Хроники Серинтайи

Казалась, прошла вечность, прежде чем из замка вылетел Ид и заоглядывался по сторонам. Арлен уже хотел подать голос, но брат увидел лошадей и побежал к ним. В сёдлах оказались мгновенно, разворачивая коней и несясь к воротам, а за спинами из замка высыпали люди. Привратники тоже показались из караулки, ещё не поняв, что стряслось, но на всякий случай выставляя вперед положенные воротной страже алебарды. -Прочь с дороги! Рычал Ид, может, и знатно, но с дороги убираться доблестные привратники не спешили. Им же хуже – двое легли на месте, ещё один завалился навзничь с ножом под кадыком – глаз невольно зацепился за почти опустевшую перевязь – и они вылетели за ворота, открытые то ли по раздолбайству, то ли по счастливой случайности. Мост тоже никто не поднял, и кони рванули через него, унося хозяев всё дальше от замка. Улица, начинающаяся от моста, была пустынна; всадники неслись по спящему городу, лихорадочно припоминая дорогу до городской стены. Похожие серые дома, одинаковая белая мостовая, даже деревья и те какие-то безликие, окутанные снежными сугробами! Копыта глухо стучали по утоптанному снегу. Где ж эти ворота, морвья печёнка?? -Ид, погоди! -Ты потерпеть не можешь?? Негодования в братском голосе хватило бы на троих, но выпитое настойчиво просилось наружу. Чуть погодя рядом тоже зажурчало. Рыжий открыл было рот, чтобы отпустить шуточку насчёт чужого терпения, но осёкся: в ночной морозной тишине далеко окрест разнёсся пока ещё неблизкий, но явственный стук копыт нескольких лошадей. Несколько драгоценных мгновений ушло на то, чтобы подтянуть штаны и одёрнуть куртки, и они снова очутились в сёдлах. -Влево! Чем эта улица отличалась от правой, осталось неизвестным, а погоня была пока именно слева, но спорить он не стал, сворачивая вслед за Идроном. Когда впереди замаячила громада городской стены, жеребцы без понуканий наддали, преодолевая последние ярды. Городская стража однозначно не ожидала, что среди ночи на них вылетят два злющих парня на таких же злющих – конечно, после тёплой конюшни с овсом да в гонку! – лошадях. -Посланец от его величества! Это возымело действие – из караулки выскочил ещё один хмырь, помогая напарнику отодвигать заиндевевший засов. Ворота уже почти распахнулись на достаточное для коня расстояние, когда сзади загрохотало, и преследователи вылетели на открытое пространство. Полтора десятка. Два лучника, плохо, такие и из седла саданут, «мама» вымолвить не успеешь! Рисковать, так сейчас! -Ид, ворота! Родичу не понадобилось повторять – он послал Ульма в начавшую схлопываться щель, нещадно подгоняя животное. Буря с гневным визгом прянул за приятелем, клацнув зубами на сунувшегося было наперерез стражника – умница, мой хороший, выберемся, полные пригоршни сахару принесу! За спинами заорали, кто-то что-то приказал, ворота, почти закрывшиеся под собственным весом, опять поползли в стороны, быстрее, куда быстрее, чем хотелось бы, кони летели уже на грани своих возможностей, и Ульм начал отставать, сначала на голову, потом на две, полкорпуса, корпус… Ид быстро оглянулся, белее снега, по которому они неслись, закусил упрямо губу. -Рыжий, к лесу! Поворачивай к лесу! Руки Сима уже взялись за рукояти двух из четырёх оставшихся ножей. Темноволосый придержал коня, ещё раз оглядываясь. -Не смей! -Не дождутся! Нам до тех ёлок! Потом передних срежу! Ярды, оставшиеся до указанных деревьев, показались бесконечными. До погони было уже рукой подать, когда Идрон с двух рук послал в передних всадников летучую смерть. Ножи летели слишком низко; Арлен пожалел было пропавший бросок, но тут лошади под возглавлявшими погоню всадниками рухнули на снег, забились в агонии, а Ид уже срывал с перевязи последние ножи, отправляя в посмертные стойла ещё двоих коней, упавших на умирающих сородичей и окончательно перегородивших дорогу. Ёлки, в этом месте подошедшие совсем близко к дороге, не давали обогнуть бьющихся и плачущих по-человечески животных; преследователи отстали, добивая умирающих и оттаскивая их с дороги, а их собственные лошади бились и рвали поводья, не желая идти к страшным тушам. Парни пришпорили коней, углубляясь в лес: Идрон прав, ночью можно затеряться в путанице деревьев и кустов, небо затянуто не пускающими луну тучами, через пару-тройку десятков ярдов не может не быть боковой тропинки, на которую можно свернуть и пропасть с глаз… Вот только они совсем забыли о лучниках. Здоровенный шершень ужалил в бок, прокусив кольчугу. Арлен схватился за пострадавшее место, недоумевая, откуда в зимнем лесу кусучие твари, удивился, наткнувшись на здоровенное жало, задев его рукой; растерянно поднёс к глазам покрывшуюся чем-то тёмным ладонь. -Лис!! Брат развернул коня, оказываясь рядом. В темноте не видно было его лица, но голос сказал о многом. -Стрела? -Да. Боли не было. Вот вообще. Рыжий наощупь дотянулся до древка, переломил, отбрасывая оперённую деревяшку в кусты. -Едем. Едем, не двоим же ложиться! Буря первым тронулся с места, пластая снег, на котором наверняка оставалась цепочка алых капель. Он отстранённо подумал, что в первый раз попало и то сильнее, пекло всё время, а тут ничего, ну ничегошеньки… а-а-а-а-а-а! Боль коварно бросилась на раненый бок, вышибая дух, когтями вцепилась в плоть, закопошилась под кольчугой; Лис ткнулся лицом в конскую шею, пережидая, и в самом деле, немного отпустило, во всяком случае, можно было дышать. Руки, сжимающие повод, соскользнули, тут же были схвачены и чем-то перемотаны. -Буря, выноси хозяина! – где-то далеко крикнул Ид. – Смотри, тропа, и помогите нам, Семеро! Они куда-то неслись, перескакивали через бурелом, перегородивший тропу, петляли между слившимися в сплошную стену ёлками; Арлен даже смог сесть ровнее, но руки распутывать не спешил, понимая, что на всём скаку свалиться с коня, потеряв сознание – не лучший способ свести счёты с жизнью. Погони за спиной больше не было слышно, и на том спасибо. Наконец, Ид в который раз свернул, выезжая на обросшую кустами прогалину. Спешился, потоптался по снежной целине, серебрящейся под светом показавшейся из разбежавшихся туч луны, и вернулся к тропе, перехватывая поводья. Кони, устало поводящие боками, от которых валил пар, двинулись за хозяином, подведшим животных к выступившей из леса разлапистой ели. Арлен с наслаждением покрутил освобожденными от ремня (ну конечно, откуда бы тут верёвке взяться?) запястьями. -Опирайся. -Да не надо… -О-пи-рай-ся. Брат снова оказался прав – без его руки Лис неминуемо зарылся бы носом в снег. Повиснув на Симуране, на подгибающихся ногах он доковылял до ели, тяжело опустился прямо на снег, приваливаясь спиной к стволу. Идрон уже обламывал с деревьев нижние ветки; набросав на снегу два лежака, взялся за плащ, снимая его и перебрасывая одежду лежащему. -Я за хворостом. Сколько его не было, Арлен не знал, ухнув в обморок и придя в себя только тогда, когда по щекам осторожно похлопали. На расстоянии вытянутой руки уже пылал трескучий костерок. Ид встревожено заглянул в лицо. -Ты как? -Хреново, - Лис сцепил зубы, садясь повыше, - помоги. Надо перевязать… пока кровью не истёк. Рви от моей рубахи подол, всё равно… простреленная. Снять куртку, стянуть через голову кольчугу, задрать рубаху, тут же задрожав от холода – непосильная работа, оказывается. Если бы не помощь Идрона – не справился бы ни за какие коврижки. Юноша зубами перехватил край одежды, отделяя по надорванному несколько полотняных полос. -Держи. Перематывай… натуго. -Наконечник… -Нахер наконечник!! – От боли потемнело в глазах. – Перематывай поверх! Потерять сейчас сознание, что ли? Но терпеть оказалось не так уж сложно, сложнее было не дёргаться, когда остаток древка, торчащий из тела, двигался от прикосновений витков повязки, щевеля засевшее в боку жало. Лис и не подозревал, что помнит столько ругательств, но, кажется, не повторился ни разу за всё время, понадобившееся для тугой, на совесть, перевязки. Ему повезло – стрела прошла под кожей в направлении движения, а не вонзилась под углом, и, кроме боли, особых неприятностей доставить не должна была. Симуран вытащил из сумки флягу, положил поближе к костру. -Ты чего наконечник выдернуть не дал? -Не хочу лежать в этих… милых ёлочках, - криво усмехнулся Арлен, - промыть нечем, перевязать нормально нечем… сидит так, что только вырезать. Доберёмся завтра до жилья… авось там целители есть. Если в ране осталось…что-то, лучше не трогать. Фляга, сочтённая достаточно тёплой и завернутая в край плаща, легла в безвольно раскрытую ладонь. Сделав несколько глотков, рыжий протянул вино брату, но тот отрицательно покачал головой, копаясь в сумке. На свет появились хлеб и сыр, разделенные пополам и тут же съеденные. Лис начал согреваться, завернувшись в оба плаща и временами прикладываясь к посудине, даже задремал ненадолго, до неловкого движения. Устроившийся у костра на коряге Идрон подбрасывал в огонь мелкие веточки. -Эй, Сим… -Что? – Откликнулся тот. -Я рад, что влетел в передрягу… именно с тобой. Дерёшься, в седле держишься… перевязать можешь… -А то раньше ты этого не знал? -Его тут подбодрить пытаются, а он… Ид осторожно вытянул ногу, бережно ощупывая колено. Буркнул: -Себя вон подбодри. Если б не башка медная, со снегом бы слился. -А, заживёт! – Беззаботно ухмыльнулся Арлен. – Будет два шрама. Жаль… второй не слева, для равновесия. Неопределённо дёрнув плечом, Симург вернулся к прерванному занятию. Зияющая пустыми гнёздами перевязь всё ещё охватывала его торс; халларданец бездумно гладил тисненую кожу, теребил искусно выделанные ремешки, несколько раз берясь за пряжку крепления и каждый раз отдёргивая руку. -Жалко? – Спросил, лишь бы спросить. Идрон только горько вздохнул. Нашёл, о чем спрашивать, братец не расставался с гномьим подарком с первого дня, смущённо улыбаясь в ответ на подначки разглагольствующего о детях и их игрушках Молота, а тут сразу все десять остались Насару на память! Длинные пальцы с задержкой прошлись против двух рядов пустых гнёзд. -Очень. Эх, вот бы вернуть! В глазах всё поплыло. Противный озноб, охвативший всё тело, побудил осторожно свернуться калачиком, зарываясь в плащи и оставляя снаружи только нос. Ид по-прежнему сидел у костра, кормя с рук золотистое пламя, и это было последним, что княжич запомнил. Утро он так и встретил – у затухающего костра. Заснуть не получилось, глаза отказывались закрываться, поэтому Ид всю ночь глядел на пламя, подсовывал хворост, прислушивался к стонущему во сне Лису и ждал рассвета. Усталость была такой всеобъемлющей, что не осталось сил ни на мысли, ни на страх, ни на сожаления. Когда Идрон в который раз пробежался пальцами по перевязи, он поначалу даже не удивился, обнаружив в гнёздах знакомые рукояти. Все десять ножей вернулись на места, словно и не оставались в телах убитых преследователей. -Рыжий! Тишина. Ущипнув себя, он вытащил верхние клинки, во все глаза глядя на чудо. О гномьей магии ходили легенды, но какие из них были правдой, никто доподлинно не знал – и вот сегодня хотя бы одна, о возвращающемся оружии, стала явью. -Да рыжий же! -М-м-м… Не ори, башка трещит... -Смотри сюда! Брат неуверенно сел, кутаясь в два плаща. Идрон сунул ему под нос ножи, не помня себя от радости. Арлен вдумчиво пощупал лоб. -Горячка. Точно горячка. И бред. -Нет! Они вернулись, понимаешь??? Ну вспоминай, гномы любят похваляться, что некоторое их оружие возвращается к хозяину, если тот призовёт! -То есть твои ножики… -Да, да, да! Понял наконец-то! Арлен согласно кивнул, снова закрывая глаза. Надо было уходить – в зимнем лесу долго не вытянешь, поэтому Идрон дохромал туда, где тропинка, ночью увиденная не иначе как с перепугу, соединялась с трактом. На дороге никого не было; следы копыт вели в обе стороны, трое конных даже свернули на «их» тропку, но далеко не пошли, убравшись вместе с остальными. Вернувшись на просеку, Ид взялся седлать коней, прикидывая, стоит ли расталкивать раненого сейчас или ещё с полчаса у них есть. В кустах тихо хрустнула ветка: то ли под звериной лапой, то ли под человеческой ногой. Звук был одиноким, но почти уснувшее чувство опасности подняло острую морду, чутко прислушиваясь. Ладони легли на перевязь. -Дай руку. -Сиди, вояка, - не оборачиваясь, бросил через плечо Идрон, - было б их много - тут не так бы хрустело. Было б сказано! Арлен завозился, кривясь и постанывая сквозь зубы, но всё же привстал, кладя руку на оголовье меча. Спорить времени уже не было: зверь или человек, но ветка хрустнула ещё раз, куда тише и ближе. Если волки, учуяв кровь, решили поглядеть на будущий обед-с ними будет проще, но потом придется уходить, и очень быстро. Проклятье, штанину разрезать, что ли? Колено уже не помещается… Верхние клинки медленно поползли наружу – метать с двух рук