Омут

Вода мутноватым потоком стекала в ведро, когда сильные руки юноши выжали тряпку. Серая потрёпанная материя бессильно упала на черенок и скатилась вниз, после чего её расправили по колодке и пару раз провели по полу. В кабинете химии было тихо, как на похоронах. — Ну, чего вы такие кислые? — Истомин опёрся на швабру как на трость. — Прямо как Пашка вчера у меня дома, когда обед готовил. — Просто не понятно, какими критериями руководствовалась Инесса Сергеевна, назначая нас на генеральную уборку? — повернулась Черкасова и у доски прямо с тряпкой в руках начала вещать. — Я вот ей ещё на прошлой неделе говорила, что у меня дела, мне нужно маму с поезда встретить, она и так здесь проездом, а мне приходиться эту доску дурацкую намывать. — Можешь стены помыть, если доска не привлекает, — Шувалов даже почтительно поклонился, приглашая даму к уборке. Рита передразнила его и замахнулась тряпкой. — У всех дела, но все моют, — поддержала одноклассника Диана. — Нам ещё повезло, я раньше у Лидии Гавриловны училась и ашкам не завидую. Они там и двери, и лампы, и подоконники вымоют, а потом ещё за нами прибегут шкаф отодвигать, ведь «чисто должно быть везде»! — Бедняги, — вздохнула Рита и провела полусухой тряпкой по доске, — их уже ничего не спасёт, а у нас, вроде как, анархия процветала. Неужели Инесса стареет? Вопрос остался без ответа. Школьники вернулись к уборке, мечтая, чтобы их мучения поскорее закончились. Не случайно Рома выбрал именно мытьё пола. Хотя на первый взгляд может показаться, что работы здесь куда больше, но зато сделать её можно быстрее всех остальных. Именно поэтому Истомин справился раньше, не прощаясь, оставил ведро с водой и шмыгнул в коридор. Дверь будто столкнулась с чем-то, но Рома не заметил этого и, лишь оказавшись за пределами кабинета, увидел Чайку, которая лежала у стены, держась за голову. Оглядев её, он сразу понял, что произошло. «До чего же изобретательная девица! — мысленно поразился Рома. — Не поленилась же, на пол легла, ждала, пока я выйду и будто случайно дверью её толкнул, чтобы мне её жалко стало! Ай да умница!». — Ох, неужели это я тебя дверью шибанул? — с наигранным сочувствием издевательски поинтересовался он и сделал шаг к девушке. Она протянула ему руку, ожидая, что Истомин поможет, однако юноша нарочно отвернулся в другую сторону. — Нужно быть осторожнее. — Нужно смотреть, куда ты летишь, — проворчала Лена и встала без помощи Ромы. Парень наблюдал, как Ленины руки поправляли платье и заметил стрелку, идущую от икры вниз до самой обуви. — Ты колготки сзади порвала, — довольно сообщил он и сложил руки на груди. Лена начала крутиться и нагинаться, пытаясь найти стрелку. Когда нашла, довольно сильно погрустнела. — Чёрт, это всё из-за тебя! — Зачем ты вообще сюда шла? — Точно! — Лена подошла к двери и заглянула в кабинет. — Серёжа, сегодня не собираемся. Анечке передашь? Шувалов кивнул, и Лена закрыла дверь. Закинув рюкзак на плечо, она поплелась к лестнице. Рома двинулся за ней. — Где вы должны были собраться? — Сегодня в студии репетиция должна была быть, но Оля болеет. Инесса Сергеевна сказала, снова приступы начались, всю ночь с ней провела, уже на скорую вести хотели. — Не весна же, чего вдруг задыхаться начала? — Вчера в школу она пешком шла, воздуха холодного наглаталась, вот и началось. Её прямо с математики забрали, Ивлева помогла собраться, укол сделала. Пока Лена рассказывала о здоровье подруги, лестница кончилась, а она с Ромой оказалась на первом этаже. Коридор был пуст, в последний день четверти никто не хотел задерживаться в школе надолго. — Сколько уже лет с Олей дружу, а всё равно каждый раз страшно, когда она задыхаться начинает, — сказала Лена и застегнула молнию на сапоге. Рома в это же время уже застёгивал куртку. — Чего страшного-то? Она же не эпилептик, на пол не падает, в конвульсиях не