That's not the shape of my heart

Жизнь четырнадцатилетнего Драко Малфоя стремительно катилась под откос. Словно какие-то высшие силы решили вконец испортить ему нервы на четвертом году обучения в Хогвартсе (под «высшими силами» слизеринец, сам того не ведая, подразумевал Золотое Трио). Поттер, наглый выскочка, каким-то чудом умудрился стать четвертым чемпионом Турнира трех волшебников (да ладно вам, это же Гарри Поттер, ему не писано ни одно правило). Более того, этот везучий поганец даже не ударил в грязь лицом: смог забрать Золотое Яйцо, победив дракона. Для Малфоя это было почти закономерным: такие вот благородные рыцари в сияющих латах а-ля Златопуст Локонс были просто созданы для того, чтобы бороться с чудовищами и спасать принцесс (принцессой Поттера окажется вечный подпевала Уизли, что веселит невероятно). Но даже больше рыжего придурка, больше Мальчика-который выжил (!) в этом году Драко Малфоя достала их чертова грязнокровка. Все началось с Чемпионата по квиддичу. Два сопровождавших Грейнджер идиота вместо того, чтобы спасать свою милую подружку, бесполезно хлопали ушами, а сама лучшая ученица Хогвартса никак не смогла смекнуть своими чудовищно-огромными мозгами, что надо давать деру, пока не поздно (что Драко ей, собственно и сообщил, в очередной раз убеждаясь: половину оценок Грейнджер ставят за красивенькие глазки цвета густого расплавленного янтаря, а не сообразительность). Дальше — хуже. Великолепное заклинание, которое Малфой вычитал специально для позера-Поттера, срикошетило в их общую знакомую. Вышло даже забавнее — бобриные зубы Грейнджер всегда были больной темой. И эта нахалка просто взяла и уменьшила их до нормального состояния, а затем бесконечно демонстрировала это, улыбаясь своему ненаглядному. Нет чтоб подойти к нему, поблагодарить, мол, спасибо, Драко, что ты помог мне меньше походить на бурундука, теперь я стала ближе к своей мечте — наконец-то начать идти по рукам. Если честно, он давно подозревал, что она по уши втрескалась в своего Поттера, иначе и быть не могло (в газете написали — значит правда). Но Грейнджер пошла дальше. Разумеется, Малфой заметил, что Крам зачем-то день-деньской торчит в библиотеке и бросает взгляды в спину гриффиндорской заучки. Но Драко никак не предполагал, что такой известный чистокровный волшебник, которого он даже почти уважал, сможет публично запятнать свою репутацию грязнокровкой. Как он посмел так жестоко обмануть Малфоя в лучших чувствах? Как посмела она выглядеть так безупречно-чисто, спускаться по той лестнице, приковывая взгляд? Как посмели они все, другие, смотреть на нее, просто пожирать глазами, когда он, он один, видел всю ее суть — глупой выскочки, погнавшейся за славой. Куда вообще смотрели Поттер с Висли? Как они смогли допустить, чтоб кто-то подошел к их драгоценной грязнокровке ближе, чем на метр, — кто-то, больше похожий на медведя, кто своими огромными ручищами может ее, такую хрупкую, просто переломать пополам. Как же он тогда будет… без нее? Над кем будет издеваться, кого доставать? Вот даже сейчас. Ну где Грейнджер с Уизли шляются: их распрекрасный Поттер как раз собрался тонуть. Рядом стоящий Снейп по секрету шепнул ему, что у чемпионов «украли» близких им людей. — Бедный мистер Уизли, едва ли мистер Поттер сумеет справиться с заданием. «Ага, значит, он сейчас где-нибудь в компании