Так ніхто не кохав. Через тисячі літ Так никто не любил. Через тысячи лет лиш приходить подібне кохання. лишь приходит подобная любовь. В день такий розцвітає весна на землі В день такой расцветает весна на земле І земля убирається зрання. И земля принаряжается с утра. В. Сосюра
Гермиона проснулась и долго еще не открывала глаза, нежась в состоянии легкого полудрема. Было утро Субботы, и, несмотря на то, что торопиться никуда не нужно было, в голове у Старосты девочек тут же стал формироваться список дел на сегодня. Надо вставать. Гермиона сладко потянулась в кровати и, наконец, разлепила веки. За окном было пасмурно, солнечные лучи даже не пробивались сквозь серые октябрьские тучи. Она любила такую прохладную погоду, в которой уже чувствовалось приближение дождя. Грейнджер, зевая и обнимая себя руками, пошлепала босыми ногами в сторону двери, за которой была ванная. Она с надеждой подергала за ручку, и — о чудо! — та подчинилась, а значит, Малфоя внутри не было (одно неплохое заклинание уровня ЖАБА, которое связывало замки между дверьми). После двух месяцев, проведенных в Башне Старост, мысль о слизеринце казалась до странного привычной, фамилия школьного врага уже не отдавала в голове чем-то жгучим, колющим. После посещения ванной комнаты Гермиона чувствовала себя намного свежее, разум прояснился, а хорошее настроение все еще сохранялось. Часы показывали девять (запредельно раннее утро для Субботы), завтрак, плавно перетекающий в ланч, наверное, уже начался. Гриффиндорка оглядела себя в маленькое зеркальце. Воевать с непослушными каштановыми кудрями с помощью расчески или палочки желания катастрофически не было, но и черт с ним — она собрала волосы в небрежный пучок и затянула резинкой. День был выходной, а значит, можно сменить форму на что-то другое. В замке уже было довольно прохладно, поэтому Гермиона остановила свой выбор на узких черных джинсах и широком синем вязаном свитере с нашивкой в виде буквы «Н» — отличительная черта фирмы «Молли Уизли». По опыту зная, что Гарри и Рон сейчас все еще досматривают свои сны и завтракать ей, скорее всего, предстоит в одиночестве, Грейнджер решила прихватить с собой книгу своей обожаемой Джейн Остин. В бодром расположении духа гриффиндорка спускалась по лестнице, бормоча себе под нос строчки песни, отчего-то заевшей в голове: — Я знаю, что пики — это мечи солдат… День обещал быть прекрасным. Сегодня ей еще нужно было составить графики патрулирований для Гриффиндора и Хаффлпаффа, переговорить с другими старостами, дописать эссе по Зельеварению и, возможно, немного подговотиться к ЖАБА по… — Я знаю, что трефы — орудия войны…* Гермиона осеклась и, неловко замерев, остановилась на предпоследней ступеньке. Ладно, возможно, она все еще немного не привыкла к Малфою. Слизеринец стоял посреди их общей гостиной и, кажется, тоже замер, увидев ее. Как будто параллельные прямые пересеклись. На самом деле, у них как-то получалось практически игнорировать друг друга: они общались в основном через префектов, изредка обменивались короткими фразами а-ля «Ты делаешь графики за Слизерин и Рейвенкло, а я — остальные два». Иногда Гермионе казалось, что им проще посылать сов, чем говорить напрямую. И вот сейчас они стоят друг напротив друга, ошеломленные и такие Старосты школы до мозга костей, чертовски взрослые, как дозревшие мандрагоры. Они неотрывно смотрели друг другу в глаза, пока Гермиона негромко не произнесла, сойдя с последней ступеньки: — Доброе утро. И мысленно дала себе пощечину. Чертчертчерт. Иногда Малфой мог только взглядом заставить Грейнджер чувствовать себя непроходимой дурой, но сегодня достаточно одного его вида. Только Драко Малфой мог так вырядиться в обычный выходной день: на нем был магнетически черного цвета костюм, вычищенные до блеска туфли, кипельно-белая рубашка с твердым воротником. Одежда еще больше подчеркивала бледность кожи, серый платок, воткнутый в карман пиджака, выразительно оттенял глаза. Платок? Серьезно? Вот почему Малфой вырядился, как идиот, а дурой ощущает себя Гермиона? Да и еще доброго утра пожелала, жди теперь цунами насмешек, зря он, что ли, так долго сдерживался. Но ответом ей был только медленный кивок головы: — Доброе. Ого. Какой