Омут

Ранено дребезжал звонок, когда Рома вошёл в кабинет. Вместо математички за учительским столом сидела старенькая лаборантка по физике. Укутавшись в серую пуховую шаль и чуть сгорбившись, она разматывала клубок пряжи, очевидно, собираясь вязать. — Вы только не шумите сильно, — мягко произнесла женщина и взяла в руки спицы. Шуметь особо и некому было. Одного беглого взгляда хватало, чтобы понять: класс сильно поредел. Пустые парты могилами одиноко стояли без хозяев. Рома, глядя на это, сел на своё место. — Ну, так какое у тебя ко мне дельце? — спросил Смирнов. — Дело? — Истомин начал заглядывать во все двери своей памяти, пробежался несколько раз по коридору сознания и выцепил кое-как нужную мысль. — А, да хотел попросить сходить со мной в больницу к маме, если, конечно, ты не занят. — Пустяк вопрос, конечно схожу. Истомин кивнул. На улице пролетела стайка воробьёв, боковым зрением он засёк это движение и повернул голову к окну. Стёкла были покрыты узорчатой изморозью, которую Рома любил царапать пальцами. Солнечный свет пытался проникнуть в кабинет, но из-за ледяной преграды рассеивался и превращался в искры на кончиках снежных звёзд, петель и цветов. — Чего там увидал? — вечное Пашкино беспокойство можно было сравнить с волнением курицы-несушки за своих цыплят. Истомина это забавляло. — Птички пролетали, — честно ответил Рома и выполнил свою дневную норму по количеству правды. Теперь можно со чистым сердцем врать. — Ты в последнее время птиц вообще, я смотрю, полюбил, — Паша намекал, но Роме его аллегорий понять было не суждено. Смирнов сдался: — Чайка тоже птица. — Ленка? Не дури, я только тебя люблю, куропатка моя, — сладким сиропом юноша поливал свою речь, в то время как в омуте загорелась красная лампа и взвыла сирена: тревога. Твари повскакивали с коек и хлынули к голове, хватая по пути палки, камни и болотную тину. Тьма готовилась к обороне. — То, что ты сказочник венского леса, я знаю, меня своими песнями не заморочишь. Я серьёзно хочу поговорить. Что у тебя с Леной? — Ничего, — «кивать головой, которой думаешь нет» — было любимой уловкой. Враньём заставить человека думать, что лжёшь, чтобы подтвердить его догадки — это же настоящая ложь в кубе! Плут и Азарт аплодировали стоя. — Ой, да ладно! Даже Руднев, который кроме своего павлиньего хвоста ничего не видит, и то подошёл ко мне, спросил, в чём дело. Скоро разговоры потянутся, сам знаешь, так и до Лески дойдёт. Она, конечно, девочка терпеливая, но такое тебе точно не простит. — Какое «такое»? Ты что, пока до школы пешкодралил, поскользнулся и головой ударился? Как пятиклассника меня отчитываешь! С Чайкой я просто, понимаешь, просто сижу на немецком, и всё! Я три дня назад только имя её узнал, а ты мне душу мотаешь, словно я гуляю с ней пятый месяц! Рома не мог понять, разыгрывает он злость или бесится по-настоящему. Отбойным молотком кровь стучала в голове по раскалённому железу костей. Глаза автоматными очередями расстреливали доску и стены, а пальцы сжимали и пытались задушить какое-то невидимое, но от этого не менее ненавистное, тело. Полярное спокойствие Паши казалось Истомину издевательским. — Чего ты кричишь? — очень натурально удивился Смирнов, озираясь по сторонам. — Я же просто подколоть тебя хотел, шуток не понимаешь что-ли? — Дебильные шутки, — хмуро пробурчал Рома. Расчёт заботливо прикладывал кусочки льда к воспалённому мозгу, остужая пыл. — Ты себя-то вспомни! Кто в сентябре во всех кабинетах доски мылом натёр, чтоб на них писать невозможно было?! Паша начала припоминать весёлые случаи, всё больше съезжая с предыдущей темы разговора. Слушая друга, Рома понемногу успокаивался, черти возвращались к сердцу. Истомин живо нырнул за ними. — Я чувствовал ярость! — вскричал юноша и швырнул камень во Мрак, орудие прошло сквозь сущность и громко стукнулось о ребро. — Ты обещал, что я не буду чувствовать ничего! — Хозяин, прошло слишком мало времени, — низко отозвался Мрак, не рискуя приблизиться, — гнев смирять непросто. Когда была объявлена тревога, мы охраняли ваши мысли, чтобы вы не сказали лишнего. — Это моя ошибка, — из камышей вышел Расчёт, — я не подумал о том, что охрана потребуется не только мыслям, но и эмоциям. Раньше вы могли контролировать себя