Живые мертвые

      Я вынырнула из ледяной и темной глубины и судорожно вдохнула. Исчезла тяжесть и давление на голову и слух, пропал холод, который сковывал не только тело, но и разум, заставляя мысли течь медленнее, постепенно погружая в безволие.       Я лежала на влажных от пота простынях, но меня знобило. Я вцепилась в одеяло, поджала ноги и свернулась калачиком, тяжело дыша. Сердце оглушительно бухало у меня в ушах. Я накрылась почти с головой, и все равно не могла согреться. Наоборот, казалось, что руки и ноги лишь немеют все сильнее. Так я лежала, дрожа от холода и дурных предчувствий. Снова. Началось то, что довольно давно не беспокоило меня. Мерзкий сон, оставивший после себя тревогу и смуту в душе.       Стараясь успокоиться, я лежала и думала. Я не могла вспомнить, что именно я видела, но оно оставило отчетливый след почти панического страха и отчаяния. Не столько за себя и свою жизнь, сколько за дорогих мне людей. В этом сне с ними происходило что-то плохое. Или должно было произойти, а я не могла этому помешать.       Память упрямо (или милосердно?) отказывалась восстанавливать события сна, и я переключилась на другое. Попыталась отвлечься мыслями о том, а не сходить ли мне за пледом и таблеткой снотворного. Потому что до утра я точно не усну. Вставать ужасно не хотелось, но лежать в постели было все равно, что в сыром мешке.       Щелчок дверной ручки заставил меня вздрогнуть. Я совершенно не слышала шагов, вот еще одно доказательство моего разбитого состояния. Вообще ничего не замечаю. Я приподнялась на локте и повернулась. Дверь отворилась, и в проем просунулась светловолосая голова.       — Ты чего орешь посреди ночи? — громким шепотом спросил голос Финна.       Я, стараясь не дрожать, натянула одеяло до подбородка.       — Ты что здесь делаешь?.. И я не кричала.       Если честно, я была не уверена. Но мне не хотелось признавать, что я могла кричать от страха во сне.       — Пришел узнать, почему ты людям спать не даешь.       — Что ты несешь? Ты спишь двумя этажами ниже, зачем тебя принесло?       Должно быть, голос выдал меня, потому что тон Флеймса сменился. Он проскользнул в комнату и прикрыл дверь за собой.       — Что это с тобой?       Он сел на край моей кровати, оперся рукой и наклонился, заглядывая мне в лицо. На углу на улице включилась призрак-лампа. Я неохотно покосилась на Финна. Он смотрел на меня с пристальным вниманием.       — Ты выглядишь, как привидение, — сказал он. Я невольно вздрогнула. Чуть прищурившись, Финн протянул руку и коснулся моих пальцев. — И руки ледяные.       А вот у него руки были горячие. Или, может, просто тогда мне так показалось. Только сейчас меня начало по-настоящему отпускать. Я не могла унять дрожь.       — Как все плохо, — протянул Финн. — Ой, болезная-я-я… тебе надо выпить. Бренди? Виски? Ром, в конце концов?       Я посмотрела на него, как на умалишенного. Какой еще, к черту, ром.       — Чай? Кофе? — Флеймс тем временем вознамерился, похоже, перечислить все напитки.       — Чай, — сдерживая улыбку, сказала я.       Выражение лица у Финна сделалось снисходительно-хитроватое, словно он собирался подсыпать мне в чай мышьяк вместо сахара. Да и пусть. Кого обманывать, мне легче стало, когда он пришел. А чашка крепкого, горячего чая сейчас будет в самый раз. Финн ухмыльнулся и встал. Я среагировала быстрее, чем успела подумать, и вцепилась в его руку. Мне не хотелось оставаться одной. Даже на пять минут.       — Я… я… — мои мозги напряглись, изобретая оправдание. — Я пойду с тобой.       И вообще, я хотела взять внизу плед.       Финн поднял брови.       — Уверена? На лестнице не навернешься? Я не буду тебя ловить. Давно не смотрел, как люди падают. И если ты грохнешься на меня, кости мне все переломаешь, так что ковыляй сама.       Я улыбнулась. Как бы так поточнее объяснить, у меня в голове словно включили переводчик. Сидела бы ты ровно, значили его слова, а то тебя так трясет, что грохнешься и костей не соберешь. Кто за это потом отвечать будет?       — Догоняй, — бросил он и быстро ссыпался вниз, когда мы вышли на лестницу. Ступал он почти бесшумно, уж не знаю, почему. Привычка это была или нежелание, чтобы кто-то услышал. Я, поеживаясь, спустилась следом и вошла в уже освещенную кухню. Ночь выдалась теплая и душная, поэтому Флеймс открыл дверь, выходящую в сад, и сейчас пытался справиться с поджигом плиты. Пожалуй, это было чуть ли не единственное, что ему удавалось так себе, потому что в его руках спорилось буквально все. Он сходу осваивал все бытовые приборы и устройства, и это он привел в порядок железную полосу на дорожке у главного входа, которые подточили садовые муравьи. Он тот еще лентяй, но лень — двигатель прогресса, и однажды он сказал «меня достало спотыкаться» и за пару часов управился с нашей старой проблемой. До которой ни у кого вечно руки не доходили. Он же починил кривую и скрипучую дверцу одного из кухонных шкафчиков, потому что скрип действовал ему на нервы.       Я, все еще испытывая апатию, медленно натянула на себя плед, который кто-то оставил на одном из стульев, и села, поджав ноги. Финн выудил из сушилки мою чашку, жестом заправского бармена бросил туда пакетик чая и прислонился к кухонной столешнице, дожидаясь, пока закипит чайник. Он скоро засвистел, выбрасывая маленькие клубы пара.       И вот чашка оказалась в моих руках, и я с удовольствием обхватила ее пальцами, грея ладони. Финн вышел и встал у двери. Пошарил по карманам в поисках сигарет и зажигалки. Но они остались в гостиной, где он облюбовал диван. Тихо чертыхнувшись, Финн просто прислонился к косяку, глядя в сад, где уже завели свои трели птицы. Я немного попялилась ему в спину, а потом поднялась и, волоча за собой плед, встала рядом с ним. Тихая ночь встретила меня теплым ароматным воздухом ранней осени. Мы немного помолчали.       Меня раздражал контраст света, и я выключила на кухне лампу. Пока глаза не привыкли к темноте, я видела только темно-пестрые пятна сада и четко очерченную верхнюю границу ограды. Небо немного побледнело.       — Ну что, согрелась? — осведомился Финн.       — Да.       Мне правда стало лучше. Озноб прошел. Я отхлебнула горячего чая.       — Опять Та Сторона?       Я уставилась на Финна. Он уставился на меня и многозначительно шевельнул бровями. Не имело смысла отрицать, так что я со вздохом согласилась.       — Как тебя туда тянет, — со смешком заметил он.       — Не потому, что мне так хочется, и ты это знаешь.       Потусторонний мир оставил на мне печать холода и смерти. Как фотография выцветает от времени, так выцветала и я, испаряясь из этого мира, затягиваемая другим. Нет, меня не могло просто взять и утащить в никуда, но когда Та Сторона взывала ко мне, я не могла не резонировать на ее зов.       — Знаю.       Призрак, который вновь стал человеком. Кому как не ему это знать. Меня осенило.       — Стой. Ты тоже что-то видишь?       Он как-то странно посмотрел на меня.       — Я вижу то же самое, что и ты.       — Хочешь сказать, и тебя затягивает?       Финн пожал плечами.       — Будь я проклят, — сказал он, — если снова угожу на Ту Сторону, да еще и вместе с тобой.       Я улыбнулась. Переводчик в моей голове все еще работал.       — Действительно.       Он с усмешкой посмотрел на меня.       — Ты опять потеряешься и станешь бегать кругами.       — А ты будешь стоять в сторонке и посмеиваться, а потом все равно поможешь в последний момент.       Финн ничего не ответил, но лицо его словно бы говорило «ну-ну, мечтайте дальше». Я толкнула его плечом.       — Что, скажешь, не так?       Флеймс улыбнулся. Я чуть не уронила чашку. Финн умел ухмыляться, усмехаться и зубоскалить на разные лады, а вот его простую улыбку я не могла вспомнить. Улыбка человека, которого поймали на том, что ему несвойственно.       — Хорошо, — снисходительно произнес он, — если тебе нравится так думать.       И я поняла, что могу доверить ему свою жизнь.       Какая-то давно натянутая струна во мне, защемленный нерв, расслабился. Пряча улыбку в чашке, я допивала чай. Отпирайся сколько хочешь, Флеймс, но теперь ты один из нас. Локвуд как-то сказал «убери одного, и остальные слабеют». Так оно и есть. И тебя это тоже касается. Как ни крути, а мне ты нужен. И мы нужны тебе. Я тебя знаю, ты не любишь одиночества.       — Финн.       — М?       — Спасибо.       — За что?       