уже приходилось, так почему бы не повторить удачный бросок? Давай, дорогой, кто бы ты ни был, выходи из кустиков, пусть сука-удача наконец-то улыбнётся и повернётся лицом, а не задницей! В кустах мелькнул рыжеватый отблеск, и сразу вслед за ним на прогалину ступила хрупкая девушка, закутанная в тёплый плащ из лисьего меха. Лежащий на плечах капюшон открывал милое личико, усыпанное странными по зимнему времени веснушками, большие желто-зелёные глаза с неуловимой дичинкой недоумённо рассматривали парней: что за чужаки в лесу, откуда? Огненно-рыжие мелкие кудряшки вторым плащом падали на спину, частично скрывая удерживающую ворот ручку в плотной чёрной перчатке. Девушка испуганно отпрянула, увидев направленный на неё клинок. Идрон украдкой перевёл дух: ещё мгновение, и незнакомку не спасло бы ничто. -Фу ты, напугала! – С облегчением осел на снег рыжий. – Мы уж думали… Уй-й-ю-у-у-уй! Рыженькая ойкнула, закрыв рот рукой: девичьи ушки явно не были приспособлены к отборной солдатской брани, последовавшей за воплем. Симуран втолкнул полувытащенные ножи обратно в гнёзда. -Ты местная? -Н-н…Да, пожалуй. Голос у девушки оказался неожиданно глубоким, с лёгкой хрипотцой. Ближе она уже не казалась совсем юной, но, юная или нет, сейчас она могла стать спасением. -Проведи к родителям… Мой брат ранен, рану нужно обработать и перевязать по-человечески. –Ид стался говорить как можно убедительнее. – За нами могут гнаться, поэтому нужно быстрее уходить. Рыжуля цепко оглядела сперва самого Ида, потом - прекратившего наконец браниться белого, как снег, Арлена. -Он может идти? -Могу, - скрипнул зубами Лис, - ох уж эти младшие братья! Дай руку, говорил же! На препирательства времени и сил не было - девушка уже стояла на противоположном конце прогалины, вслушиваясь в лесную тишину. На мгновение показалось, что скрытые под копной волос ушки чутко шевелятся, но тут лесная спасительница отстегнула с пояса неприметную флягу. -Пять глотков, рыжик. – Это прозвучало так естественно, что Арлен и не подумал возмущаться. – Погоня будет здесь через полчаса. Мы успеем. Только садись-ка на коня, долго идти ты не сможешь... Бери поводья, сероглазый! Куда и как собирается успеть непонятная девушка, парни спрашивать не стали. После неведомого питья Лис приободрился, почти перестав кособочиться и даже вполне уверенно доехав до ведущей к чаще тропы, но Ид всё равно держался рядом – и не ошибся, уже через десяток ярдов рыжий снова позеленел, а через три начал крениться на сторону, и Сим пошел у стремени, поддерживая Арлена и слушая вполуха, как княжич шёпотом изощряется в проклятиях в адрес слишком метких франдрских лучников. -Ещё два, - на мгновение обернулась проводница, - через минут десять будем на месте, отдохнёте. Судя по ощущениям, пройти они успели всего ничего, едва в лохматые ёлки углубились. Однако позади не было ни елей, ни обросшей «волчьей ягодой» прогалины – вековые дубы уходили в небо, сменяясь ясенями, не столь древними, но растущими куда гуще. Сквозь стволы проглядывали похожие на человеческие лица – в основном женские, но было и несколько мужских, причудливо перетекающих в изгибы серебристой коры. Кое-где, кроме лиц, из стволов выступали плечи, из затесавшейся в дубы и ясени липы выступила даже вся обитательница, одетая корой и ветвями, среброволосая, потянувшаяся к идущим длинными корявыми руками. Рыжеволосая что-то выкрикнула на неведомом языке, похожем на тот, на котором твердила свои заклятия Эрна, и древоженщина тут же испуганно юркнула в ствол. Взамен на нижних ветках закачалась гигантская горлица с лицом озабоченной белки, рядом опустилась её товарка, но эта уже была наполовину человеком – из птичьего тела росли покрытые перьями руки, а на опушённой роскошным воротником шее кивала вполне человеческая голова. -Не бойтесь. Гхарко нечасто видят посторонних, но они не опасны, дальше рассматривания дело не пойдет. Словно в доказательство, человекоголовый помахал оперённой пятернёй, с шумом снялся с ветки и исчез между деревьями. Арлен шепнул: -Я про них слышал… -Мы пришли! Рыженькая стояла возле входа в пещеру, которой, как и скалы, в которой она располагалась, ещё мгновение назад впереди не было. Дубовая аллея за спинами тоже исчезла, сейчас вместо неё простиралась берёзовая прозрачная рощица, в сотне ярдов от пещеры сходящая на нет. Удивляться сил не осталось; в пещере оказалось сухо и очень тепло, а в глубине скального грота располагалась вполне обычная деревянная дверь. Рыжий мешком сполз с седла, шипя сквозь зубы, оперся на подставленное плечо, прикрыв глаза. Проводница подвела коней к неприметному закуту, привязывая к выступам в камне. -Хорошие вы мои, хоро-о-ошие… Ну хватит, хватит фыркать, потом сенца дам, тут с вашими хозяевами бы разобраться! Нога, и так громко жалующаяся на произвол, норовила подломиться, но пока что Ид стоял, украдкой оглядываясь, куда бы присесть. Лис даже не раздумывал-он неловко сделал шаг в сторону, намереваясь пристроиться под стенкой, но рыженькая поманила за собой: -Пойдем внутрь. Тебя в самом деле нужно перевязать, но не здесь. За дверью обнаружилось вполне обжитое жильё. Странная девчонка осторожно подставила локоток, но опираться на женщину??? На такое Арлен бы не пошёл, даже достанься ему куда сильнее. В конце концов, сюда дошли… кстати, сюда – это куда?.. и до стула или чего там добраться он сможет. Где тут этот самый стул только, вопрос! Идрон, идущий последним, хмыкнул. -А неплохо тут у тебя, спасительница! -Уж как есть, - в грудном голосе мелькнули горделивые нотки, - не обессудь, сероглазый, не дворец, но вам тут места хватит. -Ничего, с таким сокровищем и хибара – дворец, - само подвернулось на язык, - царица наших душ, ты украсишь любое обиталище! -Ты давай рубаху снимай, подданный. – Фыркнула хозяйка. – Не царское это дело – чужих мужчин раздевать. Однако попытки раздеться оказались бесполезны – тело перестало повиноваться, наполнившись киселём вместо костей. Перед глазами поплыли радужные круги. Когда ловкие пальчики потащили рубаху с плеч, он даже не заметил. Где-то далеко присвистнул Ид. -Хватит свистеть. Там на очаге вода была, давай сюда. Тёплая, даже горячая, ладонь прижалась к освобожденной от повязки ране, и наконечник, сидящий, кажется, где-то в сердце, зашевелился, просясь наружу. Орать от боли хотелось безумно, но вместо этого Лис заставил себя весело улыбнуться: -Прошу прощения за непотребный вид. С красивыми… да, с красивыми дамами я обычно не столь…не столь неуклюж. -Не смеши, а? – «Красивая дама» усмехнулась, тут же снова напуская на себя строгий вид. – Извини, парень, обезболить нечем. Так что сейчас терпи. Засевшая в теле заноза выскочила – вместе с таким заковыристым проклятием, что в любой другой момент Арлен бы собой гордился. Сейчас же стало стыдно при одном взгляде на заливающуюся краской девушку: он сам, пока умел, краснел так же, разом и мучительно, до корней волос. Полные губы раздвинулись в неуверенной улыбке. -Тебя не за длинный язык подстрелили? -На мой язык пока ещё никто не жаловался… Уй-й-й, ты там из меня тянешь жилы вместе с костями? -Всего лишь гнилую кровь, если есть, - мягкая ладошка успокаивающе прошлась по плечу, - совсем немного осталось. Кто это вас так? -Не нашли общего языка с Насаром. – Устало откликнулся из угла Идрон. – Он считал, что мы уже нагулялись с головами на плечах, а мы решили, что нет. Но ваш король пытался настаивать. Кстати, я Идрон, а этот болтун-Арлен. -Аэлла. Имя у рыженькой оказалось ей под стать - текучее, плавное, спокойное. Пользуясь положением больного, Лис прикрыл глаза и уже из-под ресниц откровенно любовался живым подвижным личиком, копной огненных кудрей, оттенявших очень светлую кожу, усыпанную мелкими золотистыми веснушками, слушал грудной голос, что-то втолковывающий Симу - кажется, про то, что она знать не знает никакого Насара… Стоять, Нармакаль! Как это подданная франдрской короны не знает имени этой старой дряни?? -Хватит заливать! Франдрийка и не знает, кому налоги платит? -Слушай, Идрон, - скорбно качнула головкой девушка, - выруби его, а? Если он ещё раз так дёрнется, я ни за что не ручаюсь. -Не могу, к великому нашему сожалению, - усмехнулся братец, - голова - не самое сильное его место… Могу подержать. -Я тебе сейчас подержу! На лицо Аэллы снизошла задумчивая мечтательность. Она демонстративно оглядела княжича, и Арлен не возражал бы, чтоб этот взгляд был хоть чуток нежнее. -Нет, он будет сидеть смирно… Будешь, рыжик? -Ради вас, прекрасная госпожа – что угодно! Пришлось сидеть смирно, шипя и про себя костеря проклятущего Насара, по чьей милости в Лисьей шкуре появилась неожданная дырка. Что при этом бормотала рыженькая, он не вслушивался – пусть бормочет, а мы пока оглядимся, пытаясь понять, куда ж это нас занесло. Ничего похожего на обычное убранство крестьянского дома здесь не было; Арлен было ухмыльнулся, решив, что в крестьянских домах бывал крайне редко, но потом заметил, что Ид с не меньшим интересом вертит головой по сторонам. Здесь не было окон, однако не ощущалось обязательной при таком духоты, наоборот, дышалось легко и свободно… ай, ну ай же! Ставшие ласковыми руки погладили только что наложенную повязку. -Сейчас тебе стоит поспать. Моё питьё даёт силы, но оно не заменит долгий крепкий сон. -На полу, что ли? – Поспел вперёд головы язык. Аэлла пожала плечами. -Хочешь, ложись на полу, но здесь есть удобная постель. Сероглазый, -повернулась хозяйка к Идрону, - вернусь - покажешь свою ногу. Ид только кивнул, утомлённо закрывая глаза. Хозяйка подошла к ещё одной двери, скрытой от взглядов вышитой занавесью, и Арлен без раздумий последовал за ней. Вторая комната оказалась больше и темнее предыдущей, но там постели или хоть чего-то на неё похожего не оказалось – так, ворох тряпья в уголке. - Ложись, Арлен. Без рубахи не замёрзнешь. -Куда?? – Вытаращился на тряпьё княжич. – А там что, пол не такой? -А тебе подавай кровать с балдахином? – Едва заметно улыбнулась девушка. – Извини, чего нет, того нет… Могу уступить свою постель, если ты согласен. -Нет уж, подонком не был и не стану, - буркнул юноша, - чего уж там, в степях и на земле ночевать доводилось… На поверку тряпьё оказалось ворохом шкур на очень низких деревянных нарах, словно здесь спал зверь или кто-то невысокий. По длине, впрочем, нары позволяли вытянуться во весь рост и не мучиться. Шкуры пахли лавандой, зарыться в них было делом минутным, и вскоре Арлен уже спал крепким сном без сновидений. Один раз он всё же открыл глаза, увидел лежащую под боком крупную рыжую лису, поднявшую остроухую головку с человечьими глазами после его изумлённого: «Лисонька, ты откуда?», и снова уснул, блаженно поёрзав в пушистом меховом гнезде. Кажется, странная лиса что-то ответила, но этого парень уже не услышал. Место-вне-путей, жилище Аэллы, 9-10 снеговала Утром – если считать утром момент пробуждения – никаких лис рядом не оказалось, рана почти не болела, и вылезать из тёплого гнезда ужасно не хотелось. Арлен было всерьёз решил перевернуться на другой бок и спать дальше – раненый он в конце концов или нет? – но громко забурчавшее брюхо напомнило, что со вчерашней ночи во рту росиночки маковой не было. Пришлось вставать, набрасывать на себя за неимением другой одежды пушистую шкурку неведомого зверя и толкать дверь в первую жилую комнату. Хозяйка обнаружилась там же – оживлённо болтающей с Идом. При виде Арлена брат широко улыбнулся: -А вот и наш соня пожаловал! Ну у тебя и чутьё, Лис, аккурат к обеду глаза продрал! Я и то раньше вскочил! -Как бок? Внимательные желто-зелёные глаза смотрели с теплотой и сочувствием. Рыжий беспечно махнул рукой: -А, на мне заживает, как на собаке! Завтра уже и не вспомню. -И не вспоминай, - легко согласилась Аэлла, - ты рану-то покажи, а вспоминать не надо. На сей раз Лис сполна насладился прикосновениями рук целительницы, нарочно ойкая, айкая, завывая и вообще делая всё, лишь бы она вот так успокаивающе поглаживала по груди и плечам. Идрон давился смехом за столом, но сама Аэлла, кажется, ничего не замечала, проникаясь всё большим сочувствием к страждущему. Когда наконец повязка была наложена, все узелки затянуты, сунутое хозяйкой зелье выпито, а куртка, за неимением рубахи, натянута, голод вновь заявил о себе. Стоящая на столе нехитрая снедь вроде мяса с лепёшками пришлась как нельзя кстати; сама хозяйка сперва отказалась от обеда, подсовывая братьям добавку, пока Идрон решительно не усадил её за стол, заявив, что набивать животы тогда, когда хозяйка и кусочка не проглотила, недостойно мужчин. Дальше ели уже втроем, понемногу рассказывая Аэлле о том, что их привело в эти места. -А что ваши спутники? – Тонкие брови сошлись на переносице. – Вы-то ушли, хоть и потрёпанные! Бросили, значит? -Не