А надолго ли счастье? И зачем оно нас посетило? Уж опять в нашем доме ненастье. Ну почему всё так несправедливо?!
Ася сидела на кровати. Свет в комнате был выключен, и подсвечивала фотографии она карманным фонариком. Дрожа, она переворачивала страницы. Сердце колотилось. Дышать становилось всё тяжелее и тяжелее. Она с трепетом всматривалась в каждое лицо, и что-то внутри будто оттаивало. Образы становились более живые и оживали в памяти с бешеной скоростью. Теперь она даже помнила имена. Вспомнила сама. Вспомнила, что у Толи есть жена, что их начальника они звали Хру-Хру. А этого Артем ей не говорил. Она утирала слезы, безудержно текущие из глаз. Когда глаза от темноты перестали рассматривать лица полностью, она вытащила одну из фотографий, всмотрелась в нее уставшими, да еще и мокрыми от слез глазами. Там были изображены они двое — Артем и Лена. Достала ручку и написала на обратной стороне: «Артем — мой друг и… — не решилась признаться в этом даже самой себе, — и я — Лена Брусникина…» — прижала снимок к груди, тяжело вздохнула и выключила фонарь. Сначала хотела положить фотографию обратно в альбом, но рука сама по себе дрогнуло, и она положила ее в карман. За окном уже давно стемнело. Было тихо: ни ветра, ни любого другого шевеления. Никто еще не знал, что сулит им эта, на первый взгляд кажущаяся отличной ночь… И никто даже не подозревал, чем всё кончится. Ася разомкнула глаза, потянулась и увидела, что находится вовсе не в своей комнате в Находкинском, а в другом месте. Она приподнялась. У окна, как ей показалось, закрытого стояла женщина. Ее белое легкое длинное платье, белый воздушный тюль развевались на непонятно откуда взявшемся ветру. Ее светлые волосы также парили в воздухе. Платье было прямым, белоснежным с длинными рукавами, похожим на ночную рубашку. — Не забывай, кто ты есть! — эхом раздалось по комнате, Ася вздрогнула. — Лена, ты забыла меня? Она обернулась. Туманова зажала рот ладонью, боясь вскрикнуть. Она вспомнила, что ее мама умерла, но сейчас была уверена — перед ней ее мать. Тихо приподнялась на локтях. Руки, ватные, едва поддерживали ее тело, не давая упасть. — Я… я… — губы не слушались, лишь вторили одно единственное слово. Женщина резко обернулась. Платье ее развевалось еще больше, юбок в нем было гораздо больше, чем казалось; волосы разлетались в разные стороны. Она, казалось, парила и приближалась к кровати. У девушки онемели руки, ватные ноги не двигались. Она смотрела на женщину как завороженная и не видела ее лица. Как не видела ни одного лица в своих снах. Женщина подошла к ней, села на кровать. Ася прижалась к кровати, сжала в руках простынь и стиснула зубы. Холодная рука женщины коснулась ее плеча — стало тепло. От прикосновения ледяной ладони стало тепло и приятно. — Лена… — прошептала она, — доченька моя. Твой отец давно просил присмотреть за тобой. И вот я здесь. Леночка, запомни, ты не та, кем ты стала за эти полгода. Ты та, кем была всю жизнь. Доверься тем, кто хочет помочь тебе. Ася молчала. Безмолвный крик читался в ее глазах. Но постепенно страх начинал спадать; она успокаивалась, всматриваясь в женщину, действительно узнавала в ней свою мать. И от этого становилось не менее страшно. — Помни, кто ты есть! — назидательно произнесла она. Девушка кивнула в ответ. Мать взяла ее руку в свою, приложилась холодными губами к ее щеке. Ася вспомнила, как целовала мама ее в детстве, каким мягким и нежным тогда были поцелуи. И сейчас, когда она в последний раз чувствует касания родной матери. — А ты? — сквозь слезы, всхлипывая, спросила она. — А я всегда буду рядом, котенок, — провела рукой по ее волосам. Вдруг она отскочила от нее, платье снова разлеталось на ветру, волосы подхватил поток воздухе, и она, схватив дочь за плечи и сотрясая ее, начала дико кричать: «Проснись! Лена, проснись, быстро!» Туманова резко села, схватившись за горло, закашлялась. Внутри что-то ужасно жгло, сжимало, перекрывало дыхание. Глаза щипало от едкого дыма, который окутал комнату. Огонь уже завладел стеной около двери и перекинулся на шкаф. Языки пламени угрожающе взвивались вверх, желая поглотить все в этой комнате. Ася соскочила и, кашляя, металась по комнате, стараясь найти выход. Попыталась выйти через дверь, но она была то ли чем-то подперта, то ли она просто в испуге не смогла открыть ее. Дверь совсем скоро была вся в огне, и выйти через нее не было возможным. Было жарко. Едкий дым проникал в ее легкие и сковывал дыхание. Она пыталась хватать воздух ртом, но лишь угарный газ проникал туда. Она нащупала в кармане фотографию. Положила руки на грудь и успела лишь произнести: «Мамочка, помоги…». Окутанная дымом, заполонившим маленькую комнату, схватившись за горло, она повалилась на пол…***