же сегодня прекрасный день, даже Малфой не язвит (что само по себе оксюморон). Гермиона опустила вниз руки, которые, как оказалось, до этого прижимали к груди томик Джейн Остин, и ярко улыбнулась — слизеринец мог принять это на свой счет, ну и черт с ним. Девушка двинулась по направлению к выходу; почти у самой двери, которая представляла собой обратную сторону портрета, ее остановил голос Драко: — Грейнджер. Ну вот. Сглазила. Гермиона осторожно повернулась к нему: на лице Малфоя застыло немного странное выражение, он будто нервно провел ладонью по волосам, обнажив часы, выглянувшие из-под рукава пиджака. — Твой свитер, — он неопределенно махнул рукой в ее сторону. Грейнджер немного прищурила глаза, мысленно готовясь к обороне: сейчас он как-то гнусно оскорбит Рона и его семью, а она точно не сдержится и… — Сейчас же не холодно, — голос Малфоя был каким-то приглушенным, но удивленным. Чего? Гриффиндорка округлила глаза в растерянности, абсолютно не зная, что на это ответить, пока Драко аккуратно подошел к ней ближе. — Я… просто мерзну, вот и все, — вот же черт. Совсем некстати она испытала смущение, даже щеки загорелись. Еще больше некстати рядом оказался Малфой — просто на расстоянии вытянутой руки. Когда тот лукаво улыбнулся, Гермиона вообще впала в состояние легкого цепенения. — Гриффиндорцы! — беззлобно фыркнул слизеринец. — Привыкли жить все в тепле, да на солнышке. Вас бы в подземелья… Дальше — веселее. Драко положил на ручку двери ладонь (Гермионе на миг показалось, что она подрагивала) и открыл проход, пропуская девушку вперед. — Ты не заболел? — ошарашенно произнесла Грейнджер, выходя в коридор. Малфой, поравнявшись с ней, со своей излюбленной ухмылочкой выдал: — Грейнджер, я, конечно, понимаю, что, общаясь с Уизли и Поттером, ты отвыкла от такого, но это называется «правила приличного тона». — Да что ты говоришь, Малфой, — с притворственным удивлением протянула гриффиндорка, вздернув бровь вверх. — А я думала в ваших «правилах приличного тона» первая заповедь звучит примерно как «сжечь всех грязнокровок». Слизеринец только цыкнул, раздраженно закатив глаза. — Ты идешь? — Куда? — В Большой зал, разумеется. — С тобой? — на какую-то секунду Грейнджер показалось, что его задели эти слова, она даже чуть не брякнула что-то вроде: «Я не это имела в виду». К ее удивлению, Малфой ничего не ответил — только стремительно зашагал по коридору. Но она ведь действительно не имела в виду ничего такого. Можно подумать, он так часто искал ее общества все эти годы! Кажется, Малфой и вправду пытается нормально с ней общаться. Сама эта мысль вызывала огромное удивление: когда он хоть раз делал что-то не ради своей выгоды, а просто потому, что так правильно? Или он действительно вырос из всего этого мальчишества? Как же ей надоела вся эта глупая стереотипная вражда между факультетами, повязанная на крови! — Малфой! — звонко воскликнула Гермиона. Фигура слизеринца замерла, пока девушка быстрым шагом засеменила к нему. — Я хотела спросить тебя на счет графиков, — сама невинность. Еще бы ресницами хлопнула. Они неспешно двинулись. — Да сдам я их тебе, Грейнджер, не занудствуй, — отмахнулся от нее Малфой. — Разумеется, сдашь, но, — тоном учительницы чеканила Гермиона, едва поспевая за широким шагом Драко. — Но ко мне подходил Энтони Голдштейн, — встретив недоуменный взгляд парня, она вздохнула а-ля «вокруг-меня-одни-идиоты» и добавила: — староста Рейвенкло. — И? — И он попросил меня учесть в графике дежурств расписание их тренировок по квиддичу. Гермиона отчего-то сильнее прижала к себе книгу, будто жалея, что вообще ввязалась в диалог с Малфоем. Того, правда, словно осенило: — Голдштейн! Вратарь Рейвенкло, вспомнил, — его лицо озарила лукаво-пренебрежительная улыбка. — А на тренировки он может и не ходить совсем — все равно не поможет. — Малфой! — Да что Малфой? Ты бы видела, как он играет, просто катастрофа! Гермиона коротко прыснула. Мальчишки! Что на Гриффиндоре, что на Слизерине их хлебом не корми — дай порассуждать об их разлюбимом квиддиче. Она, наверное, собиралась озвучить эту мысль вслух, как вдруг из-за угла показался один из учеников. Старосты школы среагировали мгновенно, хоть и нелогично: тут же отскочили друг от друга, как будто у них не было ни одного повода находиться рядом. «М-да, — невесело подумалось Гермионе. — Некоторые привычки и огнем не выжечь». Дальше они шли в полной тишине.***
