at dawn

      Время — ужасная штука. Оно способно бесконечно долго тянуться, заставляя нас мучиться в ожидании и сгорать от нетерпения, и в то же время может мчаться со скоростью света, вынуждая нас цепляться за мгновения и кусать локти от невозможности замедлить его ход. Непостоянное, непредсказуемое, время управляет нашими жизнями, и мы не способны обуздать его и подчинить себе.       Юнги уже около получаса стоял напротив кабинета математики и ждал звонка. Вместо того, чтобы идти на урок, ему хотелось как можно скорее поделиться хорошими новостями с Чонгуком, рассказать о том, что первый шаг на пути к его цели сделан — заведующая дала разрешение на взятие сестры под опеку. Но как же долго стрелка часов проделывала свой циклический путь! Казалось, будто она нарочно тормозит, нарочно двигается так медленно, дразня Юнги и с каждой секундой все больше подогревая его нетерпение. Юноша старался найти успокоение в серых тучах на небе, за которыми он любил иногда наблюдать, но исписанный лист бумаги — уже изрядно помятый, кстати, — не давал Мину и шанса отвлечься от горячащих кровь мыслей. Юнги то сотый раз пробегал глазами по уже выученному тексту, то гипнотизировал взглядом закрытую дверь кабинета, то бросал злые взгляды на висящие под потолком часы, то опять вчитывался в строчки, написанные заведующей. Звонок!       Юноша жадно уставился на дверь, ожидая, когда из нее начнут выходить ученики, однако она по-прежнему оставалась закрытой. Из соседних кабинетов уже поспешно выскакивали ребята, обсуждая что-то на ходу, но со стороны математического класса никакой активности все еще не было. Ну, сколько можно ждать?       Дверь кабинета резко распахнулась — проходившая мимо девочка чудом избежала столкновения с ней, — и несколько взбудораженных чем-то мальчишек вылетели из класса и понеслись в неизвестном направлении. Юнги проводил их взглядом и легко выдохнул, когда остальные одноклассники Чонгука начали покидать кабинет. Мин знал, что его друг всегда выходит самым последним, но, кажется, в этот раз Чон явно не собирался уходить. Дождавшись, пока все ребята покинут класс, Юнги подошел к двери и аккуратно просунул голову в дверной проем, чтобы отыскать друга, — а вот и он!       Виновато опустив голову и сминая в руках край свитера, Чонгук стоял у учительского стола и слушал реплики преподавателя, лицо которого выражало крайнее недовольство. Юнги и без объяснений понял, в чем проблема: мальчик опять ушел в себя во время урока и пропустил весь материал. Чонгук не раз рассказывал ему о подобных случаях, да и сам Мин замечал порой, что его донсэн время от времени предается своим размышлениям и «зависает». Юнги предполагал, что это начало развиваться на фоне сильного стресса, который пережил его друг. Не может смерть родителей пройти незаметно, не может не оставить свой отпечаток в сознании человека.       Из услышанных отрывков их разговора Мин понял, что его друга оставили убираться в кабинете. Это могло затянуться до конца перемены, а испытывать свое терпение еще дольше у Юнги не хватало сил. Дождавшись, когда их беседа подойдет к концу и Чонгук отправится в противоположный угол за шваброй, Юнги зашел в кабинет и поклонился.       — Здравствуйте.       Чон даже до шкафчика с утварью дойти не успел, как тут же, ошеломленный, обернулся. Это же хён!       — Мин Юнги, — слабо, по-доброму улыбнулся учитель. Неизвестно по каким причинам, но он довольно хорошо относился к юноше и знал, что тот дружит с непутевым Чонгуком. — Здравствуй. Твой друг опять был невнимателен сегодня.       