Французская лилия для саксонского льва

В Италии изумительная атмосфера. Каждый раз бывая здесь, Бриан де Буагильбер в этом убеждался. Весна разливалась в тёплом воздухе тысячью ароматов и трелями соловьёв. Здесь, в Перудже, летней резиденции папы Инокентия III, вдали от душного и шумного Рима, мир действительно казался раем. Однако, собрата ордена Сионского Храма на этот раз почти не интересовали красоты Латеранского дворца, более того, глядя на великолепный сад, разбитый вокруг жилища главы католической церкви, он всё больше и больше хмурился. Разговор с папой предполагался тяжёлым, вопрос об английском интердикте, да ещё и на фоне разгоревшегося противостояния между императором Германии Оттоном и законным наследником Фридрихом, мог вызвать у отца церкви самую непредсказуемую реакцию. Жаль, что сенешаль де Эсм уже слишком стар, чтобы сопровождать Бриана в Перуджо. Позади послышались тихие лёгкие шаги и послушник смиренным голосом еле слышно прошелестел приглашение следовать за ним. Буагильбер двинулся следом за молоденьким юнцом в чёрном облачении. Несколько длинных лестниц и переходов привели собрата ордена в небольшие покои, где в кресле у камина уже дожидался его Иннокентий III. Согласно протоколу, мирянин должен был припасть к кольцу понтифика, но Его Святейшество нетерпеливым жестом указал на кресло, стоящее напротив него. - Оставим эти церемонии, брат мой во Христе. Я знаю, как ты относишься к церкви, ты знаешь, как я отношусь к тебе. – вот это было чистой правдой. Не простил папа Бриану его отступничества от магистерского жезла. И хотя было это весьма и весьма давно, да и будучи собратом ордена, Бриан смог принести немалую пользу, как собратьям, так и папскому престолу, не говоря уже о его участии в завоевании прусских земель, всё же некий холодок в отношениях папы и бывшего магистра присутствовал. Поэтому Бриан молча склонил голову и сел в кресло. Иннокентий это вам не Саладдин, и даже не Иоанн Плантагенет, вот уж с кем точно стоит держать ухо востро и нос по ветру. Папа был далеко не молод, впрочем, как и сам собрат ордена тамплиеров. Но если бывший храмовник благодаря весьма активному ритму жизни, постоянной езде верхом и упражнениями с оружием сохранил выносливость и некую молодецкую удаль, присущую почти всем членам ордена, Иннокентий же производил обратное впечатление. Постоянные молитвы, интриги, малоподвижный образ жизни и вечные треволнения не могли ни оставить на его облике своей печати. Бриан даже подумал, что когда он видел папу в последний раз два года назад в Вокулере, во время великого сговора папы и Филиппа Августа против Иоанна Английского и Оттона Германского, тогда глава римско-католической церкви выглядел куда как лучше. Во всяком случае посвежее. Иннокентий же рассматривал собеседника и с невольной завистью думал о том, что есть такие люди на которых время практически не оказывает влияния. Буагильбер разве что прибавил седых волос в свою чёрную гриву, но по-прежнему выглядит молодцом. - Вижу, Филипп вновь избрал тебя своим послом, брат Бриан. – наконец заговорил понтифик, Бриан же с достоинством кивнул. - Ваша проницательность давно вошла в поговорку между сильными мира сего, однако, на этот раз я приехал не только ради лилии Капетингов, но и для передачи в руки Вашего Святейшества документов ордена. - Вот как. – Иннокентий поджал сухие губы, дела ордена его так же волновали, в конце концов, как показало время и события, только лишь в военно-духовных орденах он и мог быть уверен абсолютно. Монархи Европы склоняли головы перед папским престолом только тогда, когда им это было нужно. - Документы уже в архиве, там финансовые отчёты и прочее, гораздо интереснее послание магистра де Шартра. – оплетённая шелковой лентой кожаная туба, в которой обычно важные перевозили письма, перекочевала из рук мирянина в руки церковника. - Я слышал, один из твоих сыновей вступил в орден? – как бы между прочем спросил понтифик, срывая печать с тубы. - В прошлом году, через несколько дней после того, как его и брата посвятили в рыцари вместе со старшим сыном Симона де Монфор. – Иннокентий удивленно вскинул брови, то что сын бывшего крестоносца и магистра ордена Сионского Храма пошёл по стопам отца, это-то понятно, но… - Он принимал участие в крестовом походе против катар? Сколько ему уже, 19? 