Как Гермиона и предполагала, Гарри и Рона на завтраке пока еще не было, как не было и у нее желания слушать трескотню Лаванды и Парвати, так что она сидела в одиночестве, полностью погрузившись в книгу и периодически отхлебывая от чашки с кофе. Она вообще любила Джейн Остин за искрометную иронию и ненавязчивую мораль, все так красиво и просто. Хотя чего греха таить: даже всезнайке Гермионе Грейнджер изредка хотелось почитать что-нибудь о любви, но не опускаться же до низкопробной беллетристики. Эта книга была одной из любимых у Остин — «Гордость и предубеждение». Гермиона читала ее три раза и все равно задавалась вопросом, отчего Элизабет такая дура? То, что Дарси в нее влюблен, заметно невооруженным глазом. А все это предубеждение и избыток гордости. Грейнджер вдруг подняла голову и посмотрела на вход в Зал. Ее лицо озарила улыбка, как только она увидела, кто сюда вошел. — Эй, Луна! — гриффиндорка помахала Лавгуд рукой. То, что эти двое сдружились, было сюрпризом для всего Хогвартса, наверное. Полные противоположности — рациональность и мечтательность, сухие факты и непоколебимая вера. Но тем не менее. Гермиона точно помнила, как в то время, когда она плакала в туалете из-за драмы всей жизни (роман Рона с Лавандой Браун), именно Луна стала той, кто ее поддержала, да и в конце концов — если в этом мире существуют тролли, драконы и фестралы, то почему бы не быть нарглам и мозгошмыгам. Рейвенкловка была одета полностью в своем стиле: черная юбка, насыщенно-оранжевого цвета гетры с желтыми кедами, но самое главное — легкий свитер, украшенный огромными яркими подсолнухами. Образ дополняли браслет в виде подсолнуха и такой же цветок в волосах, держащийся на оранжевом обруче. — Здравствуй, Гермиона, — нараспев произнесла Лавгуд. — Сегодня хороший день, не правда ли? — Абсолютно с тобой согласна, — весело воскликнула Грейнджер, отодвигая от себя книгу. — Присаживайся. Периодически так случалось, но никто не был против того, чтобы ученики сидели не за своими столами. Более того, Луна всегда была желанным гостем в гостиной Гриффиндора, ну, а загадки Гермионе всегда давались великолепно.* — Смотри, сегодня нас балуют твоим любимым пудингом. — Как чудно, — уголки губ Лавгуд чуть дернулись вверх в загадочной полуулыбке. Пока рейвенкловка пододвигала к себе ближе тарелку с лакомством, Гермиона зачем-то оглядела зал. Ее взгляд скользнул по учительскому столу, месту для Хаффлпаффа, а затем зафиксировался на слизеринцах. А точнее, на одном из них. И, когда глаза встретились с насмешливой осенней серостью, гриффиндорка немедленно вспыхнула, стремительно опустив голову вниз. — На кого ты смотрела? — медленно, в своей манере спросила Луна. В Лавгуд странным образом переплелись ее врожденная чуткость, истинно рейвенкловская внимательность и невыносимая прямота. Иногда это приносило хлопоты самой Луне, а иногда — людям, окружавшим ее. — На Драко Малфоя, — честно, но тихо ответила Гермиона и снова невольно посмотрела на слизеринцев. Староста мальчиков нервно выстукивал пальцами по столу, то и дело бросая взгляды на вход в Большой Зал. На этот раз Гермиона успела опустить голову до того, как Малфой вновь покосился в ее сторону. Не то чтобы это было чем-то необычным: Драко Малфой мог испепелять взглядом каждого из Золотого Трио по очереди, но в этот раз было что-то не так. Весь его странно-изысканный вид выражал… нервозность? Волнение? Ничего из этого не писалось к самопровозглашенному принцу Слизерина. — Он обижает тебя? Честно говоря, Луна Лавгуд была чуть ли не единственным человеком, с которым Гермиона могла обсудить Малфоя. Ее лучшие друзья (которым, кстати, пора бы уже появиться на завтраке) как только слышали, что у нее какие-то проблемы со Старостой мальчиков, готовы были тут же ввязаться в драку или, еще хуже, опробовать на нем какое-то непонятное темное заклинание из глупого исписанного учебника (да, Гарри?). — Нет, — Гермиона немного закусила губу. — Тебе не кажется, что сегодня Малфой какой-то странный. Луна чуть скосила свои глаза вверх, мечтательно уставившись в гобелен на стене. Некоторое время спустя, она перевела взгляд на Гермиону: — Возможно. Над их столом кружат толпы… — она осеклась, покосившись на Гермиону, а затем улыбнулась — ее улыбка была немного снисходительной. — Он действительно выглядит… Взвинченным? — Это абсолютно нелогично, но мне кажется, что он что-то замышляет, — тихонько произнесла Грейнджер. — Мерлин, я, кажется, превращаюсь в Гарри. Лавгуд покачала головой: — На твоем месте, я бы доверилась своей интуиции, Гермиона.***
