Share your silence with me

Тишину разрезает писк наручного коммуникатора. - Ио, ты сможешь подъехать в течение часа в лабораторию? - бодро спрашивает голос, доносящийся из маленького динамика, встроенного в простое металлическое кольцо на безымянном пальце левой руки. - А что случилось-то, док? – хрипло спрашивает Ио, пытаясь выгадать немного времени на то, чтобы окончательно проснуться, и отбросив одеяло, садится в кровати. Взгляд падает на старого образца электронные часы, по-хозяйски расположившиеся на прикроватной тумбочке: мерцающие голубоватым светом черточки безжалостно сгруппированы в подобие пятерки. - Разговор не телефонный, просто приезжай. Даже, если есть дела на сегодня, отмени всё и приезжай. Доктора Соро Ио знает уже несколько лет и уважает его больше чем кого-либо на этой прогнившей планете, поэтому бурчит едва слышно обреченное: «Окей», хватает первую попавшуюся майку, натягивает поверх нее комбинезон, в кармане которого брякают ключи от ховербайка, захлопывает дверь и сбегает по лестнице, перепрыгивая с каждым шагом через несколько неспешно ползущих ступенек, в итоге оказываясь внизу гораздо быстрее, чем полагается жителю респектабельного квартала Стрейт. *** Ио находит доктора в его кабинете. Рядом с ним за круглым стеклянным столом сидят двое незнакомых мужчин в строгих костюмах. - Добрый день, меня зовут Йен Кайро, - сухо представляется один из них, не говоря при этом ни слова о своей должности. Ио, впрочем, все и так понятно, поэтому она кивает и садится в свободное кресло, не дожидаясь официального приглашения. Второго мужчину Ио, пусть и не лично, но знает – это Рик Зандерболт – капитан одной из самых известных гоночных команд Земли, которая завоевала себе место на Олимпе вскоре после банкротства «Вей Рейсинг». – Благодарим вас за оперативность. Прежде, чем мы продолжим, я вынужден предупредить вас, что содержание нашего разговора останется в тайне. В случае, если мы не достигнем консенсуса, об этом разговоре вы просто не вспомните, - с военными Ио уже приходилось иметь дело, так что подобный расклад ее нисколько не удивляет. Однако, вопреки ее ожиданиям, никаких документов, подтверждающих ее добровольное согласие на стирание памяти, на подпись ей не дают. Что может означать только одно: уровень секретности значительно превышает тот, с которым ей приходилось иметь дело прежде. – Теперь непосредственно о том, почему мы вас вызвали в столь срочном порядке: вчера с Объединенным Правительством связался представитель таинственной планеты R452-N, так же известной как Обан. На Земле давно ходили слухи о могущественном повелителе времени и пространства Аватаре, который правит на Обане, но ранее мы не имели достоверной информации, подтверждающей его существование. Теперь же он прибыл с сообщением о том, что вскоре состоятся Большие Гонки Обана, которые проводятся раз в десять тысяч лет, и Земля имеет право выдвинуть свою команду. Правительство сочло, что отказаться от участия было бы неразумно, поскольку показало бы несостоятельность землян и могло привести к открытому военному противостоянию с кроггами, что стало бы мощным и, возможно, смертельным ударом по нашей экономике и независимости. Единогласно было решено, что в срочном порядке должна быть собрана первоклассная команда, готовая защищать честь Земли в этих соревнованиях. Ио бросает внимательный взгляд на доктора Соро, пытаясь уловить в его взгляде подсказку, предостережение, поддержку, но он, кажется, погружен в какие-то свои мысли и даже не смотрит в ее сторону, так что она вновь возвращается к созерцанию грубоватых черт лица, назвавшегося Йеном Кайро. - Чтобы успеть к месту проведения отборочных соревнований – планете Алуас – космическому кораблю потребуется двенадцать земных суток, поэтому вылет назначен на полночь десятого мая, а в нашем распоряжении на подготовку необходимого имеется всего шесть дней, - на столе появляется прозрачная папка, из которой Йен Кайро извлекает несколько чертежей. - Образцы