Омут

Учебный день напоминал адский марафон, состоящий из бестолковых хождений от одного кабинета к другому. Словно спасительный огонёк маяка для одинокого мореплавателя была новость о последнем уроке. Слишком соблазнительно было уйти с него, и Рома бы ушёл, но его поймал бдительный Пашка. — Вот великое удовольствие мне сидеть и слушать, как Обломов на диване лежал! — ворчал Истомин, когда его, придерживая за рюкзак, почти волоком тащил к кабинету Паша. — Он там не только лежал, — напомнил Смирнов, однако по взгляду соседа сообразил, что напоминание это было лишним, — когда Обломов влюбился в Ольгу, он был полон деятельности. Может, тебя тоже влюбить в кого-нибудь, чтобы ты хоть немного ожил? — В отличии от некоторых шибко умных персон, — Рома «прозрачно» намекнул на Пашку, — у меня есть девушка. Не дав разгореться назревающей перепалке, перед юношами показался кабинет литературы и русского языка. «Оставь надежду всяк сюда входящий» — именно так написал бы Рома на двери. Тоска и сон наваливались на него всякий раз, когда молодая симпатичная учительница, что было большой редкостью в педагогическом коллективе, начинала объяснять новую тему. С Пашкой происходила совершенно противоположная картина. На гуманитарных уроках он сидел с дебильноватой улыбкой и глазами, полными щенячьего восторга. К книгам у Смирнова была любовь фанатичная, никем и ничем не рушимая. Книги он гладил, прижимал к груди, спал с ними, а иногда даже нюхал страницы, чем приводил Истомина в особую степень бешенства. Вот и сейчас, словно находясь под воздействием какого-то древнего магического артефакта, лишь только переступив порог кабинета, настроение парней изменилось. Рома насупился, насколько это было возможно, пробубнил невнятное приветствие и поскорее пошёл на место, а Паша, лучисто улыбаясь, как породистый конь, поскакал к Анне Михайловне отчитываться о сделанной домашке и получать законную порцию похвалы. От сего действия Рому затошнило, и он отвернулся к окну. В холодные дни октября природа будто умирала. Земля покрывалась снегом и коркой льда, которая не сойдёт до самой весны. Молодые, ещё неокрепшие саженцы рябин и берёз тонкими ветками тянулись к скрывшемуся за тучами солнцу и нещадно гнулись под силой промозглого ветра. Серое и такое тяжёлое небо обещало снегопад. Скоро всё вокруг занесёт снегом и похоронит жизнь под белым покровом. — Рома, мы долго тебя ждать будем? — голос Анны Михайловны довольно редко приобретал такие строгие интонации, а потому Истомин сразу же уловил их и повернул голову. Глаза и глазки глядели на него. Парню потребовалось ещё пара секунд, чтобы понять, чего все эти люди хотят. Очевидно, что прозвенел звонок, но Рома этого не услышал, засмотревшись на улицу. Тяжело вздыхая, он поднял тело, держась руками за парту. Учительница, видимо, хотела отчитать его за рассеянность и неуважение, но поняла, что уже и так потеряла много времени, поэтому лишь сухо кивнула и разрешила ученикам занять места. Заскрипели старые стулья и парты, кабинет наполнился шумом, который школьники давно перестали замечать по привычке. Анна Михайловна встала у доски и начала диктовать материал, рисуя какие-то схемы персонажей. Ребята все одновременно полезли за карандашами и линейками, начали листать тетради и книги. Истомин ощущал себя огромным валуном в быстроходной реке. Он кожей чувствовал каждое движение класса, которое будто обволакивало с ног до головы, но сам оставался недвижим. Пашка несколько раз пробовал заставить работать, занятие это было до того бесполезным, что Смирнов оставил скоро его в покое. Полулёжа на парте, изображая что он что-то пишет, Истомин рисовал прямо в тетради. Механически ручка двигалась по тетрадному листу, катая чернильный шарик. Сначала появились нечёткие контуры лица, шеи и плеч, после умелыми движениями Рома набросал линии волос и одежды. Последний штрих — нос, губы, брови, глаза. Закончив, Истомин уже вполне осознанно взглянул на рисунок и чуть не закричал. Он, сам того не замечая, нарисовал Лену. На место паники в момент пришла раздражительность, и Рома без тени сомнения вырвал листок, пока Пашка не увидел этот шедевр. Скомкав лист, парень сунул его в рюкзак и, шумной простонав, лег на парту лицом вниз. На это действие в классе никто не обратил внимание, только лишь несколько девочек поджали губки и театрально закатили глаза. Прозвенел звонок, и жизнь вновь закипела в жилах Истомина. Он спешил, быстро собирая вещи, чтобы учительница не успела оставить его после уроков на разговор. Выбежав из кабинета раньше всех, Рома, не сбавляя скорости, понёсся к раздевалке. Под ногами как назло путалась нерасторопная малышня, мешая идти. Растолкав всех, Истомин сцапал в охапку куртку и побежал к выходу, одевался уже на улице. Его предположения оказались верны, снег большими пушистыми хлопьями неспешно падал на землю. Рома сморщился, когда очередная снежинка упала ему на нос. Парень стоял и переминался с ноги на ногу, ожидая друзей. Он уже начал злиться и терять терпение, когда из школы вышли трое. Первый был Пашка. Парнишка шёл в смешной ушанке, наклоненной немного набекрень, и рассказывал что-то ребятам. Второй — Женя Травин — их общий бывший одноклассник, который