— На ней свитер чертовых Уизли. — И тебе тоже доброе утро, милый. Блейз рухнул на скамейку рядом, пока Малфой вяло ковырял вилкой свой завтрак, периодически бросая на стол Гриффиндора рассерженные взгляды. — Прекрати. Она может что-то заподозрить, — предупреждающе шикнул на Драко Забини. — Ну да, — криво усмехнулся Малфой. — За семь лет она ничего не заподозрила, а сегодня как раз начнет. Блейз устало покачал головой. Было бы глупо скрывать, что они нервничали. Больше месяца они готовились, выстраивали по крупицам план, заостряя внимание на каждой мелочи. И вот назначенный день настал. — Как думаешь, велика вероятность, что она догадается? — тихонько спросил Блейз. — Мерлин знает. Это же Грейнджер. Она одновременно знает все и ничего. — Туманно, но верно. Оба слизеринца машинально подняли голову и посмотрели на Гермиону: та была полностью поглощена книгой, не замечая ничего вокруг. — Так что там со свитером? — невинно осведомился Забини. — Чертов Уизли, — злостно прошипел Драко. — Это он застолбил так ее, что ли? На обручальное кольцо денег не наскреб? — По-моему, ты преувеличиваешь. Поттер щеголяет в похожем курса со второго. Его Уизли тоже «застолбил»? А что, версия — блеск, — веселился Блейз. — Наше святое Трио втайне устроили шведскую семью. Драко тут же поперхнулся кофе: — Фу, Блейз, драккл тебя раздери, — он откашлялся. — Даже я так не шутил… Или шутил? Оба слизеринца расслабленно рассмеялись, хотя напряжение сегодняшнего дня все еще продолжало витать в воздухе. — Драко, ты уверен, что хочешь начать сегодня? Перед глазами отчего-то тут же вспыхнула картинка, как они с Грейнджер отшатнулись друг от друга в коридоре. — Да, уверен.***
Пару недель назад — Блейз, нет. — Драко… — Я сказал: нет! — Да подумай же ты своей головой! — гаркнул Забини. Драко бросил на своего друга злобный взгляд. Они снова были в их общей с Грейнджер гостиной, удостоверившись перед этим, что самой Старосты девочек здесь нет. — Блейз, мы не будем вмешивать в эту авантюру кого-то еще, — медленно чеканя слова, будто объясняя ребенку, проговорил Малфой.— Тем более, девушку. Забини шумно вздохнул, понимая, что разговор идет по кругу. — Драко, ты понимаешь, что вдвоем провернуть такую аферу будет довольно сложно. Я не всегда смогу тебя прикрыть. Тем более, я напомню тебе, что ты собрался соблазнять Грейнджер. — Я в курсе. — Грейнджер, — повторил Блейз. — Девушки и так не самые логичные существа, а что творится в голове у нее, я даже представить боюсь. Тем более, ты сам говорил, что все нужно делать основательно… — И? — А что ты знаешь о предпочтениях Грейнджер, кроме того, что она любит читать, учить уроки и спасать мир со своим другом-очкариком? Внутренне Малфой уже хотел начать новый спор, перечисляя факты, которые он знал о Гермионе. Но они в основном были рандомными, путанными, да и вряд ли Блейз захотел бы услышать, как Грейнджер морщит нос, когда задумывается над чем-то. О Мерлин! Ну почему он вообще об этом знает? — Допустим, в твоих словах есть логика, — нехотя согласился Драко — сам тембр его голоса напоминал тяжелую дверь, которая безумно медленно открывалась. — Но лично у меня нет на примете девушки, которая смогла бы удержать в себе такой секрет. «Ну, Грейнджер смогла бы, скорее всего». — Да и вообще, — более уверенно продолжал Малфой. — Кто в здравом уме станет помогать парню под Оборотным Зельем соблазнять девушку? Это даже звучит ненормально! Блейз ухмыльнулся: — Согласен, адекватного мало. Но я же согласился. И Пенс согласится. В гостиной тут же воцарилась тишина, хотя Драко на секунду показалось, что он оглох. Или что стены комнаты рухнули, с грохотом кроша мебель. Сам Малфой