Эффект Доплера

Дождь в холодные осенние вечера не сулит ничего хорошего. К утру я замечаю через распахнутые шторы едва различимые заморозки на пожелтевшей траве. Листья продолжают падать и засыпать проходы. На самом деле, мне нравится звук шуршания под ногами — так же приятно, как хруст снега. Я прыгаю животом вниз на кровать и в позе звезды продолжаю лежать задницей кверху, пока вдруг звук разбитой посуды на кухне не заставляет меня подскочить на задницу. И вот я уже сижу на кровати и потираю глаза, глядя на часы. Приютил раннюю пташку — вот же идиот. Натягиваю мятую белую футболку, спортивные синие штаны и спускаюсь вниз. Сэм стоит рядом с разбитой кружкой (МОЕЙ ЛЮБИМОЙ КРУЖКОЙ!) в позе «руки в боки» и молчит, поджав губы. — Господи, ты ещё здесь, — я задумываюсь и добавляю, — думаешь, если стоять и гипнотизировать осколки, они сами станцуют сальсу и прыгнут в мусорное ведро? — Доброе утро, — бурчит она, не глядя в мою сторону. На ней мой красный свитер и носки, которые я оставлял ей вчера вечером. Воспоминания вспыхивают перед глазами — я вспоминаю, как тихо Сэм пыталась пробраться в душ мимо моей комнаты. Я наливаю себе кофе и ухожу на улицу, предварительно надев куртку и засунув в карман пачку сигарет с зажигалкой. Закрыв за собой дверь, я вдыхаю осенний аромат мокрой земли и листьев. На улице по-прежнему моросит едва заметный дождик. Я всегда любил такую погоду (да, вы все это уже поняли). Жаль, что осень у нас всего лишь три месяца в году. Когда весной или летом (особенно летом!) идёт дождь, я радуюсь, как ребёнок, выпрыгивая на улицу и подставляя язык под капли. Многие называют меня идиотом. Называли раньше. При нынешних друзьях я таких зрелищ не устраиваю, и слава богу. Я вдруг понимаю, что хочу выйти на середину двора и задрать голову вверх. Что я и делаю через пару секунд. Курить даже расхотелось. Я ставлю кружку с кофе возле двери и делаю пару тройку шагов, прежде чем задрать голову. Приятная свежесть буквально дотрагивается к моему лицу сначала с нежностью, но уже через какое-то мгновенье я весь промокаю до нитки, а с подбородка начинает капать вода. Я улыбаюсь серым тучам на небе и вдруг снова слышу звук разбитой посуды. Да чёрт бы тебя побрал, нелепость ты ушастая! Я оборачиваюсь на резкий режущий мои несчастные уши звук и вижу Сэм, которая, открывая дверь, сносит мою кружку с кофе, отбив от неё ручку. Коричневая жидкость за секунды пропитывает землю. — Извини. Мне пора, — она проскальзывает мимо меня с виноватым видом и скрывается за поворотом. Я и слова не успеваю сказать, как она исчезает. И тут я понимаю, что мне хочется закурить. Я достаю пачку и зубами вытягиваю сигарету, словно дикарь какой-то. Зажигалка долго не поддаётся. Я нервничаю и наконец-то могу сделать первую тягу. Но когда выдыхаю дым, внутри меня остаётся что-то наподобие пустоты. Словно я выдохнул все свои мысли, распрощался со всеми знакомыми, удалил номера в телефоне, и снова остался один. Не следовало мне приводить её в свой дом. К хорошему быстро привыкаешь. Хотя, не скажу, что две разбитые кружки и подгоревшая картошка — это здорово. Но, в целом, я впервые за долгое время не был один в своем съемном доме. Когда я захожу обратно в дом, одиночество снова становится привычным. Тишина и покой. Из кухни пахнет чем-то вкусным, и (господи, опять) горелым. Еда на тарелке заставляет меня улыбаться. Яичница, хоть и слегка подгорелая, красуется на белой посуде в обрамлении зелёного лука. Красный свитер аккуратно сложен на стуле. Я отдёргиваю себя от мысли подойти его и понюхать, я ведь не