русалок ждет Поттера». И чуть ли не впервые в жизни Драко был благодарен Дамблдору и еще паре людей за проявленное благоразумие (ну не стали бы же они, в действительности, засовывать Грейнджер на дно Черного Озера, где обитают жутко опасные существа). Путем логики и сплетен Драко выяснил, что Седрику Диггори предстоит спасать Чжоу Чанг, так же они с Забини (влюбленным во Флер, только тс!) не досчитались младшей из сестер Делакур. Но кого будет спасать Крам? И где, Мерлина ради, Грейнджер? Шестеренки в голове Драко стали быстро-быстро вращаться, и вывод, к которому он пришел, ему совсем не понравился. Да почему она согласилась на это вообще? Идиотка. Тупая дура. Почему ее дружки не следят за ней? Почему Уизли ей разрешил? Этот тупоголовый дурмстранговец, которому в квиддиче наверняка последние мозги отбили, не справится, не придет вовремя, его утащат и сожрут русалки. Да и драккл с ним. Кто тогда спасет Грейнджер? К горлу подступила непрошеная паника, в голове бесконечно крутились строчки из учебника того полу-великана Хагрида обо всех водных существах, которых только можно найти в волшебном мире. Мордред, Грейнджер с ее удачей даже стараться не надо. А Поттер ведь может забрать ее вместо Уизли? Как ни крути, ему-то Драко доверял больше, все-таки четыре года знакомства. Ну и пусть утащит он свою Грейнджер, пусть встречаются вместе, да хоть женятся, главное чтобы… — Мистер Малфой, все хорошо? — суховатый голос Снейпа жестоко вернул в реальность, в которой взрослые люди подвергают опасности жизни молодых девушек. Драко едва нашел в себе силы оторвать руки от холодных перил: — Профессор… — голос хриплый, озябший, не свой словно. — А пленники… С ними все будет в порядке? Насмешливые, пугающе-черные глаза будто впились в кожу крюком: — Мистер Малфой, я надеюсь, что вы заинтересованы в благополучии мисс Чанг, потому что в случае с мисс Делакур будет против закон, с мистером Уизли — общественность, а в случае с мисс Грейнджер — ваш отец. Даже не знаю, что закончится хуже, — язвительность плескалась в его тоне, а взгляд выворачивал наизнанку. — Но вы же не думаете всерьез, что мы не обеспечили им безопасноть, и вообще планируем скормить их Гигантскому кальмару? Малфой внезапно почувствовал невероятно желание сбежать, скрыться, уйти из этого места; но так же он понял, что не сделает ни шагу, пока не увидит на поверхности воды голову с каштановым беспорядком. Великий Салазар, что это вообще такое? С каких пор его волнует жизнь грязнокровки? Волнует до такой степени, что он даже забывает о здравом смысле, о том, что надо держать лицо? Глупые мысли. Досадная случайность. Он уйдет, он уйдет отсюда немедленно, как только увидит ее. Остальное не так уж важно. Крам, на его счастье, выплывает первым. Так же его счастью можно приписать тот факт, что Драко не слышит ни объяснений в чувствах, ни приглашения в Болгарию (правда, об этом ему вслух прочитает Пенси Паркинсон со страниц «Ведьминого досуга», и он очень долго будет убеждать себя в том, что ему плевать). Голос Забини немедленно вытащил Драко из вихря воспоминаний: — Эй, друг, — мулат с таинственной улыбкой кивнул в сторону гриффиндорского стола. — Начинается. Малфой поднял голову и тоже улыбнулся правым уголком рта — светло-серая сова, держащая в своих лапах большую коробку, только что приземлилась около Гермионы Грейнджер.

