствием продолжения забавы; затем с замирающим от восторга сердцем вернулась к клану. Как ни в чем не бывало она разгуливала туда и сюда между аравелей, посидела у костра с хагреном и детьми, которые косились на ее обувь с любопытством, вежливо поприветствовала Маретари и рассказывала галле о том, как ей теперь тепло. И хотя не раз и не два Мерриль чувствовала на себе неприязненные и осуждающие взгляды, никто и словом не обмолвился о ее ботинках. Видимо, Маретари предупредила клан, чтобы не обращали внимания на глупости ее Первой: поиграет да перестанет, что с нее взять?..       Мерриль злилась. Маретари над ней насмеялась!       — И такую тоску она вдруг ощутила, такую смертельную горечь, что хоть в лес со всех ног убегай, да в темноте, без огня и непротоптанными тропинками. Больше не могла юная эльфийка… — Варрик замолк на середине фразы. — Эй, да почему вы смеетесь?       Стражники, слегка пьяные, увлеченно слушавшие его рассказ, переглянулись.       — Да ведь ты все врешь, — робко выдал один из них.       — Ну уж! — возмутился Варрик. — Будто бы вам лучше знать о долийских обычаях. Спросите Хоука, он подтвердит…