Share your silence with me

Шел седьмой день полета космолета «Йерджио-10-1-1», когда запасной пилот команды Земли – Джерк Стейт – возвращаясь к себе в каюту, увидел призрака. *** Часовая стрелка на раритетном аппарате, идеально сочетающемся с круглым дубовым столом на массивных ножках, лениво подползает к одиннадцати. Йен Кайро как раз зачеркивает что-то в своем списке, когда в комнату заходит очередной кандидат на роль запасного пилота. Одновременно с этим в другой части здания, в небольшой затемненной комнате, в которой кроме специальной аппаратуры и простой койки ничего нет, доктор Соро точным движением вводит иглу в тонкую полоску вены на предплечье Ио. Дождавшись ее утвердительного кивка, он отодвигает пластиковое колечко, удерживавшее до того в капельнице маслянистую жидкость, слегка мерцающую в приглушенном свете галогеновых ламп. Какое-то время ничего не происходит, но затем, когда первые капли препарата достигают своей цели, багровое пятно боли заполняет сознание Ио, а ее тело начинает бить крупная дрожь. Она неосознанно стремиться выгнуться, вывернуться наизнанку, лишь бы избавиться от инородной жидкости струящейся безмолвно и беспощадно по ее кровотоку, просачивающейся в нервную систему и безвозвратно перестраивающей её. Ремни, которыми Ио пристегнута к койке, натягиваются до хруста, оставляя на ее коже глубокие вдавленные карминовые полосы, которые непременно превратятся потом в неприглядного вида гематомы. Когда она выживет. Если она выживет. Ио сдавленно рычит, прикусывая до крови нижнюю губу, и это пока спасает, не дает прорваться животному крику, который зарождается где-то в глубине ее легких и каленым железом прикасается к глотке. Этот крик, однажды вырвавшись, непременно разорвет голосовые связки в кровавое месиво. Так ей почему-то кажется. Вся она сейчас – сплошной оголенный нерв, открытая рана, распахнутые глаза, в которые бьет острыми лезвиями свет. И она не выдерживает, теряет себя окончательно в миллисекундах между судорожными сокращениями трепыхающегося отчаянно сердца, захлебывается беспомощно в собственной боли, растворяется в мгновениях между движениями секундных стрелок наручных часов доктора Соро. Часов, на которые он внимательно смотрит, стараясь абстрагироваться от крика, который все-таки срывается протяжным воем с губ Ио. *** В комнату для совещаний вбегает молодой парень в белом халате – один из лаборантов доктора Соро. Что-то болезненно-зловещее, как предчувствие надвигающейся бури, мелькает за прозрачными стеклами его нелепых очков и еще до того, как он наклоняется, чтобы шёпотом передать сообщение, Йен Кайро знает – у них больше нет основного пилота, а значит, придется начинать всё с нуля. *** Доктор Соро смотрит на мониторы и не может поверить. Он видел это сотни раз, но как-то уж слишком неправильно, нелогично, нелепо выглядят в этот момент все эти замершие, грубо оборванные линии. Кажется, что кто-то из лаборантов просто наступил нечаянно на одну из сотен змеек в этом разношерстном серпентарии проводов, тянущемся от неподвижного тела к бездушным машинам. Доктор делает шаг, отдающийся эхом в его грудной клетке, подходит ближе и смотрит в распахнутые глаза. Замерзшие, словно покрытые корочкой холодной отстранённости, они тоже кажутся ему чем-то нестерпимо неправильным, но хуже всего их цвет: равномерно стальной, на несколько тонов темнее волос. «Разве у нее всегда были такие глаза?», - в ужасе спрашивает себя Айго и с болезненным отчаянием понимает, что так они и должны выглядеть, когда на их дне не прячется озорная, какая-то удивительно искренняя, и совершенно не типичная для взрослого человека, улыбка. И почему-то именно этот факт, эти ее глаза, перещелкивают какой-то рубильник, и в голове доктора Соро не собираются даже, а схлопываются стремительно в единую картинку несколько фактов. - Эби, Уми, - почти кричит он, - быстро подготовьте камеру сенсорной депривации в секторе В-8. Глен, тащи дефибриллятор. Вэстер, привези каталку из С-6. - Но, сэр, это ведь беспол… - Тащите, я сказал, - грубо перебивает их доктор и принимается расстегивать тугие кожаные ремни, железной хваткой удерживающие уже не сопротивляющееся тело. На приборном столике, меньше чем за минуту, возникает небольшой серый чемоданчик, а спустя мгновение возвращается и Вэстер с каталкой. Молодые ученые вопросительно смотрят на доктора Соро, ожидая дальнейших указаний. - Отлично, теперь помогите мне и бегом к Эби и Уми. Как только они аккуратно перекладывают тело девушки на каталку и ставят в ее ноги коробочку переносного энцефалографа, Глен и Вэстер синхронно вцепляются в черные прорезиненные ручки и пулей выстреливают из лаборатории. Доктор Соро задерживается на секунду и окидывает взглядом помещение. Они давно уже перестали реанимировать умерших в результате эксперимента – это по какой-то