***

— О Мерлин! Неужели, опять? Гермиона нервно огляделась по сторонам. Под кожей лопалось неприятное ощущение, будто каждая пара глаз в Большом Зале впилась в ее фигурку, сжимающую в руках пестрый сверток. Тут же захотелось поспешно выбежать из помещения куда подальше от этих, как ей казалось, пытливых и всепоглощающих взглядов. — Ну же, ну открывай скорей, — послышалось сзади нетерпеливое. Парвати и Лаванда стояли за ее спиной, как малые дети едва не подпрыгивая на месте от мучительного ожидания. Словно это им таинственный кто-то прислал увесистую коробку, завернутую в красивую шуршащую бумагу. Рядом с Гермионой сидела Джинни, которая хоть свою подругу и не подгоняла, но все равно сгорала от любопытства не меньше других двух гриффиндорок. Грейнджер с деланным равнодушием протянула ладонь к бледно-розовому атласному банту и легонько дернула. Дорогая шершавая бумага приятно касалась пальцев, ее было прямо-таки жалко рвать. — Моргана, какие они красивые. В коробке, изнутри зияющей ярко-алым, лежал роскошный в своей простоте букет. Нежные лепестки, оттеняемые красным, казались сказочно-белыми, будто вылепленными из воска или северных, девственно-чистых снегов; меж ними спрятались тонкие нити, украшенные шариками, которые, будто жемчужины, на свету переливались перламутровым. Маленькие пышные бутоны чем-то напоминали розу, но это была не она — вместо банальной вычурности эти цветы были воплощением нежной красоты. Гермиона осторожно взяла огромный букет в свои руки и чуть наклонилась вперед, вдыхая приятный аромат. — Там еще записка, — деликатно напомнила Джинни, не решаясь самой взять и прочесть. Грейнджер вытащила из коробки крошечный кусочек будто состаренной бумаги обуглено-желтого цвета; она заранее знала, во что сложатся каллиграфические чернильные буквы. «Гермионе Джин Грейнджер». Это само по себе исключало возможность какой-либо ошибки. — Что, опять без подписи? — сокрушенно спросила Парвати. — Без, — коротко ответила Гермиона. Лепестки под ее пальцами удивительно-нежные, приятные, их хочется касаться. — Что это за цветы, интересно? — Джинни по-птичьи склонила голову набок, внимательно разглядывая букет в руках Гермионы. — По-моему, это чайная роза, — уверенно вставила Лаванда. — А мне кажется, пион, — возразила Парвати. — Давайте лучше спросим у Невилла, — предложила самая младшая из семьи Уизли. Гермиона быстро глянула поверх букета на свое запястье, обплетенное тонким металлом наручных часов, и тут же засуетилась: подхватила с лавочки сумку, одной рукой кое-как втиснула туда пергамент и сухое перо, а затем, чуть подумав, взяла со стола большое яблоко. — Не сейчас, — деловито отрезала Староста девочек. — У меня через пятнадцать минут Древние Руны, а еще нужно заглянуть в Башню, заодно и цветы поставлю в вазу… Окончание фразы она договоривала уже находу, больше для самой себя, чем окружавших ее гриффиндорок. Те проводили ее задумчивым, снисходительным взглядом, Лаванда тихонько вздохнула: — Ну никакой в ней романтики… Если бы Лаванда Браун в этот момент могла слышать мысли Гермионы, то вряд ли бы сделала такой вывод. Девушка летела едва ли не вприпрыжку, на ходу откусывая яблоко, которому сегодня предстояло стать ее обедом. Букет приятно тяготил руки, на губах играла мечтательная улыбка. Разумеется, она была Гермионой Грейнджер — ответственной и собранной, лучшей ученицей Хогвартса и Старостой Школы, но так же она была и просто девушкой, которой нравились букеты редких цветов, вкусные сладости и загадочные записки. «Гермионе Джин Грейнджер». Так официально и так призрачно-знакомо… В первый раз это случилось в Понедельник. За ужином сова принесла Гермионе небольшую коробку, в