***
Маша приоткрыла глаза. Она ожидала увидеть свой родной потолок в их с Данником квартире и посмеяться в душе над глупостью своего сна, но она увидела совершенно ей незнакомый потолок и комнату. Она спала в чужой кровати, в чужом доме и в чужой спальне. Настроение, с которым она проснулась от ярких лучей утреннего зимнего солнца, тут же улетучилось. А что она хотела? Сама ведь ушла. Маша свесила ноги с большой двуспальной кровати, не желая больше в ней находиться, всё, что она сейчас хотела — это поскорее избавиться от этих чужих ей запахов, которыми она теперь пахла, поэтому она направилась в ванную, которая примыкала к её теперешней спальне. Ванна была очень большой и просторной и Маша сразу оценила её в кругленькую сумму. — Пф, позёр. — с этими словами она стянула с себя ночнушку и забралась в стремительно наполняющуюся тёплой водой ванну. Она отказывалась понимать людей, которым доставляло удовольствие лежать каждый день в таких роскошных ваннах, когда можно было вполне обойтись и ванной попроще. Ей уже порядком надоела эта ванна за столь недолгий срок её пребывания в этом доме. Но сказать, что она не любила роскошь тоже было нельзя, как никак отец всячески старался окружить ею. Но вот Данник заметно скромничал и стеснял в своих средствах. Маша с грустью уставилась на свои руки под водой. Сердце больно сжималось, когда она вспоминала о Даннике. А ведь она сама, почти добровольно ушла от него. Но она не могла поступить по-другому. Просто не могла. Маша почувствовала, что может сейчас заплакать и, чтобы этого не произошло, с головой нырнула в ванную. — Какое прекрасное зрелище с утра по раньше, — пропел мужской голос, когда Маша вынырнула и стала поспешно хватать воздух ртом. Она откинула мокрые волосы с лица и зло посмотрела на Глеба. — Что ты здесь делаешь? — холодно спросила она, не сводя с него глаз — кто знает, что у него на уме. Тот лишь беззаботно улыбнулся. — Неужели я не могу прийти, чтобы пожелать доброго утра своей будущей жене? — его лицо не переставало невинно улыбаться, что очень раздражало Машу. — Пожелал, теперь уходи, — Маша оторвала взгляд от бесящего её лица и, взяв первую попавшуюся под руки баночку, вылила её содержимое в воду, которая постепенно начинала пузыриться. Не очень-то хотелось, чтобы эта мразь смогла рассмотреть её. — Ой, да ладно тебе, Маш, чего ты так холодна со мной? Как ни крути, нам с тобой придётся жить вместе «пока смерть не разлучит нас», — Глеб оторвался от раковины, возле которой до этого стоял, прислонившись к ней, и направился к Маше. Девушка старалась не обращать на него какое-либо внимание. — Ну, чего же ты не смотришь на меня? Обиделась что ли? — смеясь спросил Глеб, став рядом с ванной и смотря на игнорирующую его Машу сверху вниз. Но он начинал чувствовать, что злость медленно поднимается из глубины души и вот-вот готова была… — Посмотри на меня! — злость вырвалась наружу, он больше не смог терпеть то, что его продолжают игнорировать и с силой схватив Машу за подбородок, развернул её лицо на себя, заставляя посмотреть себе в глаза. Он был красив даже когда злился, многие бы девушки желали оказаться на месте Маши, но ей он был совершенно не нужен. Она хотела только… Они продолжали смотреть друг другу в глаза: Глеб — зло и с раздражением, а Маша — с ненавистью и холодным спокойствием. Её вовсе не страшило то, что Глеб мог с ней сделать, но всё же она чувствовала, что её руки, скрытые под пеной, дрожат. Но она старалась сделать всё, чтобы Глеб этого не заметил. Он ни за что не должен был это заметить. Глаза Глеба всматривались в глаза Маши, словно ища в них хоть какой-то намёк на страх или другие слабости, но, не найдя там ничего, он разозлился ещё сильнее и грубо впился своими губами в губы Маши, потянув её на себя так, что у неё заболела шея. Но он почти тут же отстранился, почувствовав боль в нижней губе и привкус железа. Сначала он думал разозлиться ещё сильнее, но, посмотрев на невозмутимое лицо Маши, которая теперь делала вид, что её