Мы стояли бок о бок в преддверии нового дня, касаясь друг друга плечами. Я бы, конечно, не взяла его за руку, тем более что обе ладони он по привычке сунул в карманы, но мимолетно я ощутила такое желание.       — За все.       Так тепло и спокойно, как в то сентябрьское утро, мне, пожалуй, никогда не было. Все мои ночные тревоги ушли, растворились в дымке рассвета.       — Всегда пожалуйста.       Уже стало слишком светло, чтобы отправляться спать, поэтому мы вернулись в дом, соорудили себе завтрак и чуть не спалили дочерна глазунью, пока Финн пытался научить меня писать и рисовать левой рукой. Ему-то хорошо, он мог и левой, и правой, хотя, как я поняла, он прирожденный левша. В итоге знатный кусок скатерти для размышлений покрылся очень странного вида каракулями.       Нас все же сморило и мы разбрелись по комнатам, но Флеймсу поспать толком не дали, потому что в девять пришла Холли, к десяти проснулись все остальные. А он, в свою очередь, посчитал нужным и меня разбудить. За что он получил хороший такой удар подушкой. Впрочем, все обернулось к лучшему, потому что Джордж, наконец, был готов поделиться результатами своей работы.       Велась она не то чтобы в строжайшей тайне, однако Джорджа лучше не отвлекать, когда он чем-то занят. Он ужасно не любит сбиваться с толку и может потерять ценную мысль. Поэтому он с головой нырнул в исследования и даже стал меньше с нами общаться. Возможно, он отчитывался Локвуду, но тот помалкивал, уважая право друга самому изложить свои наработки.       Сам Локвуд занимался переговорами, составлением планов, их согласованием и корректировкой, и постоянно пропадал на собраниях с нашими сомнительными союзниками. Я пару раз сходила с ним, но, так как стратегия касалась борьбы с живыми людьми, а не призраками, я умыла руки. Мне все равно не удавалось толком сосредоточиться. Мы с Холли, Киппсом и Финном зарабатывали нашему агентству на существование. И на те грандиозные планы, что вынашивал наш лидер.       На нашей кухне снова стало тесно, в том числе и от разнообразной еды, занимавшей стол. Все сидели, устремив нетерпеливо-внимательные взгляды на Джорджа, и только мы с Финном пытались окончательно проснуться, клюя носом над чашками с кофе. Джордж тем временем завершал последние приготовления для своей презентации.       Локвуд, кстати, явился сегодня в новом костюме. Сидел он на нем лучше старого и, как всегда, был безупречно элегантен. Даже слишком, пожалуй. Зачем так отутюживаться для завтрака, считай, в кругу семьи? Я невольно нахмурилась, удивленная своими собственными мыслями. Какое мне дело вообще. Я вот сама дома хожу в не ахти какой одежде, Джордж в принципе не заморачивается, и никто не комментирует. Кроме Флеймса, который сам в чем угодно выглядит как отпетое хулиганье. Не знаю, из-за встопорщенных волос, или выражения лица, или небольшой татуировки на запястье. Или всего вместе взятого.       Джордж устроился поближе к своей карте, где отмечал разноцветными кнопками распространение Проблемы. На столе перед собой, между чашкой с чаем и тарелкой с хлопьями, он разложил свои записи.       — Ну-с, что мы тут имеем, — невнятно произнес он, роняя крошки на бумагу. — Ммда. Ладно.       Он прожевал печеньку, отхлебнул чаю и поправил очки. Мы нетерпеливо заерзали. Всем известно, что Джордж любитель потянуть резину, выдерживая театральные паузы для пущего эффекта. Вот и сейчас творилось то же самое.       — Тебе придать ускорения? — с вкрадчивым участием предложил Финн.       Джордж исподлобья поглядел на него.       — Придай себе молчаливости, будь любезен.       И вот, после нескольких минут сосредоточенных вздохов и нахмуривания бровей, мы услышали что-то стоящее.       — Начнем с этого, — Джордж выбрал одну из бумаг и разгладил ее перед собой на столе, не смущаясь тем, что ее краешек обвис в розетку с джемом. — Пойдем по нарастающей. Я, кажется, понял, как работает Та Сторона и как Мариссе удалось помолодеть. И попутешествовать во времени.       Мы все обратились во внимание.       — Начну с самого начала, — предупредил Джордж, обводя нас всех взглядом поверх очков. — И не перебивайте, а то с мысли собьете.       