***
Школа гудела, как улей, несмотря на старания учителей, вещавших, чтобы леди вели себя пристойно. Весть о трагедии Энии разнеслась уже в вечер происшествия. Девушки рыдали, они не могли поверить, что у кого-то поднимется рука на Энни, солнечную Энни. Эльза раздраженно фыркнула: больно ей надо думать о какой-то Энни! Старый выпускной альбом лежал на ее коленях, но мысли были не о нем. С каждым витком мыслей Эльза возвращалась в рыцарский заброшенный коридор, к картине обнаженной женщине и кусала губы: она так и не смогла открыть проход. Но проход точно открывался! Это не должно противоречить её выводам. — Черт. Как же я не хотела этим заниматься. Учитывая, что Энни была девушкой доброй, незлобной, поэтому врагов быть у нее не могло быть. Что здесь могло сыграть поводом? — Надо проведать рыжую. А этим займусь потом. В больничном крыле пахло лекарствами и свежими цветами — их принесли подруги Энни. Сама рыжая лежала на кровати, читая Бронте. С приходом Эльзы Энни оживилась, радостно помахала ей рукой. — Привет, Эльза! Разенграффе удивленно посмотрела на неё: как она может оставаться такой радостной? Её чуть не убили, а она прыгать от счастья готова! — Здравствуй. Я пришла к тебе, чтобы узнать некоторые детали. Эльза аккуратно присела на край стула, сложила руки на коленях. — А, — Энни заметно погрустнела, — мадам Готель сказала, что расследование будет проводить инспектор Фрост. Он должен приехать послезавтра. Ты знаешь инспектора Фроста? — Нет. Девочка с короткими каштановыми волосами лениво перелистнула страницу учебника, зевая во весь рот. Эльза терпеливо стояла рядом, хотя внутренне выла, оттого, что приличия были несколько раз нарушены. — Я тебя правильно поняла, Эльза, — Туоф внимательно посмотрела на нее, — что ты поможешь мне на проверочной по французскому, за что я должна тебе рассказать всё, что знаю о случае с Энни? — Верно. Туоф откинула непослушную челку со лба. — Расследования до приезда Фроста никто проводить не будет. — Но почему? Эльза закипела от негодования: она покраснела до ушей. Туоф подавилась конфетой, громко хрюкнула. — Наш директор очень скользкая личность, но тебе я этого не говорила. А Фрост — это Фрост. Великий и неповторимый. Его нужно увидеть. — О, тебе нужно его увидеть! Он такой, такой, такой идеальный! Но Амали его не любит, она считает его белобрысой крысой. Впрочем, еще хуже об инспекторе отзывается Мерида. Эльза незаметно поморщилась от оценки Фроста, которую ему давали девушки. — А Амали тебя навещала? Закинув в рот малиновый леденец, Туоф счастливо сощурилась. — Я очень люблю сладкое, наверное, больше, чем слушать новости академии. На чем я остановилась? А Амали… Энни из очень бедной семьи, можно сказать, что она почти сирота. Каким-то образом Энни сдружилась с Амали. Они очень разные, но ради Амали Энни готова себя убить. Такая собачья преданность. Туоф рассмеялась звонким смехом. Ей, избалованной наследнице дома Милдфорд, была забавна преданность Энни к своей нелюдимой соседке. — Нет. Она сейчас занята конкурсом. Я бы тоже шила с ней, но как видишь, прикована к больничной койке. Амалии очень хочет победить в этом конкурсе. — И Энни будет молчать, если Амали что-то сделает, а Амали сделает. Ты слышала о конкурсе модельеров? — Только поверхностно. — Энни, ты не можешь предположить, кто мог выпустить змею? Кто стоял за картиной. Энни побледнела, сжала губы. — Не могу предположить. И о какой ты картине говоришь? Я не понимаю тебя, Эльза. — То есть ты не хочешь наказать преступника? Не хочешь отомстить? — Эльза, не говори так! Мне страшно. Я не понимаю о чем ты. — На тебя натравили змею… — Я сама на неё наступила, и никто не натравливал! — Неужели убийца тебе так дорог? — Эльза, пожалуйста, не надо больше искать, не надо, пусть всё останется, как есть. Голос Энни звучал жалостливо. Она из последних сил умоляла. Надеялась, что сможет отговорить нелюдимую Разенграффе. Только Эльза давно сделала свой выбор. — Но этих знаний тебе хватит, чтобы понять. Давай, Эльза, сложи картину, а я буду наблюдать. Мне очень нравится, когда кто-то играет в детектива. Туоф поднялась со своего места, стряхнула мелкие крошки с юбки. Солнечный луч блеснул на колечке с выгравированным полумесяцем. — Ты мне нравишься, Разенграффе. В тебе есть что-то, что притягивает. Распутай этот клубок. — Хорошо.***
Наступила глубокая ночь. Эльза вздохнула за шторой: муляж, лежащий на ее кровати, был очень похож на неё. «Будто я раздвоилась». Девушка боялась, что подует сильный ветер, и окно, незакрытое на защелку, откроется. Тогда вся её задумка с треском провалится. Ветра не было. «Призраков нет. Это всё глупость, сказка, ненормальность. Есть люди, которые прекрасно владеют альпийским снаряжением и гримерным искусством». На противоположной стене появилась тень девушки, медленно спускающейся к окну Эльзы. Разенграффе сильнее сжала в руках пистолет. БАБАХ! Злоумышленница упала на пол, потерянно замотала головой, не соображая, что с ней сейчас произошло. Эльза вышла из засады и приставила дуло пистолета к виску упавшей. — Кто ты такая? И что ты делаешь у меня?