самостоятельно. — Я знаю! — рыкнул Истомин, и Расчёт отступил. — Я расслабился, не действовал в полную силу. До последнего не верил, что всё это правда, что Пашка, Женя, Гоша и Лена в сговоре. Зато теперь они думают, что я клюнул. Меня ни что не сдерживает. Готовься, Глум, я достану для тебя эту девчонку! Плут, Азарт, точите иглы. Сердце этой дряни нужно как следует изувечить! — Вот, теперь Антоша в школу после ночных квартирников не ходит, — солнечный голос Смирнова подцепил Рому и удочкой выволок на поверхность. Паша, очевидно, всё это время травил шуточки и не замечал, что его друг не в себе. Истомин, чтобы не выдать своего отсутствия, улыбнулся. Грянул звонок. Ученики радостно выбежали из кабинета и ринулись к столовой. Как и вчера, обедать Истомин не пошёл. Фразу «Художник должен быть голодным» он воспринимал буквально и не питался с остальными ребятами, экономя деньги. До конца школьного дня осталось всего два урока: физика и физ-ра. Рома поднялся на второй этаж, коридор был полупустой, шагалось легко и свободно. У двери хищный взгляд засёк чужака. Подойдя ближе, парень узнал Олесю. Ему захотелось сразу развернуться и убежать на другой этаж, или целенаправленно пройти мимо девушки, но Истомин повёл себя крайне странно. Дойдя до кабинета, он остановился и встал рядом с Олесей. Семиклассница выглядела очень серьёзной и спокойной, что весьма заинтересовало Рому. — Привет, — он редко заговаривал с ней первый, — почему пришла? Что-то случилось? Олеся повернула голову и внимательно посмотрела на Рому. Солнечная девочка рассыпалась прямо на глазах. — Нет, всё хорошо, — своим коротким ответом, Леся убедила Истомина в том, что говорить она пришла не о себе. — Сегодня мама с ночного дежурства вернулась когда, сказала, что к ним в больницу Веру Викторовну привезли. Пойдёшь сегодня к ней? — Да, после уроков собирался, мы с Пахой вместе пойдём. — Я хочу пойти с вами. Рома удивился. Впервые Олеся не спрашивала его, а самостоятельно приняла решение. Парень не смог ей отказать. — Хорошо, — он согласился и взял девочку за руку. Её ладони всегда были тёплыми, будто перед каждой встречей подолгу держала их на батарее. Из столовой возвращались одноклассники, с их появлением Рома начал отстранять от себя Олесю. Своей молчаливостью и смирением она раздражала, хотя раньше он мечтал о тихой подруге. На этаж почти взлетели Гоша и Женя, оба тяжело дышали. — Золина, Истомин, Черкасова и Орлик, — громко позвал ребят Женя, — нас с физики отпросили, идём к Владимиру Александровичу! — Мне на знамёнку пора, — Рома обрадовался возможности сбежать и отпустил девичью руку, — встретимся после уроков, не грусти. Люблю. — Истомин, мать твою, харе лобзаться! — теряя терпение, заорал Гоша. Рома примкнул к товарищам и скрылся с ними за поворотом. Олеся вздохнула. — Ты меня любишь, когда тебе это нужно, — сказала она и пошла на свой урок. Старшеклассники забежали в кабинет руководителя, Владимира Александровича не было. Ребята любили приходить сюда, потому что в школе было мало мест, которые хоть немного отличались от общепринятых стандартов. Вместо парт здесь стоял один большой рабочий стол, никаких книг или скучных учебников, на каждом шагу взгляд цеплялся за провода и инструменты. Поселиться в этой радиорубке — заветная мечта каждого мальчишки. Между членами военно-спортивного клуба всегда шла ожесточённая борьба за главную достопримечательность комнаты — диван. Угнездиться там могло не больше четырёх человек, поэтому каждый хотел всеми правдами и неправдами получить заветное место. Диван был пуст, и ребята как одичалое стадо ломанулись к нему. Истомин всегда успевал сесть первым, этот раз не стал исключением. Рядом с ним упал Женя, а затем Жора вальяжно развалил свои телеса и закинул ноги на оставшуюся часть мебели. Кристина, на ходу переплетая косу, села прямо на протянутые ноги Гоши. Парень тихонько взвыл, но возмущаться не стал. Диана Орлик и Рита Черкасова не последовали примеру одноклассницы и расположились на свободных стульях. — Тебе не больно? — невинно поинтересовалась Золина. — Ну, что ты, Кристиночка, — выдавливая улыбку, проскрипел Руднев, — мне очень даже приятно. — Ни сколько в этом не сомневалась, — улыбнулась она в ответ и посильнее надавила