идиот? Неужели, я и вправду позволил ей остаться? Мне следует прекращать спасать девушек, особенно если они этого не просят. Я потираю запястье на левой руке — синяк после её удара возле такси. Сэм вырывалась, не хотела идти, а я заставил. Что бы произошло, не будь во мне ДНК супермена? Я съедаю яичницу с помидором за считанные минуты, буквально заглатывая её за два присеста, и набираю Натаниэлю. «Оставьте сообщение на автоответчик, и я обязательно перезвоню, когда освобожусь». Я закатываю глаза. Нат, вот ведь засранец. Затем я замечаю на экране, что сейчас почти половина восьмого утра. Он не занимается физикой. Он попросту спит. Ведь встаёт наш Умник по выходным ровно в восемь. И после того, как я осознаю эту величайшую истину (Кью потерялся во времени), мои веки начинают тяжелеть, а ноги сами несут меня в комнату. Я падаю на кровать, даже не раздеваясь, и мгновенно вырубаюсь. Меня будит звонок телефона. — М-м-м, — мычу я, не в силах сказать «привет» или «какого чёрта?!». — Кью, это очень срочно. Затуманенным взглядом я смотрю на часы и понимаю, что проспал до середины дня. Нат встревожен. Его голос дрожит. — Что случилось? — я сажусь на кровать и провожу рукой по волосам. — Ты можешь приехать? — по голосу я слышу, что-либо мой друг плачет, либо у него обычный насморк. На заднем фоне рыдает его девятилетняя сестрёнка Ариэль. Вряд ли она расстроена из-за насморка Ната. Случилось что-то очень плохое. Дурное предчувствие буквально бьёт меня по лопаткам. Меня за мгновенье прошибает током, и я цепляюсь в трубку посильнее, вдавливая её в щеку. — Да, конечно. Я не переодеваюсь, и все в той же белой мятой футболке, в тех же синих штанах, что и вчера, выбегаю из дома, надев куртку и захватив сигареты. Уже через пять минут я стою напротив двери своего друга (наши дома находятся рядом) и тянусь пальцем к кнопке звонка, но не успеваю нажать. Нат открывает весь бледный, не дождавшись, пока я наконец решусь позвонить. Они ждут меня. Ариэль стоит сзади и держит брата за рукав свитера. Щёки красные, слёзы продолжают капать на ковёр. Я бросаюсь на колени к малышке (я очень сильно её полюбил за время общения с Натом) и вытираю слёзы с её прекрасного маленького личика. — Что произошло?! — рычу я, думая, что виноват в этом старший брат. — На кухне расскажу. Ари, малышка, посмотри мультики, — Нат, по-прежнему белый как мел, провожает сестру в гостиную и включает телевизор. Машет мне головой в сторону кухни, и я, предварительно разувшись, иду за ним. — Я, между прочим, уже не маленькая, — бурчит Ариэль, но мультики не переключает. — Ну? — я всем своим видом показываю недовольство от волнения за малышку и от ожидания. — Мать положили с передозом, — он шмыгает носом, и я замечаю в его глазах панику. — Чёрт возьми, мне всего лишь семнадцать, Кью. Мне страшно. Я вспоминаю, каким был в свои семнадцать лет. Поверить не могу — это было всего лишь три года назад. Я жил один, совсем один. Завёл собаку, чтобы не чувствовать себя одиноким. Отец иногда приезжал ко мне и давал денег на еду и прочие расходы, иногда я даже брал эти деньги, когда не мог платить за жилье. На самом деле я работал и пытался ни от кого не зависеть. Отец был очень богат, у него был свой бизнес, и я мог жить с ним. Но уже тогда я понимал, что он — настоящее чудовище, и как-то причастен к смерти мамы. Я бы ни за что не ужился с ним под одной крышей. Ни за что! Собака позже умерла, спустя полтора года. Тогда я уже был знаком с девушкой. Да, той самой. Ничем хорошим это не кончилось. Глядя на Натаниэля, я понимаю, как ему тяжело. Если с