20? - 18. Разумеется он принимал участие в альбигойском походе. Тем более, что его брат, Жильбер, в большой дружбе с наследником графа Симона. - И где сейчас твои сыновья, в Палестине? - Жильбер так и остался в Лангедоке воевать с альбигойцами, а Денис в Нормандии, рядом с королём Филиппом, воюет с англичанами. - Очень интересная у тебя семья, брат мой во Христе. – промолвил донельзя удивленный папа, по новому приглядываясь к собеседнику – Несмотря на твои собственные прегрешения против веры, ты смог воспитать из своих сыновей достойных рыцарей. - Я не совершал преступлений против веры. – тут же нахмурился Бриан, однако Его Святейшество имел на это свою точку зрения. - Ты покинул орден в самое тяжёлое для нас, христиан, время. - Но я не покинул Палестину, я не покинул своих воинов. Я остался защищать Святую Землю. – едва сдерживая раздражение ответил Буагильбер, кто бы знал, как ему за 19 лет брака осточертело отвечать на подобные выпады! - Да, ты прав. – согласился понтифик, углубляясь в чтение послания. Бриан же предпочёл отвернуться от собеседника, устремив взгляд на искусную лепку камина. Не из скромности, отнюдь. Собрат ордена прекрасно знал, что написано в письме, в конце концов, составляли они его втроём вместе с магистром и сенешалем. Да и цель этого послания была такой же, как и цель Филиппа Августа – Где сейчас великий магистр? Я слышал, он был серьёзно ранен. - Именно. Его ранило под Акрой. Сейчас он во Франции. - Вот как. – пробормотал папа, судорожно комкая бумагу – Ты ведь знаком с содержанием этого послания. - В общих чертах. – уклончиво ответил Бриан, немало не заботясь тем фактом, что почерк в послании принадлежит ему – Но я не понаслышке знаком с нуждами и чаяниями ордена. - А что король Филипп? Что он велел передать? Очередное письмо? – понтифик пытливо рассматривал лицо бывшего храмовника, однако тот был на редкость спокоен. - Вовсе нет. Его Величество просит Ваше Святейшество обратить свой взор на Англию. - На Англию? – понтифик нервно докомкал письмо от магистра де Шартра – У меня головные боли начинаются, когда я думаю об Англии, достопочтенный господин! Потому что именно Англия доставляет мне массу неудобств и волнений. Англия вкупе со всеми ее раздорами с королём Филиппом! Король Иоанн отлучён от церкви. На эту вашу Англию наложен интердикт! И что же? Разве эти меры милосердной нашей матери-церкви возымели хоть малейшее действие? Разумеется нет! Иоанн пошёл на сговор с предателем Оттоном, а Фридрих и Филипп требуют от меня каких-то решительных мер! - Ваше Святейшество, - спокойно проговорил Бриан – для того, чтобы решительные шаги предпринял король Филипп всего лишь и нужно, что низложить Иоанна, как короля Англии. - Что?! - Ваше Святейшество, английский народ страдает от последствий интердикта. Можно ли наказывать тысячи честных англичан за непомерную гордыню их монарха? И можно ли назвать монархом человека, который более печется о своих собственных капризах, нежели о благополучии государства и матери-церкви? – это был всего лишь первый аргумент и Бриан не особо возлагал на него надежды. Так и оказалось, папа Римский скорчился, точно от зубной боли, да и только – Бароны Англии шлют гонцов в Париж и просят короля Филиппа принять корону Британии. И сами бароны, и их люди страдают от интердикта Вашего Святейшества. Вы можете одарить этих христиан, ставших заложниками короля Иоанна, своей милостью. Франция не хочет быть завоевателем, завоевание Англии вновь развяжет очередную войну, а ведь именно войны и распри здесь, в Европе, не дают нам, воинам Христа, двинуться на Иерусалим! – всё подливал по капле масла в огонь Буагильбер, и папа под этими доводами, весьма схожими с его собственными измышлениями, всё больше и больше задумывался над его словами. - Крестовые походы… - это вообще была больная тема для папы. Три крестовых похода, прошедшие после похода короля Ричарда, были, мягко говоря, провальными. Первый крестовый поход привёл крестоносцев в Византию, второй развязал кровавую расправу над катарами, ну а третий… Про поход детей папа вообще не любил вспоминать. Ещё бы! Сотни итальянских, французских и немецких детей, прошедших в прошлом году по Италии, так и пропали без вести. Достоверно известно, что ни в Никосии, ни на Сицилии, ни на Побережье они не высаживались. А ведь папа