Убедившись, что мы приняли сие к сведению, он приступил к делу. И действительно, с самого начала.       — Определенные свойства Той Стороны, — заговорил он, — натолкнули меня на сравнение ее с теоретически допускаемым наукой явлением. Касательно свойств я говорю, во-первых, об искажении времени. Во-вторых, о характеристиках, таких как страшный холод и общая «заторможенность». Судя по описаниям Люси и Локвуда, в мире ином будто бы движешься под водой, то есть там сильная гравитация. Сильнее, чем в нашем мире. Ну или что-то вроде.       Он почесал нос, глянул в какую-то еще бумагу.       — В-третьих, способ соприкосновения мира мертвых с нашим. Пространство истончается в точке, где собирается много-много призраков, именно призраков, а не просто Источников. В этом мы убедились в Маргите. То есть дело в веществе, из которого состоят Гости. В эктоплазме. Чрезмерно высокая ее концентрация прожигает ткань миров. А что такое эктоплазма? Не подчиняющаяся законам гравитации, невообразимо холодная материя.       Он сделал глоток чая, посмотрел на пончики, но не стал брать и продолжил.       — Я много всего прочитал о путешествиях во времени и вот что. Научно, но только в теории, такое допустимо. Прыжок во времени возможен через временную петлю.       Он посмотрел на нас, чтобы понять, насколько хорошо мы вникаем в суть. Мы внимательно слушали. Руки его взяли салфетку, карандаш. Карандаш проткнул несчастную салфетку в двух местах, сделав ее похожей на очень сильно сплюснутую букву «с». Или такой же сплюснутый парус.       — Временная петля — это такой тоннель в пространстве, который замыкается сам в себя, — сказал Джордж, вертя в пальцах карандаш вместе с салфеткой. — Для ее существования необходимо, во-первых, чтобы один из ее выходов двигался относительно другого. Либо, — тут его тон неуловимо изменился, — находился в зоне большого тяготения, в которой замедляется течение времени.       Он сделал паузу.       — Как на Той Стороне, — подсказал Джордж. — Дальше. Второе условие — чтобы эта кротовина под действием тяготения не захлопнулась, нужно то, что ученые называют экзотической материей. Такая материя должна обладать отрицательной плотностью энергии. Это значит, что она противостоит гравитации — раз, и имеет ужасно низкую температуру — два.       — Как эктоплазма, — догадался Локвуд.       Джордж кивнул и продемонстрировал нам свое сооружение из карандаша и салфетки.       — Вот как это работает. Вы входите и выходите из кротовины в одном и том же времени. То есть вы попали в другое пространство, что-то там поделали, и вернулись прямо в тот момент, в который ушли.       — Но мы с Локвудом вернулись, как Холли сказала, минут через десять, — возразила я.       Джордж пожал плечами и отложил салфеточную конструкцию.       — Я могу ошибаться. Но принцип очень похож. Портал между нашими мирами — это, разумеется, не совсем кротовина. Кротовины бывают только в космосе.       — На Той Стороне мы провели явно больше десяти минут, — сказал Локвуд, — поэтому в словах Джорджа не зерно, а целый ломоть истины. Ну ладно. С этим ясно. Что отсюда следует?       Джордж хлебнул чаю, снисходительно кивнул.       — Мы додумались, а Марисса и подавно додумалась. Провела много исследований. Сначала она экспериментировала с путешествиями во времени и много участвовала в них сама. Поэтому она так быстро состарилась, я думаю. Нельзя побывать на том свете и не получить какую-нибудь гадость в довесок.       Мы с Локвудом переглянулись. Джордж как-то раз нас подробно расспрашивал о том, какие последствия имела для нас прогулка в мир иной. И, похоже, он нашел связь. Мне сделалось нехорошо. Конечности стремительно похолодели, а в груди скрутился тугой ледяной узел. Я вцепилась в свою чашку. Локвуд попытался ободряюще улыбнуться мне, но улыбка вышла вымученная.       Кто-то ущипнул меня за локоть. Ну кто. Флеймс, конечно. Я вопросительно глянула на него. Он ничего не сказал, но у него на лице буквально было написано, что чем меньше я думаю о Той Стороне, тем лучше.       — Ты еще скажи, что байка того старикана из Маргита про Мариссу — правда, — буркнул Киппс, — и она действительно была на том кладбище пятьдесят лет назад. Как? Если брать за образец Олдбери Касл, то шагнуть можно лишь на сутки. И то пребывая на Той Стороне.       