его мамой что-то случится (помимо алкоголизма; до наркотиков у неё руки не доходили до этого дня), малышке Ариэль придётся худо. Отца-то у них нет. Нат не протянет без поддержки. Не проживёт без взрослого человека в доме. Он сам-то на самом деле ещё ребёнок. Ничего толком делать не умеет — весь в своей физике, в писанине, в распечатках учебников. Он даже яичницу пожарить не сумеет, даже так хреново, как Сэм. Воспоминания о ней греют душу. Я вышвыриваю эту девушку из головы — не время думать о подобном. — Останься, Кью. Я боюсь за Ариэль. Мне нужно уехать к маме, следует заплатить за лекарства, и… — он поспешно тараторит, вспоминая все свои предстоящие дела, но я обрываю его на полуслове, обнимая за плечи. Он благодарно смотрит прямо в глаза, отстранившись через какое-то мгновенье, и я едва сдерживаюсь, чтобы не пустить слезу. Да, парни тоже плачут, особенно когда привязываются к чужим сёстрам. Я очень люблю Ариэль и хочу, чтобы у этой малышки всё было хорошо. Как у таких хороших детей бывают настолько дерьмовые родители? Жизнь умеет шутить, только чувство юмора у неё хреновое. На улице солнечно. Я думаю, куда бы отвести Ариэль, чтобы отвлечь от всего, что она видела сегодня. Парк — банально. Кинотеатр — водил её на прошлых выходных. Аллея цветов? Скучно. Все цветы давно завяли к осени. Теперь там обычная дорожка с лавочками. Мои размышления прерывает пролетевший мимо меня Натаниэль. За его спиной рюкзак, в кармане торчат деньги. — Спрячь получше, чтобы не потерять, — советую я, глядя на то, как Нат нагибается, чтобы обуться, а деньги из заднего кармана начинают вываливаться. — Спасибо, дружище, — он хлопает меня по плечу, — за всё спасибо. Я улыбаюсь и закрываю за ним дверь. Ариэль выключает телевизор и смотрит прямо на меня. Я вздыхаю и направляюсь к дивану. Сажусь рядом с ней. Девочка смотрит на меня очень внимательно, пытаясь прочесть мысли. Я всегда хотел младшую сестрёнку, чтобы заботиться о ком-то кроме себя. Моя собака умерла, я не смог ей помочь. С девушкой тоже не вышло, хотя я старался предотвратить всё это, правда, старался. Это слишком долгая история, связанная с тем, что я впутал её в семейные дела. Она лишь хотела помочь. А вот я ей помочь не смог. Ариэль — мой третий шанс доказать, что я могу о ком-то заботиться. Иначе я бесполезный человек. Тупая, бездарная, эгоистичная бездарность — вот кто я. — Хочешь сходить куда-нибудь? — спрашиваю я, и Ариэль отрицательно мотает головой. Я вижу, как у неё буквально с языка срывается вопрос. Она молчит, но очень хочет спросить. Я закатываю глаза и говорю, мол, спрашивай. — Кью, я уже не маленькая, — повторяет она. — Я хочу знать, почему маму так часто кладут в больницу. Я удивляюсь, Ариэль такая умная. Речь развитая, мышление тоже. Она говорит не «ложат», а «кладут». Она читает книги. Она не избалована. Я хочу себе такую сестру. — Твоя мама сорвалась, — отвечаю я. — У неё, можно сказать, слабая сила воли. Врачи лечат её зависимость. Скорее всего, её закроют в другом месте. То, что она делает, повторяется слишком часто. Я не стал говорить ей слова, вроде: «наркотики», «нарко-центр» и подобное. Язык не поворачивается сказать Ариэль, что её мама — наркоманка. — Она пьет алкоголь. Слишком много. После всего этого она становится невменяемой. Она уже не моя мама, — Ариэль плачет, и я снова с нежностью вытираю указательным пальцем очередную слезинку на её щеке. Мокрый след остаётся на коже. Её глаза красные — она мало спала сегодня ночью. — Она всегда будет твоей мамой. Тебе нужно поспать, — говорю я и укладываю голову Ари