бросили. Мы даже не знаем, где они, живы ли? - Тяжко вздохнул Идрон. – Уходить пришлось быстро, город незнакомый, а их ещё в первый день не в замке оставили. Арлен быстро глянул на халларданца. Тот был – мрачнее мрачного; парень, не моргнув глазом положивший с добрый десяток степняков и прорубившийся через коридоры замка франдрийских правителей, сейчас был растерян и подавлен, хоть и не показывал этого. Брат его чувства вполне зразделял: что теперь делать, было совершенно непонятно, но сдаваться было не в Лисьих привычках. -Надо вернуться в Иринбрун и хоть разведать, что к чему! Найдём, а почти три десятка – это уже что-то… -Я сейчас всё-таки тебя пристукну, - брат устало откинулся на стену, опуская веки, - глянь на себя в зеркало, немочь бледная. -Но это мои люди! -Но это твой бок. Один я, уж извини, не отобьюсь от столичного гарнизона. Так что пусть мужики подождут, сперва мы хотя бы вернёмся в Марассан, а там… -За каждого Насару счётец предъявим, - это прозвучало невероятно глупо, и княжич поспешил исправится: - то есть посчитаемся со старым мерзавцем за всё – и за спутников, и за нас… -Эх ты, вояка, - усмехнулась материнской улыбкой Аэлла. - Значит, так. Пока живите здесь. За берёзы – ни ногой, потом искать не стану. Сможете в седле удержаться – отправляйтесь куда хотите, выведу. -А если мы в Марассан хотим? – Арлен привстал, опершись о выскобленные доски. – Или в Эссенрас? -Ты всегда такой нерешительный, рыжик? Насмешливый взгляд жёлто-зелёных глаз. Чёрная точка зрачка на мгновение поплыла, превращаясь в вертикальную полосу, но вновь съёжилась – и в памяти всплыла приходившая ночью лиса. Он упал на место, не отпуская взгляда загадочной девушки. -С тобой буду самым решительным в мире! Аэлла как-то сразу потухла, сгорбилась, вставая и начиная убирать со стола. Арлен недоумённо умолк. Что он сказал-то такого, а ведь рыженькая не на шутку обиделась! На помощь пришёл Идрон. -Мы ещё сами не знаем, куда направимся. От Франдры до Эссенраса неделя пути, но мы без припасов, без тёплой одежды и вдвоём. Идти же через всю страну, правитель которой свихнулся и решил нас убить…У рыжего отец с матерью вряд ли обрадуются сгинувшему на чужбине сыну. О том, что о нём тоже есть кому плакать, Ид умолчал, но дела это не меняло. Арлен грустно кивнул, соглашаясь. Ичужья ж задница, так нелепо и так обидно… Ну ладно бы сунулись в Кэсамбарру, тамошние юнии всегда были себе на уме, а вот так, во дворце союзника?? -Ну, сейчас вы не во Франдре…Вы решайте, парни. Дорога – дело десятое. Отсюда хоть до Эссенраса, хоть до Нармакаля рукой подать, ногой ступить. – Хмыкнула рыженькая. – Решайте, сколько влезет, и не бойтесь, здесь не бывает нежеланных гостей. Куда хозяйка девалась, Арлен так и не понял. Вот вроде только что сметала перьевым веничком крошки – и уже пропала, не попрощавшись. Впрочем, в то, что странная рыжуля покинула жилище надолго, не верилось, и вскоре разговор сам собой свернул на Аэллу. -Ты и в самом деле думаешь, что она может нас вывести? – в десятый раз прищурился Лис. -Уверен, - в десятый раз ответил Идрон, - ты мало что соображал, пока мы сюда шли, вот и всё. Сам подумай, по кровавому следу здесь бы уже были и люди Насара, и сам Насар при желании. Да и шли мы странно – ни разу не видел, чтобы дубы сразу за елями росли! И эти её слова про берёзки… Помнишь, я рассказывал, как Эрианн дороги спутала, и мы в Нармакале очутились? -Забудешь такое! Выходит, эта рыжая – тоже магичка? -Выходит, что так. Я слышал, она наговаривала что-то на том же языке, на котором Эрна заклятья читает. -Так это же здорово! – Подскочил Арлен и тут же схватился за радостно напомнивший о себе бок. – А чтоб этого пштырдного лучника его предки к Моррикаль не пустили, отродье осла и падальщика, йопп радо клирт! -Больно? -Нет, драконова огня ему в брюхо, приятно! – Лис отвёл полу куртки, обозревая перевязанную рану. – Слушай, а она хорошенькая. Братец вытаращился на него, как на умалишенного. -Рыжий, по голове всё же попали, да? -Да не повязка! – Фыркнул Арлен. – Аэлла. И руки тёплые, и вообще. «И вообще» было показано в виде очень льстящего хрупкой Аэлле женского силуэта. Ид с усмешкой покачал головой. -Ко-бе-ли-на. Тебя даже могила не исправит. -Я туда пока и не собираюсь, - беспечно отмахнулся Лис, - когда ещё на девок заглядываться, как не в юности? Это ты у нас обрученный, потому и верный, небось невинным и жену в спальню заведёшь… Ид, сам того не заметив, с хрустом сломал в кулаке черенок ложки, которую вертел до этого. Серые глаза сузились, не глаза – бойницы. -Заткнуться не хочешь? Мелькнувшая догадка была столь невероятна, что требовала немедленной проверки. -Ты чего завёлся? -Не. Лезь. К. Нам. С. Эри! -Да кто к вам лезет, пошутить нельзя? Ты ж от баб шарахаешься, ну я и подумал… -Думай о чём ином! -Не хочу, - покаянно развёл руками Арлен, - но, если ты так взбеленился, больше не буду. Но хоть брату мог бы и сказать, было у вас что или нет? Заливший загорелое лицо румянец был лучшим ответом. -Арлен, - сквозь зубы процедил брат, - это не твоё дело, понял? Если тебя так заботит, смогу ли я управиться с молодой женой после свадьбы, то уймись – уж как-нибудь к тебе за советом не побегу! Он тяжело поднялся и, прихрамывая, направился к ведущей в глубь пещер двери. Что ж за день такой, рыженькую Аэллу чем-то то ли расстроил, то ли обидел, Ид надулся, бок разнылся… -С ногой-то что? -Зашиб, когда с лестницы прыгал. - Через плечо обронил темноволосый. - Шёл бы ты отлёживаться, что ли… Хозяйка вернулась лишь под утро. Парни успели поспать, помириться, сообразить нехитрый ужин, Арлен, по-прежнему бледный и вялый, вновь отправился на боковую, и Симуран сидел в одиночестве, выстругивая из найденной чурочки новую ложку взамен сломанной. Когда в комнату юркнула крупная рыжая лиса, юноша сперва решил, что это ему кажется, и лишь когда с того места, где стоял зверь, поднялась тоненькая рыжеволосая девушка в меховом плаще, пришло изумление. Ид медленно положил на светлое дерево недоделанную ложку. -Кто ты такая? Аэлла, не отвечая, аккуратно повесила плащ на вбитый в стену крюк, завязала лентой кудри и лишь после этого повернулась к Иду. -Аэлла. Я же назвалась. Что это ты делаешь? Оборотниха устроилась на табурете, кладя подбородок на маленькие кулачки. Сейчас она смотрела прямо на юношу, и тот наконец-то поймал то, что казалось странным во взгляде девушки: зрачки не имели формы, то вытягиваясь в щёлку, то снова округляясь, словно никак не могли решить, какими будут. Вот рыжеволосая моргнула, и зрачки окончательно стали круглыми. -Так что ты делаешь? -Ты не ответила. Нож снова заскользил по ясеню. Ручка была уже полностью готова, оставалось добавить резьбу, и теперь Идрон знал, что там будет: насторожившая ушки лисичка. Девушка напротив вздохнула. -Разве моё имя – не ответ? Я Аэлла. Я живу здесь. -Ты ещё и оборотень. -Я не оборотень. Я – Дорожная Лиса. – Дёрнула плечиком рыжая. – Оборотни носятся по лесам, дуреют в полнолуние и знают лишь привычные меченые тропы. Мне безразлична луна, и я могу проложить пути там, где их нет и не было. Так скажешь, зачем ты чурочку терзать принялся, или нет? Обломки давно сгорели в очаге, и сейчас Идрон невинно улыбнулся: -Ты Дорожная Лиса, а я резчик. Дай, думаю, подарок в благодарность за гостеприимство оставлю! -Красиво, - тонкие пальчики коснулись черенка, - что ж врал, что принц? Думал, резчика на мороз выгоню? -Одно другому не мешает. Принцем родился, резчиком стал, - теперь настал черёд Идрона пожимать плечами, - нравится? Вот и дай закончить. Аэлла руку убрала, но из-за стола не встала, из-под полуопущенных ресниц наблюдая за движениями ножа. Работать под взглядом желто-зелёных глаз было легко, лезвие само летало по светлой древесине, и жалелось только об одном: напротив сидит не Эри. Под взглядом синих озёр работалось бы ещё веселее. -Ты думаешь о ком-то очень далёком и тебе дорогом. Идрон удивился: -Откуда ты знаешь? -Если юноша начинает улыбаться и сам этого не замечает, значит, он думает о тех, кого оставил дома. Если улыбка его невесёлая, значит, дом он оставил давно и далеко. Родителей вспоминаешь? -Нет… Невесту. -Вот как? – На веснушчатое личико набежала тень. – А мать с отцом? По ним не скучаешь? -Не по кому скучать. Рыженькая ойкнула, зажимая рот ладошкой. -Прости… -Пустое. Всей семьи – тётка по отцу, дядя, брат двоюродный, - Ид кивнул на дверь, за которой спал Лис, - да невеста. Эрианн… -Ты её очень любишь? – Понимающе усмехнулась Аэлла. - Больше жизни! -А у него? У этого, языкатого? Он тоже в женихах ходит? Что-то в голосе спасительницы заставило насторожиться. Ид ответил, осторожно подбирая слова: -Нет. Лис ходит в наследниках престола, когда-нибудь должен будет жениться, но пока что ни одной девушке не обещался. Показалось – или Аэлла и в самом деле тихонько вздохнула с облегчением? Больше она ничего не говорила, молча наблюдая за снующим по дереву остриём. Идрон по старой привычке еле слышно напевал под нос, отрешившись от окружающего и уйдя с головой в любимое дело. Разбуженная память не желала успокаиваться, шепча об оставленной в Марассане девушке. Как она там? Наверняка коротает зимние вечера с подругами, пропадает в библиотеке, сумерничая с архивариусом, занимается – магией, науками, фехтованием… Благополучно ли добрался посланник? Получил ли его оленёнок письмо? Надо было, пожалуй, ограничиться словами любви, а не валить на девочку комом события этих месяцев, но жалеть о несделанном уже было поздно – если с посланником ничего не случилось, то письмо уже скоро доберётся до любимой. -Какая она? -А? Аэлла устроила подбородок на положенных на стол руках. -Счастлива девушка, о которой думают с таким сиянием в глазах… Она красивая? -Она самая лучшая. – Как описать лето и звезду, спустившуюся с неба? Где найти слова, чтобы рассказать о нежном лице, чарующей улыбке на манящих губах, озёрах непередаваемой синевы, совершенных чертах, как объяснить оборотнихе, что Эри стала солнцем, и воздухом, и водой, и кровью, текущей в жилах? – Мы летом повстречались, потом оказались в Марассане, у тётки, а после Костровых я уехал – и с тех пор не могу о ней не вспоминать. -Счастливая… Повисло неловкое молчание. Но странный ночной разговор требовал продолжения, и Симуран осторожно спросил: -А… ты? У оборотней вроде не принято жить отшельниками. -Много ты знаешь об оборотнях, сероглазый… Да и не оборотень я. -А кто? Аэлла встала, отворачиваясь к занавешенной полке и чем-то там шурша. От полки она перешла к очагу, и вскоре по комнате поплыл густой аромат ягод и мяты. Наконец, на стол были поставлены две кружки, курящиеся седым парком. Рыженькая по-детски забралась с ногами на табурет, задумчиво глядя в кружку. Когда всплывшие со дна мелко нарезанные листья осели обратно, она напевно заговорила: -Жила-была дочь охотника. Отец дни напролёт пропадал в лесу, добывая дичь и пушнину, а матери у девушки не было-унесла её гнилая лихорадка вместе с младшими братьями. Так и остались они вдвоём: седой угрюмый Напан и дочь его Аэлла. Шестнадцать зим минуло-и стали к дочери охотника свататься, сперва из родной деревни, а там и из дальних-многие видели на торгу рыжеволосую девушку, продающую пушнину и мясо, многие смеялись: вот, мол, красавица, не с твоих ли кос стекла рыжина на лисьи шкурки? Никому не сказала:"Да!" Аэлла-не хотела оставлять старого отца, не хотела променять вольный лес на чужую избу. Случилось так, что в лесу том охотился сынок местного герцога. Двадцать лет было юноше, был он пригож лицом и ласков речами, только сердце было злое да черствое. Немало девушек слезами умывались после встречи с юным герцогом, немало судеб растоптал он походя-да только смеялся жестокосердный, видя чужие слёзы. Ранним утром остановился герцогский конь у избушки охотника. Ясный звонкий голос позвал хозяев и попросил напиться. Вынесла Аэлла, зла не ждущая, кувшин молока да кувшин воды-и остановилась на пороге: ни разу не видела она герцогского сына, показалось ей, что само солнце спустилось в их лес, одетое в богатое платье и приехавшее на прекрасном золотом коне. Покраснела девушка, потупилась, сунула гостю в руки оба кувшина и хотела уже юркнуть обратно в дом, но герцогский сын остановил её, ласково заговорил и попросил не пугаться-он-де не причинит зла лесной красавице. Успокоилась Аэлла-не думала она, что человек, говорящий так ласково и приветливо, может её обидеть. Вскоре гуляли уже герцогский сын и дочь охотника по лесу рука об руку, но тут затрубили рога, залаяли псы, и юноша со смехом объяснил, что это его свита: видать, потеряли они господина и в великом беспокойстве рыщут по лесу. Попрощался он с девушкой, вскочил на коня и был таков. На следующий день раздался под окнами