Иннокентий так хотел остаться в истории вторым папой Пасхалием , при котором Иерусалим был всё же взят, ну или на худой конец папой Урбаном, начавшим крестовые походы. В чём-то Буагильбер был совершенно прав: новый крестовый поход просто невозможен, пока Европу раздирают войны между монархами. И если так пойдёт и дальше, Иннокентий рисковал остаться в памяти потомков, как понтифик, при котором крестовые походы попросту заблудились на карте Средиземного моря. - Ваше Святейшество, - страстно заговорил Бриан, видя колебания собеседника – мы, старые крестоносцы, мы ведь те, кто ещё видел, как над Иерусалимом взвивались наши стяги. Для наших детей это время уже сказка, так неужели будущие наши внуки так и не увидят блеск и славу рыцарской доблести, величие и мощь Иерусалимского королевства? - Ты прав. – сгорбился в своём кресле понтифик – Да, стоит низложить Иоанна Плантагенета и даровать Англию Филиппу Капетингу. Ради мира в Европе, а через пару лет можно будет вновь осадить Иерусалим. – высокопарно изрёк глава католической церкви и мрачно про себя добавил: «Если, конечно, эти остолопы снова не спутают берега и стороны света!» - Тебе приготовят келью в моём скромном жилище, задержись на несколько дней. Мне стоит всё хорошенько обдумать. – к такому повороту событий Бриан так же был готов, посему не высказал ни малейшего возражения. Только лишь попросил прислужника, проводившего его в просторные покои, принести ему кружку молока, выпить с дороги, да краюху хлеба, дабы он мог подкрепиться пока будет писать письмо супруге в Париж. Вскоре после того, как его весьма вежливо пригласили на обед и проводили в трапезную, тот самый монашек, что кругом сопровождал собрата ордена Сионского Храма, тихонько вошёл в отведённые Буагильберу покои. Скользнул к столу, на котором лежало ещё не запечатанное письмо и стояла глиняная кружка недопитого молока. «Моя любезная супруга, - писал Бриан де Буагильбер мадам Аими – вынужден сообщить вам, что вернусь в Париж позже назначенного срока. Особенно прошу Вас, мадам, уделить время Астору, ибо сын мой имел болезненный вид, когда я покидал Париж. Давайте ему тёплое питьё, говорят особенно полезно в этом молоко. Так же зорко следите за честью и достоинством моей дочери, Марион, ибо девица она на выданье и за юной девой нужен глаз да глаз. Меня несказанно огорчило отсутствие вестей от сына нашего Жильбера, передайте ему в письме или на словах мою волю: пусть помогает брату своему Денису по мере своих сил. Засим желаю вам доброго здравия, мадам. Ваш супруг, барон Бриан де Буагильбер». Содержимое письма в тот же вечер было известно папе Римскому. Тот недовольно поворчал, но успокоился, твёрдо уверенный, что пока посланник короля Филиппа ничего не сообщил своему сюзерену. Поэтому весьма равнодушно он смотрел на юного оруженосца, выехавшего со двора Латеранского дворца, даже не ведая о том, что на самом деле оруженосец вёз в Париж два послания. В ту весну весь французский двор томился в Лувре. Война с Англией была весьма тяжела для французской короны, однако, Филипп Август считал, что игра стоит свеч. Пока не вернулся посланник к папе Римскому французский двор мог позволить себе отдохнуть в Париже, пощеголять друг перед другом модными нарядами, посплетничать об общих знакомых и даже выехать на охоту. Несмотря на то, что весна уже вовсю цвела и пахла, по вечерам в Лувре тщательно протапливали все покои, хотя это не спасало от страшных сквозняков в коридорах. Например, мадам Аими де Буагильбер отчаянно мёрзла, стараясь сесть ближе к камину. В тот вечер вокруг венценосных супругов и дофина была лишь малая часть свиты. Королева Ингеборга, восстановленная в своих правах ещё 13 лет назад, занималась вышиванием вместе со своими дамами, составляющими её свиту. Король и дофин, в окружении рыцарей, примостились практически рядом с этой очаровательной группой. Менестрель и свора любимых королём гончих, услаждали слух общества, певец игрой на лютне и пением, собаки, соответственно, звонким лаем или же протяжным воем, когда трувер брал слишком высокие ноты. Впрочем, голоса мужчин, начинающих время от времени спорить и сорить не самыми приятными словами, перекрывали весь шум: и негромкое щебетание прекрасных дам, и усилия менестреля, и даже вой собак. Почтили это изысканное общество и мадам Аими де Буагильбер