после девятого перевёлся в другой класс. В эту мужскую компанию совсем не вписывалась спутница Жени — его одноклассница Лиза Лисянская. Ребята поравнялись с Ромой. — Ты куда так быстро слинял? — поинтересовался Пашка и начал педантично стряхивать снежинки с шапки Истомина. Тот одарил его недобрым взглядом. — Анну Михайловну испугался? Она ведь всё равно тебя выцепит, не сегодня, так завтра поймает. Рома скривился и, ничего не отвечая, двинулся вперёд со школьного двора. Ребята пожали плечами и пошли за ним следом. — Мне тут Пашка сказал, что ты идти с нами на стройку отказываешься, — Женя догнал Рому пошёл рядом. — Почему? — Мать просила сегодня по дому помочь, — вздохнул Истомин. Рома жил с мамой и был единственным ребёнком в семье, а потому все домашние обязанности целиком и полностью лежали на его плечах. — Так давай мы с парнями поможем, впятером быстренько управимся. Рома задумался. Перспектива сделать уборку чужими руками, а после ещё и безнаказанно остаться дома, потому что парни устанут и гулять не пойдут, очень ему нравилась. Использовать друзей в своих целях — одна из привилегий дружбы. Главное, чтобы использовал ты, а не тебя. — Хорошо, — согласился Рома, — приходите в пять. Пока Женя разговаривал с Ромой, позади беседовали Паша и Лиза. И не было ничего удивительного в том, что девчонка завела разговор на хорошо знакомую и интересную для неё тему. — В десятом классе девушке уже поздно искать себе молодого человека в школе, — рассуждала она, и, словно юная аристократка, грациозно шагала по белому снегу, выставляя всем напоказ свои новые кожаные сапожки, которые ей безусловно шли, — ничего не остаётся, кроме как отдаться учёбе. — Почему поздно? — услышав слова одноклассницы, удивился Женя и усмехнулся. — Старушкой себя считаешь? — Дурак, Травин, но в какой-то степени ты прав. Искать парня из одиннадцатого класса не вариант, у них же экзамены, а потом начнутся переезды, институты, армия, всё это сплошные расстройства, так что лучше даже не пробовать. А вы, дорогие мои сверстники, предпочитаете девочек младше себя, и такие как я для вас уже не интересны. — Ерунду говоришь, — отмахнулся Пашка, — с чего ты вообще это взяла? — Простая наблюдательность. У Жени Алёна в девятом учится. У тебя девчонка из восьмого. Ром, а у тебя Юля в каком классе? — В седьмом, — пробухтел Истомин, крайне не желая вступать в эту «увлекательную» беседу. «Девчонкам только дай волю потрындеть про любовь, не заткнёшь потом ничем» — думал он. — Вот, — заключила Лиза, — то-то и оно. Статистика, факты, цифры, всё говорит не в мою пользу. Не в обиду будет вам, мальчики, сказано, но чем младше девушка, тем с ней легче. Согласитесь, облапошить и развести семнадцатилетнюю не так-то просто, а вот обмануть тринадцатилетнюю дурочку проще простого, и вы этим часто пользуетесь. — Но-но, — резко притормозил её Женя, — лично я свою Алёну не обманываю, у нас всё полюбовно. — Что «всё»? — Лисянская, лукаво прищурив глаза, пристально посмотрела на Травина. — Чем это вы с Алёной занимаетесь, а? — Н-ничем мы не занимаемся! — быстро проговорил Женя и натянул повыше ворот куртки, скрывая свои пылающие щёки. Остальные ребята засмеялись. — Знаем-знаем мы это «ничего», я всё брату Алёнкиному расскажу, он с тобой быстренько познакомится! Ребята снова засмеялись. Рома радовался, что роль развратителя маленьких девочек досталась не ему, хотя именно он имел все шансы её заполучить. Это его Пашка в шутку называл «Казаново», а всё потому что каким-то непостижимым образом Истомин даже без своего желания умудрялся притягивать женское внимание. Рома не был красив, напротив, у него были резкие черты лица и густые тёмные волосы, стоявшие торчком. В его лице виделось что-то звериное, злое и опасное, и лишь холодные безжизненные глаза сохраняли человеческий образ. Оставшуюся дорогу до дома Лиза подкалывала Женю, Паша спасал как мог приятеля, а Рома отстранённо шёл рядом, не желая, чтобы его кто-нибудь трогал. Он и сам не понимал, как настолько замкнутый в себе парень с тяжёлым характером может нравится девочкам. Но это было, Истомин с этим мирился, а наедине даже радовался такому положению дел. «Девушки странные, — думал он, — нормальные парни им не интересны. Загадку им подавай, да ещё и не одну, а целый омут, чтоб потом самим захлебнуться в нём и умереть». Ребята остановились на перекрёстке и попрощались с Ромой. Они пошли дальше, а он свернул в проулок. Тихая и совершенно пустая улица тянулось далеко, казалось, целый день идти будешь, а до конца всё равно не дойдёшь. Через каждые пять-семь шагов попадались пустые бутылки, окурки, ветром по земле носило дырявый чёрный пакет, но Истомин уже не обращал внимания, потому что привык. На деревянных столбах ЛЭП сидели жирные вороны и траурно каркали свысока. Из кустов выскочил пёс Яшка — дурная дворняга, которая кидается на всех прохожих. Вот и сейчас Яша нёсся со всей своей собачьей прыти и грозно лаял. Истомин не изменился в лице и продолжил шагать дальше, оставляя собаку позади лаять в одиночестве. Пройдя ещё немного, Рома увидел знакомый серый заборчик со старыми покосившимися кольями. — Дом, милый дом, — саркастически протянул он и отворил калитку во двор.