которой, как она справедливо предположила, были конфеты. Причем, не заурядное лакомство из «Сладкого королевства», а дорогое, изысканное даже. И записка с ее полным именем. Рон предложил тут же, не разбираясь, открыть и съесть, мало ли, вдруг подарок на день рождения задержался («месяц спустя, именно, Рональд»). Во имя предосторожности Гермиона сначала проверила коробку на разные темномагические заклинания и наличие потусторонних зелий — и ничего, обычные конфеты. И божественно вкусные, в чем успела убедиться добрая половина Гриффиндора. Затем, уже в Среду, странный ритуал повторился: знакомая сова вновь появилась перед Гермионой. Рон Уизли, ранее обрадованный случайной коробкой конфет, теперь насторожено навострил уши, едва ли не внутренним чутьем ощущая, что тут замешан другой парень. Гарри, искренне беспокоясь за подругу, тоже не пришел в особый восторг, хотя злился он большей частью на своего лучшего друга, который «еще чуть-чуть и потеряет лучшую в его жизни девушку». Впрочем, другие гриффиндорцы не оценили их хмурого настроения, вполне довольные тем, что Гермиона поделилась с ними шоколадными пирожными (перед этим вновь проверив их, конечно же). Саму девушку больше интересовала записка, прилагавшаяся ко всему этому. «Гермионе Джин Грейнджер». Она не имела ни малейшего понятия, кто бы это мог быть. Вот вообще: ни единой мысли в голове. Кроме одной. Самой-самой безумной. Но глупости все это. Это кто-то из школы, наверняка. Кто-то, кто такой же стеснительный, как она. Хорошо, что Рон, который вместе с Гарри задержался где-то в пределах квиддичного поля, не видел, как в обед Четверга ей принесли цветы. Отношения с Уизли стали стремительно портиться, словно Гермиона была виновата в том, что у кого-то хватало смелости ухаживать за ней, а у Рона — нет. Впрочем, за три года ничего не изменилось. «Ну и пусть, — весело подумала гриффиндорка. — Пусть поревнует!». Гермиона, быстро пробормотав пароль, стремительно влетела в гостиную. Конечно, у нее не было припасено вазы на тот случай, если тайные поклонники вдруг соберутся дарить ей цветы. Деловито оглянув комнату, Гермиона заметила чистый стеклянный стакан рядом с графином на кофейном столике. Это вполне подходило. Грейнджер легко взмахнула палочкой — стакан стал стремительно рости и округляться. Подумав о том, что МакГонагал может гордиться своей ученицей, Гермиона произнесла: — Агуаменти, — новоизготовленная ваза тут же наполнилась водой. Довольная собой и жизнью, девушка опустила цветы, еще раз вдохнув приятный запах. Такой чарующий и нежный, он будто окружил Гермиону эфемерным облаком, пока она поднималась по лестнице в свою спальню за эссе и обратно. Малфой появился в гостиной, как немцы в Польше: неожиданно и без предупреждения. Слизеринец стоял около кофейного столика и с интересом разглядывал букет. Он едва-едва повернул голову в сторону, искоса глядя на Гермиону. — Уизли постарался? — его на удивление звонкий и привычно насмешливый тон прорезал тишину. Один его вид, звук его голоса смущал сильнее всей толпы Большого Зала; словно она маленькая девочка, глупое дитя, и он — оплот адекватности и благоразумия. — Ох, замолчи, — раздраженно отмахнулась Гермиона. — Я точно не желаю слышать все те гнусные вещи, которые ты собираешься произнести. — Не-е-ет, — медленно, с непринужденной ленцой протянул Драко. — У Вислого хватило бы денег и фантазии разве что на букет полевых ромашек, а не на… — А не на что? — то ли злобно, то ли заинтересовано вскрикнула Грейнджер, невольно подойдя к нему ближе. Малфой поднял голову как-то слишком быстро, резко, полностью обезоруживая внимательным взглядом. — Ба, наша заучка чего-то не знает, — в серых глазах, которые