стук копыт, и знакомый голос позвал Аэллу по имени. Выбежала она навстречу гостю, не тая радости, и увидела ответную радость на его лице. Вновь гуляли они по лесу, и скрывали их от чужих глаз вётлы да ракиты, помнящие Аэллу ещё ребёнком. И на следующий день приехал герцогский сын, и ещё через день, и ещё... А через две недели потребовал он, чтобы дочь лесника поехала с ним в столицу, ибо разлука окажется непосильной для его сердца. Затрепетала девушка, расплакалась и сквозь слёзы пролепетала, что и её убьёт разлука, но не может она оставить отца. Потемнел лицом молодой герцог, вскочил на коня и молча умчался прочь. Назавтра не вернулся с охоты седой Напан. Всю ночь прождала его дочь, а на следующий день побежала в деревню подмогу скликать. Все вместе прочесали лес сельчане-и нашли зарезанного охотника, да не зверем зарезанного, а острой сталью. Думали жители деревни, кто же измыслил злодейство, но так ничего и не надумали. Осталась Аэлла сиротой. Несколько дней не видели герцогского сына в том краю. Несколько дней горевала Аэлла, думая, что обидела любимого-по отцу, в могилу лёгшему, не так она горевала, как по пригожему юноше! И, когда конь его заржал под окном, не поверила сперва своим ушам дочь охотника, а поверив, приросла от счастья к месту... Увёз герцог Аэллу в свой замок. На одном коне ехали они, и ничего не боялась девушка в сильных руках, спокойно ей там было, как у отца на коленях. Приехали они в город, ввёл юноша дочь охотника в дом, да только невестой не назвал, лишь покои выделил богатые да наказал слугам ни в чём гостье не отказывать. Многие служанки зло косились на Аэллу, кое-кто и смеялся в лицо, но ничего не замечала девушка-хватало ей любимого, с коим горести пропадали без следа. Лето к концу подошло, осень минула да зима настала. Стал сын герцога реже приходить к Аэлле, стал пропадать неделями невесть где, грубым стал да неласковым. Часто плакала девушка, просила возлюбленного не гневаться на неё, неразумную, вновь проводить с нею дни и ночи-но юный герцог лишь оттолкнул её, рассмеявшись и бросив, что есть с кем ему ночи зимние коротать. Морозным был день, низко висели тяжкие снежные тучи, когда пришел юноша в покои возлюбленной и приказал ей убираться прочь. Пала в ноги жестокосердному Аэлла, плакала и молила не прогонять её, не верить смутившим сердце герцога лживыми словами, пока не расхохотался юноша, и злым был тот смех. Никто не возводил наветов на тебя, дочь охотника, сказал он. Ты надоела мне, в глазах рябит от твоих рыжих косм, лисонька. Ступай с миром, может, сможешь ещё порадовать какого-нибудь кожевника или бондаря, а мне хочется более изысканных блюд! Ничего не ответила Аэлла, поднимаясь с колен. Хлёсткая пощёчина опустилась на щёку юного герцога-и вскрикнула девушка, когда мужские пальцы до хруста сжали её запястье. Прошипел сын герцога: "Никто не смеет поднимать на меня руку, детка! Ты жестоко поплатишься за эту пощечину!" Через весь дом протащил он Аэллу, бросил в погреб, и замок лязгнул с другой стороны двери. Три дня просидела бедняжка взаперти, без еды и воды, колотя в дверь и моля возлюбленного сжалиться над ней, но никто не пришел. А на четвёртый день распахнулись окованные железом створы, и на пороге встал герцогский сын. Схватил он дочь охотника за ворот, вздёрнул на ноги и потащил за собой. Вышли они во двор; ждали там осёдланные кони, и перекинул через седло своего коня герцогский сын девушку, сам вскочил в седло, а за ним и свита коней оседлала. Промчались герцог со товарищи через весь город, трубя в охотничьи рога и улюлюкая, и мчались с ними злые охотничьи псы. А как выехала охота за город-столкнул юноша наземь бывшую возлюбленную и процедил сквозь зубы: "Ты хорошо знаешь лес, лисичка. Беги, и, если сможешь убежать, не смей говорить, что молодой герцог не знает жалости!". Побежала со всех ног Аэлла, увязая в снегу. Всё ближе лес; всё яснее видится опушка, поросшая опушенными снегом кустами. Злобно залаяли псы. Оглянулась Аэлла-и увидела, что стая охотничьих легавых, способная загнать оленя, несётся по её следу. Где и силы взялись? Побежала девушка вдвое, втрое быстрее, чем до этого: лес-дом, лес спасёт, лес укроет её от четвероногих убийц! Да только всё труднее ножкам в легких башмачках бежать по нетронутому снегу, Всё ближе оскаленные пасти, всё громче яростный лай. Взмолилась тогда дочь охотника: «О ты, великая Кормассаэль, Мать Тварей, любящая охотников! Услышь мой зов, помоги мне, не дай погибнуть в собачьих клыках!" И что же? На четыре лапы упала та, которую мать с отцом назвали Аэллой, обернулось пушистым рыжим хвостом изодранное о ветки платье, тёплый мех одел иззябшее тело, и проворная лиса кинулась через сугробы, новым-звериным-чутьём выбирая дорогу. Вскоре отстала обескураженная свора, отдалился лай, и встала с земли-измученная рыжеволосая девушка. Стояла перед ней богиня Кормассаэль, и скорбным было её лицо. "Данное раз не забирают назад, дитя,-грустно промолвила богиня,-ты воззвала, и тебя услышали. Но теперь лишь тебе выбирать-вновь стать человеком и замёрзнуть в лесу, ибо не успеешь ты добраться до жилья, в котором не убоятся гнева герцогского сына - или же остаться лисой-оборотнем, став духом, указующим дороги тем, кто попал в беду или сбился с пути. Выбирай, дитя, спроси сердце своё!". Не колебалась Аэлла. Прямо и гордо взглянула она в глаза Кормассаэль. "Не желаю я возвращаться к людям, Мать Тварей. Коль велика твоя милость и дашь ты мне лисью шкурку, буду я духом дорог!" С тех пор те, кто сбился с пути, заплутал или попал в беду, встречали рыжеволосую девушку-или же лису с человечьими глазами, которая прокладывала для них дороги там, где не бывало дорог. И слышали путники, которым случалось остановиться в местах, где не ступала ничья нога, то ли напев, то ли наговор: Где дорог сплетаются ручьи, где текут пути из века в век, где распутья-общие, ничьи, где блуждают гном и человек-ждёт Она. Аэлла, Дух Дорог, рыжей шубы сполох на траве, лисий нос и лёгкий топоток, снега искры в радостной листве. Нет дорог, не знаемых Лисой, нет путей, которыми не шла, позови-и хвост среди ветвей промелькнёт, как знак: тропа легла для тебя там, где не знали троп, позови Её в ночной тиши-и Лиса, поверь, к тебе придёт, как свирель, запевшая в глуши! -Где эта мразь теперь? Неслышно выбравшийся в «гостиную» Арлен подпирал стену, катал желваки по скулам. Аэлла недоумённо нахмурилась: -Тебе-то зачем? Это далеко отсюда случилось. -Ты говорила, можешь провести в любое место? Так вот, я решил. Нам нужно поближе к этому... Герцогёнышу. Сим, ты ж со мной? Хохотала лисичка долго, но невесело. Отсмеявшись, покачала головой. -Думаю, ты не захочешь шататься по чужим усыпальницам. Он уже лет двести как покойник. -Как-двести?? -А что тебя удивляет? – спокойно спросила хозяйка. – Или люди начали умирать лишь недавно, а два столетия назад все были бессмертны? Эта история произошла тогда, когда дед твоего деда ещё лежал в пелёнках. Герцогский сын давно умер, а я стала Дорожницей и перестала быть человеком. Нармакаль, 11-14 снеговала, Марассанский тракт. Марассан. Деревянный оленёнок покачивался на луке седла. Большеглазое рогатое чудо знать не знало ни о боях, ни об убитых, и то, что хозяйка мрачна уже который день, Карри не заботило. Извлечённый из чересседельной сумки, малыш радостно таращился на мир, бил крохотным копытцем и был счастлив. Едущие рядом люди улыбались, замечая фигурку; вислоусый десятник даже спросил, можно ли посмотреть поближе, и долго вертел в руках зверёныша, восхищённо крякая и цокая языком. Эрианн ревниво следила за статуэткой, то появляющейся, то исчезающей в мозолистой пятерне, пока оленёнок не очутился на прежнем месте. За дни, проведённые на границах, девушкга поняла: чтобы научиться принимать смерть как данность, нужно совсем мало. Всего-то закрыть глаза десяткам соратников, которых только что пыталась отспорить у Безликой, светло улыбнуться в морды несущемуся на тебя гоблинскому отряду, превратить в падаль пару десятков змеепсов да перестать сдерживать рвущийся назад обед при виде дымящейся на снегу требухи. Времени на то, чтобы думать об отнимаемых жизнях, в бою не оставалось, а после она была слишком занята ранеными, успевая только проглотить быстрый ужин и перекинуться парой слов с Коссумом. Поначалу князь всё же пытался не пускать девушку в схватки, требуя оставаться в безопасном месте, пока люди могут справиться сталью, но в тот же день вынужден был согласиться: вылетевший на людей отряд, в котором, кроме привычных степняков, гоготали ещё и похожие на кожистых ящериц твари, куда ниже гоблинов, зато вдвое - втрое шире, оказался не промах, и Эрианн с блеском доказала, что Финдетеллева наука не прошла даром. Весь небогатый набор боевых заклятий, от «дождика» до щитов, был пущен в ход, спасши жизни не одному нармакальцу, и, когда вечером марассанские витязи столкнулись с догонявшей разбитых утром степняков стаей, Хорслен ничего не сказал, увидев Эрну в первых рядах сражающихся. По мере продвижения вглубь Нармакаля степняков и морвов – так называли коренастых ящероподобных тварей – становилось всё меньше; 6-го числа они исчезли окончательно, а жители окрестных селений знать не знали о подобных напастях. Большая часть воинов осталась на рубежах, отправившись в разбросанные по северо-востоку форты; в Марассан вернулись, кроме раненых, сам князь со свитой, Эрианн и Коссум. Ещё двое целителей испросили дозволения остаться, примкнув к гарнизонам. Теперь люди подъезжали к столице, до которой оставалось меньше двух часов пути. -Вы не хотите возвращаться, Эрианн? Княжеский жеребец пристроился сбоку от Вихря. Сам Хорслен перебрал поводья, ненавязчиво оттаскивая животное, пытающееся вцепиться белоснежному в ухо. -Что это с ним? -С утра чудит! – Подосадовал мужчина, легко похлопывая Заката по шее. – Дом чует, вот и дуреет. Но вы не ответили. -Хочу. - Пожала плечами Эрна. – Марассан стал мне домом, а можно ли не хотеть домой? -Тогда почему вы печальны? На этот вопрос девушка при всем желании не смогла бы ответить – не знала, что отвечать, не смогла за эти дни облечь в слова то, что тяготило. Тревога появилась недавно, три или четыре дня назад, и с тех пор не отпускала, только усиливалась. -Позвольте промолчать, ваше величество, - осторожно попросила она, - поверьте, возвращение не имеет к этому отношения. Какое-то время они ехали молча. Наконец, князь возобновил разговор. -Я давно хотел вас поблагодарить: и за то, что вы отправились на рубежи, и за то, что вы не стали обузой, теряющей сознание при виде крови и бездумно лезущей в самую гущу битвы. Это редкое умение для женщины. -Ваше величество! -Эрианн, - усмехнулся князь, - в балладах много повидавшие мужчины часто говорят доблестным юношам, что счастливы были бы назвать их сыновьями. Вас я был бы рад назвать хотя бы племянницей. -В балладах говорят о многом, - задумчиво откликнулась Эрна, - это большая честь для меня, ваше величество. -Скорее это большая честь для меня, девочка… Нам повезло с зимой, не правда ли? Что ж, с зимой и правда повезло – обычные после ухода осени бури в этом году не торопились, второй месяц стояли легкие морозы, неощутимые из-за снега, обильно выпавшего ещё в завьюжне. В Макрэ в такие зимы ребятню было не загнать домой, улицы заполоняли снеговики и снежные крепости, в которых завязывались нешуточные бои, да и взрослые, особенно молодёжь, не чурались покидаться снежками. Эрна на ходу сняла с придорожного куста белую шапку, сминая и запуская в покатый сугроб, оползший вслед за снежной плюхой. Оглянулась смущённо на Хорслена, но тот смотрел в сторону и ребячества не заметил. Столица встречала вернувшихся реющими над воротами флагами и пением труб. У ворот столпились горожане; то одна, то другая женщина выскакивала вперёд, пытаясь разглядеть сына, мужа или отца, а не разглядеть, так хоть узнать, что с ним. Крики, плач, радостные возгласы, приветствия, несмолкающие трубы – всё смешалось, навалилось сверху, завертело в урагане из лиц, звуков, людей, коней, блеска металла… Умом Эрна понимала, что здесь только родня уходивших месяц назад на рубежи воинов, но всё равно казалось, что к воротам высыпал весь Марассан. К Гнезду, впрочем, доехали в одиночестве. Князь, как летом, взошёл по ступеням, поцеловал руку просиявшей Лассаэль, как и летом, встречающей мужа у дверей. -Марассан приветствует своего повелителя! -Приветствую мою княгиню. – Быстрый короткий наклон головы. – Всё ли в порядке? Эрианн, поднявшаяся следом за князем, незаметно огляделась, высматривая Финдетелля. Старик навстречу не вышел, да и его присутствия поблизости не ощущалось – как «слышать» других магов, наставник учил перед отъездом. Оказавшись вслед за правителями в замке, девушка