***
Во время ужина тишина за столом была скорее правилом, нежели исключением. Гремели чашки, скрежетали вилки, но голоса молчали, а их обладатели беспокойно утыкались в свои тарелки. Каждый вел свою дискуссию, сам с собой, наедине. В голове Колл представлял себе, что сидит на скрипящем стуле в глуши Каролины, доедает кусок пиццы и рассказывает отцу про день, проведенный в школе. Наверное, каждый из присутствующих, представлял что-то, говорил с кем-то в своей голове, стараясь скрасить час ужина. И этот вечер ни чем не отличался от десятка остальных, проведенных в замке. Молчание, величавые осанки, вздернутые носы и подбородки. Все было как обычно, но когда Колл только лишь пересек порог столовой, он сразу понял, что сейчас может произойти все, что угодно. Молчаливый взгляд мастера Джозефа говорил в разы большее, чем Колл мог бы услышать. Он знал, что в тот день все было обязано перевернуться. — Результаты вашего обучения настораживают меня, — сказал Джозеф после двадцати минут от начала ужина и все скучающие взгляды в миг обратились к нему, — Тамара, Джаспер. Ваш абсолютный пробел в знаниях, которые вы должны были получить за эти недели, смущает меня. Вы ничего не хотите сказать? — Извините, — буркнул Джаспер и сразу же закрыл рот куском обжаренного брокколи. Тамара молчала, понимая, что вряд ли Джозеф ждет извинений, да к тому же кроме них ей было не в чем признаться. Колл поймал укоризненный взгляд миссис Раджави, ее матери (которая уже, наверное, стала мисс), и Тамара смягчилась в лице. Непокорность уступила недовольству. — Извините… — фыркнула девушка, даже не посмотрев на потенциального собеседника. Она буравила дыру в матери, используя ненависть в глазах как оружие. Колл почувствовал себя так, словно находился на репетиции в детском саду, и его друзья забыли принести свои стихи. — Зато, Колл, я наслышан о твоих успехах, — обмолвился Джозеф и Коллам понял, что от предвкушения его горло пересохло. Он не смог бы сказать ни слова, даже если бы и захотел. А единственное, чего он хотел — это заткнуть мастера. — Я говорю про комнату 110, разумеется. Вместо слов Колл поднял глаза на Алекса, тем днем сидящего прямо напротив. Тот слегка ухмыльнулся, словно это была его маленькая афера, шалость, что так удачно удалась. Коллу стало интересно, чего он хотел добиться тем, что превысил успехи Колла в глазах Джозефа. Казалось, за каждым словом скрывается маленькая ложь. А под кожей крохотный взрыв, заставляющий кровь становится холодной. — Действительно, это так странно. Мы никогда не были в ней при процессе, — протянула Анастасия и Колл поймал ее улыбку яростным взглядом. — Это стоит исправить, Джозеф. — А также внести некоторые коррективы, — мужчина согласно кивнул и слегка задержался глазами на Тамаре, сидящей по правую руку от Колла. Коллам знал, что она смотрит на него. Он ощущал бурлящее в нем желание обернуться, посмотреть ей в глаза, но не делал этого. Не мог, не тогда, когда он мечтал больше никогда не видеть своих собственных. Ведь удовлетворенный взгляд мастера Джозефа говорил о том, что огласка пошла на славу в деле репутации Колла. А точнее, в деле ее осквернения. — Коррективы? — вмешался Алекс, желая остановить молчаливую сцену. — Я хочу, чтобы процесс воскрешения происходил в других условиях, — процедил Джозеф, и Колл услышал, как Тамара тихо всхлипнула. Вилка Аарона, которая так долго подрагивала в его руке, наконец упала. — Выражаясь точнее, при другом объекте. Алекс поперхнулся, не успев сделать и глотка воды, и уставился на мастера. Он не был готов к этому. А Колл… ох, как Колл был к этому готов. Он был уверен, что так и будет. Он точно знал, что этим все и кончится. И он мог бы постучать по стакану, попытаться все объяснить, но господи… Едва ли он мог объяснить что-то самому себе. Он впервые не чувствовал себя мальчиком, которого подставили. Который был обязан нести чужое наказание. Нет, это был он, Коллам Хант. И в тот день он мысленно готовился воскресить мертвого человека, пусть и не до конца осознавая этого.***