очень сильно заинтересовали образовавшиеся в ванной мыльные пузыри, его окровавленные губы расплылись в хищной улыбке. — Вот значит как… — протянул он. Ничего, он ещё сможет отомстить этой высокомерной девчонке. — Уйди. — холодно сказала Маша твёрдым голосом. Она начинала чувствовать, как комок подступает к горлу, а на глаза наворачиваются слёзы, но он не должен этого увидеть, даже заподозрить. Улыбка Глеба стала ещё шире, хищно обнажив его белоснежные зубы. Сейчас он уйдёт, сейчас он послушает её, но только для того, чтобы потом вознаградить своё послушание и терпение сполна. — Приятного тебе купания, дорогая, — Маше не понравился тон, с которым Глеб произнёс эти слова прежде, чем закрыть за собой дверь ванной комнаты. Казалось, что он точно не оставит всё так, как есть сейчас, и она ещё пожалеет о том, что так с ним поступила. Слёзы норовили хлынуть из глаз, но Маша заставляла себя сдерживать их из последних сил. Набрав в лёгкие побольше воздуха, она снова нырнула с головой. Он не стоит того, чтобы заполнять собою её мысли. — Ох, ты была там так долго, что я уже начал беспокоиться, не решила ли ты наложить на себя руки? — Глеб, вальяжно расположившись, сидел на кровати Маши и издевательски улыбался. Маша не могла смотреть на него иначе, как только с презрением. Она прошлась по комнате к шкафу с одеждой, попутно вытирая мокрые волосы полотенцем. — Разве я не сказала тебе уходить? — бросила она, даже не посмотрев на Глеба. — Я решил, что ты попросила меня выйти из ванны и подождать тебя здесь, — Маша услышала какое-то движение за спиной и через мгновение холодные руки Глеба легли на её плечи, а в нос ударил крепкий запах мужского одеколона. Сказать, что этот запах был неприятен Маше, было нельзя, но он не мог успокоить её сердце, которое стало бешено биться от страха, а руки снова начинали дрожать. — Или мне стоило остаться с тобой там? — прошептал Глеб ей на самое ухо, обдав тонкую шею тёплым дыханием, от которого по коже пробежали мурашки, и Маша поёжилась. Она попыталась отстраниться от него, но крепкие руки, что по-прежнему лежали на её плечах, не давали этого сделать. — Нет, теперь ты от меня не уйдёшь, — продолжал шептать голос, пока руки медленно спускались ниже, оголяя плечи и медленно и мучительно снимая тёплый и мягкий халат. — Я думал подождать, но, кажется, я немного переоценил свои возможности, — Глеб усмехается и Маша чувствует, как его губы касаются где-то между плечом и шеей. Маша вздрогнула от этого прикосновения, а потом замерла, со страхом выжидая, что будет дальше. Она знала, что когда-нибудь это случится, что когда-нибудь ей придётся пройти через это, она была готова к этому, но… сейчас ей было ужасно страшно. Её словно цепями связали, и она не могла пошевелиться и с ужасом осознавала, что скоро она окажется совершенно нагой и беззащитной от его противных поцелуев. Она так не могла. — Нет! — вскричала Маша и, развернувшись, с силой оттолкнула Глеба. Он был слегка ошарашен и с удивлением смотрел на неё, сжавшуюся всем телом и старавшуюся хоть как-то прикрыться. Она смотрела на него как испуганный зверёк на приближающегося хищника. Она тяжело дышала, и вся дрожала, то ли от страха, то ли от холода, а может и от ненависти. Лицо Глеба сменилось с удивлённого на довольное. Когда девушки послушны — это хорошо, но разве, когда они сопротивляются, это не интереснее? — Интересно, интересно… — протянул он и сделал несколько шагов в сторону Маши, которая отшатнулась от него как от заразного. Брови Глеба нахмурились. Всё-таки ему не нравилось, когда от него так шарахаются и смотрят как на насильника, а этот жалкий вид жертвы начинал его выводить из себя. Он с яростью схватил Машу за халат и бросил на кровать. Девушка не успела даже возразить, как оказалась прижатой к кровати, а над ней навис Глеб, злобно ухмыляясь. Да, такой вид ему нравился больше. — И что же ты думаешь делать теперь? Этот вопрос прозвучал как приговор для Маши. Он стала кусать себе губы, сдерживая слёзы. Она