улучила момент и подошла к княгине. -Ваше величество, скажите, от ушедших больше не было вестей? -Да, Лассаэль, - присоединился и князь, - письма приходили? Может, Арлен гонца послал? -Нет, - растерялась женщина, - никаких вестей не приходило… Я начинаю тревожиться, а магистр Финдетелль так некстати уехал! -Уехал? Куда? -Он не сказал мне, Эрианн, - дёрнула плечиком княгиня, - но предупредил, что ждать его скоро не стоит. Ах, супруг мой, вы не рассказываете, что там, на границах! Что-то опасное? Стоит усилить гарнизоны? Намёк был понят. Эрна так же, как недавно князь, коротко поклонилась и испросила позволения удалиться. У себя она наскоро привела себя в порядок, устроила Риндгар на подставке и с чистой совестью отправилась на поиски подруг. После месяца в степи, от битвы к битве, остро хотелось окунуться в пёстрый водоворот придворных сплетен, мелких новостей о мирной жизни и весёлого щебета. Элейна оказалась у себя, занятая обсуждением предстоящей свадьбы с глядящим на неё влюблёнными глазами женихом. При виде введённой служанкой Эрны дочь советника вскочила, бросаясь навстречу. -Эрианн! Я уж думала, вы никогда не вернётесь! Мартин, ты же помнишь Эрианн? Садись, садись, дорогая, ты как раз вовремя, мы обсуждаем, где лучше играть свадьбу. -А я-то тут при чем? - Рассмеялась Эрна. -Ты подружка невесты и просто обязана помочь нам решить! -Я настаиваю на том, что свадьба должна состояться в Кахлиндголле, - на срединном чернявый Мартин говорил гортанно, слегка растягивая гласные в конце слов, - Элейна же настаивает на церемонии в Марассане. Но в Зайехеннии весной зацветут красные сливы и лотосы, а это настолько красиво, что превратит церемонию в сказку! -Но здесь мои родители, и потом, тут тоже цветут сливы, речные кувшинки и розы, так что тут будет не менее красиво, чем в соседней державе! -У нас засмеют мужчину, женившегося на чужбине! – Схватился за голову зайехенниец. -Ты же заверял, что не собираешься возвращаться на родину! -Но не всю же жизнь я проведу в Нармакале! Спор набирал обороты. Счастливцы, тихонько вздохнула девушка, вот бы тоже спорить до хрипоты, где давать брачные клятвы, на Мар-Индиле или в Халларде! Неизвестно, когда-то они смогут поговорить о свадьбе всерьёз, конечно, в Марассане тоже есть святилище Норрт, а им всё равно, по большому счёту, но всё же… -Эрианн! Ты нас не слушаешь! -Прости, Элле, я задумалась, -смущенно улыбнулась Эрна. – Вы спорите зря. Сыграйте две свадьбы: сперва дайте клятвы пред Норрт здесь, потому что здесь твои родители и вы, Мартин, всё же посол, а потом отправляйтесь в Кахлиндголл и повторите всё там, только без клятв. Уверяю тебя, на двух праздниках погулять захотят все! Будущие молодожёны переглянулись и расхохотались. Конечно же, такой простой выход им не пришёл в головы, и сейчас они громко удивлялись, как раньше не додумались. Эрна выслушала благодарности и под благовидным предлогом распрощалась, отправляясь на поиски остальных. Однако ни Джанет, ни Кэрме, ни Лину нигде найти не удалось. Поблуждав по замку, Эрна даже спустилась во внутренний дворик, но укрытая снегом беседка пустовала, пусто было и во всех местах, где любили бывать девушки. Подниматься к себе и читать или вышивать не хотелось; Эрианн, подбивая снег носками сапожек, медленно выбрела в парк и пошла по дорожкам, без особой цели, лишь бы идти. Ноги сами свернули на знакомую тропу к ристалищу, теперь, как и весь парк, засыпанному снегом. Здесь они принадлежали только друг другу, здесь Идрон учил её держать меч, здесь они целовались, едва выпустив из рук оружие… Появившаяся тоска усилилась, ядовито напомнила о себе. Идрон, Идрон, где же ты? Ни писем, ни посланцев… Непрошенные слёзы защипали глаза. Эрна сердито вытерла лицо, вскинув подбородок и быстро уходя от ристалища. Ну и пусть нет писем – он вернётся, совсем скоро вернётся и уже никуда без неё не уедет! -Ваше величество, у вас просит аудиенции какой-то горожанин. Князь изумлённо воззрился на стражника. -Горожанин? А что ему нужно? -Говорит – гонец из Франдры. Трясётся от страха, но на своём стоит твёрдо. -Ну что ж… Веди его в малый зал. Как только стражник покинул зал, Хорслен поднялся, идя к скрытой за портьерой двери. Охрана, до этого неприметная у стен, последовала за ним. На пороге мужчина остановился. -Ваше величество, ваше высочество, думаю, вам тоже стоит присоединиться. Княгиня, а за ней и Эрианн, повиновались. Потянулись минуты ожидания. Наконец, дверь, ведущая в малый зал напрямую, хлопнула, и в неё вошел бедно одетый мужчина с большим кожаным мешком. Свою ношу он старался держать подальше от себя, постоянно перекладывая её из руки в руку. Завидев князя, горожанин простёрся на полу. -Пощади, великий князь, если я скажу то, что тебе не по нраву! -Встань. Ты лишь слова, но не уста, их изрёкшие. Тревога, за три дня, прошедшие с возвращения, и не подумавшая проходить, захлестнула горло невидимой удавкой. Справа беззвучно охнула княгиня, выпрямившаяся на сидении. Мужчина торопливо поднялся, с нескрываемым облегчением выпуская мешок. -Моё имя Риаз, ваше величество. Я торгую старьём вот уже семнадцать лет. Сегодня мою тележку остановил хорошо одетый господин вот с этим самым мешком. Он дал мне золотой, вот этот. Хорслен повертел в пальцах монету. -Дальше. -Дальше он отдал мне мешок и велел пойти во дворец, назваться гонцом из Франдры и отдать мешок тебе. – Риаз снова упал на колени. – Великий князь, он за мной до самых ворот ехал! -Развяжите. Один из стражников подошел к посланцу, перехватывая его ношу и растягивая завязки. Заглянул внутрь – и с воплем ужаса выпустил. Вначале Эрна ничего не поняла. Из растянутой горловины покатились неровно обточенные шары, покрытые засохшей бурой грязью, к которой пристали длинные космы сухой травы. С костяным стуком шары раскатились по полу, весело подпрыгивая; один остановился, наткнувшись на носок туфли, и Эрна наклонилась, чтобы поднять его. Приоткрытые глаза, страдальчески оскаленный рот, восковая бледность, трупные пятна, начавшие проявляться на лице… Когда она поняла, что держит в руках отрубленную голову, она впервые пожалела, что не умеет вовремя терять сознание. Князь зачем-то встряхнул мешок. Оттуда с влажным шлепком выпал зашитый в кожу пакет; государь поднял его, извлекая из ножен у пояса кинжал и вспарывая шов. Достал сложенный лист пергамента, развернул, быстро пробегая глазами. -Читай вслух… Лассаэль осела в кресле. Лицо её было даже не белым – серым, она часто дышала, вытирая выступивший на лбу пот. Муж фальшиво заулыбался: -Здесь нет ничего, дорогая, не пугайся так! Стража, уберите эту гадость! -Тогда я прочту сама! Это об Арлене? Что с нашим сыном?? Лассаэль вскочила, тут же вцепившись в подлокотники и хватая ртом воздух. Князь испуганно бросился к ней. -Не волнуйся! Там ничего нет! Злополучный листок оказался у молниеносно выхватившей его княгини. «Я, Насар Златообильный, сын Колена, сына Пракра, повелитель Франдры Богатой, посылаю тебе, царственный брат мой Хорслен, сын Аррана, сына Лиена, привет и достойный тебя подарок. Как ты видишь…» Нет, я не могу… Читай ты, читай! Хорслен обречённо забрал послание. «Как ты видишь, здесь головы тех, кто пришёл в мою столицу вместе с твоим отпрыском и Арбоновым щенком. Не знаю, где вы прятали этого спесивого болвана так, что его не смогли отыскать лучшие ищейки Одержимца, наверное, держали в погребе – папенькину рожу спутать трудно, а мальчишка похож на отца, как две капли. Мне не нужны двадцать четыре рта, каменоломен у меня нет, поэтому высылаю твоих солдат тебе, делай с ними, что хочешь. Как ты знаешь, Франдра не самое большое государство в Срединных Землях. Между тем у меня трое сыновей и не упомню, сколько внуков, каждый из которых хочет сесть на престол, коий я не желаю покидать ещё много лет. У тебя же, брат мой Хорслен, всего один наследник, снискавший себе славу легкомысленного и беспечного человека. Думаю, пребывание в темнице пойдёт ему на пользу. Сидеть же ему там до тех пор, пока ты не приедешь добровольно ко мне и не подпишешь отказ от западных областей Нармакаля, а также не заключишь со мной военный союз, обязывающий Нармакаль блюсти мои интересы в сохранении престола. Затем твой сын Арлен будет моим гостем вплоть до того дня, как я разберусь с зарящимися на престол неблагодарными мужланами, по недомыслию называемыми франдрийскими королевичами. Западные же области, ставшие моими восточными, отойдут моему старшему сыну, пребывающему сейчас наместником на востоке, и младшему, помогающему брату во всем. Племянник же твой Идрон отправится к Одиру, так что не обессудь, его ты более не увидишь. Я не первый год живу на свете и знаю, что «грифона» следует держать в клетке, иначе он не станет помнить о договорах. Халлардан станет достаточной уздой для тебя, о Хорслен, сын Аррана, сына Лиена, и лишь от тебя зависит, увидишь ли ты живым хотя бы сына. Сроку тебе я даю до конца снеговала. После же жду тебя, царственный брат мой, в Иринбруне, и надеюсь на добрую волю. В супротивном же случае второй мой дар будет куда меньше, но куда щедрее – принцы ценятся дороже простой солдатни. Остаюсь искренне друг твой, Насар Златообильный, сын Колена, сына Пракра.» -Лени!!! Лассаэль, как подкошенная, рухнула на сидение. Руки её закаменели на рукаве мужа. -Что с нашим мальчиком?? Хорс, что? Что с Лени? Не молчи, да не молчи же ты! -Лекаря!... Лаасэ, успокойся, ты же слышала, он жив… Да лекаря же! Быстрее! Забытого и скорчившегося на полу посланца вытолкали взашей, кто-то бежал за лекарем, кто-то отдавал приказы, придворные заглядывали в малый зал и тут же, зажимая рты рукой, выбегали или теряли сознание… Последним, что запомнила Эрианн, беззвучно сползая по стене, были безумные глаза Лассаэль, вцепившейся в мужа и бескровными губами повторяющей имя сына. Очнулась она в своей постели. На столике у кровати стояла закрытая склянка, стакан, лежали обгоревшие перья, и ими же провоняла спальня. От сладковатой вони засвербело в носу; Эрианн расчихалась, не в силах остановиться, вскочила и подбежала к окну, распахивая его настежь. -Зачем вы встали? Коссум, сгорбившийся на стуле, сделал слабую попытку приподняться, оседая назад. Старик положил ладонь на сердце. -Кажется, вам нужно самому лечь, - покачала головой девушка, - вы скверно выглядите. Пойдемте, учитель, я провожу вас. До жилища целителя они добрались только с помощью двух отзывчивых стражников, поддерживающих норовящего упасть Коссума. Оказавшись дома, старик дрожащими руками смешал в кубке содержимое нескольких склянок, разом опорожнил и опустился в кресло. -Идите, Эрианн. Со мной всё будет в порядке. -Что случилось, учитель? – Встревоженно осведомилась Эрна. -Я уже стар, - с усилием усмехнулся мужчина, - а князь получил не лучшие вести для моего больного сердца. Не тревожьтесь обо мне, скоро я буду здоров… Вас не затруднит приготовить и отнести государыне успокоительный отвар? Боюсь, до вечера мне это будет не под силу. -Что вы! Конечно, не затруднит! Кроме успокоительного для княгини, она заварила ещё сердечное питьё для Коссума, оставила его подле задремавшего старика и отправилась к княгине. Где покои Лассаэль, Эрианн знала, но побывать там ещё не удавалось, и теперь она робко шла за служанкой, хлюпающей покрасневшим носом. -Ваше величество, к вам пришли. -Пусть заходят, Рози. Оставь нас. Лассаэль Нармакальская даже головы не подняла, глядя на то, что сжимала в руках. Эрна поставила зажатую в руках склянку на стол у двери. -Коссум всё же не выдержал? Поверить в то, что этот сухой безжизненный голос принадлежит княгине, было трудно. Эрна кивнула, подавленная затапливающим комнату горем; она не верила в услышанное, не верила в то, что написанное Насаром сбылось, но в животе прочно поселился холодный скользкий ужас: Идрон… Ты больше не увидишь его… -Иди сюда, Эрианн. Побудь со мной. Прошу тебя… Женщина наконец повернулась к ней. Опухшее от слёз лицо исказилось жуткой полуулыбкой. -Они все разбежались, думают, я буду биться в истерике, а королевы не плачут. Но если хочешь, уходи. Тебе не за что меня жалеть. От двери до кресла, в котором сидела Лассаэль, было всего пять шагов. Когда девушка приблизилась, она увидела, что лишенные привычных перстней побелевшие пальцы сжимают мужскую тунику: голубой шелк, зелёная отделка по вороту, рукавам и подолу. В ней Арлен был в день своего возвращения домой в сеноставе, они тогда после турнира долго взахлёб обсуждали Идову победу, победитель, гордый и смущённый, сжимал её руку, а рыжик сокрушался, что традиция чествовать победителей лавровыми венками и на руках нести вкруг города отошла в седую древность... С губ сорвалось: -Они вернутся! Лассаэль слабо кивнула: -Я повторяю про себя то же самое. – Она быстро, словно