***
Ночь для Чонгука выдалась ужасной. Он ворочался, иногда впадал в дремоту, но через некоторое время опять просыпался с тревожным чувством, щемящим его сердце. И зачем Юнги именно вечером сообщил ему о завтрашнем отъезде? Еще сильнее на нервы действовал храп тех, с кем мальчику довелось делить комнату, и Чон, терзаемый эмоциями, несколько раз выходил в коридор, где в тишине садился на подоконник и, припав лбом к холодному стеклу, пытался собраться с мыслями. Сидеть на завтраке за одним столом с Юнги и осознавать, что это последний раз, когда он, Чонгук, ест не один, было очень тяжело. Аппетита не было совершенно, и он отрешенным взглядом сверлил тарелку с рисом, стараясь не встречаться взглядом с другом, который, понимая настроение Чона, кое-как заставил его съесть хотя бы половину порции. Про учебу в этот день ребята решили забыть и до самого обеда просидели в актовом зале, где когда-то зародилась их дружба. Только вот просторное помещение теперь уже дарило отнюдь не спокойствие, а тупую боль в затылке, которая после застревала неприятным комом в горле. Воспоминания, вызванные этим местом, жужжащим роем вмиг атаковали сознание Чонгука, и он, не желая сопротивляться, полностью отдал им власть над собой. Легкие звуки пианино рекой заполняли потемневший зал и старались вернуть ему былое дружелюбие. Юнги мягко касался пальцами клавиш и изредка смотрел в старую тетрадь с написанными его рукой нотами. Музыка, пожалуй, была единственной вещью, способной усмирить бушующий ураган эмоций у него в груди. Волнение, печаль, радость, тоска — безумный коктейль, дурманящий разум до мелкой дрожи в кончиках пальцев. Юнги иногда посматривал в сторону сидящего в зале Чонгука, чей взгляд был устремлен куда-то сквозь сцену, и едва заметно улыбался, когда тот, провалившись в свои раздумья, забавно поджимал губы и шмыгал носом. — Я ее раньше не слышал, — тихо проговорил Чонгук, когда последний аккорд легко коснулся потолка и затих, отзываясь теплым ноющим чувством где-то под ребрами. Юнги промолчал, не спеша разрывать контакт с клавишами, но, все же отстранившись от инструмента, пояснил: — Эту композицию я закончил несколько дней назад. Чонгук осторожно перевел глаза на хёна и, вздохнув, вновь уставился на кулисы. — Красивая, — он замялся. — Я говорил уже: у тебя определенно талант к написанию музыки. Слова давались нелегко, и Чона захлестнула волна неловкости, когда он заметил на себе заинтересованный взгляд друга. Повисло недолгое молчание. — Кажется, тебе нравится абсолютно все, что я пишу, — Юнги по-доброму усмехнулся, на мгновение прикрыв глаза. — Но не думаю, что кто-то воспримет это всерьез: недочетов много. И сейчас все равно не самое лучшее время для музыки — надо сосредоточиться на другом. А так… Это неплохое хобби. Помогает отвлечься. Пальцы ласково коснулись клавиш — зал вновь наполнился музыкой, которая теплой волной проникала в тело, обволакивая душу в своих нежных объятиях. И Чонгук так заслушался, что даже прикрыл глаза, позволяя мелодии захлестнуть его с головой, и на некоторое время совсем забыл о терзающих его тревогах. Правда, ненадолго. Уже через несколько минут музыка резко оборвалась громким «никуда не уходи», а после Чонгук, взбудораженный чем-то, подскочил с места и выбежал из помещения. Не успев толком ничего сообразить, Юнги в недоумении смотрел на опустевший стул, на котором еще несколько секунд назад сидел его друг. Чудной такой — чего вдруг умчался? Чон, конечно, совершал порой странные поступки, однако такое случилось впервые. Решив прояснить ситуацию чуть позже, Мин бросил взгляд на настенные часы и тихо усмехнулся — близился обед, а значит, занятия Тэён совсем скоро подойдут к концу. И уже этой ночью они будут спать в доме, где все будет таким родным и теплым. Легкая мечтательная улыбка коснулась губ Юнги, и тот впервые за день почувствовал облегчение — да, жизнь и правда приобретает новые краски. Юноша продолжил свою игру, поглядывая в тетрадь и изредка делая в ней пометки, а отвлекся лишь тогда, когда в дверном проеме показалась знакомая фигура. Чонгук не спеша подбирался к сцене, одной рукой неуверенно сжимая край рубашки — вторая покоилась в кармане школьных брюк — и отчего-то смущенно опустив голову. От решительности и энтузиазма, с которыми он выбежал из зала, не осталось и следа. — Ты чего подорвался-то так? — спросил Юнги, глядя, как мальчик уже поднимается на сцену. Но Чонгук с ответом не спешил. Он остановился напротив своего хёна и пару секунд молчал, глядя в пол и ворочая что-то в кармане. — Я тут думал… — тихо шмыгнув носом, произнес Чонгук. — Нет. Думал давно, но не знал, когда отдать. А тут ты