Нет, мысленно он был совсем в другом месте. Бруклин, Детройт, Чикаго — он был где-то там. Прятался от магии, снимал квартиру и жил на деньги от починки чужих машин. Возможно, он даже об этом мечтал, но Коллу больше нравилось думать о том, что это все его будущее, а не несбыточное настоящее. Ему нравилось думать о том, что он не один. Что Тамара и Аарон точно где-то рядом, может, даже живут вместе с ним. Его отец владел бы автосалоном, в котором Колл подрабатывал и все было бы хорошо. Все было бы нормально. Но о какой нормальности вообще идет речь? Колл все еще был в родном доме Вселенского Зла, понимая, что колонка заполнена до отказа, и отнюдь не зеленым цветом. Видел бы его отец… Время подходило к одиннадцати, когда ̶м̶е̶ч̶т̶ы̶ мысли, старающегося заснуть Колла, прервал отголосок света, выглядывающий из приоткрывающейся двери. «Гвардеец», — подумал тот, но силуэт не стал ничего проверять. Он вошел в комнату, нагло включил свет, заставив Колла на пару секунд ослепнуть, и запер дверь. Этим силуэтом был Аарон, злобно косящийся на щурившегося от света лампы Коллама. Увидев, что его ночным посетителем стал Аарон, Колл моментально изобразил полную готовность к длинному разговору. Он не сошел с ума, он понимал, что был обязан поговорить. Рассказать и объяснить, даже если сам не мог ничего понять. Но Аарон не спрашивал. Он прошелся по комнате и сел на кровать, продолжая смотреть на Колла, словно тот вот-вот станет прозрачным и он наконец увидит все секреты, которые парень в себе таит. Словно можно было хранить что-то более страшное. — Аарон?.. — позвал Колл и почувствовал, как внутри все вдруг резко опустело. Холодок пробежал по его телу, когда он наконец понял, как ему важно хоть одно слово. Хоть одно слово, но друг молчал… — Просто, Колл, просто ответь, черт возьми, — запинаясь произнес Аарон, оглядывая скорее пустую подушку на кровати Колла, чем ее хозяина. — Почему все так паршиво? И почему это чувство вызываешь ты? — Я не знаю, — сказал Колл и выдохнул. Аарон усмехнулся и наконец посмотрел на друга. — Я не знаю, как просто взять и избавиться от секретов. Я храню их не ради собственной пользы. Хранил. — Как долго? — нерешительно спросил Аарон. — Чуть больше недели, — ответил Колл и Аарон будто немного успокоился. — Я не знал, что вам сказать. Все свалилось слишком неожиданно. — Не выгораживай себя, Колл, ты прекрасно знаешь, что нужно было сказать, — отрезал Аарон. — Правду. Это слово тебе точно знакомо. Иначе ни ты, ни Тамара не обижались бы на меня, когда я защищал отца. А у вас-то тонна секретов на двоих. — Я защищал всех вас, Аарон, — спокойно ответил Коллам, хотя внутри него бушевал пожар. Аарон должен был понять Колла, ведь он его лучший друг!.. — Я обязан был заниматься тем, чем занимался ради вас всех. Что было бы, если бы я просто отказался? Вряд ли кто-то бы погладил меня по головке и сказал, что все к моим услугам. Это не бесплатный отель, они держат нас ради одной цели. — Да, Колл, сделать из тебя чудовище! — воскликнул Аарон и встал с кровати. — Так объясни мне, зачем ты им помогаешь? — Я ничего не мог сделать! — Ты мог рассказать нам всю правду и сохранить свою идиотскую честь, хоть какую-то веру в тебя в наших глазах. Если она тебе к чертям не нужна, тогда я не знаю, что я вообще здесь делаю! — взорвался Аарон и направился к выходу, но в последний момент развернулся. — Единственное, что может нас спасти — это правда. Какой бы она не была. И если мы и дальше будем прятать друг от друга такие важные вещи, то о чем вообще может идти речь?! Об элементарном доверии, которое, да, все мы закопали к чертям? Так мы никогда не сдвинемся… — Я боюсь, Аарон, что нам некуда сдвигаться, — грузно прервал его Колл, — Мы болтаемся на краю обрыва. — Так постарайся не грохнуться, — сказал Аарон и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Чувство вины мешало Коллу дышать. Наверное, он летел слишком долго. Пришло время падать.***
