Прикладное Флотоводство

      Просторный, светлый кабинет. Три огромных вертикальных окна, такие же, как и во всём комплексе, толстенные и с явно заметной мелкой металлической сеткой внутри. Только, в отличие от прочих окон в комплексе, это не было так сильно затемнено. Стальные жалюзи из заметно толстых металлических пластин сейчас были полностью убраны внутрь массивного карниза-короба. Через всю правую стену шёл длинный шкаф, уставленный моделями военной техники времён Великой Отечественной, при чём одних только Ил-2 выставлено было три штуки. Многочисленные модели окружали различные специфичные сувениры, вроде осколков снарядов или смятых пуль, явно выковырянных из бронежилетов. Была даже граната. Та часть шкафа, что была поближе к рабочему столу была заставлена многочисленными папками, подписанными лишь однотипными номерами, даже цветами не различавшимися. За моей спиной был огромный, метра три в диагонали, плоский телевизор.       Почти всё пространство пола в помещении занимал массивный Т-образный стол, длинная сторона которого была рассчитана на восемь человек и состояла из двух разделённых столешниц, между которыми поднимались стойки с закреплёнными на них экранами. За спиной хозяина кабинета, под портретами президента и какого-то мужика, видимо нынешнего начальника Службы, были вывешены две сабли, казацкая именная шашка и даже подозрительного вида прямая катана.       Сам хозяин кабинета, Холоденко Дмитрий Борисович, невысокий, лысый старичок, с покрытым морщинами лицом и лбом, как раз вставал с кресла и шёл мне навстречу, не сводя с меня цепкого взгляда выцветших глаз. Он был одет в простые чёрные брюки и обычную рубашку, даже не форменную.       А ещё я знал, что ему нет и семидесяти. Он выглядел намного старше своего возраста.       — Даров, Борисыч! — невольно улыбнулся я. — Ты как-то внезапно постарел!       — Договоришься у меня, Гнитецкий! — пригрозил мне хозяин кабинета, подходя вплотную.       Но пригрозил так, беззлобно, даже с усмешкой на лице. И, совершенно неожиданно, обхватил меня за плечи и прижал к себе.       — Хорошо, что ты выкарабкался… — тихо прошептал он мне на ухо.       — Борисыч, ты чего? — опешил я.       — Эмоции, — тихо хмыкнул Холоденко, отпуская меня из объятий. — Это для тебя день прошёл, закрыл глаза в разрушенном доме, открыл в больнице. А у нас здесь прошло довольно много лет. Да и событий было… да ты садись, садись.       Довольно резво, для его внешнего вида, Борисыч отскочил от меня и выдвинул одно из кресел. Подошёл к столу, беря с него стоящий в зарядном устройстве пульт, плоский и прозрачный как осколок стекла, а затем снова обогнул стол и сел напротив выдвинутого для меня кресла. Как бы показывая, что сейчас будет не разговор начальника с подчинённым, а доверительный разговор двух старых друзей.       Психологический трюк, который старик проворачивает явно по привычке и, может быть, даже бессознательно, ведь он знает, что я такие мелочи всегда подмечаю.       Впрочем, не буду ему об этом напоминать. Не после такого приветствия.       Хотя, чует моё сердце, разговор предстоит какой-то неприятный. Слишком уж напряжён Холоденко.       Оставалось только вздохнуть и заковылять в сторону кресла. Нет, тут, конечно всего два шага, но мне как-то вдруг словно стало ещё тяжелее ходить. Да и фантомные боли опять во всех суставах поселились…       — Ты чего несуразный такой? — внезапно спросил контр-адмирал, оглядывая меня цепким взглядом.       — Несуразный? — с усмешкой уточнил я, плюхаясь в кресло. — Ты хотел сказать, «весь переломанный», а, Борисыч?       Старик на это тяжело вздохнул и отвёл взгляд в сторону.       — Я, честно говоря, думал, значится, что ты в норме будешь, — как-то потеряно проговорил Холоденко. — Что, значится, реабилитация закончится, и ты хотя бы ходить-то уверено будешь. А оно, вона как, значится…       — То-то ты мне так обрадовался! — хохотнул я.       Борисыч поднял на меня серьёзный, потяжелевший взгляд. Настолько непривычный, что меня аж пробрало. Улыбочка сама собой сползла с лица.       — Что за фигня, Борисыч? — опять спросил я, но на этот раз уже вполне серьёзно.       — Похоже, не стоит тебя назначать на это, — внезапно очень тихо произнёс Холоденко. — Реабилитационный период может и закончен, значится, но ты не то что ходить не можешь, ты не только физически негоден, значится, ты…       — Эй, — шутливо нахмурился я, — обидно щас было, Борисыч!       Холоденко покачал головой:       — Пытаешься сбросить моё напряжение, значится. Теперь я припоминаю, ты и раньше часто так делал, выводил меня из себя, расшатывал диалог, чтобы сократить и выбросить из моих слов всё, что ты слушать не хотел. Долгие объяснения, например.       Весело хихикнув, контр-адмирал откинулся в кресле.       — Значится ладно! — произнёс он, складывая руки в замок на животе. — Попробую выбросить всё лишнее…       Взгляд старикана скользнул влево.       — Значится, сразу к делу, — тяжело вздохнул он, наклоняя голову. — Я хотел бы, что бы ты, значится…       — Борисыч, — перебил я контр-адмирала. — Ты сейчас будешь мне задвигать какую-то чушь, выдавая её за то, что ты хотел мне сказать изначально. У тебя жестикуляция, мимика и смена лексикона говорит об этом. Я уже знаю, что есть какая-то задача, которую поручить некому, с которой Хорхина, скорее всего, не справится, а значит социальная задача. И при этом достаточно щекотливая, что понадобился кто-то с моим или её уровнем доступа. Очевидно кто-то, кто больше знает о Персональной Реальности, знает на практике. У вас появился кто-то опасный, кто-то с кем справиться могу я, но не может Хорхина, но теперь ты опасаешься меня отправлять туда.       Холоденко наклонил голову и тяжело вздохнул. Затем вновь посмотрел на меня, почти в глаза, но ему мешали это сделать солнцезащитные очки. На лице старика появилась грустная улыбка:       — Как всегда легко меня читаешь, Гнитецкий. Ты прав, поручить некому…       Контр-адмирал прервался, увидев, как моя рожа перекривилась.       — Борисыч, — устало протянул я. — Ты стареешь. Слишком много нарочитых жестов, слишком явно потерял контроль над взглядом, искусственные оговорки, и предварительно подготавливающая меня секретарша. Отлично, пропускаем всё это, я проникся тем, какой я незаменимый и как удачно вышел из комы, давай переходить к делу.       Лицо старикана потеряло всё своё грустно-сочувствующее выражение. Теперь передо мной был спокойный и собранный офицер, каким я его помнил.       — А ты слишком хорошо меня знаешь, — спокойно констатировал он факт. — Впрочем, с тобой это никогда не срабатывало…       — Те объятия не были фальшивыми, — снова перебил я старика. — Ты действительно был рад тому, что я вышел из комы. Переходи к делу, Борисыч. Твоя секретарша не кривила душой, когда говорила, что времени слишком мало.       — Верно, — спокойно кивнул контр-адмирал. — Теперь я вижу, с твоими когнитивными функциями всё замечательно. Прости старика за эту топорную проверку, но мне действительно понадобился человек твоего уровня, и Хорхина действительно не подходит.       Взяв со стола похожий на кусок стекла пульт, Холоденко чуть сильнее сжал его за торцы и устройство послушно подсветило синим контуры кнопок. Направив пульт в сторону двери, старик привычно отбил несколько кнопок и бросил пульт обратно на стол.       Громко щёлкнула входная дверь и раздалось едва заметное шипение. В комнате резко потемнело – окна резко затемнились, приобретая золотистый отлив. Быстро поползли вниз массивные жалюзи. А у меня перед глазами появилась надпись: «Потеряна связь с системой» и тут же сменилась другой: «Внимание, обнаружено активное глушение сигнала!»       Я хмыкнул.       Показуха, конечно, Борисыч мог подготовить кабинет заранее, сейчас он показывал мне, что переходит на рабочий режим. Впрочем, не исключаю и варианта, что он действительно хотел поболтать, ведь для него мы не виделись больше десяти лет.       — У неё слишком сложный характер для нормального выполнения этой задачи, — решил всё же пояснить контр-адмирал. — Даже за тобой я посылал её с некоторой опаской. И судя по всему, она, значится… бросила тебя одного, не озаботившись тем, чтобы показать тебе хотя бы направление. Не удивлён, к сожалению. Ты уж прости её, Гнитецкий, у неё есть на такое поведение свои причины…       — У неё явно надломленная психика, — хмыкнул я. — Она ненавидела меня с самого начала, ещё даже не встретив. Она, скорее всего, ненавидит всех таких как я. Отбраковка от искусственной Аватары или неудавшийся эксперимент над Персональной Реальностью… Или что-то в этом духе, да?       Борисыч вздрогнул от этих моих слов:       — Слава Богу, нет, это не так. Ты сам же знаешь, как опасны такие люди.       Я молча кивнул. Действительно, знаю.       Очевидно, Елена не просто так упоминала «рассинхронизированных», да и собственные воспоминания у меня были не из приятных.       — Я бы, значится, не хотел развивать эту тему… — протянул неуверенно контр-адмирал. — Но, значится…       — Нет – так нет, — пожал плечами я. — Не горю желанием узнавать. Пропускаем ту часть разговора, где я принимаю извинения.       — Как же с тобой тяжело, — вздохнул Борисыч, поднимаясь с кресла. — Ну вот почему у вас всех такие сложные характеры? Ты, между прочим, себя ничуть не лучше Хорхиной ведёшь.       — Ага, как же! — иронично хмыкнул я в ответ, провожая взглядом неспешно пересекающего кабинет старика.       — Как ты правильно понял, для этой задачи твои физические кондиции не особо нужны, — пробормотал контр-адмирал, открывая спрятанный за сдвижной дверью шкафа сейф. — Но это не значит, что всё можно сделать расслаблено… И, да, я именно про те два раза тебе напоминаю!       Я скривился. Блин, тут же куча лет прошло, а он мне времена моего шестнадцатилетнего детства припоминать будет? Опять?       — Я не собираюсь снова решать проблемы с местными полицией и спецназом, навешивать гриф на всё подряд то ещё занятие, чтоб ты знал! — старикан грозно потряс в мою сторону добытой из сейфа папкой. — А в твоей задаче будет, значится, самый высокий гриф секретности. Потом тебе ещё надо будет подписку обновить, а сейчас – ознакомься.       И передо мною на стол плюхнулась худенькая, словно школьная тетрадка, папка с регистровым номером в углу. Просто регистровым номером, даже без необходимых штампов.       Теперь понятна эта манипуляция с жалюзи и глушилкой. Такую папку даже из этого кабинета выносить нельзя.       Раскрыв скоросшиватель, обнаружил внутри листы бумаги, запаянные в блестящий ламинат. Я уже видел такой особый ламинат, с защитой от сканирования и фотографирования.       — Я снимаю очки, — предупредил на всякий случай старикана, прежде чем действительно их снять.       Из-за защиты ламината буквы расплывались перед глазами, даже если смотреть через обычные солнцезащитные очки. Впрочем, они же не обычные, со встроенным прозрачным экраном, так что, скорее всего, дело в этом.       Намеривавшийся было снова усесться передо мною, контр-адмирал вздрогнул и поспешил отойти. А потом и вовсе вернулся за рабочий стол.       Хмыкнув, я перевёл взгляд обратно на содержимое папки.       Там, на четверть титульного листа, была напечатана цветная фотография девочки лет пятнадцати-шестнадцати.       «Каримова Ольга Егоровна», было написано рядом. И, оказывается, ей даже не пятнадцать, а всего четырнадцать.       Родилась… Выросла… Проживает… надо же, Татарстан. Никогда там не был.       В данный момент проходит обследование… Прогрессирующий уровень Феномена… Воплощённая Корабельная Аватара?       Так-так, сложность самоидентификации, ассоциативный отклик на ТАРКР «Адмирал Нахимов», пониженная сенсорная возбудимость, подавленное состояние…       Отложив папку, я снова надел очки и посмотрел на Холоденко. Старикан смотрел куда-то в пустоту и нервно барабанил пальцами по столешнице. Вот этот его жест я узнаю, он так реагирует, когда проблемы начинаются, а он их не ждал.       То есть, почти всегда, когда занимался с подопечными отдела «Ч». И мной в том числе, чего уж там…       — Борисыч! — позвал я.       — Договоришься у меня, Гнитецкий! — привычно огрызнулся тот.       Я даже внимания на это особого не обратил. Вместо этого приступил к немедленному допросу:       — Ты мне зачем дал дело Аватары, Борисыч? Ещё в машине подсунул подборку, чтобы я в курс дела вошёл. Я понимаю, если бы ты хотел, чтобы я от неё избавился, но она же, вроде как, наша Аватара? Или ты думаешь..?       — Гнитецкий! — рявкнул контр-адмирал. Негрозно так рявкнул, скорее для проформы. — Ты чушь-то не городи, я тебя в таком состоянии никуда, ни на какую ликвидацию, вообще, значится, ни на какую боевую миссию не пошлю. Мне, значится, твои другие таланты нужны…       Ну я и не был никогда особым боевиком-то. Тут скорее моё проклятие…       Стоп. В этом что-то есть…       — Секунду, — остановил я речь контр-адмирала, пока тот набирал воздуха в грудь для каких-то разъяснений.       Прикрыв глаза, я сосредоточился на своих ощущениях. Смутное чувство неправильности свербело в мозгу. Это была неправильность, которая возникла только что. Мне что-то не понравилось.       Слова Борисыча? Да, он что-то скрывает, но это не оно.       Личное дело? Определённо оно.       Лицо девочки? Нет, оно обычное.       Имя? Оно теперь не имеет значения.       Название корабля? Да, что-то с этим.       Разве во времена Великой Отечественной могли назвать корабль именем Нахимова, который был адмиралом ещё той, дореволюционной России? Нет, дело даже не в этом. Во времена Великой Отечественной не было никаких ядерных реакторов. Ядерное оружие было применено американцами по японским городам, которые входили в то время в державы нацистской Оси, в то время как корабль идёт по классификации как тяжёлый атомный ракетный крейсер. Атомный. Кроме того – ракетный. Таких кораблей не было во времена Второй Мировой, они появились гораздо позже, уже после того, как разработали компактные ядерные реакторы и управляемое ракетное оружие, которое во время Великой Отечественной едва начало появляться.       Что с этим не так? Почему я зацепился за этот момент? Он с чем-то противоречит?       Да, верно. Я читал в докладе, что Аватарами становятся психологические модели кораблей до времён Второй Мировой, после которой… как же там… «Не было массовых смертей»?       Кстати, это ведь не верно. Были. Явно были. Я помню трагедию Курска. Могут ли подлодки быть Аватарами? Не дочитал до этого места в докладе.       Но, что гораздо важнее…       — Дмитрий Борисович, — открыл я глаза и посмотрел на контр-адмирала. — Эта девочка – Аватара корабля гораздо более поздней постройки, чем большинство уже существующих Аватар. Её появление необычно. Возможно, сам факт её появления – гостайна стратегического уровня? Моей задачей будет обеспечить законспирированность самого факта существования Аватары атомного ракетного крейсера?       Несколько секунд Холоденко просто вглядывался в моё лицо, а потом отвёл взгляд и как-то тяжело вздохнул, что мне показалось, будто бы контр-адмирал разом постарел на пару десятков лет.       — Я и забыл, каково это, общаться с привыкшим быстро анализировать ситуацию парнем с Ай-Кью за полторы сотни, — устало произнёс Холоденко. — Сколько там у тебя по тестам было? Сто девяносто две?       — Сто восемьдесят четыре, последний раз было, — поправил я. — Сто девяносто две было у Шкафа. Ну, насколько я помню. Не знаю, сколько ему потом намеряли…       — Шкаф пропал, — перебил меня контр-адмирал. — Практически сразу после того, что с тобой случилось. Просто растворился в толпе, и мы с тех пор не смогли его найти.       Ну и не найдут, значит. Если Шкаф захотел, то его только пара человек сможет найти. Я, например.       Стоп, что? Зачем он вообще решил «пропасть»?       Снова тяжело вздохнув, Холоденко опять посмотрел мне в глаза, не давая додумать мысль, и веско произнёс:       — Ты не ошибся. Её существование – гостайна, которую ты должен сохранить. Справишься?       