Лабиринты судьбы

      Тёма открыл глаза. За окном было уже светло, но довольно пасмурно. Посмотрел в сторону — увидел Малышева спящим на диване. Усмехнулся. Стрелка часов показывала семь тридцать. Из кухни послышались какие-то звуки. Наверно, Леся что-то готовит. За ночь ни одной здравой мысли, как вызволить Лену, не посетило его голову, не приснился ему план спасения, как Менделееву периодическая таблица. Так что придется напрягать мозги, и самому придумывать вместе с Малышевым и Александровой.       Решив, что, может, ему поможет или хотя бы натолкнет на нужный путь дневник Аси, Артем встал и, достав из сумки его, вернулся. Сел. Открыл дневник. Пролистал его. На последних страницах он заметил фотографии. Открыл страницу, с которой они начинались, и увидел новые записи. Это стало понятно сразу. Ведь снимки появились у нее только вчера, а значит вклеить их она смогла только вечером перед пожаром.       Первой была фотография ее самой. А снизу подписано: «Я — Лена Брусникина. Следователь ОВД „Щукино“. У меня есть семья, друзья и самый дорогой мне человек. Боже, что со мной?.. Я сама не понимаю. Зачем он это сделал? Зачем он поцеловал меня? А я… Похоже, я его… Скорее бы уехать отсюда вместе с ним. Боже, скорее бы всё закончилось! Я не могу смотреть на него и молчать, я хочу наконец оказаться там, где мой дом… Надеюсь, совсем скоро…».       Тёма, находясь в недоумении от прочитанного, перевернул страницу. Она ведь хотела написать, что она его… Хотя, там вполне могло быть написано и «ненавижу», но вот почему-то Артем сам, не зная ее мыслей, дописал продолжение сего предложения и был слегка поражен этим.       На следующем снимке он увидел как раз себя. Снизу лишь значилось: «Артем Колосов — мой друг и…» — на этом повествование обрывалось.       Видимо, она и так вложила все свои эмоции и переживания, боясь своих собственных чувств, наверное, опасаясь, что все же они неправильны и не зачем строить воздушные замки, только что заново открыв для себя человека. Она боялась, что, написав, уже не сможет думать иначе. Поэтому лишь ставила многоточие, а, прочитывая, читала слова на месте точек. Те слова, которые были скрыты в глубине ее души и которых она боялась сама. Боялась признаться в этом даже себе самой.       Дальше шли друзья — Жанна, Толя, Кеша, даже Хрулев попал туда как «начальник Ник-Ник». Под каждой фотографией было пару строк и не более. Все-таки она еще мало о себе вспомнила, чтобы писать сочинения. А Тёма, читая, еще раз удостоверился, что она — действительно Лена. Сомнений не оставалось. Последней была фотография Владимира Павловича, и подписано: «Любимый папочка. Боже, как я скучаю…».       Тёма закрыл дневник. Мыслей о том, как вызволить ее, так и не появилось, зато множество сомнений поселилось в душе. Неужели? Это что, она так быстро вспомнила и его, и то, кто он, возможно, для нее? За один вечер? Он унес дневник обратно, не собираясь посвящать в его содержание ни Лесю, ни Вадима.       В комнату вошла Олеся. Завидев Тёму уже проснувшимся, она подозвала его к себе. — Надо кое-что обсудить, пока я не ушла. Будешь будить? — она указала на Малышева. — А то, — нахально улыбнулся Тёма.       Он подошел к дивану и, как когда-то на работе, крикнул, что к ним едет проверка, Хрулев рвет и мечет, а Кузьма пьян в хлам. Когда-то это было первым, что пришло на ум Колосову, когда Вадим уснул за столом. Тогда сработало безотказно, и Малышев, подорвавшись на месте, начал прибираться на столе и искать, куда он дел табельное, чтоб убрать его в сейф. А Тёма лишь смотрел за этим представлением и пытался не смеяться, чтоб оно продлилось дольше.       Сейчас, спросонья, Вадим даже не сразу осознал, где находится, а услышав про Кузьму, вообще напрочь забыл о санатории и о том, что сейчас он у Леси. Подпрыгнув, Малышев понял, что спит он все-таки не за столом, а на диване. Но было уже поздно, резко подняв голову вверх, он не заметил, как перевалился через край дивана, и вскоре плюхнулся на пол, где было постелено Артему. Падение смягчили пледы и одеяло.       