Юнги обратил свой взгляд на Чонгука, все еще с облегчением смотревшего на него, и слабо кивнул, мол, продолжай свое дело.       — Может, ты поговоришь с ним?       — Думаю, меня он послушает, — согласился Юнги, а про себя лишь печально вздохнул, понимая, что не в силах ничего сделать в данной ситуации. Он не может повлиять на эти особенности Чона.       Мужчина кивнул, собирая со стола бумаги.       — Мне надо отлучиться. Присмотри за ним, — он указал головой на подметающего пол мальчика, — и проследи, чтобы никто не заходил в кабинет до моего возвращения.       — Будет сделано, — Юнги мысленно поблагодарил судьбу за такое стечение обстоятельств и чуть приподнял уголки губ. — До свидания.       — До свидания! — послышался повеселевший голос Чонгука из конца кабинета.       Бан Сонду одарил ребят коротким кивком на прощание и, взяв со стола какие-то документы, вышел из класса, прикрыв за собой дверь. Парни в унисон выдохнули и переглянулись.       — Хё-ён, — страдальчески протянул Чонгук, опираясь на швабру, — почему он с тобой хорошо обращается, а на остальных ругается все время?       — Ты не отвлекайся. Убираться все равно придется, — он взглядом указал на швабру в руках мальчика и присел на одну из парт. — Сонду, правда, неплохой учитель. Он преподавал у меня — уже тогда мы довольно хорошо ладили. И он помогал мне с Тэён. Я узнал, что у него есть дочь, и попросил научить меня ухаживать за сестрой. Это примерно год продолжалось, так что мы успели получше узнать друг друга. Вообще, он любит тех, кто хорошо занимается и вовлечен в урок. А ты… Сам знаешь.       Чонгук молча кивнул, активно орудуя щеткой, и мысленно задавался вопросом: зачем Юнги пришел сюда? Обычно после завтрака они не встречались в перерывах между уроками — только на обеде, — а сегодня старший сам пришел к нему в класс. Что его привело?       Ответ не заставил себя долго ждать.       — Я разговаривал с заведующей. Она дала согласие, — негромко проговорил Юнги, вглядываясь в лицо младшего.       Внутри Чонгука что-то обрушилось. Он замер на мгновение, прокручивая в голове сказанные другом слова. Безусловно, он был очень рад тому, что мечта хёна постепенно становится реальностью, однако вместе с этим душу мальчика начинала грызть досада. Липкие щупальца обиды вмиг достигли юного сердца, крепко обхватили его, и Чон почувствовал, как в горле встал неприятный, затрудняющий дыхание ком. Ну, почему? Почему они не одного возраста? Почему они попали в интернат в разное время? Почему именно сегодня Юнги стал совершеннолетним? Ощущение несправедливости все больше давило на мальчика, пресекая его попытки взять верх над разбушевавшимися эмоциями.       Чонгук с трудом поднял глаза на сидящего на парте Юнги и вдруг почувствовал себя последним эгоистом. Хёну как никогда нужна его поддержка, а он ноет, жалеет себя и злится, как обиженное дитя, на весь мир и Судьбу. В конце концов, Юнги — не его собственность. Он не может заставить его остаться, как бы этого ни хотелось. Да и Мин в любом бы случае не остался: все воспитанники, достигшие совершеннолетия, покидают интернат.       Мальчик постарался улыбнуться как можно шире и искреннее и сам не заметил, как силой сжал пальцами рукоять швабры. Нет, Юнги не должен видеть, что ему грустно.       А Юнги видел, видел, что Чонгуку совсем не хотелось улыбаться. Младший никогда не умел скрывать свои настоящие эмоции, не умел притворяться, поэтому Мин мог легко читать его настроение. Он понимал, насколько Чон привязан к нему и что ему тоже очень тяжело. Юнги коротко усмехнулся, решив не давать понять другу, что его притворство было раскрыто, и тепло улыбнулся в ответ на его полунатянутую улыбку.       — После обеда мне опять надо к заведующей, — сказал он. — Потом поеду в опеку, документы оформлять.       Чонгук сдержанно кивнул и понуро опустил голову, решив про себя, что нужно скорее заканчивать с уборкой. Ему резко захотелось исчезнуть. Да, Юнги давно говорил ему о своих планах на дальнейшую жизнь, давно готовил его к этому дню. Да и сколько раз мальчик представлял себе отъезд хёна? Много. Но Чон даже представить себе не мог, что это будет настолько невыносимо.       Мин сдвинул брови и опустил глаза, не в силах смотреть на расстроившегося Чонгука. Впрочем, даже сейчас его донсэн выглядел несколько забавно (Юнги не мог этого не отметить): непослушная челка, спадающая на густые нахмуренные брови, несколько мелких складочек на переносице и чуть выпяченная вперед нижняя губа. Чонгук был похож на ребенка. На большого ребенка, с которым так несправедливо проступает судьба, каждый раз лишая его самого дорогого.       Но что мог сделать Юнги? Он всегда делился своими размышлениями и планами на жизнь после интерната и знал, что младшему будет трудно вновь оставаться одному. Мин также понимал, что и ему самому будет непросто покидать друга, поэтому однажды даже сказал Чонгуку, что, чисто теоретически, он мог бы взять под опеку не только Тэён, но и его. Юнги помнил, как вытянулось тогда лицо его друга, помнил, как несколько секунд Чон пристально смотрел ему в глаза, словно ища в них подвох, а после лишь грустно улыбнулся и покачал головой.       — Тебе и без того будет трудно, — проговорил тогда Чонгук, все еще думая о правильности своего ответа, — потом он вдруг широко заулыбался, сверкая огоньками в темных глазах и демонстрируя белые зубы. — А я тут доучусь и пойду в творческую студию!       И кроличья улыбка, вселившая в тот день в Юнги уверенность в том, что с его другом все будет хорошо, никак не вязалась с той подавленностью и печалью, которые он разглядел во взгляде друга. К такой сильной реакции младшего Мин совсем не был готов, а потому растерялся, не понимая, как себя повести.       — Ты в порядке? — глупый вопрос, но юноша не смог выдать ничего лучше.       Чонгук перестал мести, что делал последние минут пять на автопилоте, нехотя выпрямился и посмотрел на Юнги, стараясь не обращать внимания на предательское щипание в глазах.       — Я, правда, рад, что Чо дала согласие, — голос был таким же слабым, как и его улыбка. — Думаю, все сложится хорошо.       Нет, Чон не врал — Юнги видел это. Но досада и грусть на эмоциональных весах младшего явно перевешивали радость, и тут совершенно нечему было удивляться. «Твое счастье всегда является несчастьем для кого-то другого, и наоборот» — правило, которое и здесь нашло свое место. Мину с трудом удавалось подобрать правильные слова, чтобы хоть как-то подбодрить друга, пока, наконец, он не вспомнил предложение заведующей.       — Тэён все еще будет тут учиться, — быстро проговорил он и всмотрелся в лицо Чонгука.       Сработало. Младший тут же озадачился и полным надежды взглядом уставился на хёна.       — Значит, — неуверенно начал он, боясь делать поспешные выводы, — ты… будешь приходить сюда?.. Каждый день?..       — Ну, каждый или нет — не знаю. Но, да, приходить буду, — кивнул Юнги и довольно улыбнулся, увидев, что Чонгук стал веселее.       Как же немного порой нужно для счастья. Но разве друг — это немного? Досадное чувство не ушло окончательно, и Чонгуку все еще было обидно, но он действительно почувствовал некоторое облегчение от осознания того, что все равно сможет видеть своего хёна, пусть и не так часто, как прежде.