Джордж с достоинством поправил очки на широком носу.       — Верно, — согласился он. — Если ты используешь один портал.       Мы уставились на него.       — И сколько использовала она? — спросила Холли.       — Как минимум два, — Джордж только и ждал вопроса. — Один из них вел в ее настоящее. А другой — в прошлое на пятьдесят лет назад. А может быть, она путешествовала «с пересадкой». Где-нибудь в промежуточном времени.       Мы замолчали.       — То есть, — медленно проговорил Локвуд, — на Той Стороне могут быть открыты порталы в разное время?       — Именно так. И многие из них, подозреваю, открыты в подземельях Фиттис.       — А если Источник уничтожен? — спросила я.       — Странная штука эта физика, — мечтательно протянул Джордж, — допускает порой совсем невероятные вещи. Отличный вопрос, Люси. Источник уничтожили, скажем, в семидесятом году. Но он все еще существует в 69, 68, 67 и дальше, дальше. Ты просто через него не выйдешь позже семидесятого года. Другой конец периода ограничивается годом возникновения Источника. Вопрос, конечно, в том, как выйти в нужном тебе времени. Кто-то должен открыть портал со стороны мира живых в определенном году. Либо сиди кукуй среди мертвецов, пока тебя не откатит в нужную точку… А в 1952, как мы знаем, некие гаврики с флейтой баловались на кладбище в Маргите.       В те минуты мы осознали, насколько осязаемым может быть молчание. Джордж, пока говорил, подсунул нам полюбоваться схему: овал, подписанный как «Та Сторона», с таймлайном от 1952-Маргит до нашего времени. Овал пересекали стрелки в тех годах, где, как Джордж считал, Марисса входила в мир мертвых и выходила из него. Еще одна длинная линия вела от знака вопроса, вдоль 87, 89 года («июльская фотка») до 1990-го.       — Сложно, — нарушил его Киппс.       — Тебе одолжить словарь? — неразборчиво осведомился Финн. Качаясь, по своему обыкновению, на стуле, он сложил губы трубочкой и придерживал ими чайную ложку.       — Одолжи Люси плед, — спокойно отозвался наш помощник. — Кажется, ей холодно.       Я сидела, поеживаясь и потирая ладонями плечи. Не то чтобы я замерзла, но мне стало неуютно и зябко из-за долгих разговоров о Той Стороне. На границе моего сознания замаячили темные воспоминания. Я сказала парням «обойдусь», но они не слушали. Я с досадой взялась за чашку с остывшим кофе и попросила Холли поставить чайник еще раз.       — Где я его возьму, из шляпы? — удивился Финн.       — У тебя нет шляпы, — хмыкнул Киппс. — Посмотри у себя за спиной.       Плед висел на спинке стула Флеймса. Он смотрел на него секунды две, а потом сдернул и набросил на меня. Мне на голову, если быть точной.       — Дурак, — я откинула ткань с лица и стянула ее себе на плечи.       Тем временем Джордж, заев первую часть своего ораторского выступления тремя пончиками и беконом с горчицей (да, он у нас гурман), осушил чашку с чаем и звонко поставил ее на блюдце.       — Когда Марисса увидала, что ее прогулочки плохо сказываются на цвете лица, — он крякнул, — то озаботилась омолодительными процедурами. А клин, как известно, клином вышибают.       Он пошуршал бумагами и пробежался взглядом по своим записям.       — Она много и долго изучала, что происходит с живыми и неживыми предметами на Той Стороне. Материя или энергия, которая ее заполняет, существует в обратном направлении, очень грубо говоря. Флеймса вон ударило мощным ее зарядом, и он из призрака превратился в человека, которым был когда-то.       Финн даже не смотрел на него; он складывал из салфетки очередную оригами.       — Но это была большая ее концентрация. В пространстве мира мертвых она разрежена, хотя находится там в огромном количестве. Это основная составляющая того измерения, как я полагаю. Так вот, из-за этого Та Сторона тоже двигается назад во времени. А вместе с ней все, что находится в этой обратно эволюционирующей субстанции.       — Хочешь сказать, — спросил Киппс, — если посадить туда цыпленка, он превратится в яйцо?       Джордж неопределенно пошевелил пальцами.       — Что-то вроде, — сказал он. — Очень приблизительно. Не имея наглядного материала и возможности поставить опыт, я могу лишь предполагать, как действует энергия или материя Той Стороны. На призраков, например, никак не действует. Духи остаются духами. Значит, они существуют синхронно с тем измерением.       — Значит, Марисса просидела там достаточно долго, чтобы обернуть время вспять, — проговорил Локвуд. — Сколько же, интересно? Пользовалась ли она защитой и какой?       — Это мы у нее спросим при случае, — криво ухмыльнулся Джордж. — Вы лучше послушайте, как она до такого дошла. Никто ведь не думает, что она сразу стала ставить эксперименты на себе самой?       Никто не думал.       — Кого же она использовала как подопытных свинок…       — К гадалке не ходи, людей, — сказал Финн.       Мы все молча посмотрели на него. Он закончил складывать салфетку. Не давая взглянуть, что у него получилось, он отправил фигурку плавать в моем кофе.       — Верно, — сник Джордж. — Желающих правда особо не наблюдалось. Поэтому в ход пошли все, кого она имела власть заставить.       — Что-то я не припомню сообщений о пропаже людей или повальной болезни сотрудников Фиттис, — вставил Киппс.       — Так много «свинок» и не потребовалось, — тоном патологоанатома отвечал Джордж, — было достаточно одной Ванессы Фиттис.       Маленькая салфеточная фигурка в моей чашке расползлась и пошла ко дну. Это была какая-то птица. Или кораблик.       — Доказательства? — хмуро спросил Киппс.       — Пожалуйста. Я изучил подробнее обстоятельства ее жизни и смерти и вот что обнаружил. В семьдесят пятом Ванессу отправили в пансион для девочек в Брайтоне, до этого она жила с бабушкой и дедушкой по матери. Там она и проучилась десять лет, после чего ненадолго приехала к матери в Лондон. Я туда позвонил и даже запрос отправил. Сказал, что доклад пишу о «деятелях, оставшихся в тени».       С мрачным смешком он выложил на стол не очень качественную фотокопию. Это был лист формата А4 с маленьким овальным снимком темноволосой девушки.       — Фото с выпуска, — пояснил Джордж. — Здесь ей 18 лет. Марисса навещала ее всего один раз. А девочка очень не хотела возвращаться домой на каникулы.       — Почему? — спросил Локвуд, рассматривая фото.       — Вот и я спросил. Говорю, она так дружила с ребятами? Так любила школу? И прямого ответа не получил.       Локвуд поднял на него глаза. Джордж невозмутимо хрумкал сосиску в тесте.       — Ты верно мыслишь, мон шер, — неразборчиво прошамкал он. — Школу она любила не особо. Я побеседовал с некоторыми выпускниками. И впечатление такое, что нелюбовь Ванессы к школе была взаимной.       — Но дом она любила еще меньше, — уточнил Локвуд.       — Мягко сказано. Когда ее пытались отправить домой, дело доходило до истерик. Пока она была маленькой. И вот в 18 лет она вернулась сюда. Мариссе оставалось жить два года. И она с головой окунулась в эксперименты.       Джордж положил на скатерть еще одну копию. Снова черно-белое зернистое фото, покрупнее, но хуже качеством.       — Едва нашел, — сказал он. — Это снимок папарацци в какой-то газетенке. Вот, на первом плане Марисса, а за ее плечом — дочь.       Женщины садились в машину. Марисса стояла чуть вполоборота, спиной — вся, под горло, в черном, с высокой строгой прической. Ванесса, пригнувшись, обратила лицо к матери. Это было лицо взрослой женщины, а не молодой девушки.       — Как считаете, похоже, что ей девятнадцать?       — Нет, — выдохнула я. — Выглядит… на тридцать минимум.       Джордж выразительно глянул на Киппса.       — Вот тебе первое, нет, то есть уже второе доказательство.       Киппс никак не отреагировал. Финн уже пустил целую флотилию бумажных миниатюрных птиц в моей чашке.       — На людях после возвращения из пансиона Ванесса не показывалась. Говорится в некоторых изданиях, что она участвовала в некоторых очень опасных расследованиях вместе с матерью. Поэтому тоже подверглась феномену старения. Зато она часто попадала в больницу с диагнозом «переутомление и депрессия».       Я вспомнила фотографию худой темноволосой женщины. Обессиленной и несчастной. Меня пронзила жалость, на смену которой снова пришел гнев. Как такие люди, как Марисса, ходят по земле? И можно ли их вообще называть людьми? Это настоящее чудовище. Страшнее любого призрака. Верно говорят, бояться надо живых, а не мертвых.       — Да уж, вряд ли бы она сумела завести дочь, — резонно заметил Локвуд.       — Вряд ли, — согласился Джордж. — И еще маловероятнее, чтобы этой дочери успело исполниться двадцать лет. Иначе получилось бы, что Ванесса «родила» «Пенелопу», когда ей самой стукнуло лишь три годика.       Мы смолкли. Даже Финн вскинул голову и посмотрел на Джорджа. Я, немного отупевшая от недосыпа, потерла глаза и зевнула, лениво поглядев на окно и прикидывая, откуда такие цифры. Киппс тихо выругался, Холли хмурилась, в уме производя подсчеты.       — Простая математика, — сказал Джордж. — Ванесса родилась в 1967. Пенелопе, которой вроде как было двадцать, когда она стала главой, а это случилось в 1990 году, надо было родиться в 1970-м.       Мы разинули рты.       — Просто. Очевидно. Невероятно, — заключил Джордж. — Даже если допустить, что Марисса и Ванесса, прости господи, заимели детей в 15 лет, то Пенелопе могло исполниться только 13 к 1990 году. Я уже молчу о том, что о супруге Ванессы тоже ничего неизвестно. В смысле совсем.       — Почему же никто не заметил? — изумилась Холли. — Несоответствие дат?       — Да, Хол. Почему? Почему ты не заметила?       Она поморгала.       — Я… да я никогда… даже не думала об этом.       Глянув на нее, Киппс вновь вперил взгляд в Джорджа. Ну не хотелось ему до конца верить, что агентство, где он проработал много лет, которое, может, боготворил, оказалось просто большой шайкой негодяев.       — Не может быть, чтобы не заметил вообще никто.       — Те, кто заметил, — медленно и с трудом выговорил Локвуд, — вряд ли им хотелось ссориться с Мариссой. Они просто держат рот на замке. А те, кто высовывается…       Мы не понаслышке знали, что происходит с теми, кто высовывается.       Печальную повесть о Ванессе Джордж закончил логично и с беспристрастием судьи:       — Умерла Ванесса от остановки сердца в Доме Фиттис в ночь с 3 на 4 ноября 1990 года. Во сне. Общая слабость организма, ну и сердца, собственно. Пенелопа заранее прилетела в Англию. Много шума, все такое. — Он поправил очки. — Однако я полагаю, что она не покидала страну. Точная дата ее фактического прибытия неизвестна. Пенелопа выступила перед честным народом уже постфактум, на приеме в своем гадюшнике… Три года ее у руля не было. С 1987 по 1990. Она могла именно этот период потратить на свое омоложение.       — Она провела на Той Стороне три года? — ужаснулась Холли. — Это невозможно!       — Ты забываешь о временных петлях, — с достоинством отвечал Джордж, — она могла уйти в прошлое и вести свои «процедуры» оттуда. А потом вернуться. Хотя если она прыгнула в недалекое прошлое, то и возвращаться не нужно. Лишь дождаться, когда все умрут. Или убрать того, кто мешает… А еще пообщаться с самой собой. Считается, что это создает парадоксы, но для такой женщины, как она, правила меняются. Не исключено, что она ожидала встречи с самой собой.       На стол легла новая бумага, которую Джордж с чувством припечатал ладошкой. Мы все подались вперед, разглядывая очередное фото. Любительское, немного смазанное и, как модно нынче говорить, «с заваленным горизонтом». На снимке молодая женщина стояла у блестящего авто, придерживая рукой шляпку, а рядом с ней, за ее плечом, молодой человек с рапирой. Лицо дамы имело очень знакомые, хотя и плохо различимые из-за низкого качества снимка черты. Она о чем-то говорила со своим спутником.       — Июль 1989, — кратко пояснил Джордж. — Лондон.       — Просто похожа, — упрямо заявил Киппс.       — Ага, и я так подумал, будучи скептиком. Я случайно ее нашел, она была в издании «Невероятных двойников», которые громко обсуждали за соседним столом. — В голосе Джорджа отчетливо прозвучало негодование. — Они упомянули Мариссу Фиттис. Фото принадлежит Саймону Фишелду. Я с ним пообщался, но ничего интересного из него не выудил. Куда любопытнее вот эта персона.       Джордж ткнул пальцем в спутника дамы на фото.       — Смотрите внимательно. Никого не напоминает?       