болидов на воздушных подушках безнадежно устарели и даже с лучшими пилотами, по нашим данным, заметно уступают в скорости гоночным кораблям многих наших будущий соперников, поэтому генерал Шрей предложил использовать новую разработку Лаборатории Нейроавиации, над которой они работали в последние пять лет. Ваше имя, как одного из трех пилотов, принимавших участие в тестировании системы, было рассмотрено в первую очередь. Приказывать вам мы не имеем права – вы не военнообязанная и не состоите в официальном штабе ни одной из гоночных команд Земли, - секундная заминка, вполне красноречиво отражающая его мнении относительно пилотов-одиночек. - Однако, два других пилота уже отказались от участия в связи с возможными рисками, что поставит нас в достаточно сложное положение в том случае, если и вы не согласитесь занять место основного пилота в гонках на Обане. - Что значит: «отказались в связи с возможными рисками»? – удивленно спрашивает Ио: Рой и Дарго – профессиональные гонщики-испытатели, с которыми она не единожды работала вместе – они не из тех, кто добровольно откажет себе в удовольствии погонять на новеньких сверхскоростных болидах, особенно, когда за это еще и платят приличные деньги. - Подождите: все по порядку, - говорит Йен Кайро и указывает на одну из схем, аккуратно разложенных перед ним. - Вы пилотировали болид серии Fulgur-1, сконструированный несколько лет назад. Новейшая же разработка лаборатории – Fulgur-2.2 – превосходит первую модель по скорости в 5-10 раз, - Ио замечает подозрительный взгляд, брошенный при этих словах Зандерболтом на доктора Соро. Цифры, и правда, поражают: тяжело даже вообразить подобную скорость. - Проблема в том, что для обычного человека физически невозможно управление этим кораблем, - военный представитель поворачивается и, как почему-то кажется Ио, с излишней небрежностью произносит: - Доктор, объясните, пожалуйста, суть проблемы – я не силен в подобных вопросах. Айго Соро не сразу реагирует на обращенные к нему слова, он даже не сразу понимает, что от него ждут ответа, отделенный призрачной стеной своего отчаяния от собеседников. Он думает о том, что он, черт возьми, никогда не собирался становиться пешкой в военной машине, просто хотел заниматься любимым делом. И что в итоге? В итоге он продался за возможность спокойно заниматься своими исследованиями, собрать группу талантливых молодых ребят, чьи головы не забиты еще вековыми предрассудками академических знаний, создавать что-то с чистого листа, пытаться дотянуться, проглотить, переварить и встроить в свою систему исследования галактических собратьев. Он продался им, потому что военные – единственные, кто способен оплачивать подобные исследования. И теперь перед ним на столе лежит черная папка, приковывающая взгляд, растворяющая мысли, давящая на ответственные за совесть внутренние потроха, потому что в ней, по сути, подписанный приговор. Начатая игра в старую добрую русскую рулетку, когда кто-то другой уже дважды спустил курок. И он знает – эта девушка, что сидит, отделенная от него только прозрачным полумесяцем стола, не побоится спустить его в третий раз. Слишком уж он хорошо это знает. Айго Соро встает, складывает руки на груди и, тяжело выдохнув, начинает объяснение: - Скорость проведения импульса по нервным волокнам зависит от их типа и диаметра и составляет максимально в крупных миелинизированных волокнах примерно 120 м/с. Управление же кораблем запрашивает скорость проведения порядка 500 м/с. Эта проблема встала перед нашей рабочей группой около полутора лет назад, и один из исследователей придумал весьма неординарный способ ее решения: он предложил подобно миелину использовать серебро, обладающее наибольшей электропроводностью среди всех металлов. С помощью радиофармацевтических препаратов нам удалось добиться того, чтобы ионы серебра приобретали тропность к нервной ткани и откладывались в эпиневрии, образуя вокруг нервных волокон своеобразные островки-муфты, и обеспечивали