***

      Визитной карточкой марта в этом году стало обилие проливных дождей. Несмотря на то, что календарь вот уже больше недели утверждал, что на дворе весна, небо над Сеулом за все это время ни разу не прояснилось. Облака плотной пеленой скрывали от горожан весеннее солнце и лишь ночью иногда рассеивались, позволяя увидеть звезды.       В окне автобуса мелькали улицы оживленного даже в такую погоду города. Правда, они были смазаны из-за большого количества дождевых капель, которыми было покрыто окно, однако Юнги это не заботило. Он так давно не видел настоящей городской жизни, что даже сам вид жилых домов и спешащих куда-то людей вызывал у него тихие приступы радости. Всё лучше, чем старое здание интерната, которое он видел каждый день на протяжении уже долгого времени.       Хоть общественный транспорт и не был чем-то новым для Юнги, поначалу ему было не совсем комфортно ехать в таком количестве посторонних людей. Казалось, что они постоянно разглядывают его. Только через некоторое время юноша понял, что здесь все устроено по такому же принципу, как и в интернате, — каждый сам за себя. Поэтому вот уже минут сорок он теснился на сидении рядом с каким-то пожилым мужчиной, от которого подозрительно пахло чем-то алкогольным, и, стараясь унять скуку, разглядывал улицы столицы.       Центр опеки и попечительства, куда его отправила миссис Чо на оформление документов, находился в противоположной части города. Сама женщина ехать отказалась, ссылаясь на то, что Мин должен самостоятельно уметь улаживать свои проблемы, раз уж он решился на такой серьезный шаг как взятие ребенка под опеку. Юноша несильно переживал по поводу своей поездки, однако где-то в области желудка болезненно тянуло каждый раз, когда он задумывался о том, как именно будет проходить беседа с работниками опеки. Варианты в голове представлялись разные: от наиболее простого и благополучного до самого неожиданного и неприятного.       Район, в котором Юнги сошел с автобуса, оказался серым и почти безлюдным. Всякая окраина города отличалась от центра более размеренной и тихой, даже скучной жизнью. Впрочем, не исключено, что на данный момент все так складывалось из-за дождя.       Мин глубоко вздохнул, позволяя прохладному воздуху проникнуть в легкие, но быстро пожалел об этом, когда начал кашлять. Сверив название организации, которое было большими буквами выведено на инструкции заведующей, с вывеской на здании, юноша поспешил войти, чтобы не замочить дождем свою единственную куртку.       В просторном холле его встретила миловидная женщина лет сорока в коричневом брючном костюме, которая сильно удивилась, узнав цель приезда Юнги.       — А Вы не слишком молоды? — спросила она, но вместо ответа получила лишь раскрытый на странице с личными данными паспорт и поджала губы. — Вам в сорок первый кабинет, третий этаж.       Юнги чуть слышно бросил ей «спасибо» и, миновав два лестничных пролета, уже через полминуты стоял перед дверью, на которой позолоченными цифрами было составлено число «41». Юноша вздохнул и еще раз прокрутил в голове составленные еще в автобусе приветствие и объяснение ситуации.       Два слабых стука в дверь, негромкое, басистое «войдите» — вот Мин уже стоит в светлом кабинете, не решаясь пройти дальше порога. Он вдруг замялся, не понимая отчего, но постарался взять себя в руки: какому неуверенному в своих действиях человеку дадут согласие на опеку ребенка? Юнги поклонился и как можно тверже и спокойнее поздоровался с хозяином помещения.       Черноволосый мужчина, разбирающий до этого какие-то бумаги, поднял свой взгляд на вошедшего. Его маленькие глаза казались черными бусинами на фоне широкого мясистого лица и красноватых щек. Мелкая россыпь усиков, придающая больше нелепость, чем шарм, дернулась, когда он криво улыбнулся юноше и жестом пригласил его сесть на стул перед столом. Юнги пробежался глазами по кабинету: рабочий стол, пара стульев для гостей и два огромных шкафа, которые чем-то напоминали те, что стояли у заведующей. Одна радовало Юнги — два больших окна, благодаря которым в помещении и было так светло.       «Ли Тэквон, директор» — гласила небольшая прозрачная табличка на столе, представляя мужчину. Мин легко выдохнул и сел, положив на колени папку с документами, после чего все же встретился глазами с сидящим напротив.       — Господин Ли, — начал Юнги, унимая появившуюся из ниоткуда дрожь в голосе, — меня зовут Мин Юнги. Я приехал из детского интерната номер три. Я хочу взять под опеку свою…       — Сестру, да, — перебил его директор, и юноша в удивлении приподнял брови. — Заведующая Чо Минхвэ предупреждала, что к нам поступит молодой человек с таким делом. Дайте, пожалуйста, имеющиеся у Вас документы.       Юнги тактично промолчал, отметив про себя, что многоуважаемая заведующая могла бы и сообщить ему о том, что собирается осведомить опеку о его приезде. Зато она избавила юношу от лишних объяснений, но некую досаду от того, что все старательно заготовленные в автобусе речи оказались ненужными, Мин все же испытывал.       «Значит, все должно быть намного проще», — с надеждой подумал он, вынимая из папки документы сестры и заверение миссис Чо.       Господин Ли пробежался глазами по личным делам Тэён и Юнги, после чего принялся внимательно читать тот самый документ, который еще в обед был подписан заведующей. Мин несколько раз напрягался, когда массивные брови директора легко подрагивали, но успокаивал себя тем, что, возможно, у мужчины нервный тик.       — Вот так, сразу, в день совершеннолетия, — задумчиво произнес господин Ли и мельком глянул на юношу. — Дело Ваше. Так, — он начал ручкой отмечать отдельные пункты документа, — совершеннолетие достигнуто, из интерната выписан, обеспечение — есть, квартира — есть, судимостей и административных штрафов не имеет…       «Квартира», — усмехнулся про себя Юнги. — «Целый дом есть!»       Мужчина грузно вздохнул и посмотрел на юношу.       — Вам повезло с такой заведующей, — услышав это, Мин еле сдержал улыбку. — Не каждая бы позволила пользоваться услугами интерната после выпуска. Вы понимаете, какую ответственность на себя берете? Вы ведь еще совсем юный, пусть и достигли девятнадцатилетия. Быть может, Вашей сестре будет лучше пожить в интернате, пока Вы не наладите свои дела?       «Да почему же все думают, что знают, как будет лучше?!»       Яркий огонек ярости вспыхнул в груди юноши, и он всеми силами старался не распалить его сильнее. Только не сейчас, нет, нужно довести дело до конца.       — Ей будет лучше со мной, — растягивая слова, проговорил он, сжимая под столом кулаки. — Я ее не оставлю. Я смогу все уладить. И ей, и мне будет спокойнее, если мы будем вместе.       Тонкая полоска усиков вновь дрогнула, мужчина многозначительно хмыкнул и достал из ящика стола новую заготовку для документа. Юнги, почти не дыша, наблюдал за тем, как полная рука директора аккуратно заполняет пустые поля, вписывая те или иные данные. Слишком старательно господин Ли выводил буквы, и юноше казалось, что он еще вечность будет сидеть на этом скрипучем стуле в ожидании. Но он и просидел бы, и дождался бы, ведь именно этот документ официально подтверждал их с Тэён свободу от интерната.       Резкий звук поставленной печати разлетелся по кабинету, и директор, в последний раз полюбовавшись своей работой, протянул лист бумаги внимательно смотревшему на него Юнги.       — Мои поздравления, — неожиданно бодро произнес он, криво улыбнувшись. — Отныне Вы официальный опекун Мин Тэён.       Юнги несмело принял документ и сам пробежался глазами по написанному — из-за некоего шока понял немного, однако в чувство его привела размашистая подпись господина Ли и печать центра опеки.       — С-спасибо! — он поднялся и быстро поклонился.       — И с днем рождения. Успехов Вам, — довольно протянул мужчина и вернулся к своей работе.       Юнги, еще раз поклонившись, собрал все документы обратно в папку и спешно покинул здание. Осознание происходящего пришло к нему только тогда, когда, стоя на крыльце, он вновь вынул согласие господина Ли и еще раз убедился в том, что оно реально. Свежий ветер и мелкий дождь быстро заставили юношу вернуть бумаги в папку с целью их дальнейшего сохранения.       Официально… Теперь все официально!       Радость и удовлетворение непривычным теплом разливались по телу Юнги, и он с трудом сдерживал улыбку. Он смог, он вытащил Тэён из этого места, он вытащил их обоих. Как же долго Мин планировал все это, как часто прокручивал в голове возможные варианты исхода… И как легко все оказалось на самом деле! Да, теперь все будет по-другому, сложнее, насыщеннее, но свободнее.       За окном автобуса вновь замелькали улицы Сеула, а довольный и даже умиротворенный Мин Юнги, припав лбом к стеклу, представлял себе, как он будет гулять по этим местам с Тэён, как будет покупать ей мороженое, и как хорошо они заживут вместе.