Мы дружно уставились на молодого человека. Хорошего телосложения, высокого, элегантного. Светлые волнистые волосы слегка ерошит ветер. Сдержанная улыбка обращена к даме, острый взгляд — куда-то в сторону. Ладонь на эфесе рапиры.       — Руперт Гейл, — хором сказали мы с Локвудом.       Да, это был он. Просто гораздо моложе — безусый, еще более подтянутый, чем сейчас, кажущийся скорее гибким и быстрым, чем сильным.       Пока мы рассматривали фото, Джордж подтачивал оставшееся на столе съестное. Холли начала убирать грязную пустую посуду. Киппс нахохлился, угрюмо глядя перед собой, а Финн вкрай заскучал и принялся украдкой подсыпать мне в кофе соль. Локвуд побарабанил пальцами по бумаге и сообщил как ни в чем не бывало:       — Я недавно говорил с врачом Фиттис.       Мы даже не сразу поняли, что он имеет в виду.       — Я его обработал, — загадочно улыбаясь, сказал Энтони, — и он… признался, что не видел тела. Просто подписал документы.       Что-то мне даже не хотелось знать, каким образом и в каком ключе велся разговор.       — А с полицией он согласился пообщаться? — уточнил Джордж.       — Ну-у-у… в определенном смысле.       Локвуд хлопнул ладонями по краю стола.       — Все, что мы тут обсудили, конечно, интересно, но, как Джордж уже упоминал, прямыми доказательствами мы не обладаем. Что, собственно, доказывает преступление? Я говорю о Проблеме.       Я пожала плечами.       — Орудие?..       — Точно. Чем пользовалась Марисса?       Мы переглянулись.       — Источниками? — поднял брови Киппс.       — Ну да. Но Источники все лежат там, — Локвуд ткнул пальцем вниз, — в подземельях Фиттис. А еще…       — Флейта, — вспомнил Джордж, — если она у нее.       — Такую штуковину она наверняка держит при себе, — усмехнулся Энтони. — И пару-тройку игрушек — в Обществе Орфея, для отвода глаз.       Он глянул на календарь.       — Через несколько дней в честь дня рождения Мариссы в театре ставят пьесу о ней самой и ее напарнике. Начало парапсихологических исследований и все такое. Мы устроим ей публичное порицание. А заодно раздобудем вещественные доказательства. Нанесем удар сразу по трем точкам. Первая — Дом Фиттис. Вторая — штаб-квартира Общества Орфея. Третья — театр.       — Все-таки решили грохнуть ее? — обрадовался Финн.       — Или взять в заложники? — с надеждой проговорила Холли.       Локвуд довольно улыбнулся.       — Ни то, ни другое. Мы сорвем спектакль. Я же сказал — публичное порицание.       — А поподробнее? — попросила я. — У нас что, подкуплены актеры? Они будут вместо реплик вещать об истории Проблемы?       Наш лидер отрицательно покачал головой.       — Актеры будут… гм… нейтрализованы. Персонал и охрана — подставные. А вещать со сцены, боюсь, придется нам самим.       Очень мило. Я не чувствовала в себе и толики желания следовать такому самоубийственному плану. Существовала просто уйма причин, по которым все могло пойти не так. А зная нашу везучесть, что-то обязательно пойдет наперекосяк.       — Насколько все надежно? — спросила я. — Кто нам помогает?       — Ты знаешь, — ответил Локвуд. — В основном — люди Аделаиды Винкман. Они обеспечат нам доступ за кулисы и на сцену. Где-то подкуп. Где-то — сила. Это уже на их совести.       Я не могла не заметить, что первый вопрос остался без ответа, однако задавать его снова не имело смысла. Все понимали, что есть риск и без него никуда. Все уже организовано. Нам остается лишь исполнить свои роли. Надеясь, что нас никто не подведет. Надеясь, что общая ненависть к Мариссе окажется сильнее иной вражды.       Холли задумчиво побарабанила пальцами по скатерти.       — Я не совсем понимаю. Вы просто выйдете вместо актеров и станете изобличать ее? Или как?       Локвуд пожевал губами.       — Можно и так сказать.       — Бессмыслица, — заявил Финн. — Кто вам поверит?       — А это неважно, — отозвался Локвуд. — Главное — отвлечь внимание от других наших операций и посеять сомнения среди публики. В театре будут представители ДЕПИК и правительства. А также прессы и телевидения. Спектакль покажут в прямом эфире. Мы поставим их всех на уши, мы вынудим их приглядеться к Фиттис как можно пристальнее. Все просто. Люди Аделаиды организуют набег на Общество Орфея. Ребята проникнут в Дом Фиттис. Мы добудем флейту мертвых.