в жизни не оказывались так близко к ней, будто плясали озорные, такие типично-мальчишеские искорки. «Серых? Они не серые, они какие-то прозрачные, осколчатые будто». Во имя Годрика! Кажется, у Гермионы Грейнджер начала ехать крыша. Малфой растянул губы в ухмылке и мягко коснулся пальцами нежных лепестков — гриффиндорка едва успела подавить желание хлопнуть его по руке. — Это белая камелия, — медленно проговорил Драко. — Vous êtes adorable*. В этот момент Гермиона опешила, на секунду, на ц е л у ю секунду, предположив, что последняя фраза была адресована… ей? Нет, Мерлин, нет, скажите, что она не краснеет. — Язык цветов, — поспешно и чуть несуразно выпалила гриффиндорка. — Белая камелия на языке цветов означает «ты восхитительна», — полувопросительно, но зато ровно и спокойно. «Vous êtes adorable». Французский у Малфоя красивый, гортанный, очень хорошо поставленный, даже зависть берет. Вот будь он кем-нибудь другим, будь Гермиона кем-нибудь другим, она бы говорила с ним, тренируясь и не стесняясь своего акцента. Но они были тем, кем были. — Так от кого презент, Грейнджер? — по-кошачьи наклоняя голову, ухмыльнулся Драко. — Это точно не твое дело, — спокойно отрезала Гермиона. — Да просто интересно, кто оказался настолько слепым и полоумным, — небрежно бросил Малфой, манерно растягивая гласные. Грейнджер хотела повторить «это не твое дело» еще раз, но в более грубой форме, как вдруг над ее головой загорелась воображаемая лампочка напоминания, девушка едва удержалась, чтобы не хлопнуть себя по лбу. — Древние Руны! — воскликнула она. — Я же опаздываю! А ты — оставь цветы в покое, испачкаешь еще их своим ядом. Гермиона резко, словно взбесившийся нюхлер, подскочила с места и почти бегом вылетела из гостиной. В спину ей прозвучал насмешливый отголосок фразы: — У нас общая пара вообще-то, Грейнджер. И она могла поклясться, что сейчас он рассмеялся. Стало быть, Гермиона неплохо его изучила. Но — как и всегда в случае с Малфоем — недостаточно. Слизеринец, сам того не зная, ткнул пальцем в самую ранку. Грейнджер действительно побаивалась, что никто из парней не стал бы так ухаживать за ней и что цветы, записки, сладости — один большой розыгрыш. Но с этим она разберется потом. И с Малфоем тоже разберется потом. Какая дикость, он даже знал, что на языке цветов означает «белая камелия». «Vous êtes adorable». И мысль, пронзившая голову, была еще более безумной, чем до этого: словно он их и подарил.

***

Пару недель назад Драко, Блейз и Пенси решили отныне собираться исключительно в спальне Малфоя, ибо, как назло, Грейнджер появлялась в гостиной в самые неподходящие моменты. Рабочий стол в комнате был завален целой кипой книг, парочку из них свалились на пол. Драко Малфой, закинув ноги на столешницу, углубился в толстый пыльный талмуд, Блейз Забини задумчиво листал тошнотворно-розовую книжку с блестящей надписью, и только Пенси Паркинсон, умостившаяся аккурат между высокой стопкой учебников по Зельеварению и ступнями Драко, весело и беззаботно болтала ножками, накручивая короткий локон на палец. — Так что ты решил, Драко? — не отрывая взгляда от книжицы, спросил Забини. — Что делать мне больше нечего, как полтора месяца возиться с этим Зельем, — ровно произнес Малфой, лениво переворачивая страницу. — О, так ты решил отказаться от этой сомнительной затеи и найти себе нормальную девушку? — умиленно-восторженным тоном проворковала Пенси. — Нет, милая, — так же приторно отозвался Драко. — Ну, а как тогда? Староста мальчиков, самовлюбленно усмехаясь, развел руки в стороны: — Как и все Малфои — просто куплю то, что мне нужно. Забини, в жилах которого, очевидно, притаились не только итальянские, но и еврейские