***
Дверь за Коллом хлопнула совсем неожиданно, от чего Анастасия, вздыхавшая около открытого окна, резко обернулась, широко распахнув глаза. — Наслаждаетесь погодой? — тихо буркнул Колл и кивнул в сторону окна. — Что ж, это в разы более приятно, чем если бы я застал вас пуляющей дротики в мою фотографию. В конце концов, с такой стороны вы себя уже проявили. Кабинет Анастасии Тарквин не потерпел заметных изменений. Вещи остались на своих местах, но невооруженным глазом было видно, что расставлены они наспех. Минувшей ночью здесь явно царствовал не меньший хаос, чем во всем замке, на тот момент еще спящем. Женщина выглядела прескверно, разглядывая до странного спокойного Коллама огромными, казалось, даже немного испуганными глазами. — Ты уже проснулся, Коллам? — улыбнувшись, поинтересовалась она, натянув на себя маску спокойствия, подобно Коллу, — Обычно после такой работы люди спят дольше. — Обычно после такой работы люди не просыпаются, — заключил Колл, кинув на нее саркастичный взгляд, — Я здесь не чтобы пожелать вам приятного дня. Нам нужно поговорить. Обсудить один очень важный вопрос. Вопрос воскрешения. — Вот уж не думала, что ты захочешь поговорить со мной об этом, — женщина вздохнула, присаживаясь в темное кресло. Она сложила руки на столе подобно ученице, и ожидала слов Колла с некой иронией во взгляде. — Вчера ты был куда менее общителен. — Вчера все было куда более спокойно, — усмехнулся Колл, приподняв бровь. Анастасия моментально поняла, к чему он клонит, и даже смутилась. Колл видел в ее глазах некий… гнев? Умело скрытый за педагогическим опытом. — А вы выглядели менее уставшей. — Довольно сложно уснуть под звук перешептывания детей, — прошипела Анастасия и язвительно улыбнулась. — Особенно трудно слышать то, о чем они говорят. Например, об упавших шкафах и люстрах. О том, что гордятся тобой или о том, что боятся тебя. — Кто-то пострадал? — спросил Колл. Его сердце гулко забилось, как перед скрывающейся опасностью. Его мало волновало, что о нем говорят. Говорить будут всегда. — Нет, — сказала Анастасия, прокручивая в руках шариковую ручку, — Никто. Серьезно — никто. Лазарет пуст. Очень аккуратная работа, Колл, практически ювелирная, учитывая степень затрат и мощность энергии. Тебе стоит только выйти в коридор, сам увидишь. Хорошо, что с четвертого этажа есть запасные лестницы… — Степень затрат? — переспросил Колл, испытывая заметное облегчение. — Что это значит? — Твоя душа, разумеется, не может остаться нетронутой. Любой процесс взаимодействия с магией хаоса изнашивает ее, — педагогично произнесла женщина. — А то, что ты сделал вчера, вполне могло сломать тебя. И, я бы сказала, оно надломило. — Надломило, но только совсем не меня, — пролепетал Колл, кивнув в сторону окна. Небо было кристально чистым. Анастасия начала бездумно копошиться в столе, пытаясь спрятать взгляд. Колл не понимал Анастасию Тарквин. Он, казалось, уже вообще ничего и никого не понимал. В людях столько недосказанности, думал он, что узнать хоть часть истинного лица каждого — просто невозможно. И Анастасия умело скрывала свою таинственную частицу. Но Колл видел большее, чем она могла бы ему сказать. Она ведь и сама ничего не понимала. Все эти жесты и метания из стороны в сторону — все в ней выдавало ее неосведомленность. В действиях. В причинах. В том, что происходит с миром, который они воздвигли… — Так теперь каждый раз, когда я буду проводить эту «операцию», в нашем мире будет становится капельку светлее? — спросил Колл, заставляя Анастасию напрячься сильнее. — Вы не знаете, правда ведь? — Никто не знает, Колл! Но останавливаться — не наша прерогатива. Надеюсь, ты помнишь это, — прошипела Анастасия, будто Колл, в эти ранние часы, тратил ее время попусту, — Я не знаю, что будет дальше. Но я могу точно сказать одно — Джозеф не остановится. Ты, малыш, конечно можешь ликовать: граница надломилась, путь почти открыт! Но это совсем не так, и только глупый бы этого не понял. Ты умрешь быстрее, чем сможешь в одиночку «вскрыть швы» этого купола. — Умрешь? — переспросил Колл, но на его лице не было ни доли эмоций. Вся их работа совершалась внутри, в таинстве ото всех. Это слово до сих пор казалось ужасным, но обреченность в какой-то момент перестает пугать. А Колл понимал, что это неизбежно. — Разве не это ли ваша главная задача? Оставить меня в живых, пробудить во мне вторую личность и бла-бла… — Прекрати это! — глаза Анастасии будто увеличились в размерах, стоило Коллу только заикнуться о Константине. Что ж, похоже, кроме него она в Колламе ничего и не видела. — Я хочу сказать тебе, Колл, что граница может надломиться, но не сломаться. Не от твоей руки, не от тебя одного. Ты можешь пытаться и пытаться, но чем чаще, чем больше хаоса выходит из тебя — тем более пуста твоя душа. Ты знаешь, что это значит? В лучшем случае ты умрешь, не оставив после себя ничего. В худшем, станешь таким же, как бедняжка сестра твоей подруги Тамары. И это будет хуже для мира, чем для тебя. — Не думал, что вас волнует мир, — усмехнулся Колл, подходя к ее столу, заставляя Анастасию снова напрячься и выпрямиться, будто она готовилась к битве. Казалось, он запугал ее. Но с другой стороны, как мог обычный парень запугать великого члена Ассамблеи?.. — Вы врете мне, Анастасия. Обо всем. И даже о том, что я не смогу справиться с вами в одиночку. Вы знаете, что это не так… Колл вышел из кабинета Анастасии, зная, что она никому не расскажет о том, что услышала. Уверенность в этом не покидала Коллама. Не тогда, когда он услышал, как она назвала его имя, не тогда, когда он громко хлопнул дверью. Анастасию можно было понять. И теперь Колл пересчитывал союзников.***
