And if I told you that I loved you Если бы я сказал, что люблю тебя You’d maybe think there’s something wrong То ты бы подумала, что здесь что-то не так. Sting «Shape of my heart»
Это изначально было сомнительной идеей. Драко Малфой совсем не по-аристократически шмыгнул носом и сильнее закутался в теплую мантию. С неба моросил премерзкий холодный дождь, медленно нарастал осенний ветер, срывающий одинокие листики с осиротелых деревьев — в целом, царила типичная для октября погода. Слизеринец-семикурсник, бесконечно оглядываясь, брел по пустым улочкам Хогсмида, пытаясь отыскать нужное ему заведение. Драко мало сейчас волновал тот факт, что если его застукают здесь в неурочное время, то он точно лишится должности Старосты Мальчиков. Мысль повторилась: это очень плохая идея, но другой у Малфоя не было. Второй по успеваемости ученик Хогвартса просто не знал, куда можно деть столько лет желчной ненависти. Она никогда даже не посмотрит на него. У него едва ли хватит смелости, чтобы хотя бы извиниться. Малфой замер перед выцветшей табличкой «Кабанья голова». Ну и черт с тем, что плохая. Драко решительно толкнул старую дубовую дверь.***
Пару недель назад — А неплохо ты тут устроился… — присвистнул Блейз Забини, закидывая ноги на кофейный столик. Сам мулат с комфортом расположился в кресле возле камина и лукаво смотрел на Малфоя. — Отдельная комната, ванная, возможность гулять после отбоя… Сам Драко в этот момент безмятежно лежал на диване, закинув руки за голову: — Ага. И прибавь к этим всем прелестям мисс Занозу-всего-Хогвартса. — Как будто ты не рад, — фыркнул Блейз. Что-то в голове Малфоя щелкнуло, надменная улыбка немедленно стерлась с лица — он едва подавил в себе желание истерически захохотать. Драко настолько привык осыпать Грейджер оскорблениями при любом удобном случае, что не мог отпустить себя, даже общаясь с лучшим другом. Который знал обо всем. — Ну и что ты собрался делать? — невинно осведомился Забини, кивнув головой в сторону лестничного проема, ведущего в спальню Старосты Девочек. Малфой мог поклясться, что Грейнджер, узнав об их общей комнате, тут же полетела в библиотеку искать какие-то сверхсложные Запирающие чары под возмущенные возгласы ее дружков а-ля «как они могли назначить Старостой слизеринца». Последние, кстати, на следующий день отловили самого Драко и, приложив к стенке, популярно объяснили что они с ним сделают, если Малфой хоть пальцем притронется к Гермионе. Пальцем. Об этом он даже и мечтать не мог, если на то пошло. — Ничего, — коротко и обреченно хмыкнул Драко, а затем стал перечислять: — Закончу седьмой курс, приму дела отца, женюсь, назову первенца в честь звезды… Блейз фыркнул: — Ну да, вы, Блэки, всегда отличались излишней скромностью. Драко уставился в потолок, украшенный какими-то витиеватыми узорами, а затем вздохнул: — Нет, Блейз. Я — Малфой. — Едва ли ты позволишь кому-то хоть на миг об этом забыть. Появление Гермионы Грейнджер действует на большинство людей примерно так же, как и появление МакГонагал. Хотя бы в первые секунды у двух слизеринцев тут же возникло желание выпрямиться, поправить на себе одежду, пригладить волосы. Правда, сейчас лица и верхней части туловища девушки не было видно под высокой стопкой книг. Толстые фолианты опасно балансировали, грозясь выпасть из ее тонких девичьих рук. Мерлин знает, как это хрупкое создание дотащило такую ношу с библиотеки, но оба парня даже прониклись к ней уважением. Помогать, правда, пока никто не спешил. Блейз бросал красноречивые взгляды в сторону Драко, мол, самое время сыграть в вежливость; Малфой же только закатывал глаза на это. Кудрявая голова Гермионы показалась из-за стопки. Пошарив глазами по комнате и заметив в ней на одного слизеринца больше, чем нужно, она изрекла: — Забини, — немедленно брошенный в сторону Блейза холодный взгляд. — Это комнаты Старост. — Спасибо, что напомнила, Грейнджер, — насмешливо, но беззлобно ухмыльнулся мулат. — А я-то все думал: куда меня занесло? — В нашу общую