Я невесело хмыкнул и пожал плечами:       — Справлюсь, без проблем. Как раз мой профиль. Вы меня всей Конторой два месяца искали, а если Контора на моей стороне будет…       — Будет, — кивнул Борисыч. — Только имей в виду, действовать будешь сам по себе. Я только в крайнем случае вмешаюсь. Именно поэтому, я посылаю именно тебя, ведь…       — Мне не привыкать, — кивнул я. — Однако, это нормально? Разве Аватара не должна проходить специальное обучение? Я никогда не поверю, что имея опыт работы с нами, отдел «Ч» не адаптировал этот опыт для стабильно и регулярно появляющихся носителей Персональной Реальности.       — Обладателей, — поправил контр-адмирал. — Вас называют Обладателями Персональной Реальности, сокращённо ОПРами. Но сам факт того, что существуют ОПРы помимо Аватар секретен. Поэтому и ОПРы, созвучно с «операми» и легко перепутать на слух. Но всё же, постарайся не использовать в речи.       — Принято, — легко согласился я.       Чего уж там, не использовал раньше, не буду и дальше использовать.       — Что касается обучения, — продолжил Холоденко, — то методики разработаны для артиллерийских и торпедных кораблей. Для кораблей УРО они не подходят. Там и тактика абсолютно другая, и технические характеристики, и даже видят они по-другому. К разработке новых инструкций мы даже приступить не успели, первая Аватара корабля УРО появилась буквально вчера. Поэтому всё так срочно, поэтому её надо спрятать прямо сейчас. Поэтому я и выдернул тебя. У тебя есть разрешение обучать её самостоятельно. Ты уже поднимал уровень своей команды, так что справишься.       — После убийства Деда, — нахмурился я. — Это была вынужденная мера, и ты прекрасно помнишь, чем это обернулось для…       — Ты один из восьми человек в России, кто делал это успешно, — перебил мои возражения Борисыч. — Один из восьми, кто вообще сталкивался с чем-то новым и действовал не по шаблонам из учебников для Аватар. И часть твоих методик – в тех учебниках, Гнитецкий.       Так себе откровение, на самом деле. И ты, Борисыч, прекрасно знаешь, что мне это не понравится. Психологически давишь, да? Представь, мол, Гнитецкий, как страдают из-за тебя маленькие девочки на пути к становлению Аватарой.       Нет. Ты хочешь, чтобы я так подумал, товарищ контр-адмирал. Хочешь, чтобы я почувствовал вину.       — Не слишком откровенно, Борисыч? — ухмыльнулся я. — Стареешь, что ли?       — Иногда чёрной кошки в тёмной комнате попросту нет, — отмахнулся от моих слов Холоденко. — Не знаю, какие там глубокие смыслы ты нарыл в моих словах, но выбрось это из головы.       Так, значит? Ну, ладно. Зайду с другой стороны.       — То есть, ты хочешь сказать, что у меня карт-бланш? Я могу пытаться научить её всему, чему хочу, а могу вообще не учить?       На этих словах контр-адмирал как-то нехорошо ухмыльнулся.       — Ты не можешь вообще не учить, Гнитецкий, — покровительственно пояснил он мне. — Просто психологически не сможешь оставить эту девочку в состоянии неконтролируемой Персональной Реальности. Это один из краеугольных камней твой психологической матрицы. Один из Столпов твоей собственной Персональной Реальности. А она – твёрже обстоятельств.       Чего? Пока меня не было, они нарыли про нас что-то такое, что даже я сам плохо понимаю? Если у них есть столь глубокое понимание работы наших способностей, то…       Искусственные Операторы Персональной Реальности?       Аватары рукотворны?       Поэтому Борисыч стал контр-адмиралом? На нашем опыте создали методику, а он курировал проект? Поэтому Шкаф решил «уйти»? Или ему – помогли?       А может       «Удалось получить полноценного телепата?» — так и подмывает спросить Борисыча в лоб, проследить за его реакцией на этот вопрос, это даст ответы на все вопросы…       Но не стоит дёргать кота за усы. Ещё не так поймёт.       Это я с Борисычем виделся чуть больше двух месяцев назад, а он видит меня впервые за много лет. И могу ли я быть уверен, что он относится ко мне по-прежнему?       — Я не знаю, о чём ты задумался, Гнитецкий, — осторожно заговорил контр-адмирал. — Но прямо сейчас мне нужны твои способности растворяться в толпе. Забери с собой Аватару, пару человек охраны, и сделай так, чтобы тебя не нашли даже лучшие из нас. Ты умеешь. Проблема может возникнуть только с АйТи-специалистом, но я тебе его найду в ближайшие дни, и он подчистит все сетевые следы. Пока обойдёшься «Андромедой» в режиме обеспечения спецопераций, она будет подтирать всё в фоновом режиме.       Я удивлённо коснулся пальцем дужки очков, выгибая вопросительно бровь.       — Да-да, именно про очки и говорю, — правильно понял вопрос Борисыч. — У тебя прямой доступ к ИскИну сопровождения. Но не торопись с выводами, это не тот ИскИн, который в фантастике, это просто очень развитая экспертная система. Да, она разговаривает и даёт советы, может выполнять сложные приказы, но не ожидай от неё возможностей человека. Хорхина должна была объяснить…       На это заявление мне оставалось только невесело хмыкнуть. Заметивший это Холоденко на долю секунды скривился, но тут же восстановил спокойно-доброжелательное лицо.       — Я с тобой Леночку отправлю, — внезапно произнёс контр-адмирал. — Она как раз должна заниматься твоим обеспечением. Пока туда-сюда, дочитай личное дело и отдай значится, ей, она вернёт, как положено.       Леночка вместо Светочки? Вместо Хорхиной? Да это ж праздник, Борисыч, дай я тебя поцелую!       В слух я это, конечно же, не скажу.       — Значится, читай личное дело, думай, подготавливайся, если понадобится что-то сверх того, что ты, значится, обычно берёшь, скажешь Леночке, она организует. У тебя, значится, через три часа вертолёт, полетишь в Казань, тебя там уже должны ждать. Всё, значится, уже организовано, поблагодаришь Леночку за это. Извини, Гнитецкий, но всё нужно делать очень быстро. Чем быстрее Аватара исчезнет, тем, значится, меньше информации утечёт.       — Так говоришь, когда у вас действительно людей не хватает, — пробурчал я.       — Не хватает, Гнитецкий, — неожиданно ответил контр-адмирал. — С твоей квалификацией, уровнем доступа и способностями, значится, вообще нет, почитай. И из всех из них, значится, только тебя я могу попросить, и знать, что ты – сделаешь.       Знаешь, Борисыч, а вот это было подло. Такие фразы, знаешь ли, за душу цепляют.       — Теперь понятно, чего ты обниматься лез, — пробурчал я, поднимаясь из-за стола. — Обрадовался, что вернулась любимая пешка, да?       — Ты никогда не был пешкой, Гнитецкой, — помотал головой контр-адмирал, тоже поднимаясь из-за стола. — И запомни хорошенько: людей никогда нельзя считать шахматными фигурами или расходниками. В человеке нужно видеть человека, Гнитецкий. Говорить с человеком, приказывать человеку. И тогда человек будет в ответ действовать как человек. А не как машина, заправляемая едой.       — Это… неожиданно глубокая мысль, Борисыч…       — Это основы управления персоналом, Гнитецкий, — невесело хмыкнул контр-адмирал. — Многие просто их позабыли, и обрели привычку выбрасывать отработанный материал на свалку. Я, как видишь, такого себе не позволяю. Поэтому, значится, сейчас ты здесь и можешь спасти мою задницу. Видишь, как оно работает?       — Кстати об отработанном материале, — нахмурился я. — Когда я смогу навестить Ирину?       Неожиданно контр-адмирал помрачнел и отвёл взгляд.       — Я бы перевёл тему, — глухо проговорил Холоденко, — но с тобой это никогда не работало. Навестить Можарову не получится. Заведение, где её, значится… лечили… Сгорело, значится. Полностью. Выживших не было.       Как это… сгорело?       В смысле?       То есть, Ирина вот так просто погибла?       — Тело идентифицировали? — на всякий случай уточнил я.       — Бесполезно, Гнитецкий, — поднял на меня хмурый взгляд контр-адмирал. — Мы даже комплектность всех тел не смогли подтвердить. Половина погибших вообще не опознана…       — А как же тестирование ДНК? — не понял я.       — Кого могли – идентифицировали. Но ты же понимаешь, нужен образец, а в теле погибшего нужны целые части тканей. — Холоденко тяжело вздохнул. — Пожар там был ужасный. Даже кости горели. Да и образцов большинства пациентов…       У меня холодок по спине пробежал от понимания.       — То есть, тело Ирины вы не идентифицировали?       — Да пойми же, — начал было контр-адмирал, но я его перебил:       — Если вы её не идентифицировали, то она, скорее всего, жива. Где-то бродит и…       — Гнитецкий! — повысил голос контр-адмирал. — Люди не выживают в таком пожаре!       — Но Ирина вполне могла, — помотал я головой.       Это я зря сделал, тело подвело, комната закружилась, и я опёрся о стол, чтобы не упасть.       — Никто не мог, — успокаивающе произнёс Борисыч, придерживая меня за плечо. — Но если тебе будет спокойнее, то она, значится, внесена в базы данных нейросетевых анализаторов видеоряда. Если она мелькнёт хоть в одной уличной камере или камере безопасности, есть появится хоть на одном видео в интернете или что-то подобное, анализаторы её засекут. Не волнуйся, Гнитецкий. Если Можарова неожиданно появится, я сразу свяжусь с тобой через «Андромеду», наплевав на конспирацию. Тебе от этого будет легче?       — Будет, Борисыч, — пробормотал я, в самом деле почувствовав облегчение от этих слов. — Спасибо. Вот только что за нейросетевые анализаторы? Надо было предупредить о них, мне же теперь…       — Я же говорю, — хмыкнул повеселевший контр-адмирал, — «Андромеда» в пассивном режиме всё подотрёт. Об уличных или внутренних камерах можешь не волноваться. Видео или фото с твоим лицом, или с лицом той Аватары даже не получится залить в интернет, оно будет автоматически удаляться по техническим причинам. Эту часть контролируем мы, а значит, с этой стороны ты обезопасен.       — Ясно, — кивнул я. — Предупреди насчёт Ирины, если что.       — Если что – то я сразу, — заверил Холоденко. — Тебе, может, дойти помочь? Ты как-то несуразно, значится, на ногах держишься…       — Ты лучше скажи, — приподнял я папку с личным делом, — это вообще нормально, что я её отсюда выношу? Запрещено же?       — Конечно запрещено, — кивнул контр-адмирал. — Поэтому ты и не выносишь эту папку отсюда. А теперь двигай давай, секретности он меня учить будет!       И хлопнув той самой папкой мне по макушке, Борисыч повёл меня в сторону двери. Аккуратно повёл.       Когда он повернул ручку двери, откуда-то сверху раздалось шипение, и только после этого щёлкнул замок. За спиной тихо загудели поднимающиеся жалюзи.       — Принимайте пациента, Леночка! — крикнул в коридор Холденко.       — Конечно-конечно! — засуетилась девушка, подскакивая с кресла.       — Эй! — возмутился было я.       Прежде чем я начал гневную отповедь, Борисыч сжал моё плечо совсем не стариковской хваткой:       — Ну, я на тебя рассчитываю.       И сунул мне в руки папку. Которую нельзя выносить из кабинета.       — Эй! — ещё громче возмутился я.       И снова оказался перебит, аккуратно обхватившими моё предплечье женскими руками.       Ладно.       Не буду возмущаться.       Что уж теперь…       Сопровождаемый аккуратно придерживающей меня Еленой Владимировной, я перешёл в «предбанник» кабинета и первым делом бросил взгляд на журнальный столик.       Тортик был на месте!       Хоть осталось от тортика только половина, но – эй – тортик таки был на месте! Правда от него только что изъяли кусок и явно собирались съесть.       Потенциально мой кусок!       Я поднял взгляд, чтобы выяснить, что за наглая рожа собирается мой тортик…       Смеющиеся зелёные глаза, множество морщинок вокруг них, длинная, окладистая борода, залихватски заломленный набок зелёный берет…       — Художник? — оторопел я.       — Давненько меня так не называли! — улыбнулся отнюдь не выглядящий на сотню лет дедуган.       Отложив в сторону длинный свёрток, он поднялся с дивана и распахнул объятья:       — Иди сюда, бездельник, я проверю твои кости!       — Не на прочность? — подозрительно спросил я.       — О чём ты? — изобразил непонимание дедуган. — Мне нет совершенно никакого дела до аугментации костной ткани фуллеренами! Ну же, давай, обними старика!