Следующий день, день X, он решил провести в полном, гордом одиночестве. Он впервые запер двери кабинета, хоть никто и не решался туда даже постучаться, не завтракал и не обедал, только лишь созерцал глупые страницы глупых книжек, которые всегда оказывались совершенно бесполезными. Колл чувствовал себя так, словно приехал на спортивное соревнование. Ты сидишь в хостеле, ждешь выхода из комнаты, чтобы отправиться в огромный зал, где тебя будут оценивать. У тебя мандраж, но он и вовсе не приятный. Тебя подташнивает, но вовсе не от предвкушения. Ты ждешь, но вовсе не от того, что уверен в том, что выиграешь… Он был у себя в комнате, готовился к ужину, а, по совместительству, и к процессу воскрешения в комнате 110 (и даже это словосочетание его больше не пугало). Ему не отвертеться. Колл понимал, что Алекс был прав, когда сказал, что дети здесь ничего не решают. Это было правдой. Коллу было некуда деться, у него не было времени, не было возможности сбежать, а что еще более важно, отказаться. Он стоял около зеркала, разглядывал шрамы на груди, приподнимая свитер, когда дверь со скрипом отворилась. Колл отреагировал моментально, повернувшись и на секунду обомлев. В дверях стояла Тамара. Она выглядела прескверно: смятое платье, старые грязные кроссовки и кудрявый взрыв на голове. Коллу даже не нужно было говорить, он прекрасно понимал, что она не спала. Ведь сам выглядел примерно также. — Привет, Колл. — Хрипло и тихо произнесла девушка. Ее голос был по-странному низким, но полностью соответствовал ее виду. Голос да, соответствовал, но слова… — Тамара, я… — начал Колл, не желая размениваться приветствиями. Хотелось сразу все объяснить, пока она не пропала, не ушла и не оставила его здесь совсем одного. Но он не мог придумать ответа. Тамара выглядела так, будто старалась убедить себя саму, что делает все правильно. Внутренние голоса наверняка говорили ей уходить отсюда, развернуться и сбежать, громко хлопнув дверью. Ей здесь нечего добиваться. Но Коллам совсем не ожидал того, что она сделала. Тамара медленно подошла к Коллу и обняла его, да так крепко, словно старалась не потерять из виду не живого человека, а расплывающийся мираж. Колл в удивлении раскрыл глаза, пусть она этого и не видела. Он осторожно склонился к ней и притянул к себе, выдыхая мучившее его чувство вины и заменяя его ароматом персиков. В безобидном объятии было больше боли и прощания, чем в картинах растворяющегося в горизонте поезда. — Если это последние объятия перед тем, как ты меня убьешь, то сначала тебе придется встать в очередь, — проговорил Колл и Тамара отстранилась, приподняв бровь. — Если мне нужно кого-то обнять, то очередь в страхе разбегается. Тем более, если этот кто-то — ты, Колл, — сказала она и эти слова звучали так серьезно, будто это была вовсе не безобидная шутка, а оглашение смертельного приговора. Тамара присела на диван и в ожидании посмотрела на Колла, поджав губы. Коллам даже не знал, что может ей сказать, ждет ли она вообще каких-то слов. — Я ненавижу говорить с людьми о том, о чем они не хотят говорить, — наконец сказала она. — Ненавижу, когда они смущаются и мусолят одно слово, потому что им нечего сказать. Ненавижу пристыжать людей или говорить, что они глупы, когда они наверняка сами знают это. Но, Колл, просто скажи мне хоть что-то связное, большее, чем ты успел сказать Аарону. То, что они явно собирались без него, даже обидело Колла. Разумеется, после всего, они имели на это полное право. Но мысль о том, что Тамара и Аарон, его лучшие друзья, а может даже и Джаспер с Селией за его спиной обсуждали, как он глуп… да, это задевало. — Если за этим стоит что-то большее, если тебе угрожают… — прошептала она. — Нет, нет! Мне никто не угрожает, Тамара, — быстро сказал Колл. — Я не знаю, что ты хочешь услышать. — Я хочу услышать, что если что-то произойдет, то я не буду думать о твоей лжи после. Что я, что Аарон, что все мы узнаем об этом сразу же, — медленно, будто пыталась что-то втолковать проговорила она. — Я хочу услышать, что ты знаешь, что мы всегда рядом. Что мы не отвернемся от тебя, что не оставим, ведь так оно и есть, Колл. — Я знаю это, — тихо сказал Коллам. Да, Тамара не любила пристыжать и это слышалось в ее голосе. Но Коллу отчего-то и без прямых обвинений стало стыдно. Неприязнь к самому себе множилась, но он до сих пор не мог дать ответ, почему? Почему не рассказал об этом раньше. У него ведь даже и не было мысли рассказать… так почему? — Все беды, лежащие на нас, лишь только наших рук дело, — продолжала она. — Но мы не обязаны нести их на себе в одиночку, гнуться под их тяжестью. А проваленное испытание на доверие… это не тянет на зов о помощи, Колл. — В некоторых делах лучше не просить помощи, — уверенно сказал он, но