гостиную, — елейным голосом напомнил Малфой, переведя ехидный взгляд со своего друга на Гермиону, которой явно было трудно удерживать все книги, но молчать она тоже не собиралась. — Нет такого правила, которое запрещает приводить друзей. Девушка хмыкнула, будто не веря, что у Малфоя в принципе могут быть друзья; верхние книги опасно покачнулись. — Но МакГонагал сказала… Драко устало потер переносицу: — Уйми-и-ись, грязнокровка. Грейнджер чуть приоткрыла рот в возмущении, а затем, резко его захлопнув, высоко вздернула подбородок, по всей видимости решив, что отвечать — ниже ее достоинства. Хотя, возможно, ей просто захотелось поскорее поставить книги хоть куда-нибудь. Блейз спрятал лицо в своих руках, пока Драко не отрывал взгляда от прямой линии позвоночника девушки — та медленно поднималась по лестнице и ни разу не обернулась. Как только наверху громко хлопнули двери, Забини, выждав еще пару секунд, тихонько шикнул: — Ты идиот. Очень сомневаюсь, что ты сможешь покорить сердце дамы, обозвав ее «грязнокровкой». Малфой только вздохнул, запуская руки в волосы. — Ну к черту ее, эту Грейнджер. Это была та фраза, которой он начинал день. Это была та фраза, с которой он ложился спать. Это была его мантра, молитва, заклинание-оберег, это высечено на его мраморной коже, под которой быстро пульсирует кровь — чистая, как чертов хрусталь. «К черту Грейнджер. Аминь». Покамест не сработало ни разу, но он попробует еще раз: — К черту Грейнджер. Но она не исчезнет, не растворится в воздухе, забирая с собой любое воспоминание. Она, как и всегда, спустится на завтрак к своим друзьям, пойдет на уроки, станет тянуть испачканную чернилами ладонь вверх, бесконечно восхищая\раздражая своими знаниями. Не обращая на него никакого внимая. Едва удостаивая взглядом. Сводя с ума. — И давно у тебя это…? — медленно спросил Блейз, интонацией выделяя последнее слово. Это. «Это» было подходящим определением. Это было почти как болезнь, чертова драконья оспа, ядом в его стерильную кровь. Драко неопределенно хмыкнул: — Всегда. Если бы он хоть секунду верил чудачке Трелони — сказал бы, что задолго до его рождения. Какие-то истинно блэковские звезды выпали так, что потомок двух древнейших фамилий влюбился в грязнокровку. — А поговорить с ней ты пробовал? — Конечно. В основном, в конце диалога мне желали скорой смерти. Забини, даже без тени смеха на смуглом скуластом лице, начал говорить медленно, будто обращаясь к ребенку: — Ты понимаешь, о чем я. Она не может относиться к тебе по-другому, потому что не слышала от тебя ничего, кроме бесконечной вереницы оскорблений. И если ты перестанешь вести себя, как последний из ублюдков, то, возможно, может быть, с некоторой долей вероятности, Грейнджер перестанет от тебя шарахаться. Но это не точно. Последние слова Блейза сочились истинно слизеринским ядом (как будто без него Драко этого не знал). — Ой, да какая вообще разница? — с усталой раздраженностью воскликнул блондин. — Я для нее все равно только Малфой — эссенция зла чистой воды, приносящий в жертву темным богам гриффиндорцев-первокурсников. — Как будто ты не культировал этот образ. — Так я и не жалуюсь. В гостиной башни Старост стало тихо, и эта тишина была словно проткнута, натянута тонкой струной, звеневшей при каждом движении двух парней. Драко чувствовал на себе пристальный взгляд своего друга. Второго человека, которому он смог довериться. Непонятно зачем, правда. То, что у него нет ни единого шанса, Драко понял давно. Ну как давно — как в полной мере осознал, что Грейнджер впилась в его мозг надежно и прочно, так и понял. А осознавал он о-о-очень долго. Лет пять маялся, пытаясь уколоть, как типичный мальчишка, поддеть, переключить внимание на свою персону. — Я думаю, это скоро пройдет, — стараясь казаться уверенным, произнес Малфой. Лицо Блейза приняло такое выражение, словно какая-то светлая мысль внезапно пришла к нему в голову. — Вот именно, друг. Даже самую великолепную женщину можно забыть, в определенный момент они все