с дочерью. И многие мужчины, присутствующие здесь, тайком бросали на мать и дочь заинтересованный взгляд. Впрочем, любовались двумя смуглыми, что было довольно редким явлением в Европе, красавицами весьма осторожно. Ибо мадам Аими, хоть и перешагнувшая тридцатилетний рубеж, однако сохранившая и тонкий стан и нежную прелесть лица, имела весьма ревнивого и грозного супруга. О пылкой влюблённости барона и баронессы даже сложили пару песен. А что касается мадмуазель Марион, унаследовавшей от матери тонкие правильные черты лица и огромные миндалевидные глаза, тут всё было ещё плачевно. Юная прелестница была помолвлена с мессиром Амори де Монфор. Да ещё и старшие братья девицы были весьма непреклонны в вопросах доброго имени сестры. Эх, сколько возможностей было упущено рыцарями объявить этих благородных красавиц Дамами своих сердец. В общем-то, объявить замужнюю женщину или чужую невесту своей Дамой сердца, было обыденностью. Всем известно, что Прекрасную даму рыцарь любит исключительно на расстоянии, и чем дальше расстояние и непреодолимы преграды, тем более пылко звучат клятвы и заверения в преданности и любви из уст рыцаря. Но вот именно с прекрасной половиной рода Буагильберов этот номер, откровенно говоря, не проходил. Ревекку тяготило это общество. Без Бриана, молча и ревниво оберегающего своё сокровище от грубоватых, а порой откровенно похабных «хвалебных» речей мужчин, ей было и впрямь тяжело. Рыцари помоложе считали своим долгом выразить своё восхищение чёрным локонам и прекрасным глазам баронессы, а мужчины постарше одаривали комплиментами потяжелее. Быть женщиной при дворе вообще было сложно, и Ревекка ждала с нетерпением, когда Марион и Амори сочетаются браком, ведь тогда дочь спокойно уедет в ленное владение мужа, а сама Аими сможет сослаться на тоску по дочери и года два просто отдохнуть от этого вечно гудящего человеческого роя. Побыть в тишине своего дома, а может и вовсе уехать погостить к своей подруге Клодине де Ойлей. И единственными мужчинами с кем ей придётся сталкиваться будут сам Бриан, чьё внимание всегда находило горячий отклик в сердце, да старый сенешаль Анри де Эсм, с которым одно удовольствие разговаривать. Ах да, ещё присутствие знаменитого Вольфганга фон Райна, но тому всегда было совершенно наплевать во что она одета и как выглядит, больше всего в иоанните было желание добраться до всех её врачебных секретов. Вот и сейчас иоаннит в своём чёрном с белым крестом одеянии сидел в нескольких шагах от неё и вполголоса беседовал с дофином, однако время от времени бросал на Ревекку обиженно-сердитые взгляды. Впрочем, Марион (Вольфганг считал своим долгом в отсутствии друга зорко следить за честью женщин рода Буагильберов) тоже доставалось несколько выразительных взглядов, когда девушка начинала звонко смеяться над очередными виршами поклонников. Впрочем, за дочь Ревекка волновалась меньше всего, ибо на сестру и её окружение злорадно косился взглядом Астор, младший сын, вот уж кто точно расскажет старшим братьям и отцу о поведении сестры. Забавно, как молоденький паж Её Величества, не гнушается пересказывать разговоры вокруг Марион братьям не только в словах, но чуть ли не устраивая театр одного актёра. Ревекка чуть улыбнулась, вспомнив чем всё закончилось в прошлый раз… - Мадам? – король присел на низенькую скамейку рядом с баронессой. Ревекка смиренно склонила голову, опуская ресницы. Филипп Август был весьма прагматичным и расчётливым человеком, но даже он первое время смотрел на Ревекку с неподдельным изумлением и любопытством. Впрочем, через пару лет он смог, видимо, до конца поверить в то, что подобный брак возможен – От вашего супруга до сих пор нет вестей. - Я думала, мой супруг в первую очередь напишет Вашему Величеству. - Что вы, мадам. Я ведь не обладаю такой властью над нашим бароном, какой обладаете вы, как госпожа его сердца и всех его помыслов. – усмехнулся король, вспомнив с какой неохотой в этот раз собирался собрат ордена тамплиеров. - Думаю, в его сердце борется любовь к дому Капетов и любовь к дому Буагильберов. - Очень сложный выбор, не находите, мадам Аими? – король с весельем наблюдал за тем, как румянец смущения начинает окрашивать щёки Ревекки. Король сидел достаточно близко, почти касаясь, да ещё и практически заслонил её от окружающих. Она неосознанно