необъяснимой причине было совершенно бесполезно. Казалось бесполезно. Но сейчас у доктора Соро где-то на уровне ребер клокочет ядовитым варевом стойкое ощущение, что они каким-то невероятным образом проглядели нечто слишком очевидное. Искали очки, которые в итоге обнаружились на их собственной макушке. Айго Соро в какой-то степени даже рад этому. Потому что сейчас это дает надежду. И плевать, что он всегда считал ее глупым чувством, недостойным ученого. Сейчас именно она подталкивает его к действиям, и значит, является залогом спасения. «Пока мы можем летать, у нас есть шанс». Так, кажется, она сказала однажды? И он вернет ей этот шанс. *** Эби уже вводит в компьютер последние параметры, когда доктор Соро заходит в маленькое помещение с огромной – в полтора человеческих роста – горизонтально расположенной стеклянной капсулой посередине, наполненной мутноватой от соли водой. - Нужно поместить ее в камеру не отключая от энцефалографа, - командует доктор Соро. К счастью, большинство современной электроники легко выдерживает контакт с водой. – И еще нужно наложить электроды и настроить дефибриллятор на удаленное управление. Естественно все это только пока планка не опустится под воду, иначе мы просто поджарим и ее, и себя заодно. И поживее: антигипоксанты мы, конечно, ввели, но и они не всесильны. Как только металлические створки наглухо отгораживают тело Ио от окружающего мира, все присутствующие собираются вокруг монитора энцефалографа. «Давай», - мысленно рычит Соро то ли на себя, то ли все-таки на совершенно безразличный к проявлениям его эмоций аппарат, гипнотизируя ряд параллельных, едва колеблющихся линий на мониторе: «Я уверен, что не ошибся». - Доктор Соро, камера сенсорной депривации… - неуверенно говорит Эби. – Вы пытаетесь устранить внешние раздражители, это понятно. Но разве сейчас это имеет какое-то значение? Мы ведь зарегистрировали смерть мозга и остановку сердца. - Это имеет колоссальное значение. Потому что мы всё это время регистрировали вовсе не смерть мозга, как нам казалось… - тяжело вздыхает доктор Соро. - Да, сердце останавливается, но вовсе не от болевого шока, как мы считали. Аналогия с Do-S атакой, и правда, оказалась удачной. Мы допускали, что отдаленные смерти связаны с тем, что мозг не выдерживает увеличенной скорости передачи, просто не успевает структурно перестроиться, провести более четкую дифференцировку. Но почему-то никто из нас даже не предположил, что и смерть в первые часы может происходить по той же причине. Смотрите, - доктор берет лист бумаги и ручку и чертит блок-схему, не отрывая при этом взгляда от экрана, из-за чего рисунок получается немного корявым. – Скорость проведения нервного импульса увеличивается, но это не главное, как я сейчас понимаю. Вместе с этим ионы серебра каким-то образом понижают порог восприятия рецепторов т.е, по сути, значительно повышают их чувствительность. В результате человек в одно мгновение начинает слышать, видеть и чувствовать в сотни раз острее, а благодаря оплетающим нервные волокна серебряным муфтам, это огромное количество новой – и что важно, совершенно непривычной – информации с невероятной скоростью устремляется прямиком в корковые центры анализаторов. Мозг одновременно пытается обработать всю эту информацию и по совершенно естественным причинам не справляется, что приводит к «зависанию», если продолжать аналогию с компьютером. И вот тут, - доктор обводит жирным кругом стрелку между мозгом и сердцем, - мы и подходим вплотную к ответу на вопрос, почему же сердечно-легочная реанимация была совершенно не эффективна. Проблема в том, что даже если мы запускали сердце с помощью электрических разрядов, мозг был просто не в состоянии поддерживать заданный ритм, потому что центр регуляции сердечной деятельности банально был «недоступен». Это как вводить дополнительные команды в уже «висящий» компьютер – сделаешь только хуже. Вы слышали, что она закричала в последний момент, перед тем как ее сердце остановилось? - Так громко, - тихо, почти шепотом, произносит Уми, и от этого контраста перед глазами доктора Соро мгновенно вспыхивает выражение, которое застыло на лице Ио, одновременно с этой выдохнутой на пределе легких фразой. - Именно, - подтверждает он, сглатывая тугой комок запутанных эмоций, застрявший в горле, - «Так громко». А ведь кроме сигналов аппаратуры звуков почти не было. Это и натолкнуло меня на мысль… - доктор Соро обрывает предложение на середине, потому что замечает то, на что так неистово надеялся: амплитуда колебаний на энцефалограмме едва заметно, но все-таки увеличивается. – Обсудим все это позже. Он бросает взгляд на часы: нажмешь кнопку рано, и мозг снова станет недоступен для новых вводных, пропустишь момент и нечему будет этот сигнал воспринимать. Но доктор все-таки рискует и считает до шестидесяти. Разряд.