Потерев голову от удара, Вадик посмотрел на усмехающегося Артема, потом на закрывающую рот ладошкой Олесю. Выставил его дураком, значит. Как раз в стиле Артема.       Леся сказала, что ждет их на кухне, и скрылась за дверью.       Вадим подошел к Артему, все еще не прекратившему смеяться. Оперся о стену и негодующе посмотрел на Колосова. — Тём, вот обязательно было так? — А то. Студент, ты не представляешь, как смешно. Прям как тогда, в кабинете, — усмехаясь, ответил он. — А перед ней обязательно? — О, студент, все с тобой ясно… — похлопал его по плечу, — не смею вам мешать, Ромео. Или ты Отелло? Только смотри, не души своб Дездемону. Хотя… Ромео тоже плохо кончил.       Когда Артем перебрал всех шекспировских героев, мужчины вошли на кухню. Олеся сидела за столом, помешивая ложечкой сахар в чае. На плите стоял сваренный утром суп и вскипяченный чайник, на столе — вазочка с печеньем и конфетами.       Сейчас Леся улыбалась и откусывала кусочек от печенюшки, но Вадик помнил ее той, настоящей, какой она была ночью. А ночью она была другой. Побитой жизнью, уставшей от постоянных стрессов и потерь девушкой. Она потеряла любимого, и сердце ее стало защищаться от остальных, чтобы не пришлось потом снова переживать потерю. Тогда бы сердце ее стало куском камня, а сама она бы навсегда потеряла веру в людей и в то, что она сможет хоть когда-нибудь быть счастливой. Она мстила не только за себя, но и за каждого, чьи родственники умерли от препаратов Темновой. А Артем — тот один из немногих счастливчиков, кому повезло найти близкого живым. Леся сама не верила, что такое возможно.       Все сели за стол. Чай в кружках уже стоял на столе. Над кружками был виден почти прозрачный белый пар, быстро растворяющийся в воздухе. Леся разложила на столе план здания, где сейчас находится Лена. Объяснила планировку, запасные входы и выходы, и где находится комната. — Ребят, если они смогут сделать так, чтобы она опять все забыла, понадобится куча времени, чтобы убедить ее, что мы — друзья. Все надо будет начинать сначала. Я сегодня попробую поговорить с ней, если еще не поздно, но я не думаю, что они за вчера сделали с ней что-то. Не успели бы. Пожар шумихи наделал. Думаю, кольнули снотворным — и готово. Наше счастье, если так, и Маргарита не решила все решить сразу. Надо спешить. У них два выхода: снова накачать ее препаратами либо… либо убить.       Артем и Вадик подняли глаза на Александрову, доселе не рассматривая такой вариант. — Просто если она начнет протестовать, то лепить из нее, что им хочется, будет сложнее, а убить — куда проще. Тем более, они боятся тебя, а ты ведь должен думать, что она мертва, и им будет гораздо проще убрать ее и забыть об этой истории, как о страшном сне, — хладнокровно произнесла Александрова, положила ложечку на стол, сделала глоток чая и посмотрела на гостей, — не волнуйтесь, все будет супер!       Улыбнулась она, но затем, почти сразу, помрачнела, вспомнив, что эту фразу ей говорил ее покойный жених, когда она спрашивала, откуда у него деньги. А сейчас она сама вырвалась, напомнив о тех событиях. Весь этот год Леся жила, не произнося ни слова из «коронных фраз» Александра. А их у него было много. Он называл ее «Лисенком», «Санечкой», «Александрой Александровой». И за этот год Олеся никак не могла привыкнуть, что больше никто никогда не назовет ее так — мило и по-детски. — Всё будет хорошо… — добавила она, — вы пейте чай, хозяйничайте, а мне пора. Маргарита не должна заподозрить что-то неладное.       Она засунула в карман пару конфеток, на ходу доела печенье и, накинув куртку, вышла из дома, предварительно помаячив ключами перед ребятами, чтоб они знали, где их найти. Дверь захлопнулась. Вадик встал, подошел к окну и увидел, как Леся вышла из ограды, как направилась куда-то в сторону. Куда — он не знал, но предполагал, что на автобусную остановку. Развернулся к Артему. — Что делать будем? — опередил его Колосов, задав тот же самый вопрос, вертевшийся на языке у Вадима. — Смотри, я здесь видел, что полочка криво висит и кран протекает.

