Омут

На уроке НВП Иван Сергеевич рассказывал об устройстве и правилах применения противогаза, подробно всё показывая на примере Лёхи — долговязого и худого паренька. В противогазе он был похож на инопланетянина ещё больше, чем прежде. Рома, скучая, растянулся на парте. Все знания, которые так настойчиво пытался заложить в юные умы учитель, он уже имел. Рефлексия раз за разом перематывала плёнку памяти, воспроизводя утреннюю встречу с Леной. «Её спокойствие меня раздражает, — размышлял Рома, советуясь с мудрой дамой. — Олеся уже бы пела от счастья, или рыдала с горя, а этой хоть бы что! Как они всё-таки не похожи… Что мне делать?». — Ведите себя, будто вы её хозяин, будто она уже ваша. — Действуй! — истерически звякнул Глум и влетел колесом в зал, разбивая тишину хохотом. — Шокируй! Бей, словно ток! — Не жалейте её, — вступился Гнев, — делайте, что давно хотели сделать! В эту секунду в голове будто загорелась громадная лампа на сотню тысяч ватт. Призрачные образы мыслей закружились как в водовороте и слились в единую картину: созрел план. Истомин быстро застучал пальцами по столешнице, вытягивая и рассматривая каждую нить своего Гения. Ожидать звонок было невыносимо, хотелось сорваться с места и бежать к Лене, но Рома через силу держал себя. Кровь летала по венам, гонимая сердцем, а черти хохотали, подбрасывая больше дров в ненасытную чугунную печку. Раздалась трель. Учитель объявил об окончании урока, и ученики начали спешно собираться. Истомин почти вылетел из кабинета, за ним следом выбежал Смирнов. — Ты тетрадь забыл! — крикнул он и схватил соседа за ручку рюкзака. Рома остановился. — Куда вечно несёшься? — Никуда не несусь, спокоен, как покойник. Как там на физ-ре говорили: «Движение — жизнь»? Вот, оживаю. — Аганин сказал, что после уроков у вас учения по стрельбе будут, с них хотя бы не умотай. — А кто стрелять-то будет? Половина дома сидит. — Наши все на месте, сейчас ашки на НВП придут, посмотрим, кто из них в школе. Со второго этажа начала спускаться колонна десятиклассников. Парни высматривали знамёнку и докладывали друг другу, кого видят. — Вижу Лизу и Женьку, — сообщил Истомин. — Егора не видать. Может, курить ушёл? Тань, брат в школе? — Да болеет он, добегался придурок этот раздетый по улице, — ответила Шпиглова, — голову ему открутить мало! Пашка засмеялся, а Рома продолжил разведовательную операцию. — Аня здесь, Сашка и Катя тоже. Руднева утром видел. Все, или забыл кого-то? — Чайку забыл. — Не забыл, — безмятежно протянул Рома и добавил еле слышно: — как же можно без мишени учения проводить! Собственноручно уже готовы мне её под автомат пихнуть. — Чего ты там бормочешь? — Погода дрянь, говорю, надо было дома сидеть. Пошли уже отсюда, а то Рыкова опять орать будет. Друзья отправились на геометрию, благо, что идти далеко не надо, урок был через два кабинета. Елена Петровна мастерски оправдывала свою фамилию, муштруя Золину за какие-то недочёты в домашней работе. Все давно уже знали: «Чем больше Рыкова кого-то любит, тем громче на того она кричит». Кристина тоже не была такой простой и умела вступиться за свою работу, а потому прения между двумя математиками шли всегда очень бурные. — Пусть покричит, — тихонько рассудил Пашка, выкладывая на парту школьные принадлежности, — выплеснет, зато на уроке спокойная будет. С Кристиной Елена Петровна разбиралась до самого звонка. Учительница вымоталась, разбираясь с Золиной, поэтому посадила детей спокойно. Долго скрипела мелом по доске, записывая число и тему урока, затем прошлась вдоль кабинета и уже издалека посмотрела на зелёное полотно. — Завтра состоится четвертная контрольная работа, поэтому сегодня мы разберём прототипы задач, которые могут вам попасться. Итак, записывайте условие первой задачи. Истомин ещё раз убедился, что всё-таки с утра надо было оставаться дома. Урок тянулся кисельно, словно кто-то нарочно замедлял время. Единственное развлечение — перерисовывать чертежи с доски. Собственно этим он и занимался до самого звонка. Наконец настало время действий. Рому аж подкинуло вверх, когда Рыкова всех отпустила. Быстро скинув вещи в сумку, парень помчался в раздевалку за формой, а оттуда вверх по лестнице прямиком побежал в спортзал. Движения были резкими, рваными, но безошибочными. Переодевшись, он вышел в коридор и вскочил на подоконник, прикинушись занавеской. Мимо проходили одноклассники, шумно галдели и всячески раздражали одним лишь своим существованием. Из мужской раздевалки вышел Руднев. — Полюбилась жёрдочка? Ты мне кошку мою напоминаешь, она тоже всё норовит повыше залезть. Вчера вот, к примеру, снимал эту дуру со шкафа. И глаза у неё точь в точь как у тебя были, аки два фонаря! — Зверею, Гошан. Спасайте. Гоша засмеялся, вот только Истомин совсем не шутил. Внутри творилось что-то страшное. Гнев бил хлыстом по позвоночнику, да так сильно, что искрило в глазах. Больше блеска было, разве что, только от лаковых туфель Эго, которые стучали как канонада в голове. Плут и Глум бились в конвульсиях, предвкушая зрелище, дрожь от них расползалась по всему телу. С пылающими факелами носился по коридорам Азарт, Гордыня бежала за ним, закрывая все двери. На