только беззвучно шевелил губами, как беспомощная рыбешка. — Чего ты сейчас сказал? — наконец созрел он. Забини внезапно разразился таким безумным хохотом, что Драко на пару мгновений решил, что это была шутка, пока мулат не повторил: — Пенси Паркинсон. Зашибись. У Малфоя от удивления даже не получилось съязвить как-то витиевато или оскорбить умственные способности друга где-то на грани фола. Более того, он выбрал спокойный тон и весомую аргументацию. Дело-то нешуточное. Архиважное, ага. Отец если б узнал — прибил. — Блейз, она влюблена в меня с третьего курса, мы даже почти встречались. Ей определенно не понравится эта затея. Да, они вроде как решили все свои проблемы и стали такими друзьями, что гриффиндорцы обзавидовались бы: Драко, Пенси и Блейз. Такое вот Серебряное Трио: Малфой — Избранный (со Слизерина, правда), Забини перманентно спасает их задницы, а Паркинсон просто красивенькая (в отличие от Уизли). Хотя, положа руку на сердце, сам Драко искренне считал, что его бывшая почти девушка просто выжидает момент, чтобы либо броситься ему на шею, либо выцарапать глаза. Либо публично унизить, раскрыв его «тайную страсть» к грязнокровке. Она же слизеринка, как-никак. — Драко, сладенький, я сейчас открою тебе страшную тайную: Пенси уже давным-давно не питает романтических иллюзий на твой счет, а терпит все твои закидоны последние года два, потому что это называется дружбой, — а затем Блейз саркатично добавил: — Да, представь, так бывает: не все девушки поджидают момент, чтобы наброситься на тебя с поцелуями. Вот же чертяка. Как в воду глядел. — А ты можно подумать у нас скромняга-аскет! — заниженной самооценкой ни Малфой, ни Забини никогда не отличались. Мулат весело хлопнул в ладоши: — Если обмен любезностями окончен, могу я, наконец, позвать Пенси? Она стоит под дверью. Малфой аж подскочил от неожиданности. — То есть как под дверью? Ты уже все ей рассказал? Она знает? Драко практически задыхался от мысли, что самая большая его тайна, его секрет, грех, черт возьми, может быть так банально раскрыт — главной сплетницей Хогвартса. Его лицо наверняка пошло ненавистными розовыми пятнами, породистые ноздри бешено раздувались — ни дать ни взять дракон, охраняющий свое сокровище. Малфой бросил взгляд на Блейза — тот мигом посерьезнел. Как по щелчку пальца. — Драко, если ты не будешь мне доверять, то у нас ничего не получится. Вместо ответа блондин рухнул в кресло с обреченным вздохом. Великий Салазар, спаси его от этого дурдома! Ладно, возможно, Слизерину вряд ли бы понравилось, что представитель его факультета собирается охмурять какую-то грязнокровку. С другой стороны, методами-то они пользовались чисто слизеринскими. И пока Малфой мысленно рассуждал о двойственности морали «изумрудных», Блейз успел вспутить к ним Паркинсон — та медленно и грациозно вплыла в помещение. М-да, вот кому половое созревание точно пошло на пользу: за Пенси бегала значительная часть Хогвартса. Девушка упала в кресло напротив Малфоя боком, элегантно перекинув длинные ноги в сетчатых чулках и черных туфлях на шпильке через подлокотник. — Честно говоря, — без всякого приветствия начала Пенс, — я всегда подозревала, что Драко питает слабость к кому-то из нашего разлюбезного героического Трио и мысленно скрещивала пальцы, чтобы это был не Уозлик. Блейз, вольготно разложившийся на диване, коротко рассмеялся и закинул руки за спинку: — Потому что Поттер хотя бы симпатичный, да? Паркинсон хитро сощурила глазки и неопределенно повела ладонью — мол, возможно, но не факт. — Ну, а вообще, — девушка немного наигранно запустила тонкие пальцы в короткие черные волосы, перебирая блестящие пряди. — План дерьмо. — Спасибо, Пенс, — в один голос откликнулись оба слизеринца. Та послала им воздушный поцелуй. Сама Паркинсон еще не решила, как она относится ко всей ситуации. Драко Малфой влюблен, и это хорошо, потому что за семь лет обучения ей казалось, что ни одна девушка так и не смогла по-настоящему его зацепить. А то, что он не мог заполучить эту девушку, вызывало внутренний ведьминский смех — мол, не все коту масленица. Такому, как Малфой, иногда полезно давать отворот-поворот, жаль сама Пенси поздновато это осознала. Все омрачал, естественно, тот