***

      Леся постучалась и вошла в комнату Аси. Увидев ее лежащей на кровати, перед глазами Александровой всплыли события полугодичной давности: еле живая, израненная девушка постоянно спрашивала в бреду у кого-то: жив ли он. Кричала. Звала какого-то Артема. И сейчас Лесе стало ясно, о ком она тогда говорила, кого так боялась потерять. А сейчас она просто лежала на кровати, закрыв глаза, укрытая одеялом. Олеся бесшумно прошла к кровати. Села. Провела рукой по плечу Тумановой. Та пошевелилась. Повернула голову в сторону гостьи и открыла глаза. — Привет, — сказала Ася слабым голосом и улыбнулась, — как Артем? Он жив? — Жив, — улыбнулась Олеся, — они сейчас у меня. Как ты? Как я вижу, Артема ты помнишь, значит кололи тебя несильно. Что ты помнишь о вчерашней ночи уже после пожара? — Помню, что очнулась уже здесь. Игнат что-то говорил, когда увидел, что я очнулась, вроде обрадовался. Потом сделал укол. И я уснула. Всё. — Похоже, это было просто снотворное. Если тебе принесут таблетки — не отказывайся. Сделай вид, что выпила. Ставить уколы тебе, скорее всего, буду я, так что тут волноваться не придется. Спустить препарат в раковину — дело несложное. Ты меня поняла? Мы вытащим тебя отсюда. Пожалуйста, не кричи, не ругайся и не качай права, чтоб не дать Игнату повода насильно наколоть тебя психотропами. Поняла?       Туманова кивнула. — Лесь, а с Артемом… — тихо начала Анастасия, — с ним правда все в порядке? — Да твой Артем живее всех живых, не волнуйся, — Олеся обняла Асю.       Леся зажмурила глаза. Сколько бы она отдала, чтобы вот так спросить у кого-то о любимом и чтобы этот кто-то дал тот же ответ, что дала она. Но нет. И от этого сердце сжималось больнее. Сколько она потеряла, вовремя не остановив его тогда. Сейчас жалела о том, что не запретила ему этим заниматься, что любыми способами не заперла его дома. Теперь она понимала, что готова на всё, а тогда была молоденькой влюбленной девчонкой, которая боялась возразить жениху. Вот и добоялась. Сейчас же на кону стоит ее собственная жизнь, и она ничего не боится. Весь страх она похоронила вместе с Александром. И как он никогда не вернется, так и страх навсегда канул в небытие — считала она.       Олеся, разомкнув глаза, отпустила Асю. На ее теле она увидела наложенные повязки. Видимо, там были ожоги. И лишь лицо оставалось нетронутым, ни одного бинта не было на нем. Леся улыбнулась: ее лицо и так уже не ее лицо, так пусть хоть не будет еще хуже.       Ася начала рыться в кармане и вскоре достала оттуда свернутый вдвое листок бумаги. Развернула его. Провела ладонью. Стало понятно, что это фотография. Прошептала: «Удивительно, что осталась цела…» — и протянула ее Олесе. Там были изображены они — Артем и Лена. Александрова аккуратно взяла снимок. По крайней мере, теперь Анастасия сможет смотреть на нее и пытаться что-то вспомнить. А старания Темновой и Туманова будут уже не так легки. — Скоро ты станешь прежней, — всмотревшись в фотографию, затем посмотрев на Асю, сказала Александрова. — Очень на это надеюсь…       Не особо веря в то, что это возможно, сказала она и взяла фотографию из рук Леси. Посмотрела на нее, на прежнюю себя. В кого она превратилась. Боже! Кем она стала?! Да никем попросту не стала. Ее прошлое удалили, просто стерли, воспользовавшись беспомощностью. А она ничего не знала бы о себе никогда, не появись здесь волей случая Артем. Его появление заставило память начать возвращаться, сердце вспомнило эти знакомые черты лица, этот голос, при первой встрече заставивший ее дрожать. И теперь она даже знает, кем была всю свою жизнь, знает, кто ее родители и кто ее друзья. Знает, благодаря неравнодушным людям и человеку, вернувшему ей прошлое, вернувшемуся из ее прошлого…