глаз не поднимал. — Потому что когда они валятся в бездну, единственный, кто упадет следом — это только я. — Запомни раз и навсегда: это правило подходит строителям недоучкам, а не нам. — Наконец строго, насколько позволяла ситуация, произнесла девушка. — Не нам двоим. Не нам троим. Не нам всем, пока мы живы. — Звучит правильно, — Колл сдался без боя. — За этот день я сто раз успел переосмыслить всю эту неделю. Сто раз успел подумать о побеге, и о… воскрешении. — Что бы сегодня не случилось — помни анти-правило, хорошо? — улыбнулась она, сразу переключая его внимание. Наверное, она не хотела, чтобы он беспокоился. Так Колл подумал, так Колл хотел думать. Хотел чувствовать заботу. — У тебя есть мы. Все мы. И мы живы, пока ты не врешь. — Ты предлагаешь не врать больше никому, никогда в жизни? — улыбнулся Колл, заметив, как Тамара, с ухмылкой на лице поднялась с дивана и направилась к нему. — Я предлагаю врать другим, — сказала она и положила ладони на его плечи. — И, помнится, я уже брала с тебя это обещание. Только тогда было теплее, влажно и сыро… — Тогда я предлагаю себе согласиться, — величаво заявил Колл и чуть было не рассмеялся. Это было удивительно. До ее прихода он готов был застрелиться, лишь бы перестать быть самим собой. — Ну, если все так легко, тогда я предлагаю спуститься к ужину вместе, продолжая врать другим, — вкрадчиво сказала Тамара и Колл ее поцеловал. Позже, он и сам не сможет ответить себе, что побудило его, но это было его последним счастливым воспоминанием о том дне.***
Колл был уверен, что готов ко всему, ровно до того момента, пока не пересек порог комнаты 110 и не почувствовал совсем новый запах. Этот запах был ничем, пустотой, обычным затхлым воздухом пыльного помещения. И уже тогда Колл понял, что нет, нет он не готов! Его ничего не скрывало. Человека, бездыханное тело, которое некогда было живым существом, совсем ничего не скрывало. Это был мужчина, в мятой, грязной одежде, на вид так лет двадцати пяти. И он лежал так… словно спит. Словно Колл пришел, чтобы разбудить его, а не… Господи, теперь это словосочетание пугало Колла. Теперь его руки подрагивали, а глаза намеревались закрыться, ноги подкоситься, а сознание улетучиться. Он думал, а может и мечтал упасть в обморок, не видеть этого, не чувствовать пустоту, хаос, который отчего-то уже проснулся в душе Колла, ждал команды, времени. Перед ним лежал мертвый человек. И Колл ощущал связь с ним, незримую, будто они когда-то были знакомы. Он поднял взгляд и увидел Джозефа, Алекса и Анастасию. Почти все они улыбались, почти все они заметили, что Колла не волновало ничего, кроме тела, лежащего перед ним. Почти все, но не все. Анастасия смотрела с опаской, разглядывала Колла словно мать, думающая над тем, достаточно ли тепло одела сына, прежде чем выходить с ним на улицу. Отпускать в холодную неизвестность. Правда Коллу грозила совсем не простуда. Он чувствовал себя странно, очень странно. Он думал, что в любой момент может упасть в обморок, что не движениями рук, не взглядами он больше не управлял. Но он продолжал дышать, стоять и смотреть в неизвестность, что приняла обличье человека, лежащего на холодном столе. Колл на мгновенье подумал: «Что бы было, если бы это был один из моих друзей? Что бы было, если бы…». И Колл просто забыл, как думать. Он забыл послушать наставления, забыл принять Алекса, как противовеса. Он ворвался во что-то инородное, незнакомое, но отчего-то такое родное. Он ворвался в душу мертвого человека, продолжая ощущать связь, которая сковывает их. И уже тогда, когда Колл несся по переплетениям его души, которая напоминала ему свою собственную, когда искал путь, когда отдаленно слышал перешептывания и знал, что он уже не с ними… Коллам понял, что это была за связь. И понял, что связывала она отнюдь не его. Сущность, что он недавно прозвал аппендиксом, что ныне взяла полную власть над его телом, контроль над разумом, что вела и направляла его, что заставила забыть о собственной жизни. Что отрывала его от истины всю эту неделю, заставляя искажать ее, заставляя Колла модифицировать ее. Чистое любопытство, ненависть к своему мозгу, к своим действиям, которые не могли привести его к желанному оттенку… она была не его. Он был ее реальностью, но