себе на колени, попутно наматывая белокурый кудрявый локон себе на палец. Она с радостью пристраивается на моих джинсах и начинает сопеть, закрыв глаза. — Ты такой хороший. Я хочу, чтобы у меня был такой братик, как ты, — Ариэль сонно шепчет и улыбается. — У тебя ведь уже есть Натаниэль, — в растерянности отвечаю я. — Один братик это хорошо, а два — ещё лучше. Я улыбаюсь. Она — лучший ребёнок на свете. Паршиво, что ей так не повезло с родителями. Я невольно думаю о родителях Сэм. Интересно, какая у неё семья? Странная, как у Ната? Может, притворно-сладкая, как у Рэджи? Или такая же мёртвая, как моя? Словно услышав мои мысли, Ариэль дёргается во сне. Я приглаживаю её кудрявые волосы и продолжаю сидеть, не шевеля ногами. Кое-как дотянувшись до пульта, я включаю телевизор, уменьшаю громкость и переключаю на политический канал. Не люблю политику, но надеюсь попасть на интересные новости. Так и случилось. В новостях говорят о смерти одного из подростков, который был тяжело ранен. Остальные по-прежнему в тяжёлом состоянии. Я покачиваю головой и переключаю канал. Пусть бурчит на заднем плане, пока я напишу смс Натаниэлю. Время отправления: 14:55 Получатель: Умник Текст: Как ты, дружище? У нас всё хорошо. Ариэль заснула. Время получения: 15:01 Отправитель: Умник Текст: Можешь переночевать с моей сестрой? Я нескоро освобожусь. Я закатываю глаза и понимаю, если Натаниэль просит, придётся выполнить. К тому же, дома всё равно торчать бессмысленно. Я давно ищу работу, не думайте, что я бездельник. Но из одной меня благополучно попёрли, а на другой начали откровенно допрашивать для досье и прочего. Я врал им с три короба, но вдруг они догадаются, что погибший в особняке — мой отец? В общем, я решил не рисковать. До последнего я прошу помощи у друзей, иногда ночую у Ната, и чувствую себя полным идиотом и бездарью. Два месяца назад я работал официантом в местном кафе, но, понимаете, моё лицо в новостях иногда всё-же проскальзывает, поэтому, как бы я не старался, меня могут в любой момент узнать и сдать копам. Я удивляюсь тому, почему никто ранее этого не сделал. Мы с Натом и Рэджи часто смотрим новости, и я поражаюсь своему везению — моего лица ни разу не было в очередном репортаже. Да, произошедшее в том особняке было слишком громким событием прошлого года. Прошлого. Года. Сейчас это перестало быть таким важным. Но шанс опознать меня всё же есть. Откинув голову на спинку дивана, я засыпаю. А просыпаюсь от прикосновения маленьких холодных ладоней к моему лицу. — Ты так смешно морщился во сне, — смеётся Ариэль. — Который час? — я подрываюсь с места, и ошарашенная Ари протягивает мне мобильный. Восемь вечера. Неужели, я проспал целых пять часов?! — Я хочу гулять, — воет малышка. Я выглядываю в окно и не вижу ничего особенного помимо темноты и одинокого фонаря, который освещает малую часть дороги. Машин нет. Людей нет. Погода хреновая. Дождь срывается. — Издеваешься?! — я поднимаю брови вверх в знак вопроса, намекая не не скрытый сарказм в нём. Малая лишь жмёт плечами и улыбается. Я томно вздыхаю, одеваю малышку в свитер поверх футболки, и протягиваю ей штаны, которые висят на стуле в гостиной. Когда мы полностью одеваемся, я первым ступаю навстречу холодному осеннему ветру, прикрыв собой ребёнка. — Знаешь, — начала она, немного прихмурившись от ветра, — я передумала. Я закатываю глаза так сильно, что, кажется, ещё немного, увижу что-то вроде собственного мозга, если он там имеется. Мне хочется убить эту засранку, но я не могу выдавить ничего зловещего и страшного, кроме как: — Ладно, идём