***

      Туманов мерил кабинет шагами; Темнова сидела, закинув ногу на ногу, и смотрела на него. Еле заметная улыбка мелькнула на ее лице. Ей будто нравилось смотреть за тем, как он нервничает, словно самому себе повторяя: «Что теперь делать? Что дальше?». Марго поднялась, подошла к окну, облокотившись на подоконник. Игнат остановился, посмотрел на нее, подошел к окну и встал рядом с Маргаритой. Она посмотрела на него. Странно улыбнулась, коснувшись пальцем его носа. — Какая погода превосходная, а озеро-то какое… — загадочно сказала Темнова. Игнат непонимающе кивнул. Погода и вправду была отличная: светило солнце, а на небе не было ни единого облачка. Даже легкий ветерок не колышел ветви деревьев. Полный штиль. Затишье перед бурей…       От таких многозначительных и в то же время незатейливых слов Туманову стало не по себе. Неспроста она сейчас упомянула озеро или погоду. Ох, неспроста. Он знал Маргариту давно, и не было еще момента, чтобы она в напряженной ситуации вот так, ни с того ни с сего, начала говорить об озере или погоде. Нет, она что-то задумала, и вряд ли хорошее. В ее глазах он увидел чертиков. Маленьких, еле заметных, но он знал ее слишком хорошо, как он считал. И данная ситуация не располагала к разговорам о прекрасном. — Ну да, — кратко отозвался он. — И знаешь, что в скором времени попадет в наше чудесное озеро? — все также улыбаясь, продолжила она.       Игнат напрягся. Это уже начинало плохо пахнуть. Слишком многозначная фраза только что слетела с ее уст, и слишком плохое она нашла себе значение в его голове. — Ты же… — Да, мой хороший, да, — она снова коснулась его носа пальцем, — скоро твоя названная женушка очутится там. А вот как — решай сам. — Нет… — прошептал он и резко отшатнулся от нее, подошел к стене, взялся рукой за спинку стула, сжав ее до невозможности, что, казалось, сейчас он продавит обивку, — ты не сделаешь этого… — Я — нет, я предоставлю такую честь тебе. И я не заставляю тебя делать это сейчас, но, прошу, не тяни. Привыкнешь к ней, как к кошке, — потом жалко будет. И, пожалуйста, чем меньше крови, тем лучше. Ты же понимаешь.       Она развернулась и посмотрела на него. Теперь Игнат, смотря в ее глаза, понял, что не знал об этой женщине абсолютно ничего. Перед ним стояла жестокая, довольная собой и своей жизнью, возомнившая себя богиней женщина, решившая, что может распоряжаться чужими судьбами, если только щелкнет пальцами. — Но ты говорила… — он нервно крикнул, отпустив стул, что тот повалился на пол, — ты говорила, что все будет иначе! Зачем я тогда спасал ее?! — А я передумала, — спокойно сказала Маргарита, сев на подоконник и забросив ногу на ногу, — а спасал ее ты для того, чтобы этот Артем не сделал этого. Вот и всё. А оставлять ее в живых нецелесообразно, ты же понимаешь. А если он решит вернуться? Так что, мой дорогой, даю тебе неделю на размышления, как ты это сделаешь, а потом мы забудем эту историю как страшный сон.       Туманов посмотрел на ее умиротворенное выражение лица, и по его телу пробежали мурашки. Она так спокойно говорила о том, что он должен убить девушку, с которой полгода изображал семью, что Игнат не смог сказать ей ничего, лишь резко схватил куртку, повалив тем самым еще один стул на пол, на коем до этого она висела, и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. «Ну уж нет! — сжав кулаки, проговорил он. — Мы еще посмотрим!» — и он пошел прочь от этого кабинета.       