Постараться прочувствовать собственную мелочность оказалось просто. Колл ощущал ее слишком долго, и ему не составило никакого труда вновь натянуть на лицо маску беззащитности, сверкающую и переливающуюся. Она приелась к коже, срослась с ней воедино, когда тот отворил дверь, на которую совсем недавно ему указал Бу. Пытаться или повиноваться? Колл уже давно решил это для себя, и надеялся, что правильно расставил приоритеты. Видеть мастера Джозефа стало некой пыткой. Он сидел в кресле и таращился на вошедшего Колла с неким изумлением, не скрывая истинного любопытства. Лицо Коллама было непроницаемым, приземленным и покорным, в отличие от того, какую бурю он ощущал внутри себя. Она гнала его мысли с такой скоростью, что он не успевал поймать за хвост ни одну из них, поэтому все разом они кричали ему о смерти. Или об убийстве. Смотря на мастера Джозефа, Колл не понимал, чего хочет больше. — Вам нужно остановиться, Джозеф, — тихо произнес Колл, пристально заглянув в глаза лже-мастера. Они раскрылись, изумились, а потом будто усмехнулись. И это было мерзко, надменно… в стиле цивилизации, заточившей Колла. — Я так и знал, что ты не скажешь большего, Коллам. Это так похоже на тебя, — губы усмехнулись вслед за глазами и Колл сдержался, чтобы не повторить этот жест. Ох, если бы он знал… — Паковать чемоданы, трусить, искать способы сбежать… а потом случайно сделать нечто героическое, чтобы отказаться ото всех почестей после. — Разве я сделал что-то героическое?! — взмолился Колл, сверкнув недобрым взглядом на мастера. — Разрушил замок, границу и мог бы несколько жизней в придачу, не будь моя сила чуть более контролируемой. Это чудовищно, Джозеф. И, что более важно, это ни к чему не приведет. Мужчина усмехнулся, откинувшись на спинку кресла. Его глаза смеялись, губы ликовали. Ему, наверное, нравилось ощущать себя деспотом, царем, восседающим на троне из переломанных людских костей. Правителем своей цивилизации. — Ты так уверен в вещах, в которых ничего не понимаешь, Коллам. Такое отношение никогда не доводит до добра, — заметил он и приподнял бровь. На секунду Коллу померещилось, будто он подмигнул ему. — Вчера ты сделал невероятное. И, возможно, это сделал даже не ты. Догадливый сукин сын. Да только многое ли это ему даст, пока Колл делает лицо потерявшего свою землю революционера. — Если вам не страшно убить остатки меня, то вы должны прекратить это ради него, ради Константина. — Слова Коллама прогремели над кабинетом, остановив поток веселья, исходящий от мастера. — Когда-то он был вам близок, когда-то вы мечтали защитить его. Так вот он, вот он момент, когда вы еще можете все предотвратить. Успеть сделать то, чего не смогли сделать пятнадцать лет назад… Я всего лишь пытаюсь выжить. И пусть я — это и не одна душа. — Да, и тебе от этого не избавиться! — взорвался Джозеф и шумно вздохнул, пытаясь перевести дух, — На тебя легла небывалая ответственность, но ты должен понимать одну вещь — Коллам Хант мертв. Мертв уже очень, очень давно. А ты — это всего лишь изрядно измененная проекция души Константина, что не способна умереть. Только, если хозяйская душа покинет твое тело. Колл смотрел в пол. Маска срослась с кожей окончательно и он ощущал лишь ненависть, что струилась из него, захватывала его. — Боюсь, у тебя нет выбора, Коллам, — злобно встрепенувшись произнес Джозеф. Его нос скукожился от гримасы, которую он пытался предотвратить. — Ведь каждое твое неповиновение, это один загнутый пальчик против твоих друзей. Посчитай, у меня даже останется пятый, чтобы уничтожить твою семью. — Вы чудовищны, — вымолвил Колл, и какими бы не были цели его визита, каким бы вруном он не был, начиная с того момента, как покинул комнату 214, это было правдой. «Отрубить бы тебе пальцы, и дело с концом. Загибать будет нечего», — Колл ужаснулся своим мыслям, когда увидел ухмылку мастера Джозефа. Она была почти дьявольской. Колл развернулся, намереваясь спешно покинуть кабинет и желательно больше никогда не видеть этих омерзительных воронок, названных глазами. — В конце концов, я не стану чудовищнее тебя самого… — раздался голос за его спиной, что заставило Колла остановиться. Усомниться. Ведь это и нужно было Джозефу. Колл усмехнулся, но тот уже не мог увидеть этого, разглядывая громко хлопнувшую входную дверь. «Лучшее оружие — это мысли. А считать, что я боюсь и ненавижу тебя в разы приятнее, чем знать, что уже не боюсь, а ненавидеть не перестал. Обычно людей такое настораживает…» Может, Колл и не был хорошим Константином. Но он явно был чудесным вруном.