знала об этом, она со страхом ожидала этого, но совершенно не была готова к этому, она не хотела этого. Ей было страшно, но она понимала, что уже ничего не сможет сделать. Её руки Глеб держал одной рукой над её головой, а другой — медленно поднимался вверх, поглаживая её бёдра. Как ей было противно чувствовать эту поглаживающую её руку и губы, что касались её шеи. А ведь тогда, когда это делал Данник, пусть он был пьян и зол, но это было… приятно. Маша стала содрогаться, но теперь не от страха или холода: она больше не смогла сдерживать слёз. Плечи начали вздрагивать, глаза наполнились солёными слезами, которые мгновенно по одной капельке катились на подушку, оставляя за собой мокрые дорожки, а обкусанная губа стала дрожать. Кажется, Глеб услышал тихие всхлипы и почувствовал, как дрожит под ним Маша. Он поднял глаза на её лицо и не увидел там ни ненависти, ни страха, лишь только слёзы и отвращение к происходящему и к нему. Она смирилась со всем, но это причиняло ей боль и страдания. Маша ещё раз всхлипнула и посмотрела на него заплаканными от слёз глазами. Впервые, при виде такой картины, Глеб почувствовал к себе отвращение и это разозлило его. — Чёрт! — ругнулся он и яростно ударил кулаком в подушку совсем рядом с головой Маши, девушка испуганно зажмурилась и сжалась, но ничего не произошло. Она почувствовала, как зашевелился матрас и Глеб слез с кровати и тут же быстрым и широким шагом вышел из спальни, громко хлопнув дверью. Маша ещё долго лежала, тихо всхлипывая и смотря на дверь, за которой скрылся Глеб. Она не понимала, что с ним произошло, почему он остановился, но ей и не хотелось об этом думать, она просто зарылась лицом в подушку и, не сдерживая себя, зарыдала. «Надо бежать».***
Глеб с силой захлопнул за собой дверь её комнаты. Он не мог понять, что с ним происходит. Он злился на себя, на неё, на судьбу — на всё! Но он не мог переставать любить её сколько бы не злился. Глеб оторвался от двери и яростно ударил кулаком в стену. Ему было больно, но не так как на душе. Тёплая кровь потекла по белой коже руки. Но эта боль и кровь злили его ещё больше и хотелось бить в стену до тех пор, пока не треснут все кости, но его остановил чей-то голос: — Босс… — неуверенно начал телохранитель, со страхом наблюдая за поведением своего хозяина. — Что?! — рявкнул на него Глеб, бешено сверкнув глазами. Неужели они не понимают, в каком он состоянии находится?! — Там… там к вам пришли, — телохранитель, несмотря на своё крупное строение, стал испуганно отступать. — Мне наплевать! Пошли их к чёрту! — Глеб переставал себя контролировать. Разве не ясно, что сейчас ему наплевать на всех?! — Но… — договорить мужчина не смог, где-то снизу, на первом этаже, раздалась стрельба. Глеб и мужчина замерли, слушая беспрерывные выстрелы. Слышались крики людей, звон разбивающегося стекла и снова выстрелы, заглушающие всё остальное. Эти звуки оглушали. А потом резко всё прекратилось. Глеб сорвался с места и быстрым шагом, почти бегом, направился к лестнице, которая вела на первый этаж его дома. «Кто это? Какого чёрта?!» — эти вопросы он задавал себе, пока шёл по коридору, не обращая внимания на предупреждение своего телохранителя об опасности его поступка. Глеб выбежал на лестничную площадку и, наткнувшись на перила и чуть ли не перекинувшись через них, устремил свой взгляд вниз, в холл. Там стоял он. Но он был не один, с ним были и его дружки. Холл словно разделился на две части: с одной стороны, люди Глеба, а с другой — он и его дружки. Глеб даже истерично посмеялся, как он мог не догадаться? Всё было так просто и естественно, как он мог не догадаться? Как он мог не понять этого? А потом снова его обуяла злость. — Какого чёрта ты здесь делаешь, Пёс?! — прокричал он изо всех сил. Данник поднял свои серые глаза на своего врага. Он давно не чувствовал столько адреналина в крови, сколько сейчас. Он был готов сделать всё что угодно, его ничто и никто не могли сдержать. Он улыбнулся своим мыслям. Да, сегодня победа за ним.