Игнат просто ходил туда-сюда, просто ходил по коридорам, по этажам, пытаясь придумать хоть что-то, что бы изменило мнение Маргариты. Но, сколько он знал ее, ни разу она не меняла своего решения, любого своего решения, даже если оно было столь безумным. Прохаживаясь по одному из коридоров, Игнат вдруг замер у одной двери. Остановился. Медленно приблизился к ней. Положил ладонь на дверную ручку, не решаясь толкнуть дверь вперед. Все же решился, сжав ручку двери, открыл дверь и вошел.       На кровати спала Ася, ее волосы беспорядочно лежали на подушке. А в руке, скрытой под одеялом, она сжимала, перед тем как уснуть, фотографию, словно боясь отпустить ее, боясь, что, сделай она это, потеряет и Артема, и свое прошлое, и себя. Ей повезло, что она во сне не шевелила этой рукой, и на глаза Туманова не попался этот снимок.       Он прошел в комнату, бесшумно закрыв дверь. Сел на край кровати и посмотрел на спящую Асю. Она мирно спала, практически не шевелилась, лишь ее грудная клетка периодически поднималась. Игнат смотрел на нее, смотрел, как она спокойно спит, как ничто ее не тревожит, и она даже не чувствует приближающейся беды. А ведь совсем скоро ему придется убить ее, придется лишить жизни ее — ту, которая ничего плохого ему не сделала. Ту, которая и так настрадалась ни за что.       Ася пошевелилась, будто почувствовав кого-то возле себя, но не проснулась, лишь вздохнула. Игнат вздрогнул. Нет, он не будет ее убивать, такую беззащитную. Да и зря, что ли, он рисковал жизнью на пожаре, чтобы спасти ее? Не бывать тому. Он крепко сжал кулаки и твердо решил, что не допустит ее смерти и на этот раз не будет так, как решила Темнова.       Туманов провел рукой по ее волосам, еще раз сказав себе: «Она будет жить!». Игнат наклонился над ней и еле коснулся губами ее щеки. Затем поспешил удалиться, чтобы она не проснулась и не знала, что он вообще был здесь.       Закрыв тихо дверь, Игнат, все еще не разжав кулак, наконец распрямил ладонь, вытянул пальцы. Подошел к окну в коридоре, увидел куда-то идущую Александрову и, сорвавшись с места, побежал вниз по лестнице.

***

      Леся достала телефон, чтобы позвонить ребятам. Разблокировала и начала искать в списках контактах Малышева, с которым она уже успела обменяться телефонами. Нашла и только поднесла мобильный к уху, услышав гудки. Она свернула за угол, чтобы не попасться на глаза Маргарите. А куда выходят окна ее кабинета — Олеся знала отлично.       Вдруг чьи-то руки схватили ее сзади и прижали к холодной кирпичной стене. Она лишь крепко сжала телефон, машинально нащупав клавишу сброса. Успешно нажала ее и только тогда заметила, что ее к стене подпер никто иной как Туманов. Ноги подкосились, ее держала лишь рука Игната. Она смотрела на него, понимая, что вряд ли он сделал это просто так.       Если он все знает, то всё кончено, всё бессмысленно. Знает Туманов, знает и Маргарита, а значит, спасать Асю уже не имеет никакого смысла. Олеся смотрела на Игната, понимая, что она не смогла помочь Артему — такому же, как она сама. И как теперь сказать ему об этом, не имела представления. Как не понимала и то, как Игнат мог узнать обо всем. Но говорить ему что-либо, пока он сам не раскроет все карты, не собиралась. Сболтнет лишнего и сама все угробит. — Да не вырывайся ты, — словно эхо, раздался голос Игната, — мне нужна твоя помощь…