оглянулась на Вольфганга, тот чуть хмурился, наблюдая за ними – Не стоит звать господина иоаннита, мадам Аими, я давно подметил, что вы меня как-то побаиваетесь, но право же, не стоит. Я достаточно высоко ценю вашего супруга, чтобы нанести ему такого рода оскорбление. Однако, у меня к вам одна просьба. - Всё, что будет в моих силах, Ваше Величество, и если это не пойдёт в разрез с интересами моего супруга. – голос женщины был ровным, однако смотреть на короля она не стала. - О, вижу, в вашем сердце любовь к дому Капетов проиграла по всем направлениям преданности дому Буагильберов. – заухмылялся Филипп Август. - Вовсе нет, просто ещё до нашего брака, мой супруг строго-настрого запретил мне что-либо обещать венценосцам. - Знаете, ваш супруг очень мудрый человек. Я всегда это знал и сейчас лишний раз подтвердил для себя. Не стоит никогда и ничего обещать королям, мы существа хоть и дети божьи, но в эгоизме своём и стремлении к власти, сравни сынам дьявола. Но эту просьбу вы можете не опасаться. Единственное, о чём я прошу, если прибудет гонец от вашего супруга к вам, а не ко мне, будьте добры прочитайте письмо и если сочтёте, что оно адресовано явно не вам, отдайте мне. Гонец просто ошибся в получателе послания. - И вы будете спокойны, зная, что я в курсе каких-то государственных дел? – впервые за всё время разговора Ревекка взглянула в глаза королю. Тот прицокнул языком. - Боюсь, мне придётся идти на такой риск, хотя, я всегда думал, что вы пользуетесь абсолютным доверием мессира Бриана и знаете о государственных делах поболее моего. - Вы ошибаетесь. Что касается вашей просьбы, государь, я с удовольствием её выполню. - Вот и славно. – улыбнулся монарх – О, вижу сюда идут мой сын и ваш верный суровый страж, мессир иоаннит. Знаете, мадам, я безмерно рад, что Франция обладает настолько прекрасной женщиной, как вы и что такая как вы, только одна. - Отчего же? – опешила Ревекка от подобного комплимента, Филипп охотно пояснил: - Да потому, что вы смогли вскружить голову не только некоему магистру ордена рыцарей Сионского Храма, Бриану де Буагильберу, но и его ближайшему сподвижнику, командору Вольфгангу фон Райну. Будь вы не единственной настолько роковой женщиной, пришлось бы эти два ордена попросту распустить. - Ваше Величество! – с укором прошептала Ревекка смеющемуся королю, но тот уже повернулся к подошедшему сыну. - Луи, как по-вашему, стоит ли этот восхитительный румянец смущения гнева мессира Бриана? – дофин улыбнулся и согласно наклонил голову, Вольфганг бесстрастно глянул на короля, потом на Ревекку. «Я с тобой потом поговорю» явственно прочитала она в голубых глазах командора – Что ж, я рад был побеседовать с вами, мадам. Но мне стоит уделить внимание и королеве, она явно заскучала. Сын мой, сопровождайте меня. Мадам, командор. – коротко попрощался Филипп, получил в ответ два вежливых поклона и удалился. Вольганг скрестил руки на груди, давая волю недовольству. - Ревекка, тебе часто надо объяснять, что это Париж, а не Тартоза или Бордо? - Не стоит, благородный сэр. Я помню наизусть все те ужасы, которые мне постоянно рассказываешь ты и Бриан. – Вольфганг вздохнул и сел рядом с женщиной. - Ты просто олицетворение упрямства и непочтительности, дорогая крестница. - Вольф, мы попросту разговаривали. У меня и в мыслях не было вызывать любезности Его Величества, впрочем, у него тоже не было ни малейшего желания мне эти любезности оказывать. - То, что Филипп относится к тебе по-особенному, это мы все знаем давно. Ещё с первого твоего представления пред его светлы очи. Учти, Бриан тоже в курсе его чрезмерно внимательного к тебе отношения. - Вольфганг, не неси нелепицу, уж кто-кто, а ты лучше кого-либо знаешь, что мы с Его Величеством разговаривали вот так, как сейчас всего семь-восемь раз за все 19 лет моего брака. - Да, знаю, но с другими дамами он вообще не разговаривает. - Вольф, ради всего святого! – взмолилась Ревекка, Вольфганг одарил женщину своим коронным тяжёлым взглядом – Между прочем, он мне сказал, что я вскружила тебе голову. – ребячески, точно девчонка, поддразнила иоаннита Ревекка, тот хмыкнул. - Вот покойный Эрайль, царствие ему небесное, так вообще мне проповеди умудрялся читать на эту тему. И это при его-то отношении к женщинам в целом и к тебе в частности. Он, кстати, до последнего вздоха