лишь плясал под ее дудку. И Колл продолжал делать это и сейчас, пытаясь оторваться переключиться, зажмуриться и перестать видеть сумасшедшие коридоры, по которым летел, оставляя за собой хаос, пустотное ничего. И на этот раз он оказался ближе дозволенного. Он чувствовал, что конец близок, когда его руки наконец словно развязались, а рот раскрылся. Он смог потянуться, дотронуться, привести в действие всю цепь, зажигающуюся самыми различными оттенками. И теперь эти оттенки были ближе, теплее, и почти не различались от того заветного, что он видел в конце. Слишком рано, но слишком близко, чтобы быть правдой. ̶К̶о̶л̶л̶ ощутил холод. Он услышал грохот, падения, восклики, но как после сильного удара током, открыть глаза и увидеть было слишком тяжело. В конечном итоге он наконец нашел себя сидящим на полу, лишь слегка ощущая свое тело и не имея ни капли силы, чтобы подняться. Он видел тусклую, расплывчатую картину. Ему показалось, будто штукатурка валится прямо у него перед носом. А первым человеком, кого он увидел, была Анастасия. И Колл посмотрел на нее по-новому. Увидел в ней то, чего раньше не замечал и когда она подбежала к нему, на цокающих каблуках, спотыкаясь о какие-то горки пыли, он почувствовал… облегчение. И оно пугало его. — Колл, Колл ты меня слышишь?! — спрашивала она, но он мог лишь таращиться. Тошнота отошла вместе с головной болью, разом, моментально. Он наконец почувствовал свое тело, ощутил, что может свободно двигаться. Но нога… нога разрывалась от боли. Колл чувствовал себя так, словно отчаянно борется за существование в собственном теле. И он поднялся. Скинув руку Анастасии с плеча он резко встал, увидев, что штукатурка ему не привиделась. Стены комнаты, казалось, дрожали, а люстра над ними очень небезопасно шаталась. — Коллам? — услышал он голос Джозефа. Тот стоял рядом с Алексом, весь перепачканный, и таращился на него, как на новый вид человека. Алекс выглядел примерно также, но, казалось, мог в любой момент упасть в обморок. При виде их двоих непонимание Колла сменилось яростью. Он чувствовал дрожь в руках, перевозбуждение, которое могло стать опасным и для этих стен, и для этих лиц… — Вы не можете идти против людской природы! — закричал Колл, а его лицо приняло выражение полного отвращения. — Вы умрете быстрее, чем этот человек поднимется на ноги! Вы… И тут Колл понял, что, наверное, опять падает, а то и умирает вовсе. Ведь он заметил шевеление слева, рядом с собой, совсем рядом. Наверное, он все же упал… — Я готов служить вашему слову, Коллам Хант. Давным давно. Ведь поглощенный не просыпается раньше хозяина. А глаза воронки, которые уставились на него, раскрытый рот, совсем недавно произнесший его имя… все это было иным. Все это было новым, больным, ненормальным! — С каждым разом ты все ближе и ближе, это невероятно! — слышал Колл тяжелый, громкий голос мастера Джозефа. Коллам словно обратился в тень. Его больше не было. Было лишь создание, что он заставил восстать из мертвых. Не человеком, никем, кроме еще одной неудавшейся попытки он не был. Еще один дух, что не сможет упокоиться. Из-за него.***
Коридоры потерпели больший погром, который никак не волновал Коллама. Он мог бы поклясться, что видел упавшую люстру, что видел разбитые вазы, поломанные полки, но ему было плевать. Он хотел успокоиться, он хотел забыть. Дверь хлопнула слишком громко, но не громче того, что уже разбудило весь замок. Его силы, которую он не смог обуздать. — Колл, что случилось?! — услышал он голос Тамары. Ведь это была ее комната. Ее маленький мир, с теперь уже оторванной от кровати балкой, на которой некогда висела штора. И даже осколки, лежащие на полу, погром — все это ни капли не волновало его. Она сидела на кровати, застыла в той позе, в которой и была, когда Колл вошел. Она скинула одеяло и явно намеревалась выбежать из комнаты, пока она не развалилась к чертям, но теперь строению уже явно ничего не угрожало. Интересно, о чем она думала? О том, что он, весь перепачканный, в рваной одежде, вот так смотрит на нее, не в состоянии хоть чего-то объяснить? Интересно, понимает ли она, что когда-то давно, пятнадцать лет назад, на горе Ла-Риконада, умер он. Он, Коллам Хант. Да, той ночью он намеревался ей об этом рассказать.