надоедают, кроме… — Забини сделал короткую паузу, — кроме тех, кого ты так и не смог заполучить. В твоей голове Грейнджер так и останется самой лучшей просто потому, что она недосягаема. Это не пройдет, пока ты не узнаешь, как это: быть с ней. — У меня ощущение, что ты подстрекаешь меня на изнасилование с применением нескольких непростительных заклинаний. Блейз застонал, прикрыв ладонями лицо. — Господи, Драко, ты ведь прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Прекрати строить из себя большего придурка, чем ты есть на самом деле. Малфой запустил пальцы в волосы, откинув голову назад. В висках пульсировала тупая боль, плечи опустились, будто сдавленные усталостью. Потому что Блейз был прав. Драко со вздохом поднялся с дивана, на ходу послабляя крепкий узел серебристо-изумрудного галстука. — Ну и куда ты? — Как «куда»? — делано весело воскликнул Малфой. — Поговорю с ней, как ты и советовал. — Я имел в виду не так буквально. — Поздно, — Драко уже поднимался по лестнице. Он и сам не понял, чем был продиктован этот порыв. Но Малфой не ощущал ни страха, ни смущения, словно какой-то голос в голове отдавал приказы; а, может, просто изнутри жглось желание увидеть ее прямо сейчас, сию секунду. Так иногда случалось. На уроке Заклинаний, во время ужина, за столиком в «Трех метлах», в Хогвартс-экспрессе. Перед глазами просто вспыхивала яркая горящая надпись: «Увидеть Грейнджер». И он шел: цапался с Поттером, унижал Уизела, пытался задеть ее. А затем, как всегда, уходил. Малфой постучал в ее дверь так решительно, что сам опешил. И только потом он понял, что, вообще-то, не знает, о чем с ней говорить. Извиниться за свою грубость? Которая длилась последние семь лет, именно. Дверь спальни открылась, и в проеме показалась девичья фигура. Внимательные глаза Драко скользнули по ней, подмечая мелкие детали: она расстегнула верхние пуговицы своей рубашки, выпустила волосы из строгого пучка, босые ступни соприкасались с холодной поверхностью пола. — Малфой, — вздернув подбородок, бросила Гермиона. — Что тебе нужно? — Гре-е-ейнджер, — Драко растянул губы в полуулыбке-полуухмылке, склонив голову набок. Он хотел сначала назвать ее по имени, пока не понял, что это скорее испугает, чем расположит. — Я — Староста мальчиков, ты — Староста девочек, и иногда нам придется разговаривать. Гриффиндорка невыносимо-упрямо скрестила руки на груди, сведя чуть надломанные линии бровей вместе: — И о чем ты хочешь со мной поговорить? Малфой усмехнулся еще шире, становясь похожим на какого-то маггловского кота, имя которого он никак не мог запомнить (Дербиширский? Уилтширский?). Он оперся плечом о косяк и лениво бросил, манерно растягивая гласные: — Может, ты хотя бы пригласишь войти? — Еще чего. Говори. — Ты такая вежливая. — Это у меня от тебя, — тонкая кисть сомкнулась вокруг дверной ручки. — Если это все, то я пошла. Драко немедленно вклинил ногу в дверную щель: — Не будь ребенком, Грейнджер. Это на счет наших прямых обязанностей. Один хитрый слизеринский парниша, Дэвид Крэгги, научился выстукивать правильную мелодию, чтобы открыть вход в гостиную Хаффлпаффа. Потом он сел на метлу, а затем буквально влетел в спальню к старосте-девочек*. Глаза Гермионы расширились от удивления (Малфой мог поклясться, что в глубине души она даже оценила такую интересную работу ума), в какой-то момент в карих радужках заблестели смешинки, которые были тут же уничтожены резким взмахом ресниц. — Думаю, тебе стоит самому подумать над наказанием, — наконец изрекла Грейнджер. — В конце концов, он ведь со Слизерина. Хотя, до такого только слизеринец и мог дойти. — Если это такой комплимент нашей сообразительности и смышлености, то спасибо, — беззлобно, но иронично парировал Драко. Вроде бы, у них получалось нормально общаться. — Если для тебя беспринципность, отсутствие понятия «честь» и абсолютное неуважение к школьным правилам и личному пространству других людей, являются комплиментами — тогда да, —высокомерно, своим излюбленным тоном а-ля мисс