считал, что ты отняла у них с орденом Бриана. А если говорить серьёзно, Ревекка, будь осторожнее с королём, но ещё больше, будь осторожна с королевой. Она слишком хорошо помнит, как Филипп отрёкся от неё на следующее же утро после первой брачной ночи. И весьма ревниво оберегает королевское ложе. - Слухи, друг мой, это всё досужие слухи, между мной и королём никогда ничего не было и быть не может. Мало ли что говорят люди. – терпеливо повторила Ревекка. Иоаннит пожал плечами, говорят практически обо всех дамах, коим посчастливилось пообщаться тет-а-тет с королём или дофином, тут Ревекка была совершенно права, но бережённого, как говориться, бог бережёт. - Просто будь осторожна, королева весьма злопамятна. - Хорошо, тогда я прямо сейчас могу покинуть Лувр. – оживилась мадам Аими, её крёстный с сомнением глянул на королеву, потом на короля, и кисло отозвался: - А вот это вряд ли. Король ждёт весточку от Бриана, письмо к королю может прийти самым необычным способом. - К примеру самостоятельно и ногами? – чуть улыбнулась Ревекка. - Зная Бриана, я не удивлюсь. Но это уже чудо из чудес, вряд ли он обладает такой способностью. Скорее всего письмо передадут тебе, и я уверен, что Его Величество уже тонко намекнул о своём желании проверить твои письма. Ведь он для этого подходил, верно? – Ревекка кивнула – Я уверен, что и письма Бриана в папском дворце тоже тщательно проверяют, для них это обыденность, уверен и в том, что Бриан об этом знает. И если он не написал до сих пор королю открыто, значит, с переговорами что-то не то. Так что жди гонца с посланием от супруга. Бриан, скорее всего, напишет тебе. – женщина зябко укуталась в бархатную накидку. Все эти интриги в которые она порой вольно или невольно попадала, тоже были той причиной, по которой ей хотелось уехать куда-нибудь подальше. - Почему мы с Брианом просто не можем вернуться в свой замок? Почему он упорно возвращается в Париж, мечется по всей Европе, участвует во всех этих интригах? Вольф, скажи мне, что его заставляет это делать? – тихо спросила она, фон Райн с изрядной долей удивления уставился на жену друга. Ревекку он наивной никогда не считал, но иногда она задавала настолько простодушные вопросы, что ставила его в тупик. - Всё, что он делает в последние 20 лет, он делает для тебя, глупая женщина. - Но я ведь этого не прошу. Почему он не может просто быть рядом, ведь именно этого я хочу больше всего на свете. - Характер у него не тот, сидеть привязанным к юбке. Да и вся его деятельность, это будущее для ваших детей. Денис, Жильбер, Астор, даже Марион. К примеру, ленное владение, отошедшее в качестве приданного твоей дочери, он получил от короля, когда вернулся… - Да помню я. Помню. – перебила его Ревекка – Но право слово, лучше бы он тогда никуда не ездил. - Глупые вы, женщины, создания. – снисходительно парировал Вольфганг, лениво оглядывая зал. Он почти равнодушно рассматривал нарядных дам и их рыцарей, но вдруг оживился, глянул на короля, потом на Ревекку и вновь устремил взгляд в толпу – Ого! Видимо, сегодня волнения Его Мирского Величества рассеются. Ибо к тебе летит почтовый голубь твоего супруга. – Ревекка проследила за его взглядом и увидела юношу, бывшего вторым оруженосцем при Бриане. Юный Шарль целенаправленно шёл к ней, ловко лавируя между придворными. Ревека невольно оглянулась на короля, тот смотрел прямо на неё и, поймав взгляд женщины, одними губами произнёс: - Письмо. – Ревекка невольно сглотнула, заметив какими глазами на неё смотрит королева, как-то эта ситуация её начинала немного пугать. - Вольфганг… - слабым голосом начала женщина, не в силах отвести глаза от королевы, иоаннит снисходительно похлопал крестницу по руке. - Не беспокойся. Иди к юному созданию, которое настолько прыткое, что готово весь замок трижды оббежать, выйдите с ним в коридор, в конце коридора сверните направо к лестнице. Первая же дверь приведёт вас в небольшую комнатку. Король, я уверен, последует за тобой. Ничего не бойся, я буду рядом. Забери письмо и отправь Шарля передохнуть с дороги. Уверен, Его Величество незамедлительно даст тебе указания. - О небо, во что вы снова меня втравливаете?! А если письма для Его Величества не будет?! - А это уже не твоя забота. Иди. – Ревекка, подталкиваемая госпитальером, слегка сопротивлялась, но иоаннит оказался настойчивее, да