уезжаешь, и… — он поднял темные глаза на Юнги и улыбнулся. — С днем рождения, Юнги-хён. Мин перевел взгляд на вытянутую перед ним руку, что наконец-то была вытащена из кармана, и сокрушено выдохнул, вскинув брови. Подарок на вид был, казалось, самым дешевым из тех, что вообще могли продаваться в магазинах. Маленький черный плеер покоился в ладони довольного, но все еще взволнованного Чонгука. Юнги неуверенно взял плеер в руки и повертел его в руках, то ли осматривая, то ли проверяя его существование. — Ты купил его? — он поднял взгляд на улыбающегося младшего и получил утвердительный кивок. — Да ты же все свои сбережения потратил! — Не все, вообще-то, — пожал плечами Чон, слегка раскачиваясь на пятках. — Тебе он нужен, я знаю. Наушники у тебя уже есть. А, и я попросил продавца закачать туда несколько песен… Сам я их не мог послушать, но, надеюсь, тебе понравится. Юнги вдруг стало неловко — на мгновение он даже разозлился на Чонгука за то, что тот сделал ему такой подарок. Ведь сам он никогда ничего существенного младшему не дарил, а тут целый плеер, который стоил больших для Чона денег. Да, Юнги действительно хотел купить себе плеер, так как старый, захваченный из дома перед отправлением в интернат вместе с наушниками, отобрали старшие ребята, когда ему было двенадцать лет. Юнги планировал купить себе новый после того, как найдет работу, но никак не ожидал, что получит плеер теперь в подарок от Чонгука. — Ты дурак. Знаешь это? — по-доброму усмехнулся Мин и легко ударил друга в плечо. — Только дурак спустит все свои сбережения на подарок. А Чонгук лишь шире улыбнулся, обнажая белые зубы. — Да не все, не все! У меня остались деньги. И я для тебя старался, вообще-то! Неловко улыбаясь, Юнги поднялся с лавочки. Темные глаза его друга сверкали задорными огоньками, заставляя невольно отводить взгляд в сторону, но Мин сумел обуздать себя. И правда: Чонгук старался, хотел сделать хороший подарок, а ведь его никто не просил. Вот ведь заботливый какой, а! — Ты хоть понимаешь, что уже несколько раз за день поставил своего хёна в очень неловкое положение? — с шуточным упреком задал вопрос Юнги, а Чон лишь пожал плечами, мол, всякое случается. — Я не знаю, какая муха тебя укусила, что в голову тебе ударила идея купить этот плеер, но… Спасибо. Я знаю, как долго ты копил эти деньги, скольких сил тебе это стоило, потому мне до сих пор непонятно, как ты на такое пошел, но ты меня удивил. Правда, Чон Чонгук, спасибо. Он благодарно сжал плечо мальчика, а тот все еще довольно улыбался, ни капли не жалея о том, что сделал. Ведь его лучший друг рад, действительно рад — что может быть лучше? Да и теперь каждый раз, когда Юнги будет слушать музыку, он будет вспоминать о своем друге, который так часто удивлял его своими поступками — это заставляло Чонгука чувствовать себя еще лучше. Оставшееся до обеда время ребята сидели в тишине, погрузившись в свои мысли. Юнги продолжал работать над композицией, стараясь улучшить ее звучание, и всякий раз, когда он обращал свой взгляд в сторону Чонгука, который, развалившись на сидениях, уже не выглядел таким поникшим, задавался вопросом: что же заставило его связаться с этим пареньком еще тогда, шесть лет назад? Ведь таких, как он, в интернате было достаточно. Мин рассуждал на эту тему еще в самом начале их дружбы, однако в тот момент он сослался на жалость к совсем недавно осиротевшему мальчику. И только со временем Юнги понял, чем именно руководствовался, когда впервые решил заговорить с одиноким Чоном: он узнал в нем себя. В его красных и мокрых от слез глазах, что так испуганно смотрели на Юнги при первой встрече, в безумном шепоте о смерти родителей и в его отрешении от мира Мин увидел одиннадцатилетнего себя. Ведь он помнил, как сам оплакивал родных, как без умолку ночами твердил одно и то же, как чувствовал, что задыхается в этой реальности, где всё вдруг стало таким бессмысленным и чужим. Но у него была сестренка — тот единственный теплый лучик, который и заставил Юнги взять себя в руки, забыв об отчаянии. Эмоции затуманивают разум, ломают волю и мешают здраво мыслить — потому Мин и скрылся за стенами равнодушия. И лишь одна Тэён могла достучаться до того маленького мальчика, который велением судьбы был вынужден так рано повзрослеть. Но у Чонгука не было никого. Некому было приободрить его и заставить вновь улыбнуться жизни. Тогда Юнги решил поговорить с ним. Он не знал, сможет ли подобрать нужные слова и захочет ли сам Чонгук вести с ним беседы, однако попробовать стоило. И, как оказалось, это не было напрасно. Пусть разговор не клеился с самого начала, но именно это и послужило стартом для их дружбы, которая