Я-само-совершенство, проговорила Гермиона. — Впрочем, от тебя я другого и не ожидала. А нет. Показалось. Малфой сцепил зубы от накатившей злости. Только Грейнджер могла ввести его в состояние полного бешенства, потери любого контроля, когда хотелось схватить ее за тонкие птичьи плечики и трясти-трясти-трясти. Драко почувствовал, как дернулся кадык, его светло-серые глаза налились сталью, но Гермиона едва уловила такую перемену в его настроении. — Бро-ось, Грейнджер, — приторно-елейным тоном протянул Малфой. — Причем тут ваши гриффиндорские принципы и «честь»? Это было свидание, романтический подвиг во имя любви, — он немного приблизился к ее лицу и вкрадчиво добавил: — Ты бы знала об этом хоть немного, если бы у тебя была личная жизнь. Тяжелая дубовая дверь захлопнулась перед самым его носом. Драко едва подавил в себе желание разбить что-нибудь или с силой ударить по стене. Он слишком часто был ублюдком по отношению к ней, чтобы сейчас она воспринимала его как-то по-другому. И он слишком горделив, чтобы хоть раз сказать об этом вслух. «К черту Грейнджер. К черту Грейнджер. К черту Грейнджер. Кчертукчертукчерту». Видимо, эти буквы отчетливо проступили на бледной, еще сохранившей некоторую остролицесть, физиономии Драко, раз Блейз даже удержался от ехидных комментариев, просто произнеся: — Ты же не думал, что у тебя все получится с первого раза? — Дело не в количестве попыток! — буквально взревел Малфой, а затем сам себя одернул, тихонько оглянувшись на лестницу, ведущую в спальню Гермионы. Если бы это была дурацкая пьеса, то Грейнджер бы точно вышла в тот момент, когда он вслух сформировал бы корень своей проблемы, а именно: «Я влюблен в девушку, которой противен». — Дело в том, что — Драко перешел почти на шепот, — чтобы я не делал, я навсегда останусь для нее только слизеринским уродом, который действует на нервы ей и ее друзьям. Это было так глупо. Он прекрасно знал, что Грейнджер права и что он ее не достоин, но ничего поделать с собой не мог. Малфой буквально нуждался в ней, в ее внимании, и когда он его не получал, то начинал злиться. Когда он злился — она его игнорировала. Круг замкнулся. Быть может, они выпустятся со школы, и это наваждение просто пройдет, сгинет без следа? Нет. Блейз прав. Женщин, которых ты не смог заполучить, не забывают. — Ты попытался всего раз! — таким же сердитым полушепотом воскликнул Забини. — Бле-ейз, — бесконечно устало протянул Драко. — Она хотела закрыть дверь, как только увидела мое лицо. И, может быть, если бы он выбрал другую формулировку, то не совершил бы самый безумный поступок в своей жизни. Но первые проблески идеи зародились уже тогда.***
Гермиона привыкла считать себя человеком неглупым, хотя негласное звание «умнейшая ведьма своего поколения» до сих пор вгоняло ее в краску. Ей не составило большого труда вычислить, кого в этом году назначат Старостами школы, Грейнджер скорее удивилась возмущенному возгласу Рона: «Какого хрена они выбрали слизеринского козла?». Слизеринский козел (более известный как Драко Малфой) был вторым по успеваемости, а значит первым среди парней; возможно, он действительно заслуживал эту должность. Если он, конечно, наконец перерос пятый курс и перестал снимать очки за то, что Гарри его бесит, а она сама — грязнокровка.* Грязнокровка. Как же Гермиона ненавидела это слово. Против него она была бессильна. Нет, разумеется, она в жизни не стеснялась своего происхождения, Грейнджер была готова стать на слизеринский стол с транспарантом «Да, я грязнокровка, и что теперь?», дело было в другом. Больше всего в жизни, Гермиона Грейнджер, наверное, ненавидела расизм, сексизм, шовинизм, антисемитизм, да и вообще — просто любые виды дискриминаций. А от этих «волан-де-мортовских» идей про чистоту крови, честно говоря, попахивало Третьим Рейхом. Гриффиндорка снова оглядела свою комнату. Что ни говори, а отдельные апартаменты — это очень удобно, несмотря на то, с кем приходится их делить. Честно говоря, первое, что сделала Гермиона, когда