испугавшись, отложила тунику. – Князь что-то обязательно придумает. Сегодня только четырнадцатое, у нас ещё есть время… Княгиня жалко сморщилась, порывисто отвернулась от собеседницы, что есть сил сжимая кулаки – и разрыдалась, беспомощно и потерянно, как маленькая девочка. Эрианн бросилась за зельем, судорожно ища глазами кубок или бокал, увидела чашку на том же столике, где до этого оставила отвар, налила двойную порцию. Лассаэль осушила чашку и отставила её в сторону. -Это не истерика, но благодарю… Они должны вернуться. Оба. -Они обязательно вернутся, ваше величество! -Да… Туника вновь очутилась в по-прежнему белых пальцах, гладящих шёлк, только теперь стало заметно, что пальцы эти заметно дрожат. Женщина едва слышно шепнула: -Лени… Сынок… -Ваше величество, может, позвать князя? -Не надо. – Та же жуткая полуулыбка, глаза, смотрящие мимо. – Он уехал в погоню за гонцом, надеется догнать и расспросить подробнее… Если хочешь, уходи, я не буду держать… Эрна медленно повернулась и увидела, на что смотрит Лассаэль. На стене за её спиной висел большой портрет: сидящая в кресле сама княгиня, только моложе, и стоящий за нею Хорслен. У ног матери, положив голову ей на колени, примостился рыжеволосый парнишка, который мог быть только Арленом лет четырнадцати от роду. -Он так быстро вырос… - Прошептала женщина. – Я ещё звала его детским прозвищем, а он уже вовсю мечтал о подвигах и упрашивал отца взять его с собой в поход. Наверное, если бы у меня хватило смелости не пытаться спрятать его под юбку, он бы не платил мне тем, что всячески бунтовал против моей опеки. Материнская любовь эгоистична, а к единственному ребёнку – тем более… -Но ведь детей и нужно любить… -Да… Лени родился золотым, как солнышко, потом порыжел, как отец… Мы ждали девочку, а родился непоседливый озорной мальчишка, выросший дерзецом и забиякой. Я так и не смогла понести второй раз, наверное, боги прогневались за то, что я не знала, что делать с сыном, прикрывалась мамками, няньками, кормилицами, а потом он научился ходить и полюбил засыпать у меня на руках – и мир съёжился до размеров детской… По счастью, мне хватило ума не превратиться в наседку, не удушить его своей любовью... Он стал мужчиной, начал пропадать в походах, на границах, отец гордится им, гордится тем, что престол отойдёт к достойному правителю… Если нашего мальчика не станет… Она снова расплакалась, на этот раз тихо и безнадёжно, суетливо вытирая слёзы и комкая в руках тунику. Глаза защипало; впору помчаться в покои, оставленные хозяином ещё осенью, схватить что угодно, куртку, рубаху, что угодно, хранящее память о живом, весёлом, безумно любимом парне, зарыться лицом и завыть в тоске… Лассаэль ненавязчиво привлекла её к себе, и дальше ревели они уже вдвоём, пока слёзы не иссякли, и Лассаэль не вздохнула прерывисто. -Успокойся, девочка. И я успокоюсь, они оба вернутся, иначе ведь быть не может. Правда? Был у меня только сын, теперь ещё и племянник есть. Всё равно бы не удержали… Дай мне слово, Эрианн, отпускать мужчин тогда, когда они говорят: «Я должен!». -Даю, - сквозь слёзы улыбнулась Эрна. -Умница… Повезло Халлардану с королевой, - улыбнулась в ответ княгиня. – Я очень любила брата. Когда Идрон оказался здесь, мне поначалу казалось – не удержу мальчика, он умчится куда-то, как отец, сгинет, глупо, по-геройски, вот и пыталась на нём повиснуть, приводила какие-то нелепые доводы… Кажется, он только решил, что я стремлюсь посадить его под хрустальный колпак и не спускать глаз… -Вы ошибаетесь, - осторожно пробормотала Эрна, - Ид вас любит. -Ты хочешь меня ободрить, но я знаю, что особой любви мой племянник ко мне не питает, - горько усмехнулась женщина. – Пусть не любит, только вернётся… Засмеявшись от пришедшей в голову идеи, Эрианн вскочила, чуть не хлопая в ладоши. Всё было просто, всё было очень просто! Лассаэль удивлённо глядела на эльфийку, не понимая, чему та радуется. -Ваше величество, я знаю, знаю, знаю, что делать! Меня учили… то есть не учили, но так можно, магистр рассказывал…. Я попытаюсь их найти! Идрон умница, он воин, и Арлен тоже, как же их могли пленить? Может, ушли, может, Насар просто пугать вздумал! -Ты… правда это сможешь?? От безумной надежды, бьющейся в похожими на сыновние ореховых глазах, стало на мгновение жутко, но Эрна быстро справилась с собой. -Смогу. Сейчас, только настроюсь на них… Что делать, она не знала. Финдетелль, когда ученица попробовала расспрашивать, прямо заявил, что ей ещё рано лезть в подобные сложности, и Эрна смирилась, решив, что всё равно умение кого-то искать ей пока не пригодится. Оставалось надеяться на удачу, свой магический дар и волю, не раз заменявшую знания и умения. И – ни в коем случае не показать на глазах оживающей княгине, что негаданная спасительница сама ни в чем не уверена! Как ищут потерянную вещь? Представляют комнату и думают, куда её положили, заглядывают под половики и мебель, поднимают неплотно лежащие половицы и ворошат сложенную одежду. Как искать человека, да не одного, двоих? Эрианн глубоко вдохнула, как перед прыжком. Закрывать глаза было необязательно, но так проще было не отвлекаться, и она накрепко зажмурилась. Сознание распахнулось во все стороны, постепенно собираясь в копьё, направленное на запад, во Франдру. Тёмно-русый хвост, серые глаза, шрамик через бровь, прямой твёрдо очерченные губы, родинка на скуле, ямочки на щеках и подбородке – Идрон. Рыжие кудри, лукаво прищуренные глаза, готовый улыбнуться или пошутить рот, россыпь скрывающихся под загаром веснушек на переносице и от крыльев носа с горбинкой – Арлен. Братья встали перед глазами, как живые, съёжились до размеров игрушечных фигурок, отодвинулись далеко –далеко, теряясь среди лесов. Эрна ринулась за ними, на лету нащупывая след и повторяя про себя: «Ид! Арлен! Где вы?». Отклика долго не было. Эрна уже начала отчаиваться, бестолково, как слепой кутёнок, тыкаясь из стороны в сторону, пока не сообразила, что стоит представить себе территорию поиска как карту, чтобы не теряться в бесконечных ёлках и лиственницах. Теперь дело пошло лучше: девушка по памяти заставила себя оказаться в столице и поняла, что ни Идрона, ни Арлена там нет. Сил на чувства уже не оставалось – Эрна лишь отметила про себя, что самое меньшее рыжего тут удержать не удалось. Дальнейшие поиски застопорились – куда могли увезти парней или куда они сами могли уйти, девушка себе не представляла. Ломило виски; Эрианн уже совсем было решила «возвращаться», но перед внутренним взором встало озарённое лихорадочной надеждой лицо Лассаэли, и решение тут же было решительно отвергнуто. В конце концов, по уверению Финдетелля, ей нет равных… Небо обняло голубым и белым. Под ногами оказалась – нет, не земля, призрачная, но от этого не менее надёжная ладонь, на которой можно было стоять, как на самой надёжной площадке. Мир, до этого плоский, как карта, стал объёмным, напитался красками, раскинулся широко, приглашая окунуться в себя, нырнуть с размаху, сливаясь с этими елями, полями, дорогами, башнями и улицами городов, горами на горизонте… Она рассмеялась от переполнявшего всё естество щастья и ощущения всемогущества, раскинула руки, ловя закручивающиеся вокруг ладоней ветра. -Я, Эрианн Гилвиэнь, прошу Арлена, сына Хорслена, и Идрона, сына Арбона, откликнуться на мой зов, где бы они ни были! Серинтайя, сражённая зимней дремотой, вздохнула, просыпаясь, качнула верхушками деревьев, протёрла небо быстрыми облаками. Ни на запад, ни на восток, ни на юг или север следов друзей не было; зато пришло непреложное знание – живы. Оба живы, свободны, даже, кажется, здоровы и уж точно довольны жизнью. Где носит парней, понять не удавалось, место, где они находились, словно играло в прятки, но главное уже удалось узнать. Можно было возвращаться в Марассан, в комнату, в которой темноволосая женщина судорожно сжимала мужскую тунику. -Ваше величество, успокойтесь. Ваш сын и ваш племянник целы и невредимы. Более того, - врать было легко и приятно, - они не у Насара и через несколько дней будут дома. Место-вне-путей, жилище Аэллы, 19-20 снеговала. Бан-н-н-г! Последний нож вонзился в загодя выставленную доску, завершая сложенную из рукоятей руну «Эйр». Теперь можно было идти и выковыривать оружие из деревяшки – шестой раз подряд. Нехитрое развлечение помогало развеять скуку, за без малого две недели здесь стоящую поперёк горла. Арлен, тот и подавно с того дня, как перестал хвататься за стены, рвался домой, но слово Аэллы было неизменно: сидеть здесь, пока она не сочтёт парней способными сесть в седло. Лис хорохорился, возмущался, брат поддерживал, но Дорожница понимающе улыбалась и предлагала рыжему пробежать кружок по полянке перед входом или хотя бы не зеленеть после. -Показу-у-ушник! Все десять клинков, извлечённые из доски, один за другим вонзились в мёрзлую землю перед носками сапог рыжика. -Твоя очередь. Напоказ кряхтя, Арлен поднялся с приступки, на которой удобно развалился, и вышел к проведённой на снегу черте. Пока многострадальная доска украшалась вензелем «А», Ид от нечего катал снежки, из которых вскоре получилась внушительная горка, хоть сейчас бои затевай. -Слушай, может, они возвращаются, если их очень-очень позвать? Рыжий задумчиво ерошил шевелюру, глядя на торчащие в мишени ножи. Понять, почему клинки вернулись на место после побега из Ириинбруна, не удалось до сих пор. Все попытки выяснить это опытным путём привели лишь к тому, что Идрон вдоволь налазился по сугробам, заполучил занозу, вытаскивая один из ножей из колоды, где оставил его на ночь, огрёб взбучку от Аэллы за начинающуюся простуду (ухнуть в сугроб с головой и впрямь было не лучшей идеей) и понял только одно: ни через сутки, ни через двое ножи сами по себе в перевязь не возвращаются. Не возвращаются они также, будучи «забытыми» на улице, воткнутыми в дерево, потерянными в сугробе, оставленными в другой комнате или же отданными кому-то. В качестве «кого-то» они уговорили побыть лисичку, с интересом наблюдавшую за многодневной вознёй. Аэлла ушла по своим дорожным делам с полупустой перевязью, и, как потом рассказала, как ни звала ножи, ни одно гнездо не заполнилось. -Звали ведь. Мне им что, песенку петь? «Цыпа-цыпа, возвращайтесь, с перевязью повстречайтесь?» -Ты опять по сугробам лазил и простудился, что ли? – Попятился братец. – Так это… Подойди к Аэлле, пусть что-то от горячки сварит! Снежок полетел в рыжую макушку. -Иди ножи доставай, заботливый! Злорадно хохочущий Лис увернулся, но к мишени пошел. Второй вензель отличался от первого и наклоном, и более мягкими очертаниями. Вернувшись, княжич осторожно присел, размечая что-то ножами прямо на земле. Потом встал, вдумчиво оценивая расстояние до мишени. -Что удумал? - Заинтересовался Идрон, подходя ближе. – О, мордочка! -Отойди с разметки, затопчешь! Бан-н-н-г! Банг! Банг-банг-банг! На доске появились сначала контуры вытянутой мордочки, потом – двух острых ушек, и вскоре при определённом воображении можно было решить, что рыжик изобразил неведомого зверя. -Эх, мало ножиков-то! Не лиса, а крыса получилась! -Скорее уж гхарко, они всякие бывают. – хмыкнул Идрон. – Так что свой портрет ты лучше на снегу рисуй, там лучше выйдет. Арлен независимо вскинул подбородок: -Ну и как это назвать? Ты, значит, можешь украшать многострадальную деревяшку первой буквой имени возлюбленной, а я не могу сделать приятное нашей очаровательной хозяйке? -Кто собирается сделать мне приятное? Аэлла шла от берёзок, оправляя неизменный лисий плащ. Быстро оглядела растущие окрест деревья: когда парни решили в очередной раз посостязаться в месткости, лучшей целью была признана ближайшая берёза, и крики о неуважении к живому, которыми разразилась некстати вернувшаяся Аэлла, были, пожалуй, слышны во Франдре. Тогда же хозяйка и выволокла наружу сухую доску, разрешив обоим хоть лбами в неё колотить. -Подарок не удался, - горестно понурился Лис, - когда гномы ковали ножи для новорожденного халларданского наследника, они проявили преступную жадность и сделали их слишком мало. Девушка с любопытством взглянула на доску. -Какая лисичка-а-а! Это ты для меня выбросал… выкидал… сделал? -Разве могу я помышлять о ком-то рядом с тобою, о прекрасная госпожа? Аэлла, как девчонка, захлопала в ладоши, подпрыгивая и звонко чмокая Арлена в щёку. Юноша в первый миг опешил, но тут же попытался обнять рыженькую за талию. Та с усмешкой выскользнула из рук. -Ожил, герой? -Я и не думал умирать! Всё, можно было собирать ножи и уползать куда угодно, хоть в пресловутый сугроб – никто бы и не заметил. Арлен с завидным упорством ухлёстывал за лисичкой, Аэлла с истинно лисьей небрежностью делала вид, что ничего не замечает, распаляя парня ещё сильнее. Оба получали от этой игры небывалое удовольствие, откровенно