корни, тут же округил глаза, мысленно подсчитывая, во сколько его другу обойдутся такие покупки. Драко тем временем, в последний раз бросив взгляд на книгу, с грохотом отложил ее в сторону: — Бесполезно. Они все пишут одно и то же, я этот чертов рецепт уже наизусть выучил. — Я тоже, — в один голос отозвались Блейз и Пенси. Малфой утомленно наклонился назад, запрокинув голову так, что челка соскользнула со лба. Послышался громкий шорох — Забини отшвырнул от себя книгу прямо на пол. — Абсолютно бесполезная вещь, уверяю вас. Тонны розовых соплей и ни унции здравого смысла. — А я говорила, — весело вставила Пенси, продолжая болтать ступнями в модных кожанных ботиночках, сшитых на заказ в «Твилфитт и Таттинг». — Лучше бы ты по делу говорила, — издевательски парировал Забини. Паркинсон картинно закатила глазки и спрыгнула со стола: — Ну ничего без меня не можете, — она аккуратно поправила черный ободок в волосах. — Смотрите, после того банальнейшего сценария знакомства Драко не стоит тут же звать ее куда-то. Пускай он лучше… пишет письма. Присылает подарки. Парни озадаченно переглянулись, после чего Забини выдал: — Конфеты, цветы, украшения? — Грейнджер украшения ни в жизнь не примет от незнакомца! — весело воскликнул Драко. — А вот остальное… Паркинсон стала деловито жестикулировать руками, расхаживая по комнате с видом Наполеона при Бородинской битве: — Цветы. Я уже вижу это, — опровергая свои слова, она прикрыла веки, пальцами очерчивая в воздухе неясные силуэты. — Большая коробка, завернутая в красивую бумагу и перевязанная бледно-розовой атласной лентой… изнутри она еще такая… красная. А в ней — охапка больших и длинных роз, белых, а лучше розовых или… — Или белых камелий, — безаппеляционно перебил ее Малфой. — Чего? — Пенси немедленно вынырнула из своих розовых мечтаний. Вместо ответа Драко постучал пальцами по книге, лежавшей на столе. Чуть потускневшие золотые буквы названия гласили: «Язык цветов». Забини с интересом взял ее в свои руки и, полистав немного, одобрительно кивнул: — Это то, что нужно. — Ой, да ну вас! — надула губки Паркинсон. — Розы — это всегда красиво. — Хорошо, милая, я специально для тебя закажу букет роз, — не отрываясь от созерцания собственных ногтей, проговорил Драко. Забини, мысленно добавив к сумме за Оборотное зелье стоимость букетов, упаковки и подарков, едва не схватился за сердце. — Драко, ты уверен, что потянешь всю эту аферу материально? — Разумеется, — широко ухмыльнулся тот. — Я ведь уже совершеннолетний, а, значит, частично вступаю в права наследства. Драко машинально глянул на фамильный перстень — узорчатая буква «М» на массивной печатке белого золота. Он получил его пятого июня как подтверждение титула лорда, который унаследовал вместе с частью состояния Малфоев. Капля в море, без сомнений, но головокружительно для семнадцатилетнего парня. Конечно, дабы успокоить papa, Драко даже умудрился вложиться в какое-то малопонятное ему дело, и — о чудо! — это стало приносить доходы. Деньги означали влияние и власть, создавали положение в обществе, диктовали свои правила, заставляли людей пресмыкаться и раболепствовать. Деньги, а не кровь. И все внезапно оказалось таким простым. — Пенс, ты узнала что-нибудь еще? — устало потирая веки, спросил Блейз. — Ничего особенного, — пожала плечами Паркинсон. — Разве что, Уизли тормозит чудовищно, мнется, как дитя. Драко расплылся в еще большей улыбке; Блейза этот факт, казалось, не воодушевил: — А еще что-нибудь? Любимый цвет, блюдо, музыка? — Забини, скажи, мы с Грейнджер похожи на закадычных подружек? Или мы обмениваемся блестящими тетрадками-анкетами, в которых… — Пенси стала говорить медленнее, а затем и вовсе осеклась. Она