узнала про веселое соседство с Малфоем, это побежала в библиотеку искать какое-нибудь мощное Запирающее заклинание. Она, конечно, не использовала его покаместь, но это только начало года. Высокие стопки книг стояли прямо на полу: магические учебники вперемешку с маггловскими романами на английском и французском, пару книг из Запретной секции (спасибо мантии-невидимке); на столе, в дневное время освещенном большим окном, идеальными пирамидками лежали свитки с эссе. В целом, комната была просторной: у стены стоял деревянный гардероб, украшенный витиеватой резьбой, на кровати удобно разместился Живоглот. Сейчас Гермиона ощущала лишь приятную усталость, потому что обязанности Старосты девочек, хоть и отбирали много сил и времени, все равно ей нравились. Она предвкушала чудесный вечер в обнимку с мурчащим котом и интересной книгой, и никакая стычка с Малфоем не может этого испортить. Малфой. Чего он вообще хотел от нее? Как будто сам не мог разобраться с этим слизеринцем. В итоге, они опять повздорили. Справедливости ради, следовало отметить, что Малфой вел себя почти дружелюбно (ни разу не назвал ее грязнокровкой, например), а вот она… Докатились. Гермиона даже прыснула. Теперь Малфой — образец вежливости, а она — хамоватая негодяйка. Слизеринец сам заслужил такое к себе отношение, и если играть в игру «кто первый начал», то он первый обозвал ее грязнокровкой на втором курсе. Или перед этим она поставила под сомнение его квиддичные таланты? Ладно, возможно, их история длится чуть дольше. История чего? Вражды? Ненависти? Ребячество, ей-Мерлин. С годами можно было уже стать старше, выше, мудрее, прекратить эти бесполезные ссоры и стычки. Можно было, но они не стали. Малфой все так же пытается достать их своими язвительными подколами (возможно, теперь они чуть грубее и вульгарнее), Гарри и Рон все также рвутся его покалечить (в основном, без помощи магии). В голову пришла внезапная мысль, что чертовому Малфою практически всегда удается избежать наказания. Он умудрялся менять выражение своего лица с безграничной ярости на ангельское смирение в одну секунду. И еще так восхитительно любезничал с МакГонагал, которую терпеть не мог. Малфой как чертов Янус, только двумя лицами спектр его эмоциональных масок явно не ограничивался. И она чувствовала: он лжет ей. Всем своим нутром, незаурядным мозгом и интуицией, в существование которой почти не верила: лжец. В каждой его язвительной фразе, обращении к ней, небрежно брошенном взгляде — л ж е ц. Драко Малфой — лицемер до кончиков волос, человек-загадка. Но Гермиона же привыкла считать себя человеком неглупым, верно?***
В «Кабаньей голове» было практически пусто и как-то уныло. Исцарапанные, измызганные деревянные столики, грязные, все в трещинах стаканы на них, пьяный грубый хохот под аккомпанемент расстроенного пианино. Человек, которому Драко назначил встречу, удивительно хорошо вписывался в эту атмосферу. Это был сухой худощавый мужчина за сорок в грязном, дырявом, видавшем виды пальто и с опустошенным рыбьим взглядом. Он сидел за одним из столиков, и, когда Малфой подошел к нему, то, казалось, даже уловил премерзкий тухлый запах рыбы. Драко не стал даже опускаться рядом на стул, просто бросил, скрывая отвращение: — Принес? Мужчина коротко кивнул и потянул руку в карман пальто, откуда он извлек небольшую закупоренную колбу с зельем, которое Гермиона Грейнджер, Гарри Поттер и Рон Уизли узнали бы только раз взглянув. Горстка галлеонов жалобно звякнула, ударившись о поверхность стола. Драко спрятал колбу в карман мантии и, даже не удостоив мужчину кивком головы, развернулся по направлению к выходу. Этот день стал отправной точкой безумия; Малфой крепче сжал в своем кармане Оборотное зелье. ___________________________ * — вход в гостиную Хаффлпаффа не имеет пароль, там нужно выстукивать какую-то мелодию. А по правилам Хогвартса, вроде как, мальчики к девочкам зайти не могут. * — на пятом курсе Драко был членом дружины Амбридж и развлекался подобным образом