поддразнивая друг друга. Вот и сейчас рыжуля развернулась так быстро, что меховой подол мазнул нармакальца по ногам, ни с того, ни с сего расхохоталась и бегом бросилась ко входу в пещеру. Арлен с замершей на лице улыбкой смотрел ей вслед, пока лисий плащ не скрылся внутри. -Рыжий, да ты спятил… -Не-е-е, - мечтательно ответил тот, не отводя глаз от пещеры, - а если и да, то что? Зимние ранние сумерки загоняли под крышу куда раньше, чем хотелось бы. Сидя на полу у очага, Арлен лениво спорил с таким же лениво возражающим Идом, чего от них хотел некстати вспомнившийся Насар, отпивал понемногу из пододвинутой лисонькой кружки, остро благоухающей травами, и нежился в тепле пламени. Век бы так сидеть, подумалось мельком, перешучиваться с хозяйкой, с ногами устроившейся на стуле, делать вид, что не замечает ехидных Идовых взглядов, и никуда не ехать. Голоса брата и лисички стали глуше, зажурчали ручейками, тихими такими, спокойными… Убаюкивающими… -Рыжик, не спи! Ласковое прикосновение к плечу разбудило не хуже ведра воды на башку. Аэлла сидела рядом, еле видная в отсветах почти затухшего очага; Идрон куда-то делся, но на незаданный вопрос хозяйка с усмешкой покачала головой. -Ночь давно. Мы сидели-сидели, болтали про ваши приключения, братишка твой рассказывает – заслушаешься! Спохватились, что тебя давно не слыхать, видим – спишь. Вот, погнала твоего Симурана тоже спать и тебя будить осталась. Она дала себя обнять, в который раз выскользнув тогда, когда юноша уже совсем было собрался поцеловать полные яркие губки. Тихо засмеялась, когда Лис беззвучно выругался: начатая игра грозила не закончиться никогда, хотя как раз играть становилось всё интереснее. -Дразнишься? -Дразнюсь, - мазнули по носу медные кудряшки, - я же лиса. Арлен вскочил, пытаясь поймать рыжулю за руку, удержать, но девушка вновь рассмеялась, распахивая внутренние двери. -Мне ещё кружки – ложки мыть, а ты мешаешь! Иди спать, рыжик. Юноша всё же изловчился, обвив рукой тонкую девичью талию и притягивая Аэллу к себе. Заглянул в глаза с вновь ставшими вертикальными зрачками. -А если я не хочу? -Даже так? – Мурлыкающий голос, лукавая полуулыбка, прищуренные желто-зелёные глаза. – Не привык спрашивать женщину? Ступай-ка, рыжик. Я приду. Если пожелаю. ….Что-то невидимое зашуршало у двери, вырывая из чуткой дремоты – Арлен долго лежал, ожидая неведомо чего, удивляясь сам себе и сам над собой смеясь, пока не начал засыпать. Он заворочался под пушистым мехом, раздумывая, стоит ли вставать или нет – и понял, что на ложе он не один. Тихий воркующий смешок подтвердил, что это не сон и не бред. Маленькие ладошки легли на плечи, даже сквозь рубаху оставляя на коже два тёплых отпечатка. -Аэлла? -Ты ждал кого-то ещё? -Нет… Её дыхание дразняще обласкало щёку, шею, быстро сменившись горячими губами. На лицо упали мягкие кудряшки; Лис, не прерывая поцелуя, вслепую отвёл их, намотав на пальцы пушистую медь, встретился руками с тоже потянувшейся отбросить волосы Аэллой – и, бережно сжав, уже не отпустил девичью ладонь. Она ещё раз рассмеялась, очень тихо, скользнув наверх и глядя на юношу мерцающими в темноте глазами. -Иди ко мне… Это было как тогда, когда он, ещё совсем мальчишка, впервые целовал красотку из предместий… или ремесленных? Или вовсе дворянку, не решившуюся отказать наследнику престола? Имя, лицо, положение – всё стёрлось из памяти, осталось только сладкое головокружение, упоение происходящим, и кровь кипела в жилах, тяжким прибоем толкаясь в груди. Атласная обнаженная кожа… лисонька, когда ты успела раздеться? И было ли на тебе хоть что-то?.. мягкие полушария грудей, жаркие губы звали, и он приподнялся на локтях навстречу девушке. -Лежи, рыжик, лежи, глупый… -С тобой – ни за что… Боли не было, тело вновь повиновалось, как раньше, и он протяжно вздохнул, привлекая лисичку, соскальзывая ладонями ниже, ниже – спина, ягодицы, бёдра, и обратно – одна рука на спине, вторая на шелковистом животе, груди, хрупких плечах… Естество давно заявило о себе, вголос вопя, что пора бы и самому избавляться от одежды, и Аэлла поняла, отстраняясь и берясь за край рубахи. Через минуту, показавшуюся бесконечной, ночь в третий раз засмеялась тихим воркующим смехом; тонкие пальчики пробежались до живота и ниже, заставив охнуть. Он плавился в этих руках, как воск в огне, и неважно было, что с ним лежит дух, если у этого духа пушистые рыжие кудряшки, горячая маленькая грудь с твёрдыми тёмными сосками и покрытые нежным пушком расходящиеся под ласками бёдра… Ночь текла киселём, не спеша заканчиваться, ночь неслась кубарем, сжимаясь в точку и расстилаясь бесконечной лентой. Глаза, попривыкшие к темноте, различали лицо с полузакрытыми глазами, закушенную белыми зубками губу, беспорядочной копной рассыпавшиеся по плечам и спине медные локоны – и собственное тело отзывалось дурманящим голову возбуждением, желая, требуя, умоляя взять выгибающуюся в объятиях женщину, опрокинуть её на ложе, раскрытой ладонью прижимая к меху хрупкие запястья, снова и снова целовать полные губы, выпивая пахнущее мятой и мёдом дыхание. Аэлла сильнее сжала его разведёнными ногами, легко приподымаясь – и опускаясь чуть ниже, с гортанным стоном откидывая голову и впиваясь острыми ногтями в плечи. Ладони сами легли на её талию, помогая, поддерживая, подсказывая такой нужный и такой желанный ритм, пока ещё оставались силы, и он не откинулся на изголовье, в свой черёд подаваясь навстречу, теряясь в нарастающем наслаждении, остро чувствуя её жар, её желание, её жажду – каждая оставленная на плечах царапина говорила об этом громче десятка слов. Девичьи пальчики коснулись лба, прошли через висок, нос, губы, соскользнули на шею, оставляя за собой щекотные дорожки мурашек – откуда и взялись, ведь не холодно… жарко… очень… и возбуждение, распластавшее, расплескавшее по шкурам, прорывается беззвучным стоном, сплетающимся со сладкими всхлипами упавшей на него Аэллы. Через несколько мгновений рыженькая сползла вниз, уютно свернувшись клубочком у здорового бока и примостив кудрявую головку на плече. Арлен немедленно обнял её, второй рукой подтягивая сброшенную шкуру. Пережитое наслаждение продолжало искриться в крови – уже не такое острое, спокойное, как вошедшая после разлива в русло река. Нежащаяся в объятиях женщина мурлыкнула: -Какой же ты… Рыжий довольно усмехнулся в темноту. Лежать бы так и лежать, или не лежать, ночь ещё длинная, но Аэлла осторожно высвободилась, подхватывая с пола сорочку. Он попробовал удержать девушку, однако та мягко высвободилась, проскальзывая в ворот и, уже одетая, повернулась к Арлену. Быстрый поцелуй мазнул по лбу, и вскоре в комнате уже никого не было. Утром Арлен проснулся от того, что чья-то рука трясла за плечо. Ещё до того, как Лис понял, что для женских бесцеремонные пальцы слишком сильные и грубые, он схватил их, приникая губами. Чужая конечность была тут же одернута под изумлённый возглас: -Ты сдурел?!? Сидящий на полу Идрон Аэллой не был никоим образом. Братец ехидно хмыкнул: -Тебе срочно нужно к людям. Если уж меня целовать начал… Не отвечая, рыжий с кряхтением сел, разыскивая на полу одежду. Рубаха нашлась здесь же, под подушкой, а вот за штанами пришлось нырять под нары, только с третьей попытки ухватив их за край. Сим пересел на постель, ожидая княжича, и, стоило тому одеться, легко вскочил на ноги. Арлен буркнул, скрывая смущение: -Распрыгался с утра... Позор на рыжую башку! Счастье, что Ид не заметил – или не стал замечать расцарапанную грудь, а то вопросов бы было-о-о! Хотя мысли, как теперь вести себя с хозяйкой, занимали куда больше. Аэлла ещё второго дня заявила, что отпустит их лишь тогда, когда сочтёт «рыжика» способным провести в седле хотя бы несколько часов кряду, но когда наступит этот благословенный день, не сказала, а значит, сейчас стоит улучить минутку и осторожно выяснить, не стоит ли ждать рыжулю и этой ночью. В «гостиной» хозяйки не обнаружилось, зато обнаружился завтрак. Еда казалась безвкусной, Арлен дёргался на каждый звук, и под конец трапезы даже Ид не выдержал, откладывая уже надкушенную горбушку. -У тебя в штанах муравейник или сразу пчелиный рой? -Рана ноет, - соврал брат, - не знаешь, куда наша спасительница подевалась? Посмотрела бы. -Она мне не сказалась, - пожал плечами темноволосый, - да я и не спрашивал. Иди ложись, раз ноет, вернётся же. -Скучно! – Пожаловался Арлен. – Пошли наружу? Хоть ножики покидаем, что ли. -У тебя же рана ноет, - подозрительно прищурился Ид. -Ну и что? Я ж не мечом махать буду, постою, покидаюсь, пока рука не забыла, как рукоять сжимать. И коней проведать бы… Кони радостно зафыркали навстречу хозяевам, потянулись к рукам, выпрашивая лакомство. Буря с тихим ржанием ткнулся мордой в шею, успокоенно вздыхая, пока пальцы юноши распутывали свалявшуюся гриву. Застоялся, дружище? Не могу я сейчас в седло, ты уж прости, потом поскачем, вот только дырка зарастёт, и поскачем! Еле слышные шаги, выдаваемые только поскрипыванием снега, замерли у входа. -Уже выскочили? Вернувшаяся хозяйка стояла на пороге пещеры, глядя попеременно то на Ида, то на Арлена. Рыжий тут же ринулся вперёд. -А мы уж и гадать устали, где это наша хозяюшка, где наша спасительница? Без тебя здесь так пусто и мрачно, что захотелось хоть к коням пойти, лишь бы не в одиночестве сидеть! -У него опять лихорадка? – обратилась к Иду лисонька. Тот с усмешкой пожал плечами. Дубина ты стоеросовая, хоть бы про рану вспомнил! Однако родич не спешил выполнять братский долг и проявлять заботу, поэтому пришлось брать всё в собственные руки. -Возможно. И бок ноет. А без твоих рук и подавно плохо мне, Дорожница! Слева послышался звучный хлопок, и, покосившись туда, Арлен увидел припечатавшего ладонью лицо Идрона. Ну и пусть, а мы сделаем несчастные глаза и горестно вздохнём! Аэлла внимательнее присмотрелась к рыжему. -Пойдём. Погляжу, чему там ныть, только руки ополосну. Ложись пока, рыжик, я быстро. Ложись так ложись, больной так больной. Аэлла и правда не задержалась, входя в «его» комнату с миской в руках. -Рубаху-то поднимай, подданный, у меня руки заняты. Тот же тихий воркующий смех, что и ночью. Он поспешно потянул вверх подол, открывая наложенную ещё позавчера повязку; когда влажные пальчики коснулись кожи, по телу прошли крохотные молнии. Лисичка истолковала это по-своему. -Больно? -Немного. – Вот теперь ещё мужественно вздохнуть, показывая, что любая боль витязям не страшна, и чуть заметно поморщиться: мол, терплю, я же мужчина! -Врёшь. – Спокойно откликнулась девушка. – Тут нечему болеть, я даже повязки ещё не коснулась. -Значит, пальцы холодные! -Тебе сколько лет, дитя капризное? – Опять этот смех! – Двадцать два или два? Эх ты, мужчина… Больше Арлен не придуривался, дав ей всё же размотать повязку и осмотреть рану. Края плоти уже почти сошлись, схватываясь бурым струпом, и Аэлла удовлетворенно кивнула, смазывая кожу вокруг остро пахнущим снадобьем и смачивая в миске крохотный полотняный квадратик. -Ну что, герой, по дому соскучился? В ореховых глазах искрились лукавые искорки – светлячки. Момент был самым подходящим, и Лис обвил руками тонкую талию, притягивая лисоньку к себе. -По тебе соскучился. Ты придешь этой ночью, рыжая? Аэлла не стала ни вырываться, ни приникать к его груди. Слегка удивленно она поинтересовалась: -Белены объелся? Что тебе в голову взбрело, княжич? Ни нежности, ни любви, ни страсти в её взгляде не было, однако рук Лис не разжал. -Мне было очень хорошо с тобой, лисонька. Мы ведь ещё не уезжаем, так зачем же время терять? Веснушчатое личико затуманилось. -А не было ничего. На голову словно ушат холодной воды вылили. -Как – не было?? -А так. – Сейчас Аэлла не казалась ни юной, ни хрупкой – тёртая жизнью женщина сидела на ложе. – Тебе было хорошо, мне было хорошо, и хватит об этом. Вернёшься – все девки твои будут, что об одной ночи-то вспоминать? Пусти, перевязать надо. Она вновь взялась за миску и полотно. Арлен обескуражено молчал, надеясь, что эта непостижимая женщина скажет ещё хоть что-то – и надеялся не зря. -Всё, парни, пора вам. Дырка твоя затягивается, у меня больше торчать нужды нет. Идро-о-он! Брат на зов явился почти сразу, как под дверью подслушивал. Знай Арлен его хуже – так бы и подумал, но сейчас ума хватало не напускаться на Идрона, вымещая нелепую обиду. -Рыжик у нас здоров почти, оказывается, - подмигнула Арлену хозяйка, - вы уже решили, куда путь держать будете? -Домой. – Хоть бы как на душе не было муторно, а будущие князья не перекладывают решений ни на чьи плечи. – Снеговал на исходе, надо возвращаться. Ты говорила, можешь проложить дорогу куда угодно? -И проложу. – Аэлла отбросила назад упавшие на грудь локоны. – Когда уходить будете? -Сейчас. Ид удивился, но виду не