тем самым необходимое ускорение проведения нервных импульсов. На протяжении длительного времени результаты были неутешительными, однако, после некоторых доработок нам все же удалось добиться удовлетворительных результатов: максимальная зарегистрированная скорость проведения у макак составила 462 м/с, что учитывая некоторую разницу в устройстве нервной системы должно соответствовать у человека значению где-то в 600-700 м/с. Проблема в том, что выживаемость в ходе эксперимента составила всего 65 процентов. Минимально этот показатель должен составлять 85 процентов, чтобы этическая комиссия разрешила провести эксперимент на людях. - Почему такой большой процент смертей? – доктору Соро до зубного скрежета неприятно слышать этот вопрос, но он знает – Ио не делает акцента на словах "большой процент", и уж тем более не пытается его обвинить в этих смертях, просто старается разобраться в том, на что хочет подписаться: он уже видит разгорающийся огонек в ее глазах. Такой же, как в тот день, когда она впервые оказалась за панелью управления Fulgur-1 в качестве тестера. Поэтому доктор Соро отвечает, стараясь максимально честно, насколько ему позволяет вся эта чертова ситуация, объяснить положение – может еще есть шанс, что она откажется от всего этого безумия: ее кровь со своих рук он совершенно точно никогда не смог бы отмыть. - Ни один из известных человечеству анестетиков не может быть безопасно применен в сочетании с радионуклидными методами, так что многие умерли от болевого шока, - доктор Соро рад, что прирученный за время работы в лаборатории голос, послушный теперь словно собака, не дрожит, не сбивается на отчаянный хрип от воспоминаний, надежно скрывая внутреннее смятение под белоснежной броней халата. - К тому же, некоторые животные погибли по непонятной для нас причине, уже после успешного образования аргентальных муфт и зарегистрированного увеличения скорости проведения импульсов. Есть версия, что гибель каким-то образом связанна с «перегрузкой» головного мозга из-за непривычной скорости поступления информации. Это похоже на то, как зависали компьютеры начала века при DoS-атаках. Однако, проверить эту теорию мы еще не имели возможности. - Так это и есть те самые «риски», которые вынудили Роя и Дарго отказаться? – Йен Кайро кивает, мысленно ругая себя за то, что зря послушался доктора и не настоял на большей цифре, проклиная параллельно демократию и свободу выбора, предчувствуя, что придется теперь в качестве «лабораторной мыши» и гонщика в одном флаконе использовать кого-то из пилотов «желтой линии» - эти уж точно согласятся, особенно за солидное материальное вознаграждение. И плевать они хотели на какие-то там риски, пусть даже это и убьет их с вероятностью 2:1. Ио, однако, вопреки мнению военного представителя и здравой логики, тоже вовсе не собирается добровольно отказываться от подобного приключения. Доктор Соро, судорожно сжимает онемевшими пальцами подлокотник пластикового кресла. Он больше всего сейчас хочет проснуться и узнать, что он все еще студент, беззаботно мечтающий о своей собственной лаборатории, а не человек, который не имеет права молчать, но под давление обстоятельств не может открыть рта, крикнуть, предупредить, что цифры, названные им – фальшивка, неоправдавшийся прогноз, который его заставили выдать за правду. Потому что за команду Земли обязаны выступать только лучшие из лучших. Потому что команде Земли отчаянно нужен почетный приз. Доктор с кристальной ясностью понимает: Ио имеет право знать, что Рой и Дарго отказались не потому, что являются трусами, а потому что услышали цифру, которая повергла их в ужас, хотя и она тоже была всего лишь грубым округлением. Но доктор Соро не может вымолвить ни слова. Потому что из «лучших» осталась только она. И он уже слышит, как Ио Шкит взводит курок: - Что же, считайте - у вас есть пилот. И пуля тянется металлическим щупальцем к тонкой, почти прозрачной коже виска, через которую отчетливо видно танцующую жилку.