факт, что здесь вообще присутствовала Грейнджер. Грязнокровка Грейнджер. Невыносимая зазнайка Грейнджер. В-каждой-бочке-затычка Грейнджер. Удивительно, но на вопрос «почему она» Паркинсон даже могла найти вразумительный ответ: на Гермионе вот такими буквами было высечено табу во всех аспектах. А она помнила с детства: запретить что-то Драко это равносильно вручить план к действию (если ты, конечно, не Люциус Малфой, но даже и он, кажется, уже не имел такого тотального контроля над своим избалованным сынулей). В какой-то мере, Пенси была согласна с Забини: надо дать Малфою то, что он хочет, и тот успокоится. Даже и таким идиотским способом. — Но ты с нами? — Разумеется, — фыркнула слизеринка, вновь поправляя прядь. — Куда ж вы без меня? Блейз широко и как-то очень дьявольски усмехнулся. — Тогда-а-а, — протянул он. — Расскажи нам все сплетни, которые когда-либо слышала о Гермионе Грейнджер. Паркинсон заметно нахмурилась: не то чтобы эта гриффиндорка давала слишком много поводов. — Ну-у-у… Мезальянс с Крамом все же помнят? — полувопросительно и немного завистливо проговорила девушка. — Разумеется, — процедил доселе молчавший Драко. Он положил руку на подлокотник и опер голову, чувствуя себя крайне неуютно, даже обнаженно — как-то много стало людей, знающих его тайну. — Затем долгое время ходил слух, что она с Поттером, — добавила Пенси, устремив свой взор в потолок, словно на нем и была написана вся информация о Гермионе. Этого Драко опасался больше всего: что она влюблена в Поттера. Золотого мальчика. Идеального. Почти святого. Не терпящего какой-либо конкуренции. — В прошлом году, как вы помните, она ходила на вечер к Слизнорту с Маклаггеном… И это тоже Драко помнил. Помнил ее великолепное персиковое платье, помнил неуклюжего туповатого гриффиндорского придурка с ней, огромные ручища которого он бы с удовольствием вырвал. Но так же он помнил, как Грейнджер сбежала от Маклаггена из-под омелы.* Наверное, этот факт и уберег Кормака от незавидной участи, потому что планы по поводу запасного вратаря квиддичной команды у Малфоя были один веселее другого. — Ну, а сейчас, за ней вроде как Уизли увивается, — заключила Паркинсон. — И не то чтобы Грейнджер так уж и против этого. — Какой еще Уизли? — совершенно опешил Драко. — Мелкая девчонка, разумеется! — саркастично воскликнула Пенси. — Очнись, Драко. Я про верную собачонку Поттера… э, Роберт Уизли? — Робин, — весело поправил ее Блейз, прекрасно знающий, как зовут Рона Уизли. Малфой устало потер виски. Грейнджер и Уизли. Его Грейнджер и чертов Уизли. Где вообще она, и где он? Гермиона для него слишком умная, слишком тонкая, слишком красивая, слишком великолепная.***
День сегодня и правда был замечательным. И Гермиона Грейнджер была счастлива. Если бы она, конечно, назвала бы кому-то причину своего счастья, то этот кто-то незамедлительно повертел бы пальцем у виска, потому что ничего такого в этот день не произошло, на самом-то деле. После завтрака они с Луной прогулялись к хижине Хагрида: сама Лавгуд все еще посещала уроки Ухода за магическими существами вместе с горсткой других шестикурсников. Казалось, даже самые страшные из питомцев лесничего превращались в мурлычащих котиков, как только с ними заговаривала белокурая рейвенкловка. Именно заговаривала. Луна подходила к бесчисленным клеткам и загонам с самыми диковинными зверьми (исключение составляли, разве что, горячо любимые Хагридом соплохвосты), обращалась к ним, абсолютно уверенная, что они ее понимают. Здоровалась с демимасками, спрашивала у нюхлеров об их самочувствии, кормила с руки фестралов. Гермиона же теперь все чаще и чаще ходила вместе с Лавгуд просто потому, что ей все на свете было интересно. Даже после семи лет обучения в Хогвартсе Грейнджер все никак не могла избавиться от ощущения, что она попала в сказку, и все стремилась познать, узнать, изучить, запомнить. И в этот день они с Луной и Хагридом навестили Клювокрыла, послушали рассказ о Грохе за чашкой чая и посмотрели на новое приобретение лесничего — птицу-фвупера с потрясающим рубиново-красным оперением. После этого девушки направились в Хогвартс — окольным путем, правда. Они спустились ближе к Черному Озеру: все вокруг уже