действительно много подарила обоим. — А ты ведь завтра придешь, да? — в голосе Чонгука не было прежнего беспокойства, ведь он принял для себя сложившуюся ситуацию. Мин едва заметно качнул головой, выбираясь из пучины нахлынувших воспоминаний, и повернулся к младшему лицом. — Знаешь, у меня складывается впечатление, что ты меня в последний путь провожаешь, — хмыкнул Юнги, посмотрев на часы, а на лице Чонгука мелькнула виноватая улыбка. — Да, приду. Тэён ведь нужно учиться. И через пять минут обед. Давай, поднимайся! Чон недовольно поморщился, не имея никакого желания менять нынешнее положение. И только когда к нему подозрительно быстро приблизился друг, то Чонгук резко подскочил на ноги. — А ты шустрый, оказывается, — проговорил Мин, раздосадованный упущенной возможностью подразнить младшего. — Рюкзак в руки, и на выход! Левый глаз Чонгука нервно дернулся — Юнги знал о его маленькой слабости и только что чуть не применил свои знания на практике. Щекотка — табу, которое Чон поставил еще в детстве, и нарушать его он не позволял никому. Правда, разрешения у него спрашивали не всегда. Закинув за спину небольшой рюкзачок, он активно зашагал к выходу, не желая получить дополнительное ускорение от повеселевшего Юнги, который внимательно наблюдал за его действиями. И уже через пару секунд легкий хлопок закрывающейся двери разлетелся по светлому залу: такому же уютному, как и прежде.***
Небольшой двор интерната никогда не вызывал положительных эмоций, а в дождливую погоду и вовсе наводил еще больше уныния. Однако сейчас, стоя на крыльце и глядя на покрытый лужами асфальт, Юнги чувствовал облегчение, и потому вид интерната уже был не настолько противен ему. Только вот взгляды воспитанников, падающие из окон на него и на рядом стоящую сестренку, не несли ничего хорошего — только зависть. Все хотели оказаться на их месте. Миссис Чо, решившая все же проводить детей Мин до калитки, недовольно хмурилась из-за туч и Чонгука, которому не сразу позволила попрощаться с другом на улице, узнав о прогулянных занятиях. Хорошо, что Юнги сумел ее переубедить, так как именно из-за него Чон и пропустил уроки. — Не хочешь сначала сам съездить домой? — спросила она, медленно спускаясь с крыльца. — Проверишь, что там и как, а потом уже за Тэён вернешься. — Нет. Зачем время тратить? — Юнги поудобнее взял в руки спортивную сумку, куда удачно уместились почти все его вещи, и взглядом указал сестренке спускаться вниз. Заведующая многозначительно хмыкнула, смотря куда-то вдаль. — Думаю, скоро начнется гроза. И правда: темные тяжелые тучи медленно накрывали город, явно не предвещая ничего хорошего. — Мы успеем добраться, — проговорил Юнги и еще раз проверил наличие заветного ключика от дома в своем кармане. Восемь лет он берег его, зная, что настанет тот день, когда ему улыбнется судьба и он вновь откроет этим ключом входную дверь родного дома. — Хён, — Чонгук слабо улыбался, стараясь не позволять появившейся из ниоткуда грусти взять над собой верх, — береги себя, ладно? И Тэён береги. — Чонгук-оппа, мы ведь скоро увидимся! — Тэён вдруг прильнула к нему, и волна смущения вмиг смела все грустные мысли. Юнги тихо засмеялся, глядя на радостную сестренку и красного, как помидор, Чонгука. — Вот именно: мы скоро увидимся, — повторил он, мягко улыбнувшись. — Это тебе стоит быть аккуратнее и смелее. Чонгук, серьезно, всё не так плохо. Мальчик согласно кивнул, глубоко вздыхая: разумеется, всё не так плохо. Просто очень грустно. — Спасибо за то, что заботились о нас, — обратившись к заведующей, проговорил Юнги, и они с сестренкой вместе поклонились. Тонкие губы миссис Чо скривились в своеобразной улыбке, и она сдержано кивнула: — Надеюсь, ничто не помешает вашим планам. Удачи. Женщина отворила калитку, и маленькая Тэён тут же выбежала на тротуар, чем спугнула несколько гуляющих голубей. Юнги вновь посмотрел на Чонгука с ободряющей улыбкой и потрепал его по волосам. — До завтра. Секунда — и их разделяет уже закрытая калитка. Чонгук видел, как ему весело машет довольная Тэён, и как Юнги в волнении поджимает губы, глядя за горизонт, — черная тоска больно сжала сердце с четким намерением раздавить его. Но нельзя, нельзя этого допускать! Да, придется свыкнуться с временным одиночеством на переменах и выходных. И, да, возможно, придется вновь столкнуться с насмешками одноклассников. Но Чонгук теперь сильный — справится. Через минуту семья Мин и вовсе исчезает из поля зрения, свернув за угол ближайшего дома. Чонгук вздыхает, всей душой желая Юнги и Тэён благополучно добраться до дома, и не спеша возвращается в интернат, слыша, как где-то далеко раздаются первые раскаты грома.