и сильнее тоже. Он с легкостью выпихнул крестницу в сторону оруженосца, так что ей ничего другого не оставалось, как сделать глубокий вздох и, чувствуя спиной пронзительные взоры по крайней мере трёх человек, шагнуть к Шарлю. - Приветствую вас, моя прекрасная госпожа. – почтительно обнажил голову и поклонился юноша – Господин мой велел не жалеть ни себя, ни скакуна, дабы поспеть в Париж с посланием. Я скакал последние трое суток почти без остановки, но привёз весточку раньше, чем планировали мы с господином. - Не здесь, Шарль. Идём. – оруженосец галантно пропустил Ревекку вперёд – Как поживает господин барон? - Ни на секунду не забывает даму своего сердца. - Я спрашиваю не об этом. – вздохнула Ревекка, ох уж эти романтически настроенные юнцы у которых в голове рыцарский кодекс перемежается с любовными балладами, да серенадами! – Здоров ли он? Как добрался до Перуджо? Когда вернётся в Париж? - А, вот вы о чём. – дошло до юноши, он светло улыбнулся и с готовностью затараторил – Господин здоров, приняли его хорошо. До дворца папы мы добрались без происшествий, 6 числа сего месяца. Он остался по приглашению Его Святейшества и велел мне ехать с письмом для вас. - Он написал письмо в тот же день, как и приехал в Латеранский дворец? - Да, моя госпожа, сразу же после разговора с Его Святейшеством и сел за письмо. Даже переодеваться не стал, меня отослал, Балдуина отослал… - пока оруженосец рассказывал, они успели пройти коридор, свернуть направо и войти в ту самую комнату про которую говорил фон Райн. Оруженосец с любопытством оглядел небольшую комнатку, где из мебели только и было, что две крепкие резные скамьи перед камином, да сам камин. Ревекка остановилась в двух шагах от пылающего камина и повернулась к оруженосцу – Мы с господином условились, что он поедет обратно той же дорогой, что и приехал. Если моей прекрасной госпоже будет угодно, я могу отвезти ответ. - Нет, лучше сейчас пойди отдохни, я скажу тебе завтра утром, стану ли я писать ему ответ. – оруженосец кивнул и бережно выпростал из дорожной котомки небольшую шкатулку, которую с почтением передал Ревекке – Благодарю тебя, Шарль. Ты славный юноша. Иди, передохни немного. – едва шкатулка оказалась у неё в руках, Ревекка присела на скамью, не зная, что делать дальше. С одной стороны, письмо адресовано ей, но если там послание для короля, вряд ли она имеет право читать его, Но с другой стороны, если и Иоаннит, и король ошиблись, тогда письмо лично для неё, а зная Бриана, он такое может там написать, что баронесса со стыда сгорит, если кто-нибудь чужой это прочитает. - Ну что же вы замерли, мадам, читайте письмо. – раздался почти над ухом негромкий шёпот Его Величества. Это было настолько неожиданно, что Ревекка едва удержалась, чтобы не вскрикнуть. - Боже мой, как же я напугалась. – вздрагивая, прошептала она. Его Величество обошёл скамью и сел напротив. - Я жду, мадам. – требовательно повторил он. Ревекка открыла шкатулку, отодвинула в сторону лежащую в ней подвеску и достала плотно свёрнутый кусок пергамента. Под немигающим взглядом короля развернула его и стала вчитываться в строки. И по мере того, как она читала, глаза женщины всё больше и больше увеличивались в размере. Это точно писал Бриан? Любезная супруга?! Уделить время Астору?! Ибо он болезненный вид имел?! Тёплое питьё ему давать?! С каких пор Бриан начал указывать как лечить детей?! Нет, с каких пор он вообще начал писать такие холодные сухие письма, точно они друг другу чужие люди?! - По-моему, Ваше Величество, письмо всё же отправлено для вас, а не для меня. – Ревекка твёрдо встретила взгляд короля, протянула ему послание, которое тот схватил и жадно начал читать. Однако и у Его Величества глаза вскоре полезли на лоб. Эта женщина над ним что? Издевается? Письмо, как письмо. Он такие письма королеве по десять штук в год пишет! - С чего вы взяли, мадам, что это весточка для меня? Уж не ошиблись ли вы? - Вовсе нет, Ваше Величество. Он никогда не писал мне так холодно, и никогда не называл любезной супругой. – чуть покраснев призналась мадам Аими – Вероятно, это какое-то зашифрованное послание. Для отвода глаз, вероятно, есть ещё что-то. Дайте мне бумагу. – Филипп Август вернул несчастный пергамент и с любопытством стал наблюдать. Ревекка вчиталась в строки ещё раз, сейчас она осмысливала