обратно. Она с радостью забегает в дом и кричит: — Кью, купи леденец, пожалуйста. Господи, этот ребёнок меня доконает. Я беру сигареты Ната, которые он оставил в прихожей, и выхожу на улицу, закрыв за собой дверь. Стоп, сигареты Ната? Да уж, не удивлюсь, если он стащил у своей матери пачку и первый раз в жизни закурил. Особенно после произошедшего. Я понятия не имею, что именно видел Нат, и насколько это было ужасно, но по собственному опыту знаю — это было достаточно жутко, чтобы начать курить, сделав первый шаг, первую тягу. Прищурив глаза, я направляюсь в сторону маленького магазинчика за углом. На самом деле, пройдя какой-то лишний километр, я буду дома. Мы с Натаниэлем живём не очень далеко друг от друга. Рэджи находится в другой стороне от Ната, то бишь, ещё дальше от меня. До него идти минут тридцать пешком. Тоже не очень далеко — всего-то пять остановок на автобусе. Я мысленно ругаю себя за то, что не посмотрел содержимое холодильника в доме Ната. Вдруг придётся идти в магазин ещё раз. И телефон оставил дома, вот болван. Кажется, если я снова закачу глаза, так и останусь вечным идиотом, которому не дано больше откатить их обратно и поставить на место. Я забегаю в магазин и покупаю леденец в виде петуха. Отлично, у нас с ним много общего. Правда, он зелёного цвета, а я от холода посинел. Очень жаль. Я улыбаюсь продавщице, которой было не больше 25-ти и выхожу обратно навстречу этому холодному чудовищному ветру. Ещё немного, и меня сдует. Людей на улице нет, и неудивительно — они ведь не идиоты, как я. Хотя, им просто не посчастливилось заполучить в приятели милую и жуть какую капризную Ариэль. Я слышу смех и прислушиваюсь. Мужской голос кажется мне знакомым. Я прохожу буквально шагов десять и вижу тень — очертание двух силуэтов на стене напротив. Я смотрю налево и встречаюсь взглядом с Рэджи, который пытается кого-то облапать в переулке. Может, мне кажется. Хотя нет. Я слышу женский голос, да, это определённо девушка. Они вдвоём. Позже я присматриваюсь и замечаю, что в руках у девушки находится фонарь. Они там, что, рассматривают друг друга? Не лучшее они выбрали время — погодка оставляет желать лучшего. Я подхожу ближе и каменею при виде Саманты за спиной Рэджи. Господи. Сэм? Это, правда, ты? Хотя, почему меня это вообще волнует? Но взгляд намертво прилип к происходящему в нескольких метрах от меня. Моё тело словно одеревенело. Глаза вылупляются на происходящее передо мной. Картина не из приятных. Рэджи пытается залезть Саманте под свитер… я ведь правильно понимаю? А девушка даже не сопротивляется. Она лишь хмурит брови, закрыв глаза. Боится? Стесняется? Мне вдруг становится больно от воспоминаний о яичнице и о том, что эта девушка разбила целых две кружки. Ходила в моем свитере. Как я мог впустить её в свой дом? Очередная шлюха. Мерзкая, отвратительная, гадкая потаскуха. Паршивая… — Брат, и ты здесь. Вот так встреча! — смеётся Рэджи и подлетает ко мне. Его рука за секунду выскальзывает из-под одежды девушки. Сэм с ужасом отворачивается и натягивает свитер обратно на живот и бёдра. Я успеваю заметить какой-то ужасный шрам на её животе, но, может, мне лишь показалось. — Погода просто ужасная. Мы решили прогуляться, но, видимо, скоро пойдём по домам. Прогуляться, блять? Неплохо проводите время. И вообще, какой ты мне, на хрен, брат? Когда рука Рэджи легонько бьёт моё плечо в качестве приветствия, мне хочется ударить рыжего в челюсть. Сэм неловко прячет глаза. Ей стыдно. Она испугана. Эти двое действительно занимались здесь именно тем, о чём я сейчас думаю? Брезгливо