отцветало, потому что, как ни крути, природа была сильнее любой магии. Густые синие воды озера блестели на солнце, тая под собой столько опасностей — гриндиллоу, русалок и даже Гигантского кальмара. Гермиона помнила, как во время Турнира Трех Волшебников ее поместили в глубь этого самого Озера; это было так удивительно: видеть подводное царство во всей его красе, все понимать, удивляться, но не двигаться и даже, кажется, не дышать. Нет, все-таки магия все еще могла побороться с природой: посреди холодного октября, возле раскидистой ивы, спустившей на воду свои длинные тонкие ветви, распустились какие-то неизвестные обоим девушкам цветы. Их лепестки по краям горели ярко-алым, который в сердцевине переходил в насыщенно-золотой. Гермиона подумала, что это очень по-гриффиндорски. Луна предложила сплести из них венок. Нет. Пусть лучше они цветут и дальше, мы же не будем убивать цветы, Луна (надо будет спросить о них у Невилла). Они подоспели как раз к обеду (затянувшемуся завтраку?), где Гермиона наконец увидела своих мальчишек. Гарри, она была уверенна, наверняка отсыпался после того, как они с Джинни всю ночь провели вместе на какой-нибудь Астрономической Башне, а Рон, наверное, дожидался их, чтобы удостовериться, что с сестрой все в порядке. Тем не менее, ей удалось уговорить этих двух лентяев провести несколько часов, занимаясь Зельеварением (кто-то ведь тут собрался поступать в Школу Авроров). Гермиона Грейнджер любила таинство библиотеки Хогвартса. Там каждая книжка дышала старинной магией, целым миром, который манил гриффиндорку за собой. Даже в майские дни, когда каждый второй проводил время в этом месте, готовясь к экзаменам, тут было тихо и спокойно, умиротворенно. Ну, и только Гермиона Грейнджер могла прийти в библиотеку таким прекрасным субботним днем и притащить сюда своих бедных друзей (практически насильно, твой взгляд хуже Империуса, Гермиона). «Что-то не нравится, Рональд?». Она всегда звала его Рональдом, когда сердилась или пыталась поддеть. Уизли был ей такой привычный и родной, прям как тот мягкий свитер, что сейчас на ней. Правда, Грейнджер никак не могла дать их отношениям какое-то определение. Если это романтические, то продвигаются они крайне медленно, а если дружеские, то слишком интимно и близко. Но сегодня Гермиона не думала об этом, сегодня она просто подтягивала своих мальчишек по Зельеварению. И пока Гарри и Рон переписывали и старались запомнить рецепт Амортенции (серьезно, на ЖАБА нас могут заставить сварить Приворотное зелье?), мысли ее унеслись почему-то снова к Турниру Трех Волшебников. И «финальному испытанию», во время которого погиб Седрик Диггори, а Волан-де-Морт едва не воскреснул. Воображение рисовало картину будущего: Темный Лорд набирает силы, призывает сторонников, возвращает себе власть и влияние. Гермиона остро чувствовала: победить его смог бы только Гарри Поттер. Но чем бы это все обернулось? Войной? Кровью? Травлей магглорожденных? Тысячами жертв? Что стало бы с ними — бессмертным героическим Трио? Гарри и Рон, наверное, немного удивились, когда их лучшая подруга внезапно бросилась им на шею со словами: «Как же я вас всех люблю. И нет, Рон, это не из-за того, что мы проходим Амортенцию. Просто сегодня хороший, очень хороший день». Они честно прозанимались с ней часа три. А затем заявили, что у них встреча с командой по поводу стратегии игры в этом году, а Гарри, в конце концов, не Оливер Вуд, не будет же он будить их всех с утра пораньше, чтоб это обсудить. Они договорились встретиться после ужина в гостиной Гриффиндора — посидеть как в старые-добрые. Хотели проводить ее до Башни Старост, донести учебники, но Гермиона ответила, что еще посидит здесь, допишет эссе. (на самом деле, она черканула всего пару строк, тут же собрала вещи и направилась в Башню). И чувствовала она себя очень и очень счастливой, и это счастье все никак не хотело заканчиваться — наоборот, внутри зрело приятное ожидание. Но чего? Совершенно некстати вспомнилось, что надо бы начать подготовку к Балу Четырех Основателей (ну и что, что рано) и поговорить об этом с Малфоем. Малфой. За весь день они так и не встретились, а значит не похоже, чтобы он что-нибудь замышлял… Гермиона, повернув за