Омут

«Словно кости младенцев скрипит под ногами снежок» — почему-то именно это сравнение всплыло в голове Истомина. За ним пингвинами телепались Олеся, закутавшая шарфом всё лицо, оставляя открытыми только глаза, и Паша — краснощёкий, в шапке-ушанке, сверкающий на всю улицу белыми зубами. — Крепчает мороз, — заметил он и чуть нахохлился, отчего стал похож на огромного снегиря, — вон, глядите, как из котельной дым столбом валит. Тридцатник будет точно. — Толку, что тридцатник? — проворчал Рома и покосился на трубу. Чёрный столп копоти вздымался вверх. — Уроки не отменят, до сорока учимся, а то и ниже, зато холодина — мама не горюй. Что за погода! Вчера снег весь день валил, сегодня — мороз. — Мы на географии такое проходили, — Олеся оживилась и догнала Истомина, — это называется резко континентальный климат. У нас размах от самых низких до самых высоких температур составляет около семидесяти градусов! Это намного веселее, чем в Московской области, например, где круглый год всё ровно и спокойной. — Да уж, обхохочешься. Дрова принеси, потом весь вечер эту печь кочегарь, чтоб стены льдом не покрылись — вот веселье-то! — Зануда! Рома изогнул линию рта в неприятной улыбке и натянул повыше ворот куртки. Пройдя по пешеходному переходу, школьники пересекли улицу. Под охраной великанш-сосен скромно стояла меж ними белокаменная и приземистая, как горбатая старушка, больница. Слоями лежал на крыше белый снег, который никто не уберёт до самой весны. Истомин распахнул тугую дверь и пропустил вперёд Олесю и Смирнова. Внутри ото всюду шёл больничный запах. В коридоре сидели старички и молодые мамочки с детьми. Максименко часто здесь бывала, а потому и чувствовала себя как дома, шла спокойно и уверенно, приветливо улыбалась людям в очереди, здоровалась со всеми врачами, обращалась к ним по имени отчеству. — Истомина, говоришь? — переспросила кудрявая и пышная, как сдобный пирог, медсестра. — Да, привозили вчера. В третью палату её положили. — А можно к ней зайти? Просто её сын пришёл проведать, я могу проводить. — Нельзя без взрослых, подождите немного, скоро врач с обхода вернётся и с ним, если разрешит, сходите. — Так ведь я совершеннолетний, — уверенно заявил Истомин и прошёл вперёд. Женщина за стеклом оценивающе обвела его с ног до головы. Даже с щетиной на скуластом лице юноша не дотягивал до восемнадцатилетия. Рома долго и пристально глядел на дежурную медсестру, будто гипнотизируя. — Ладно, только не долго, а то Тимофей Иванович ругаться будет, и халаты возьмите. Олеся радостно поблагодарила дежурную, взяла халаты и уверено повела юношей по коридору. Перед палатой она заставила их переодеться и постучала в дверь. Боязливо заглянув, троица зашла внутрь. На одной из трёх коек у стены лежала Ромина мама. Увидев гостей, она оживилась и даже попыталась приподняться. Истомин в нерешительности стоял у двери, пока его не пихнули вперёд Олеся и Паша. Сын тихонько подошёл и сел на краешек кровати, друзья присели на стулья. В комнате царствовали свет и тишина. — Ну, как ты? — ворочая свинцовый язык, выговорил Рома. Его взгляд бегал по стенам, изучал узоры пола, цеплялся за каждую ниточку штор. — Всё хорошо, Ромушка, — спокойно и тепло ответила Вера Викторовна. — Сегодня анализы сдала, врач сказал, что нужно пройти обследование, поэтому… — она взяла Рому за руку, — поэтому тебе придётся пожить какое-то время одному. — Не волнуйтесь, тётя Вера, вы обязательно поправитесь, — добродушно заверила Олеся и легко вспорхнула к ней, приобняла Рому за плечо и продолжила, — мы за ним присмотрим, да ведь? — Конечно, — отозвался Пашка. — Спасибо, ребята. Паша, я позвонила твоей маме и попросила отпустить тебя пожить к нам. Она согласилась, будет иногда заглядывать к вам, кушать готовить, по хозяйству помогать, если понадобится. — Да ну, мам, не