на ноги. Гоша молча терпел, но место не освобождал. Открылась дверь, и в радиорубку вошли остальные члены знамённой группы, Владимира Александровича с ними не было. Егор Шпиглов, как и его предшественники, первым делом подбежал к дивану и очень расстроился, увидев, что все места заняты. — Ну-ка сдвинься маленько влево, а я на твоё место сяду, — обратился он к Кристине. Девушка сползла по ногам в указанном направлении, а Егор, не стесняясь, сел верхом на Руднева. — Тепло. Спасибо, Кристинка, место мне нагрела. Не боись, сейчас мы его выдавим. — Да вы что делаете-то?! — запротестовал Гоша и попытался скинуть с себя Егора. — Хорош, слазьте с меня! — Мне показалось, или диван заговорил? Что-что говоришь? Садитесь на меня все? Да без вопросов! Эй, девчонки, айда сюда! К дивану подошли пять девушек. Увидев их, Руднев заёрзал. Ребята хохотали, а Шпиглов продолжал играть. — Смотрите, диван ожил! Скорее, его нужно придавить, чтобы не сбежал! — Да слезь ты с меня! — Гоша уже был весь красный от натуги и смущения. Он кое-как скинул с себя Егора, вскочил и отбежал от дивана подальше. Шпиглов победоносно сел рядом с Кристиной, а девочки сели на стулья. Отдышавшись, рядом с ними сел и «говорящий диван». Из коридора приглушённо зазвенел звонок, и Золина машинально встала, как на урок. Когда она поняла, что сделала, ребята уже опять смеялись на всю радиорубку. — Интересно, зачем нас Владимир Александрович собрал? — задумалась вслух Саша Ивлева. — У нас сейчас право должно было быть, самостоятельная работа. — Считай, повезло, — отозвалась её одноклассница Зина Зусь, — а вот зачем собрали, не знаю. — Да что вы, как в первый раз, — Женя воскликнул и покачал головой, — сначала зимние игры в декабре, опять по сугробам скакать будем, а потом на «Ёлке» знамя туда-сюда таскать. — Хорошо бы ещё раз в Звёздный съездить, — мечтательно протянула Катя Зинчук. — В прошлом году нас засудили! Я тем девкам из 22 школы так и сказала, типа: «Мы ещё вернёмся». — О-о-о, всё, прячьте калаши, Катенька едет разматывать школьников, — засмеялся Гоша, и все вместе с ним. — А ты не смейся, Руда, я автомат за пол минуты собираю и разбираю. — Ого, да ты пуля! Вот только на стрельбище эта пуля один раз из десяти попадает в цель. Катя ударила ногами и выбила стул из-под Гоши. Десятиклассники уже хватались за животы и задыхались от смеха, когда в радиорубку зашли их руководители. — Вы чего кричите как оголтелые?! — спросил Владимир Александрович. Школьники, услышав знакомый строгий голос, вскочили со своих мест и выстроились в шеренгу. — Видишь, Иван Сергеевич, какие они у меня славные стали. Уже сами строятся. Вольно, ребятки, вольно. Девушки, присядьте, а вы, парни останьтесь. Пока девочки садились, Гоша, Егор, Рома и Женя перестроили свою шеренгу. Учителя внимательно оглядели каждого из них. Истомин вспомнил их недавний разговор с парнями о капитанстве в знамённой группе. Похоже, руководители именно сейчас пытались определить, кому командовать отделением. — Нет, я не могу так с ходу сказать, — пожал плечами Иван Сергеевич, — может, остальные сами решат, кто ими командовать будет? — Да кто там решит, — возмутился Егор, — одни девки остались! Они, конечно, за Руднева будут голосовать! — Я за этого нахала голосовать не стану! — сразу предупредила Зинчук и сложила руки на груди. Гоша усмехнулся. — Пускай жребий тянут, — предложила Лиза Лисянская, — пап, есть у тебя спички или бумажки какие-нибудь ненужные? — Не-не, только не жеребьёвка, — Шпиглов запротестовал снова. — Сеструха моя, Танька, когда в погребе в наказание меня закрывает, всё время говорит, что я у неё бедовый. — Ты бедовый, потому что говоришь слишком много, — верно подметил Владимир Александрович. — В общем, раз вы решить самостоятельно этот вопрос не можете, каждый из парней попробует себя в роли капитана, кто лучше всех справится с задачей, тот и останется на этом посту. Руднев, начинай. Гоша вышел вперёд и скомандовал отделению строиться. Все поравнялись, рассчитались, Руднев сдал рапорт. Под его команды строй легко перестроился в три ряда, настало время маршировки. Маленькая комнатушка совсем не подходила для отработки строевого шага, но Гоша отдал приказ, и колонны двинулись за ним маршировать вокруг