бьётся. — Страшно не от вида болезни, а от того, что она умереть может. Чайка потушила голос, как фетиль. Долго и тщательно она поправляла шапочку, перевязывала шарф и делала ещё кучу всевозможных манипуляций, которые Рома мог лишь только себе представить. — Пошли, провожу тебя немного. Девушка пожала плечами и зашагала к выходу. У Роминых чертей было не слишком много времени для подготовки к атаке, всего лишь десять шагов до двери, но им и этого хватило с лихвой. Призрачные псы, скаля зубы и сплёвывая пену со рта, рвались с цепей, выли и скреблись железными когтями. Им хотелось выскочить на волю из человеческой клетки и разорвать юное тело. Истомин сдерживался и почти безмятежно говорил о погоде и прошедшей контрольной по математике. — Я очень боюсь за результаты, — вздохнула Чайка, осторожно ступая по снегу, — не готовилась совсем. Пробовала списать, но тоже не смогла. — Списывать много ума не надо, хитрее нужно быть и наглее. — Тебе легко говорить, ты вон какой… — Какой? — Умный. Рома рассмеялся и пихнул девушку в сугроб. Это оказалось настолько просто, что он даже удивился. «Лёгкая, как семиклассница! — подумал он. — Такая же, как Леска, только эта ещё и интригантка великая». — Ну что ты делаешь! — в голосе Лены слышалось фальшивое недовольство, а на лице сияла вполне натуральная улыбка. Она вновь играла с ним, и это ужасно веселило обоих. — Вот я сейчас встану и тоже тебя в сугроб кину! Приятно будет? — Попробуй, — Рома хмыкнул и неторопливо пошёл дальше. Через какое-то время Чайка догнала его и попыталась толкнуть, но смогла лишь едва заметно пошатнуть сильного парня. Глум носился по коридорам с обезумевшими глазами и рушил всё, что попадалось ему под руку. В голове зашумело. Лена не собиралась сдаваться и попробовала ещё несколько раз, затем отвела одну ногу назад, опёрлась получше и толкнула со всех сил, но и это не привело к успеху. Рома, смеясь, спросил: — Просто скажи, что хочешь меня касаться. Для глупых слуг в этом нет ничего удивительного. — Вот это самомнение! — фыркунла она и оставила Рому в покое. Он, не теряя момент, снова легко швырнул её в снег. — Надоел! — Если бы надоел, даже бы не пошла со мной, так что наслаждайся. На этот раз он подождал, пока девушка поднимется и отряхнётся от снега. Её одновременно раздражённое и нежное лицо дарило столько тепла, что Рома и сам не понимал, как такое возможно. Расчёт разводил руками и продолжал записывать наблюдения. — Посмотри, — Лена чуть закатала рукав куртки и показала вчерашний укус, — до сих пор не сошёл. А ещё вчера у меня прямо на концерте струна порвалась и щеку мне разрезала. — Оу, какие пикантные подробности! — чтобы получше рассмотреть шрам, Рома приблизился к её лицу. От мороза щёки покрылись приятным румянцем и заветный порез он так и не разглядел, зато надолго задержался, всматриваясь в до одури голубые глаза, которые на солнце стали ещё ярче. Чайка часто моргала белыми от инея ресницами и улыбалась, не понятно от чего. — Чего скалишься? — Скалятся собаки, Рома, а я человек. — Ты слуга, — почувствовав, что теряет доверие своей подопечной, решил поскорее сменить тему: — говоришь, струна на гитаре порвалась? Давай я приду к тебе, починю всё. — А ты разве на гитаре играть умеешь? — Чтобы менять струны не обязательно играть на инструменте. У меня дома гитара старая стоит, учился раньше, а сейчас забыл всё. — Нет, думаю, не стоит, — Лена остановилась на перекрёстке, — я справлюсь сама, но спасибо за предложенную помощь. Я пойду домой, дальше мне в другую сторону. Пока. Она помахала рукой, заботливо стряхнула с воротника Ромы снег и пошла в сторону главной дороги. Глядя, как уменьшается её фигурка, юноша чувствовал, как до тела добирается холодный ветер со снегом. Разом сделалось как-то зябко, серо и тоскливо. Размышляя, что же всё-таки происходит, Истомин пошёл домой, где его уже заждался Паша.