надо было тётю Марину напрягать. Что мы, дети малые, поесть не сварим? — Э, не скажи, — Смирнов возразил, — я твои кулинарные эксперименты лицезреть не намерен больше, мне одного раза хватило, спасибо, на всю жизнь запомнил. Сам я, может, простенький суп сварить и сумею, но долго мы на нём не высидим. Мама моя готовит вкусно, так что не ерепенься. Истомин уступил и согласился. Олеся начала оживлённо расспрашивать Веру Викторовну, как ей здесь, какие соседи, хорошо ли кормят и что принести в следующий раз. Девочка чуть ли не искрами рассыпалась, чтобы вдохнуть в лежащую на койке женщину жизнь. Её доброта и забота обнимала каждый предмет и каждого человека в маленькой комнатке. — Ладно, мама, пойдём мы, — собрался и встал Рома, — выздоравливай. Сухо поцеловав маму в щёку, парень вышел в коридор. Попрощавшись, за ним вышли и друзья. Оделись и молча, как на похоронной процессии, пошли к выходу. Истомину хотелось поскорее вырваться из этих давящих стен, но коридор всё никак не кончался, а дверь выхода будто потерялась. К концу уже почти бегом юноша вылетел на крыльцо и глубоко вдохнул морозный воздух, едва не закашлявшись. — Ты нормально? — выпуская изо рта облако пара, спросил Пашка. — Да, — желая заморозить всё живое, холодно ответил Истомин. — Тогда подождите меня буквально пару минуточек, я в аптеку сгоняю и вернусь. — Ты раньше вспомнить не мог?! — Рома рыкнул уже в спину убегающему другу. Дверь стукнула об порожек, и вновь стало тихо. Олеся переминалась от холода с ноги на ногу и жалась к парню, как котёнок к матери. — Замёрзла? — равнодушно спросил Рома, уставший от молчания. — Немного. Плохо понимая мотивы своих действий, Истомин взял руки девушки и начал дышать на них тёплым воздухом. Олеся, получив свою каплю тепла, начала распускаться как первый подснежник. — О, Истомин, опять ты? Раскатом молнии этот голос прошёл через всё тело Истомина. В нескольких шагах у крыльца больницы стояла Чайка. Краснощёкая, с голубыми, как льдины на реке, глазами, худая даже в зимнем пальто, девушка с интересом глядела на пару. Тело будто закостенело и никак не хотело отпустить руки Олеси. Внутри погас свет, разлетались в прах монолитные стены защитных крепостей, на дьявольском коне с копьём в призрачной руке нёсся к сердцу страх. Огненная стрела влетела в убийцу и рассеяла дух его, из засады выползло Эго и повесило костяной лук за спину. Искра — и восемь факелов вспыхнули в косматых руках, освещая путь, черти двинулись в атаку. — А мне кажется, это ты меня преследуешь. У нас уроки давно кончились, а ты только сейчас меня встретила. Следила? Не можешь и часа прожить без своего хозяина? Бедняжка! — Я живу здесь неподалёку, — нападки Истомина на неё не подействовали, Лена говорила спокойно и точно, опытным снайпером метко расстреляв все оборонительные рубежи. Рома уже предчувствовал поражение, но Чайка как-то странно глянула на Олесю и, усмехнувшись, проговорила: — ты не отвлекайся по пустякам. Девочка мёрзнет. Сказала, кивнула и пошла по тропинке прочь. Хищным взглядом юноша провожал удаляющуюся фигуру и молчал, гоняя в голове одну единственную одичалую мысль: «Что это сейчас было?». Часто хлопая белыми от мороза ресницами, Олеся боялась пошевелиться, вдохнуть, посмотреть в сторону незнакомой старшеклассницы. — А вот и я, — из больницы вышел Пашка, издевательски весёлый и бодрый. — Замёрзли? Ну, ничего, сейчас домой пойдём. — Ты что в аптеку брать ходил? — не глядя на друга, продолжая цепляться за чёрную точку человеческого силуэта, спросил Рома. — Аскорбинок захотелось. А что, сейчас зима будет, витамины нужны. — Аскорбинок ему захотелось… Дорого мне твои витамины обошлись. Ладно, пойдёмте домой. Троица завернула за угол здания и по узкой тропинке заскрипела по свежему снегу. Черти зализывали раны и медленно стекались к Омуту.