защиту Омута Мрак спустил с цепей призрачных псов, и окрестности утонули в темноте и тумане. — Пацаны, пошли в тренажерку, железо потаскаем, — из раздевалки вышел Серёга Шувалов, — всё равно сегодня последний урок в четверти, нормативы сдавать не заставят. — Не хочу, — коротко и твердо произнёс Истомин. — Я не штангист, лучше партейку с Герой разыграю, — руками развёл и Гоша. — Ну, как знаете. Шувалов крикнул Лёху и Пашку и вместе с ними отправился в тренажёрный зал. Прозвенел звонок. С обеих раздевалок ручейком стали выходить одноклассники, в какой-то момент Истомин спрыгнул с окна и влился в коллектив. Казалось, будто кто-то выключил во всём мире звук. Рома чувствовал себя немой рыбой за стеклом аквариума: вокруг ходили люди, они разговаривали, топали, смеялись, безобразно корчась и сгибаясь пополам, но ничего из этого парень не слышал. Только движение крови и стук костей. Пробежка прошла как в тумане, глазами он всё время выслеживал Лену, как это делает охотник, гонясь за добычей. Классы разделились на группы, одни пошли в тренажёрку, другие встали на поле, третьи рассредоточились по залу. Как и вчера Рома выбрал скамейку, облокотился на спину и принялся ждать, сам не до конца понимая, чего именно. Чайка болтала с Катей, потом подсела к компании Ивлевой и Шпигловой, однако очень скоро осталась в одиночестве, так как девушек вызвали на поле. Она сидела в какой-то странной нерешительности, стучала тонкими пальцами по коленям, часто озиралась по сторонам. В перерыве между подачами она вдруг встала и перебежала на другую сторону, где ждал её Рома. Свисток. Подача. Хлёсткие удары. Как только Лена села рядом, Истомин вновь начал слышать мир вокруг. Он молча взглянул на неё и чуть улыбнулся, радуясь внутри, что всё идёт по плану. Села белокурая девушка достаточно близко, между их телами было не больше трёх сантиметров. — Не жмись ко мне, — в своей привычной манере заговорил Рома. — Я к тебе жмусь? Понимаю, если бы мы сидели во так, — Чайка сократила расстояние до нуля, нарочно прижавшись к мужскому плечу, — тогда да, а так… — Успокойся, я пошутил. Ты нарисовала рисунок? — Нет, не успела. — Рискуешь остаться без места, но на первый раз я тебя прощаю. Девушка фыркнула, но Рома знал, что сделала она это для приличия, и разговор ей очень даже приятен. Машина Азарта продолжала набирать обороты. — Я тебя сейчас укушу, — без шуток произнёс Истомин. — Что?! Зачем? — Просто так. Никогда никого не кусала? Чайка находилась в молчаливом потрясении, поэтому Рома продолжил её добивать. — Иногда я кусаю подушку или кота, если совсем плохо. Сам себя тоже пробовал, вот, видишь, следы остались даже. Ощущения прикольные: и больно, и приятно. Хочешь попробовать? Юноша протянул свою руку и положил её тыльной стороной на колени Лены. Девушка медлила и боялась пошевелиться. — Ну, чего ты смотришь! Кусай давай, кусай, ну! — Я не буду этого делать. — Да ты не бойся, она чистая! Кусай! — Я тебе не собака. Сказала же, не буду. — Тогда свою руку давай. Взять силой Чайку не получилось, она упрямо выкрутилась несколько раз, рисковать ещё больше Рома не стал. В ход снова пошли слова. — Ты ведь сама этого хочешь. — Когда ты успел так хорошо выучить мои желания? — Это не так сложно угадать. Цену себе набиваешь? Любишь, чтобы тебя уговаривали? — Нет, просто ребята смотрят. Подумают ещё чего-нибудь. — Ты удивишься, но люди, если честно, кроме себя вообще ничего не замечают, а спортсмены в особенности. Тебе следует поменьше думать о том, что подумают другие и жить для себя. Не до конца осознавая, что говорит и делает, Рома смотрел, как Лена отдала свою руку ему словно на казнь. Истомину показалось, что он сможет сломать её даже двумя пальцами. Белая кожа на запястье была почти прозрачной, ясно виднелись синие ветви вен. В памяти всплыла золотая стрела, которая рассыпалась в прах от одного его прикосновения. — Это будет больно, — вдруг предупредил он. — Ничего, я потерплю, — Лена ответила спокойно, без страха, хотя и отвернулась, зажмурив глаза. Не смея медлить, Рома вонзил зубы в нежную кожу и сомкнул челюсти. Он не сдерживал себя и не жалел свою жертву, сжимал рот с такой силой, что гудело в ушах. Ему хотелось проверить, на сколько же её хватит, как скоро она дёрнется и убежит, рыдая и проклиная его. Лена сидела молча с застывшей маской спокойствия на лице, лишь свободная рука сжималась в кулаке. Это показное спокойствие забавляло. Отпустив, Истомин с большим интересом рассмотрел алеющие вмятины от зубов на фарфоровом запястье. — Красиво получилось, — довольно заключил Рома и улыбнулся, — вот это тебе моя настоящая метка, не на всегда, правда, но я буду её периодически обновлять. — Спасибо, — Лена ответила слабым голосом и, поймав Ромин взгляд, тут же добавила: — хозяин. — Умница, девочка! Как по пожарной сирене, Истомин сорвался с места и побежал прямо по полю, перехватил мяч у Зинчук и закинул его в кольцо, затем так же быстро убежал в раздевалку. — Как с ним Смирнов сидит? — возмутился кто-то из девчонок. — Придурок! — Смирнов придурок или Истомин? — поинтересовался Шувалов, выглянув из тренажёрного зала. — Оба хорошие! — рассудила Катя и подала мяч. — Партия!