подал, только приподнял рассечённую бровь. Потом вцепится настоящим волком, вытрясет, с чего такая спешка, ведь давно уже решили, что негоже являться к затворникам - эссенрасцам потрёпанными щенками, а значит, время терпит. Но потом можно будет придумать, что сказать, сейчас же объясняться не было ни сил, ни желания. Рыжий вздохнул. -Нам недолго – одеться да мечами опоясаться. Через минуту готовы! Ид, ты собираться-то будешь? Сероглазый пожал плечами. Что он понял и что почуял, Симуран сообщать не спешил, но подозрительно быстро вышел, снова оставляя рыжих (Лис да Лиса, эх…) наедине. Аэлла склонила к плечу кудрявую головку. -Куда тропу-то тянуть? -В Марассан. К столице Нармакаля. – Он никак не мог попасть в рукав куртки, как и рубаха, зашитой и вычищенной. – Это… проклятье, я даже не представляю, где мы! -Это место можно назвать междумирьем, - хмыкнула лисичка, - но где Нармакаль и Марассан, я знаю. Девушка взялась за ручку двери, но уходить не спешила, наблюдая, как злящийся от этого Арлен неловко натягивает куртку. Он не выдержал, буркнул: - Что смотришь? -Запоминаю, - пришел ответ, - кто знает, где свидеться доведётся? Глядишь, и вспомню раненого мальчишку с длинным языком. -И всё? Злость, смешавшись с обидой, варом плеснула в лицо, и от Аэллы это не укрылось. Женщина насмешливо покачала головой. -Может, и не всё. Ты одевайся, одевайся! Она хихикнула, выскальзывая в «гостиную». Княжич последовал за ней через несколько минут, пошедших на то, чтобы хоть немного вернуть себе обычное легкомыслие, и обнаружил полностью собранного Ида. Темноволосый даже перевязь надел, торопыга! -Готовы? – За открытой дверью, ведущей наружу, уже стояла держащая коней под уздцы Аэлла. – Идёмте. До опушки провожу. -А дальше? -А дальше, рыжик, сами. В седле удержишься? Сесть на коня оказалось труднее, чем юноша ожидал, да и Идрон тоже не взлетел на спину Ульма, как обычно, осторожно опираясь на поврежденную ногу, но ехать было можно. Девушка неспешно шла перед всадниками, такая же, как в первый день – лисий плащ, черные перчатки, упавший на плечи капюшон, копна медных кудряшек. Глядя, как Аэлла преспокойно перешучивается с Идом, Арлен чуть не в голос скрипел зубами с досады и от непрошеной ревности, но ума не ссориться ещё и с братом хватало. На опушке рыженькая остановилась. -Тропу видите? Прямая дорога, искрящаяся под скупым зимним солнцем, уходила вдаль, теряясь в лохматых заснеженных елях. Лисонька махнула черной рукой. -Идите по ней и никуда не сворачивайте, как бы ни хотелось. Ночью дома будете. Сыр, мясо и хлеб – в седельных, вода там же. Прощайте, парни, не поминайте лихом! Покрытая пушистым мехом спина, удаляющаяся к пещере, и та выражала усталость и нетерпение: наконец-то уезжают, докука шумная! -Я догоню, Сим. Спешиваться оказалось ещё труднее, чем сесть на коня. Аэлла недоумённо обернулась на шум. Рыжий стащил с пальца единственное уцелевшее кольцо с личной печатью. -Держи, лисичка! Девушка посмотрела на кольцо, как на раздавленную гадюку. Перевела взгляд на Арлена. -Это что? -Кольцо. – Честный-честный взгляд… должен получиться, во всяком случае! – На память. Чтоб не забыла. Да бери же! -А если не возьму? -Так нелюб, значит? - Усмехнулся Арлен. – Тогда пусть гхарко красуются. Я назад подарки не забираю. Золотая искра сверкнула на солнце, падая в снег у ног Аэллы. Теперь надо вскочить в седло и дуть за братцем, медленно едущим по тропе, и бок, зар-р-раза, болит… Девушка так и не двинулась, молча наблюдая за тем, как княжич присоединяется к Иду, и двое коней бок о бок несутся по тропе. Жёлто-зелёный взгляд грел затылок даже три часа спустя. Остановились передохнуть тогда, когда солнце тронуло верхушки не желающих заканчиваться елей. Рыжий, давно побледневший, но упрямо понукающий Бурю, сполз с седла, привалился к шершавому стволу и надолго припал к бурдюку. Попытки завести разговор были бесплодны: Арлен угрюмо и односложно отвечал или вовсе молчал, глядя вперёд, и вскоре Идрон оставил его в покое, решив, что захочет – разговорится. Поев и передохнув, продолжили путь. Рыжий всё так же молчал, не глядя по сторонам и избегая оглядываться, встреченные по дороге к Аэлле гхарко обсели еловые лапы, на нижних ветвях качались древолюди, из чащи выглядывали и вовсе причудливые существа, перекликаясь между собой странными певучими голосами, похожими на птичьи. Один раз ели открыли поляну, на которой в медленном танце кружились сотканные из снежной пыли девы; ледяная пляска завораживала, звала присоединиться, но тут ели вновь сомкнулись, и белый хоровод скрылся с глаз. К вечеру, на второй стоянке, Идрон не выдержал. -Какого хрена мы уехали, если ты теперь как в воду опущенный? -Ничего подобного. -Угу. Врёшь ты как младенец. Братец покаянно вздохнул, но ни соглашаться, ни возражать не стал, продолжая уничтожать положенную в сумки снедь. -Хватит жрать. Вместо ответа Лис набрал полные пригоршни снега, долго катал в ладонях, пока снежок не превратился в ледышку. -Потянуло домой, и всё. -Она тебе отказала, что ли? Твердокаменная ледышка врезалась в сугроб. -Никто мне не отказывал. Поехали, скоро стемнеет, а ночи зимой долгие. Если я не лягу, то к утру свалюсь прямо здесь, и ты повезёшь родителям моё молодое мертвое тело. На это возражений не нашлось. Попытки всё же потрясти Арлена разбивались о несокрушимое молчание, что само по себе уже служило ответом, и только глубокой ночью, когда уставшие кони брели по освещённой луной просеке, в которую превратилась тропа, рыжий открыл рот. -Идрон, а как ты понял, что – оно? -Чего-о-о? -Как ты понял, что влюбился в Эрианн? – Терпеливо повторил Арлен. Идрон задумчиво запустил пятерню в волосы. -Ого. -Так как? Арлен по-прежнему смотрел строго между ушей коня и так же избегал поворачиваться, но голос оставался безмятежным – ну любопытствую и любопытствую, а что? -Увидел и понял. Либо она, либо никто. – Недоумённо пожал плечами Ид. – Нет, наверное, понял я минут через пять, когда мозги на место вернулись… Да не объясняют такое! -А-а-а… Родич снова ушёл в себя, но ненадолго: через четверть часа Лис привстал в стременах. -Смотри! Узнаешь? Это ж Инге блестит, мы дома, слышишь, Сим, дома! Ели по сторонам исчезли, сменившись ясенями и лиственницами, растущими над рекой. Умница Буря, почуяв хозяина, самовольно ускорил шаг, переходя в галоп и несясь по знакомой дороге. Ульм отставал от приятеля, несмотря на понукания хозяина, но рыжий жеребец уходил вперёд, увеличивая отрыв, и парню оставалось только бессильно ругаться. По свободным от снега площадям и улицам промчались вихрем, благо по позднему времени горожане сидели по домам и смотрели десятый сон, а вот на ведущей на холм дороге пришлось придержать коней: рыжий начал клониться в сторону, чуть не сверзившись с седла, и сверзился бы, не нагони его в это мгновение Ид. -Ты спятил?? Куда ты гонишь раненый? -Я в порядке… -А чтоб тебя… Тпру, Ульм! На то, чтобы спешиться и пересесть за спину Арлену, ушли секунды. Дальше юноша пустил коней уже шагом, не слушая уверений брата, что он здоров, как бык, и это было всего лишь легкое головокружение от быстрой езды. Впрочем, скоро Лис заткнулся и навалился на халларданца, норовя сползти на снег то с одной, то с другой стороны, так что, когда показались ворота Гнезда, Идрон первым делом саданул кулаком по загораживающему смотровое окошко щиту. -Эй, тетери сонные! Открывайте! Привратник, испуганно высунувший в окошко любопытный нос минутой спустя, заорал так, что наверняка перебудил пол-замка, и умчался, не прекращая вопить. От усталости юноша соображал через раз, поэтому смог разобрать только: «Живые! Живые!!!». Кто там живой и почему среди ночи надо было орать об этом на весь город, осталось неизвестным, куда больше занимало другое: почему привратник, наверняка не успевший забыть собственного повелителя, помчался в замок, а не бросился открывать ворота? Впрочем, недоумевал Идрон недолго: через считанные минуты загремели засовы на воротах, и навстречу высыпала целая толпа народу. Накатила волна радостных воплей, их затормошили, стаскивая с седла; очнувшегося и слабо отбивающегося Арлена уволокли к замку, и Симуран медленно побрёл вслед за остальными, мечтая только об одном – лечь и уснуть. И желательно обняв не только подушку. Уже в замке он поймал за рукав слугу. -В мои покои – горячую воду и горячее вино. Тот лихорадочно закивал, одарив очумелым взглядом перед тем, как умчаться прочь. Что ж они все тут такие… радостные? Словно сын и племянник правителей вернулись, хоть и поздно, не из похода, а неизвестно откуда! Но сил обдумывать подобное – да и желания – не было, так что Ид медленно побрёл, припадая на некстати напомнившую о себе ногу, к лестнице, ведущей на галерею. Их приезд переполошил всё Гнездо – по коридорам сновали слуги, в основном без дела, взахлёб передавали друг другу новости, таращились на идущего, забывая поклониться или хотя бы поздороваться… -Идрон!!! Налетевший ураган чуть не сбил с ног, повис на шее, бестолково покрывая поцелуями лицо, ощупывая с ног до головы и снова целуя и заливаясь слезами. Плачущая Эрианн?? Это было так же немыслимо, как и вставшее на севере солнце, но это было. -Оленёнок, что с тобой? Соскучилась? Не плачь, ну, ну чего ты? Девушка жалась к нему, не в силах вымолвить ни слова, снова и снова трогая лицо, плечи, руки, грудь… А чтоб тебя, придурок, она ж раздетая, вылетела в одной сорочке, и дрожит от холода! Снятый плащ укрыл Эри до пят, и юноша подхватил с пола тут же обвивший руками шею свёрток. До его покоев было отсюда ближе, туда Идрон и направился, нимало не заботясь о том, что могут подумать слуги. У себя Ид сгрузил невесту на кровать, одновременно пытаясь зажечь свечу и сдёрнуть покрывало, набрасывая его на обоих прямо поверх плаща. Девушка улыбнулась сквозь не желающие заканчиваться слёзы: -Не обращай внимания, сейчас успокоюсь. Семеро, я знала, знала, что ты живой! -Конечно, живой, - обнять, прижать к себе, уткнуться подбородком в солнечную макушку, с замиранием сердца ощущая касания тонких рук… - я же писал, ты получала письма? -Письма? Только одно… Из Изены. -Нас-с-сар-р-р! Эри, я писал, я правда писал, и из Изены, и из Франдры, только из Франдры, наверное… -Я знаю, - просто ответила Эри. По-хорошему стоило расспросить, что тут происходит, рассказать самому, но вместо этого он плотнее запахнул плащ и покрывало, заключая обоих в тёплый кокон, и сильнее сжал руки. Дядя, тётушка, подстреленный Арлен, наверняка окруженный сейчас заботой – всё отодвинулось куда-то в необозримую даль, осталась лишь льнущая к нему девушка, счастливо вздыхающая в объятиях… -Ваше высочество, вас хочет видеть князь Нармакаля! -Не стоит кричать, глухих, надеюсь, тут нет, - поморщился, входя, дядя, - Эрианн, и вы здесь? Тогда не буду мешать. Племянничек, иди-ка сюда! В кабинете уже стоял курящийся паром кувшин. Хорслен надолго приложился к налитой собственноручно чаше. -Ваше величество, в чём дело? В ответ спина хрустнула в медвежьей хватке. Мгновенная слабость князя ошарашила больше, чем многочасовые рыдания тётушки, но Хорслен быстро справился с собой. -Величество, не величество, моё, не моё… Увидеть тебя захотел. Цел, парень? Если бы потолок рухнул на голову, Ид, пожалуй, изумился бы меньше. -Колено зашиб, но скоро пройдёт. Да что тут случилось, дядя?? Почему вы все на нас смотрите, как на воскресших? Закончить не дал совершенно неуместный зевок, удержать который категорически не получилось. Князь усмехнулся, окидывая взглядом зевающего племянника. -Иди-ка ты спать. Выпей и ложись. Завтра поговорим, цел и цел, это главное. Эй, Уне! Уже на пороге мужчина остановился. -К тётке завтра зайти только не забудь. Она сейчас у Рыжика… у Арлена то есть сидит, а утром зайди, а? -Хорошо… Хлопнула за спинами приходивших дверь. Идрон немного постоял, пытаясь прийти в себя, но не преуспел, направившись назад с твёрдым намерением разузнать хотя бы у Эрны, что, в конце концов, тут происходит. Однако и здесь его постигла неудача: нареченная спала, свернувшись калачиком под плащом. Усмехнувшись, Ид набросил на неё ещё и покрывало и бесшумно вышел: за дверью уже кто-то копошился и слышался тихий плеск. Вернулся он через час, едва не заснув в подостывшей воде, и с блаженным стоном рухнул на постель. Эрианн, не просыпаясь, что-то прошептала, подвинулась ближе, обнимая во сне; выстывшие без хозяина покои теплом не радовали, так что пришлось, испуганно замирая после каждого движения, высвобождать из-под спящей одеяло и осторожно укрывать всхлипнувшую во сне невесту. Та так и не разжала рук; Ид оперся на локоть, затаив дыхание и при свете догорающей свечи рассматривая еженощно снившееся лицо, пока свеча не зашипела, не затрещала и не погасла, погружая спальню в темноту.