задумчиво царапнула красным ногтем полную нижнюю губу, что-то лихорадочно соображая. Наконец ее аккуратные брови взметнулись вверх, а рот расплылся в улыбке. — Это… может сработать! Правда, может, — весело воскликнула Паркинсон, переводя взгляд с Драко на Блейза и обратно. — Ну вы что, не поняли? О Салазар! Совсем-совсем не поняли? Девушка цыкнула, раздраженно закатив глаза, а затем проговорила таким тоном, будто обращалась к неразумным детям: — Я дам Грейнджер такую анкету. — Какую еще анкету? — страдальчески простонал Блейз, прикладывая ладонь к пульсирующему виску. Пенси цыкнула во второй раз, но вместо того, чтобы что-либо объяснить, выскочила из комнаты. Драко, доселе молчавший, растерянно моргнул: — Ты понял, что сейчас произошло? — Не-а. Парни переглянулись, а затем покатились со смеху. Малфой неаккуратно повел рукой в сторону, отчего несколько стопок пошатнулись и верхние книги упали на стол, образуя еще больший беспорядок. Из-под увесистого тома наполовину выглядывало письмо, написанное корявым почерком, Драко наклонил голову, чтобы напомнить себе его содержание: «Дорогой племянничек! Спешу, прежде всего, сообщить тебе, что твоя затея ничем хорошим не кончится. Скорее всего, Ге твоя дама сердца оторвет тебе голову, как только узнает правду (а она узнает, уж поверь). Хотя, если вспомнить вот прям все способы, какими Сохатый пытался закадрить Лили Эванс, твой план кажется уже не таким безумным. А на счет твоей просьбы: есть одно редкое заклинание, которое, по легенде, удается только мужчинам из рода Блэк. Жутко простое и невероятно красивое, девушки тают от восторга. Тебе нужно взять цветок, что-то вроде кувшинки…» — Бле-е-ейз! — протянул Драко. — Напомни мне, чтоб я купил кувшинку. — Вот скажи, кто из нас свихнулся: я или ты с Пенси? Малфой не успел ответить: его перебил осторожный стук в дверь. — Помяни черта, — ухмыльнулся Драко. — С каких пор ты стучишься, Пенс? — С тех самых, как меня зовут Гермионой Грейнджер! — раздалось из-за двери. — Малфой, мне нужно с тобой… Что там ей нужно было, Драко с Блейзом так и не услышали: голос гриффиндорки был заглушен почти истерическим смехом. Воистину, Грейнджер достанет их даже в аду.

***

Все немного прояснилось в Пятницу вечером. Вокруг стола Гриффиндора столпилось чуть больше народу, чем обычно — с совершенно разных факультетов (кроме, разумеется, Слизерина). Последние, кстати, просто устроили тотализатор на месте: что придет следующим, кто все это присылал и все в таком духе. И все они проигрались, к слову. Перед Гермионой стояла маленькая, довольно-таки примитивная шкатулка — украшенный витиеватой резьбой параллелепипед. — Там будет украшение, точно тебе говорю, — в воцарившейся тишине глухой шепоток Лаванды на ухо Парвати звучал отчетливо и громко. Рон демонстративно отвернулся от них, имитируя большую занятость едой в своей тарелке. Гарри насторожено смотрел, как Гермиона проводила своей обычный ритуал с проверкой. Затем она аккуратно приподняла крышку — на плоском дне, переливаясь всеми оттенками красного, лежал цветок, по форме напоминавший лотос или, может, кувшинку. Прежде чем Грейнджер успела сообразить, к чему это, цветок, раскрываясь и закрываясь, словно устрица, взмыл в воздух. Лепестки вдруг сомкнулись и вытянулись, образуясь в… Бабочку. Она, порхая, сделала маленький круг, ее тонкие крылышки ярко-кораллового цвета на свету казались сетчатыми, словно покрытыми золотистой паутинкой. Бабочка под восторженные вздохи сделала еще один круг, а затем стала увеличиваться и меняться, обернувшись птичкой. Существо немедленно спикировало вниз и уселось Гермионе на плечо. — Ой, можно? — Лаванда аккуратно протянула ладонь к