угол, неожиданно врезалась в кого-то — учебники, свитки пергамента тут же выпали из ее рук. — Простите, я не хотела, — быстро произнесла девушка, опустившись на корточки. Грейнджер, честно говоря, не хотелось поднимать глаз, потому что если перед ней, по всем законам жанра, окажется Малфой собственной персоной, то это будет не смешно. Хотя, никто вроде не кричит «осторожнее, грязнокровка», значит, это никак не может быть Староста мальчиков. — Да я сам виноват, — рядом с ней на полу оказался незнакомый ей парень — он тоже стал собирать ее вещи. Когда они поднялись, Гермиона смогла разглядеть его получше: парень был выше ее, его кожа (даже в октябре) была приятного смугловатого оттенка, каштановые волосы лежали в беспорядке, в ярко-карих глазах плясали искорки веселья. Он казался старше ее, отсутствие формы в выходной день мешало понять: перед ней ученик Хогвартса или нет. Возможно, Гермиона разглядывала его слишком долго, но парень виду не подал — только широко улыбнулся и поудобнее взял ее книги. — Я помогу тебе донести их, — он не спрашивал, он констатировал факт. Почему-то Гермиона воспротивилась: — Я сама могу. «Бинго, Грейнджер, когда ты уже поймешь: если тебе пытается помочь симпатичный парень, то не нужно разыгрывать из себя феминистку». Но что-то в этом тоне ей пришлось не по вкусу — что-то бесконечно уверенное в себе, отдающее нарциссизмом и такое неуловимо-знакомое. Не назвавшийся только весело фыркнул и сделал пару шагов вперед, увлекая Гермиону за собой. Девушка в нерешительности молчала. Что тут скажешь: когда дело доходило до мальчиков, Гермиона Грейнджер была растеряна и, как никогда, обезоружна. Сейчас в ее голове лихорадочно бились разные мысли о том, что ей делать и как реагировать, а может это вообще элементарный жест вежливости. — Меня зовут Марк, — парень, который ее волнений совсем не чувствовал, просто и незатейливо начал разговор. — Гермиона. — Мы несем книги в библиотеку? — сделал предположение Марк. — Нет, мы идем из библиотеки в Башню Старост, — коротко улыбнулась девушка. — Так ты еще и Староста, — взгляд, устремленный в ее сторону, показался Гермионе оценивающим, но, в то же время, в нем теплилось что-то еще. Да и сам Марк казался девушке смутно знакомым. — Мы не могли видеться раньше? — сделала попытку Грейнджер. — Если только в Хогсмиде, — пожал плечами он. — Я там работаю, — а затем добавил, опережая ее вопрос: — А здесь оказался по одному поручению, чему сейчас несказанно рад. Это относилось к ней? Боже, Гермиона, нет, не смей краснеть. Она искоса посмотрела на Марка и, встретившись с ним взглядом, тут же отвела глаза. Что за глупость? Хотя, он вроде милый. Гермиона хотела спросить, где конкретно он работает в Хогсмиде, но они внезапно подошли к портрету. — Ну вот, — и все, что ли? Гермиона прошелестела: — Спасибо. Марк вручил ей книги, лукаво склонив голову набок: — Как твое полное имя, староста? — Гермиона Джин Грейнджер, — немного смущенно ответила гриффиндорка. — Грейнджер, значит, — усмешка. И вот. Вот опять. Внутри словно перманентно прокручивается дежа вю, она будто знает это все. — Мы еще увидимся, обещаю, — весело произнес Марк, а затем развернулся в обратную сторону. Когда Гермиона бормотала пароль портрету, то отчаянно желала, чтобы в гостиной не было Малфоя: тот обязательно отпустил бы какую-нибудь шуточку по поводу глупой улыбки на ее лице. Внутри его действительно не было. Девушка привалилась к стене, прижимая к груди книги. Сегодня действительно очень хороший день. ___________________________________________________ * — I know that the spades are the swords of a soldier I know that the clubs are weapons of war — первые строчки припева из песни Стинга-догадайтесь-какой. * — если кто не знал, то у гостиной Рейвенкло весьма занимательный вход: надо разгадать загадку, чтобы пройти. * — если следовать канону, то этого Малфой помнить ну никак не мог, потому что на вечеринку он случайно ворвался вместе с Филчем. Он не был членом «Клуба Слизней», потому что на момент 6 книги его отец был активным Пожирателем Смерти. Но в моем хэдаче этого нет, Малфои все еще ослепительно круты и влиятельны, поэтому я справедливо рассудила, что Слизнорт возьмет Драко в коллекцию.