поморщившись, я разворачиваюсь и иду домой. Неважно. Всё это не стоит моего внимания. Ни секунды. Рэджи, кажется, и вовсе не замечает моего испорченного настроения и желания набить ему рожу. Беззаботно смеясь, он идёт следом за мной, махнув рукой Саманте, мол, иди с нами. Интересно, когда он успел взять её номер? Когда я спасал её жизнь? Или когда вышел на перекур в том баре? Вряд ли они встретились случайно. Не хочу думать о том, что они ещё и общались по телефону. Почему я расстроен? Она такая же, как и все, если общается с Рэджи. Не поймите неправильно — все девушки, которые клюют на заигрывания моего друга — одинаковые. Пустышки. Глупые накрашенные куклы. У многих были короткие юбки или обтягивающие задницу лосины. Девушки с высоким либидо и с низкой самооценкой — так я их называю. Сэм выглядит по-домашнему, она почти не красится, носит мешковатые свитера и джинсы, её волосы по-прежнему взъерошены и топорщатся во все стороны. Она не похожа на тех девушек, которые вешаются на шею таким, как Рэджи. А этот беззаботный идиот шагает рядом со мной, снимая очки. Чуть ли не прижимается к Сэм всю дорогу. Вот сука. — Дерьмо. Ничего в них не вижу из-за дождя, — он наигранно щюрится в темноту, потирая очки шарфом. Его рыжие волосы промокли. Сэм в капюшоне, поэтому, мокрые как сопли волосы ей не грозят. Я — единственный, похоже, знаю о том, что у Рэджи всё в порядке со зрением, не считая Ната, конечно. Он носит очки, потому что многие девушки «клюют» на его стиль «ботана». Мне противно осознавать — Сэм в их числе. Мы доходим к дому Натаниэля, и я оборачиваюсь к этим двоим. — Спасибо, что провели. Мне пора, — я торопливо сделал им ручкой, рассказывать о проблемах Ната такому дерьму, как Рэджи, мне расхотелось. Нет, я всегда знал о том, что он, мягко скажем, легкомысленный, извращённый парень. Ему нужен только секс без обязательств. Эти четыре буквы играют с ним злую шутку. Но я почему-то надеялся до последнего, что Рэджи пронюхал мою симпатию к этой девушке. Стоп, о чём я сейчас думаю? Симпатию? А-ха-ха-ха. Но сейчас, стоя возле двери, мне вдруг стало противно до тошноты смотреть Рэджи в глаза. А тот ничего не понимал. От этого становилось только хуже. Я помогал многим девушкам, доставал их кошек с дерева, помогал донести пакеты с продуктами, одной девушке даже машину починил. Там делов-то на пять минут было. Но в Сэм было нечто такое, что притягивало меня, умоляло узнать её получше. Она напоминала мне кого-то очень близкого, до боли знакомого. Я до последнего отрицал этот факт. Она очень похожа на мою девушку. Бывшую. Мёртвую. Только эта — живая, она дышит, ходит, моргает, говорит, разбивает мои любимые кружки, сжигает яичницу, машет мне рукой, как вот сейчас. Она машет ею на прощанье, пусть и немного грустно. Но она делает это в мой адрес. Кажется, уже через секунду Сэм жалеет, что подняла руку. Я не могу допустить наше дальнейшее общение, возможную дружбу. Иначе, я погублю и эту девушку. Нам не следует больше встречаться. И теперь произошедшее между Сэм и Рэджи уже не кажется мне таким уж и ужасным. Это её выбор — общаться с ним. Мой выбор — не общаться с ней. Я закрываю дверь перед носом Рэджи, глянув девушке в глаза последний раз. Не сказав ни слова. Просто проворачиваю замок двери и разворачиваюсь, чтобы раздеться. — Впервые вижу рядом с Рэджи девушку, — говорит Ариэль, отодвинув штору. Я дёргаюсь от её резкого голоса. — Я тоже. Девушку, а не обычную шваль, стоящую обычно на местном шоссе — месте их обитания. Это её выбор. Она так решила. Какое мне дело? Пусть катится лесом.