птичке. Как только девичьи пальцы коснулись ее (на ощупь, как лепестки цветов), создание немедленно слетело вниз, попав точно в шкатулку и превратившись обратно. — Как красиво… — протянула Джинни. Сделать из цветка бабочку ничего не стоило, по мнению Гермионы. Сделать из бабочки птичку тоже. Как и превратить эту самую птичку обратно в цветок. Но сделать из этого замкнутый и абсолютно самостоятельный круг — это что-то новенькое. — Потрясающе, — выдохнула Гермиона. Окружавшие ее девочки закивали головами в согласии. — А что в записке? — спросила Джинни, косясь на бумажку в шкатулке. — Если хочешь — прочти, — желания опять видеть «Гермионе Джин Грейнджер» не было. Младшая Уизли, пожав плечами, вытащила на свет божий послание. Ее лицо вдруг вытянулось, а в глазах заплясали бесенята: — Гермио-о-она-а, — многозначительно протянула Джин. С наисчастливейшим видом она протянула растерянной Грейнджер записку, которая гласила: «Завтра. Хогсмид, „Сладкое королевство“. 12:00». Лаванда и сестры Патил бесцеремонно заглянули через плечо Гермионы, коротко ахнув. — Он будет ждать в полдень у «Сладкого королевства», — Браун решила уведомить об этом всех присутствующих. Гарри и Рон синхронно подняли головы: — Что? — Уизли нагло выдернул из рук Гермионы записку. — Рональд! — возмущенно воскликнула Грейнджер; отбирать, впрочем, не стала — не дети ведь. — Гермиона, — обеспокоенно и даже как-то оскорбленно выдал он. — Ты ведь не пойдешь туда? Это… может быть опасно. Или чей-нибудь глупой шуткой. Девушка вскинула брови: — То есть, вариант, что меня просто пригласили на свидание, ты даже не рассматриваешь, — она закивала в приторном понимании: — Конечно, я ведь недостаточно хороша для этого. — Да я не это имел в виду, — страдальчески протянул Рон, кончики ушей которого предательски покраснели. — Разумеется, — язвительно бросила Грейнджер. Девушка слегка нервно разгладила записку в своих руках: конечно, она сама об этом думала, но ей можно, а Рону — нет. Так-то. — Гермиона, — деликатно кашлянул Гарри. — Ты, безусловно, замечательная, но… Знаешь, приличные люди обычно подписываются. — Зато как романтично… — вздохнула Парвати. — Гермиона, ты ведь пойдешь? — спросила Джинни, а затем немного наклонилась к своей подруге и, понизив голос, добавила: — Не слушай моего хамоватого братца, он бесится от того, что сам до этого не додумался. А ты — великолепна. Грейнджер в задумчивости закусила губу. — Я… я не знаю. — Гермиона Грейнджер чего-то не знает? Нонсенс! — засмеялась рыжая. Лаванда округлила глаза: — Ты что, хочешь не пойти? — еще парочку людей обернулось на эту фразу. Господи, Лаванда вообще умеет говорить тихо? — Гермиона? — удивленно воскликнула Падма (это вообще не ее факультет, какого драккла). Воистину, если она не пойдет на это свидание, добрая половина Хогвартса сойдет с ума. Джинни, проигнорировав злобный предупредительный взгляд своего брата, уверенно сжала руку Грейнджер: — Я тебя подстрахую, если что. Посмотрим, как этому «шутнику» понравится мой Летучемышиный сглаз. Ну так. Если что. — Тебя хлебом не корми, дай кого-нибудь сглазить, — ворчливо пробурчал Рон. Его сестра показала ему язык под сдержанные смешки Гарри и Гермионы. — Смотрите, — вдруг шепотом бросила Лаванда. «Конечно, — обиженно подумалось Гермионе. — Теперь она научилась говорить тише». Тем не менее, она послушно повернула голову туда, куда незаметно указала Браун. За слизеринским столом довольный, как черт, Драко Малфой вручал удивленной Пенси Паркинсон букет шикарных роз, перевязанных бледно-розовой атласной лентой. ________________________ * — ребят, я филолог начинающий, французского не знаю, но переводчик утверждает, что это «Ты восхитительна»