дивана, на котором сидели учителя. Через пять кругов капитан остановил строй, юноши вынесли воображаемые флаги и знамёна, поставили их и вернулись обратно. — Отделение, вольно, — скомандовал Руднев и встал к остальным. — Хорошо, Георгий, хорошо, — Владимир Александрович благосклонно кивнул, — Егор, командуй. То ли от волнения и ответственности, то ли и вправду Егор был бедовым, но с самого начала выступление не задалось. Шагая к Владимиру Александровичу для сдачи рапорта, он пошёл с правой ноги, на середине пути это понял, зачем-то начал исправляться и сбился с ритма. Когда Егор командовал, все еле сдерживали смех из-за его необычного голоса. В жизни этот интересный тембр никому не мешал, напротив, благодаря этому Шпиглову удалось попасть в команду КВН, где он был любимцем публики, его шутки запоминались лучше всего, но сейчас голос играл злую шутку. Попытки говорить громко и мужественно, превращались в убогое зрелище, голос срывался и ездил, заставляя его краснеть, а отделение тихонько смеяться. Покружив одноклассников у дивана, Егор остановил отделение и дал вольную. — Встать в строй, — объявил Аганин. — Рядовой Травин, приступайте к выполнению упражнений. — Есть, товарищ командир, — Женька вышел вперёд. Травин хорошо знал устав, а потому без проблем справлялся с задачей. Отделение безупречно исполняло все его команды, даже когда он путал порядок их выполнения. Его выступление было даже слишком плавным и спокойным. Он повторил торжественное шествие вокруг дивана и остановил ребят, которые уже порядком устали от маршировки. Настала очередь Ромы. Он глубоко выдохнул и, чеканя шаг, пошёл к судьям. Каждое слово его рапорта гвоздём вбивалось в память. Закончив, он тем же безупречным шагом вернулся к отделению и начал построение. Не зная толком устав, Истомин городил неведанные фигуры, перестраивая колонны совершенно непредсказуемым образом, и удивлялся, как ребята до сих пор не сбились. Перед тем, как пойти строем, он взглянул на своих подопечных. В первой тройке по центру было его место, а по обе стороны от него стояли Кристина и Саша Ивлева. Рома глядел на неё и думал: «Ведь это же из-за тебя и Егоровской сестры я сел вместе с Чайкой. Не удивлюсь, если и вас тоже купили». — Отделение, вокруг дивана в коридор шагом марш! Ребята ошалели, но пошли. Двигаясь прямо к двери, Рома отдал новый приказ: — Песню запевай! И они запели. Запели так, как никогда не пели даже на играх. Их многоголосное «На границе тучи ходят хмуро…» разлеталось эхом в пустом коридоре, из кабинетов несколько раз выходили учителя, поглядеть, что происходит. Рома был уверен, что, если он доведёт отделение до лестницы и начнёт спускаться, они пойдут за ним, а если понадобится, даже на улицу промаршируют. Парень не стал проверять и, дойдя до конца коридора, развернулся и повёл свой маленький батальон обратно. — Отделение, вольно, — объявил Истомин и встал в строй. — Чтож, мы с Иваном Сергеевичем посоветовались и приняли решение, что капитаном нашей знамённой группы будет Роман. — Почему я? Я, честно говоря, команды на ходу придумывал, а парни устав на зубок знают. — Дело не в уставе, в понимании между командиром и подчинёнными, — объяснял Лисянский, — ты единственный пошёл по собственному пути, подумал о том, что ребятам неудобно здесь маршировать и вывел их в коридор, а они легко поняли и исполнили все твои команды. — Но устав, Истомин, ты мне всё равно вызубришь весь, — поспешил «обрадовать» нового капитана учитель НВП, — импровизация — это, конечно, хорошо, но, кто знает, как её воспримет комиссия. В этом году на зимних играх мы должны взять первое место, поэтому заниматься будет много и упорно. В пятницу проведём зачёт по стрельбе. — Чего ты их кошмаришь раньше времени, — увидев панику в глазах учеников, Владимир Александрович прервал речь своего коллеги. — Школа выделила деньги, мы вам кители новые пошьём, загляденье! На каникулах сходите в ателье, чтобы с вас мерки сняли, я уже обо всём договорился. Новость о форме оживила ребят. Рома сразу представил, как будет ходить по школе в капитанском кителе с красивыми аксельбантами, в белых перчатках, брюках и новых армейских сапогах, которые он начистит до блеска. Лицо его посветлело от чистой и искренней улыбки.