каждое слово мужа. Тщательно обдумывался каждый речевой оборот. То что письмо не для неё, понятно сразу, ТАК он ей никогда не напишет, возможно подсказка кроется в самом тексте. Марион? Нет, вряд ли. Денис и Жильбер? Тоже вряд ли, слишком далеко оба сына. Жильбер должен сегодня-завтра вернуться вместе с Амори де Монфор из Лангедока, а Денис сейчас на границе с Фландрией. Что же тогда? Астор? - Мадам Аими! – вскрикнул Филипп Август, когда женщина резким движением поднесла пергамент к огню. - Всё хорошо, Ваше Величество, так и должно быть. Он написал послание для вас молоком. Я как-то рассказывала ему о таком виде писем, мы в детстве писали такие друг другу с сестрой, упокой господь её душу. – король наклонился ближе и с немалым удивлением увидел, как на пергаменте проступают коричневые буквы – Молоко засыхает и его не видно, но если поднести бумагу к огню, молоко начнёт сворачиваться и подгорать, появляется текст. Прошу вас. - Благодарю, мадам. – потрясённо проговорил король, получая обратно письмо. И в самом деле, Буагильбер писал послание довольно размашисто и оставлял большие пробелы между строк, и именно так, на свободном месте проступило несколько очень важных для короля и Франции строк: «Старая лиса согласна низложить Иоанна, но зная какое у него нутро, уверен, он поставит условия или же ограничительный срок. Я остаюсь здесь по его приглашению и приложу все усилия, чтобы мы преуспели в этом деле. Но молю вас, государь, начинайте собирать войска немедля! Бриан де Буагильбер» Ревекка отрешённо смотрела в камин, даже не пытаясь краем глаза углядеть, что написал королю её муж. Вообще, она надеялась на записку хотя бы. Хоть на малюсенькую. Крошечный клочок бумажки, пусть даже потрёпанный и грязный, но на котором бы Бриан написал несколько тёплых нежных слов. Женщина судорожно вздохнула, перевела взгляд на шкатулку, где лежала подвеска. Эх, мужчины. Всегда стараются откупиться, если чувствуют, что неправы. - Мадам. – отвлёк её от невесёлых мыслей правитель Франции - Ваше Величество? - Я благодарен вам за помощь и содействие. Весьма удивлён вашей проницательностью и находчивостью. Однако, дело ещё не завершено. Вы отправите посланника мужа обратно. И пусть он передаст, что мы выезжаем после завтра в Нормандию, оттуда к границам с владениями герцога фландрийского. Вы едете с нами. - Одна? – удивилась Ревекка, Филипп чуть улыбнулся. - Разумеется нет. В свите Её Величества, вы и ваша прелестная дочь, как и положено фрейлинам королевы. Ваш супруг может написать ещё одно письмо, адресованное вам, но предназначенное для меня, нужно, чтобы вы были рядом. Потерпите немного, клянусь, как только произойдёт определённое событие, я дам вам возможность несколько недель насладиться вниманием вашего супруга. И не расстраивайтесь, что он не написал вам. Уверен, он это компенсирует. – с этими словами король ушёл через потайную дверь. Ревекка же легонько провела пальчиком по изгибу подвески, что ж, Бриан своё невнимание компенсировал. Дверь тихонько скрипнула, открываясь. Ревекка равнодушно глянула на вошедшего фон Райна, тот выглядел весьма довольным. Бесцеремонно уселся рядом с ней и выхватил злополучную шкатулку из её рук. Женщина тихонько вздохнула, когда госпитальер вытащил подвеску, повертел её между пальцев и бросил обратно, спросив: - Я так полагаю, тебя расстроило отсутствие вестей от него? Не расстраивайся, он о тебе не забыл. Держи. – госпитальер всучил украшение крестнице и стал кинжалом ковырять заднюю стенку шкатулки – Видишь ли, мне знакома конструкция таких вот ящичков. Их изготавливают в Неаполе, под заказ. У меня есть пара таких. Очень тонкая и искусная работа. – часть шкатулки под давлением силы отошла в сторону, открывая тайник, в котором был сложенный вчетверо пергамент – На вот, послание. Уверен, это письмо точно для тебя. – немало удивленная Ревекка схватила бумагу и дрожащими пальцами развернула его – Знаешь, - задумчиво протянул фон Райн, подперев свою голову кулаком – сдаётся мне, что эти твои перепады настроения не просто так. А на это есть весьма важные причины. И эти причины вообще-то были бы весьма уважительным обстоятельством, чтобы не ездить в Нормандию. Всё-таки, это не то место, где могут находится женщины. Однако его уже никто не слушал. Ревекка читала письмо и тихонько всхлипывала.