***
Дружок, сбросив ботинки, завалился на диван. Берты дома не было — рай. Никто не пилит, никто не донимает. Барбоскин включил телевизор, постоянно перещелкивал каналы, но попадались или убийства, или грабежи, или насилие. Пробормотав: "Как на работе, ей-богу!", он выключил телевизор и встал с дивана. Отдохнуть от работы не получилось. Может, хоть от Берты получится? Он пошел на кухню. Открыл холодильник и вынул оттуда литровую бутылку пива. Открыл ее. Хотел сделать глоток, как взгляд невольно упал на записку на столе. Поставив пиво на стол, он взял в руки бумажонку. На ней мелким почерком Берты было что-то написано. Дружок всегда с трудом разбирал ее почерк. "Я сегодня задержусь. Вернусь позже обычного. На работе аврал. Только смотри: вернусь, чтобы был как стеклышко! Ты меня знаешь, я за версту учую и ту баночку в холодильнике я хорошо помню!" Он скомкал бумажку и выкинул ее в мусорку. Правильный образ жизни Берты порядком раздражал. Хотелось иногда расслабиться. Сходить с друзьями в бар, выпить, поговорить нормально. А тут что? Овощи да фрукты? Надоело. Это в начале ему так нравилось, что его подружка ведет такой здоровый образ жизни, что она такая веселая и жизнерадостная — в общем, вечный двигатель. Но вот со временем, когда она начала и его подсаживать на морковно-яблочные диеты, он понял, что не так уж и хорошо жевать, как кролики, капусту с морковкой, запивая яблочным соком. Одно его радовало: не была она вегетерианкой и мясо приветствовала. Оно было на их столе регулярно, но вот беда: редко и мало. Барбоскин взял бутылку пива, сделал глоток и, плюнув на предостережение будущей, скорее всего, супруги и захватив купленные втихую чипсы, пошел в гостиную. Вновь завалившись на диван, он снова начал щелкать каналы. Наконец нашел бокс. Отложил пульт в сторону. "Да... Это как наши клиенты по пятницам!" — усмехнулся он, шелестя пачкой чипсов. Сегодня он впервые решил пойти наперекор Берте. Он впервые сделал не так, как ей хочется. Она хочет правильно питаться — это ее право. Но он-то тут при чем? Вскоре бутылка была опустошена, чипсы кончились и того раньше, а сам Барбоскин, убаюканный криками и скандированием болельщиков из телевизора, спал, развалившись на диване. В квартире послышались шаги и веселый женский голос мило звал его: "Дружок, я дома! Дружо-ок!". Берта, шаркая тапками по паркету, прошла в комнату, где ей открылась картина маслом: Дружок развалился на диване, — ладно бы просто спал, она бы поняла, — но около него она почти сразу заметила упаковку от чипсов. Бог с ними. Берта понимала, что он втихую от нее пожевывает всякую дрянь. А вот выпитая до дна бутылка пива не сразу попалась ей на глаза, потому что стояла она с другой стороны дивана, куда, собственно, свисала лапа парня. Заметив еще и алкоголь, Жучкина поняла: он специально. Она взяла бутылку и шелестящую упаковку, демонстративно ее скомкала, чтобы шелест разнесся по всей комнате, и только тогда, когда он начал дергать глазами и морщиться от этого звука, пошла на кухню и выбросила все это в мусорку. Каково же было ее удивление, когда она нашла свою записку там же. Берта изъяла ее из мусорного ведра. Разъяренная, она подошла к подвыпившему парню и ткнула ему в нос записку, протараторив при этом: "Это как называется?!" Он взял записку, развернул ее, прочитал еще раз, посмотрел на нее стеклянными глазами, улыбнулся и протянул: "Ну устал я от морковки! Расслабился. На работе доконали. Дай поспать..." — он сполз по спинке дивана и вскоре по комнате разнесся храп. Берта, ничего не понимая, так и осталась сидеть на диване, комкая свою записку. Раньше он никогда так с ней не говорил. А сейчас его тон был другой, холодный, что ли. Она разорвала записку, плюнула, что ее обрывки так и остались валяться на полу, и пошла на кухню. Достала яблоко, морковку, натерла их на терке и сделала свой любимый салат. Съев пару ложек, Жучкина отбросила ложку, отодвинула тарелку, резко встала и достала из закромов Дружка, — а она знала его тайники, — палку колбасы. Откусила. Кажется, стало легче.***
Телефон Дружка надрывался, как назло лежал он в кармане брюк, так что игнорировать не получилось. Прошарив весь диван, Барбоскин понял, что звонит он у него в кармане. Выругавшись, он достал телефон, не глядя ответил, думая, что опять по работе звонят. Услышав голос звонящего, опьянение как рукой сняло. Он провел лапой по волосам, взъерошил их и не знал, что ответить. Сидеть на месте он не мог. В квартире показалось неимоверно душно. Он встал с дивана, поплелся на кухню, где был выход на балкон. За кухонным столом он увидел спящую Берту в обнимку с палкой колбасы, но сейчас он не посмеялся, не укорил ее в этом, а просто прошел мимо. Зашел на балкон. Свежий холодный ветер пронизывал его рубашку, но зато не душно. — Да, Роз... Как ты? — он не мог подобрать слов. Он думал, что уже забыл ее голос, что они больше никогда не поговорят, что она больше не брат и сестра, а абсолютно чужие друг другу. — Да вроде тоже ничего, — он обернулся и посмотрел на спящую Жучкину. — Что с Лизой? Роз, ну ты же помнишь, что она... Значит помнишь. Роз, я... Я не знаю, служба, да и вообще... Услышав на том конце провода: "Так я и знала! Все с тобой ясно!", Дружок хотел было выкрикнуть, что она все не так поняла, но услышал лишь короткие гудки. Он вцепился лапами в балконное ограждение, сжимал сильно-сильно, хотел выплеснуть всё туда, хотел закричать. Сжимая кулаки, он вышел с балкона и, не обращая внимания на Берту, ринулся прямиком в ванную. Там он включил воду на всю мощность и подставил голову под бегущую струю воды. В голове так и крутилось: "Ну что, думал: сможешь все забыть? Думал: переживешь, забудется. Видимо, не дано забыть". Холодная вода будто отрезвляла ум опера. Он, старлей, который сажает за решетку всяких хмырей и подонков, не может разобраться с собственной семьей и защитить свою сестру. Только недавно он стал считать своей семьей Берту, как этот звонок снова перевернул все с ног на голову. Но, быть может, наоборот? Может, он расставил все на свои места? Толком не вытерев голову полотенцем, он вышел из ванной. Теперь лишь одна назойливая мысль, как будильник в шесть утра, так противно и мерзко, словно делая дыру в его мыслях, заставляла понять: он обязан помочь. Он — старший лейтенант полиции. Он должен помочь своим сестрам, слабым девушкам. Он не Генка, которого Дружок всегда дразнил девчонкой. Но сейчас получается, что это он, всегда считающий себя настоящим мужчиной, прячется от неприятностей. Дружок поморщился от этой мысли. "А Генка бы помог..." — подумал он, и от этой мысли стало тошно. Взял в руки телефон, покрутил его, открыл входящие вызовы и долго всматривался в этот набор цифр. Вдруг будто что-то сверху долбануло его по голове. Он самозабвенно нажал на кнопку набора, поднес телефон к уху, услышал долгие гудки. Вскоре он услышал голос сестры и ее "чего тебе?". — Розка, в общем, мы семья или нет? Диктуй адрес...