Тёма открыл глаза. Вокруг было темно, но какой-то странный запах ощущался в комнате. Пытаясь не думать о том, что это все же дым, Артем поднялся, подошел к окну и увидел внизу из какого-то окна вырывается яркий свет, и не был он похож на свет от лампочки. Он мерцал и, казалось, выбивался из комнаты. Открыв окно, Тёма услышал щелканье. Такое же, как когда что-то горит. Так щелкают дрова в печке. Артем крепко взялся за ручку окна, понимая, что этим поленцем в печке сейчас является он. И остальные, кто здесь отдыхает. Едкий запах дыма окутал его. Дым поднимался вверх. Темный, густой дым, который вызывал ужас в любом, кто видел его. Он быстро поднимался вверх, выделывая разные фигуры: то закручиваясь, то выворачиваясь в воздухе. Артем отскочил от окна и, быстро надев первую попавшуюся одежду, вылетел из комнаты, забежал в соседнюю комнату — комнату Вадика. Крикнул Малышеву: «Студент, пожар! Подъем!» — и вылетел из комнаты. Чувство, что комната, из которой вырывались языки пламени, и валил дым, была комнатой Аси не покидало его. Если это так, то разговаривать с Вадимом времени не было, надо было нестись вниз. Так он и поступил. Мигом преодолев лестницу, он подбежал к двери в комнату Тумановой. Она была полностью охвачена огнем, к ней было приставлено почти полностью сгоревшее кресло, из комнаты валил серый густой дым. Весь коридор был окутан дымом, будто туманом. Заорала сигнализация. Послышалось движение в остальных комнатах, а Артем стоял и то с одной, то с другой стороны пытался подойти к огню. Но тщетно. Пламя не пускало его, не давало никак подступиться к двери. Из соседних комнат, держа в охапке документы, деньги и какие-то личные вещи, бежали люди. Некоторые хоть немного оделись, а некоторые в халатах или трико хотели поскорее вырваться из охваченного пламенем здания. И только Артем стоял, как зверек, который не может попасть домой. Который рвется спасти важного человека, готов на все ради этого, но ничего не может сделать. Футболка была опалена, даже волосы слегка подверглись огненному, поедающему все языку. Пальцы, которыми он старался отодвинуть кресло, пульсировали от боли, но он продолжал отодвигать подпиравшее дверь кресло. Вдруг сзади его кто-то похлопал по спине. Он резко обернулся и увидел перед собой Вадика. Тот кричал ему, что нужно уходить. Тёма оглянулся и увидел, что, пока он пытался отодвинуть кресло, огонь перекинулся на соседние комнаты. Языки пламени зловеще взвивались вверх, дым гулял везде, глаза слезились, голова начинала кружиться и ужасно болела. — Уходи! Сгоришь! — кричал Малышев. — Лена там! — не отчаиваясь попасть внутрь, также громко ответил Артем. — Да она давно бы уже задохнулась! Ты ей уже ничем не поможешь!***
Артем стоял рядом с остальными эвакуированными и смотрел, как горящий корпус заливают пожарные машины. Он бегал среди людей, ища Асю. Выискивал ее, не веря, что она могла остаться там. Теперь, если это так, то он больше никогда не сможет вернуть ее. Теперь Лена будет навсегда погребена под землю. И ничего не воскресит ее на этот раз… Увы, воскреснуть из пепла еще никому не удавалось… Обойдя всех, он не нашел ее. Не нашел ни единого, кто бы видел ее. Он отошел подальше от вскрикивающих от ужаса и страха, опускающих глаза вниз женщин, жмущихся к своим мужчинам. Повсюду слышались крики: «А если бы мы остались там? Ой, Господи!». И каждый раз, когда он слышал эти слова, ему хотелось выкрикнуть: «Да лучше бы вы там остались, чем она!» — но смолчал. Отошел подальше, прислонился к стоящей неподалеку березе и сполз по ней вниз, не замечая, как неровная кора царапает его спину. Он сел, закрыв лицо руками, провел ими по лицу и рассмеялся. Рассмеялся громко, истерично, нервно. Взъерошил волосы. Прокричал: «Да провались все пропадом!» — и ударил кулаком по березе, сорвав кожу на костяшках пальцев. На него оборачивались люди. Кто-то тяжело вздыхал, кто-то говорил, что он лишился ума, кто-то просто крутил у виска. А некоторые молчали, никак не реагируя на него. Среди людей прошелся Игнат, весь в копыти, с какими-то листками бумаги. Он подходил к людям, спрашивая фамилию и имя. Ставил «галочку» в своей бумажке и спрашивал: все ли в порядке? На что часто получал громкий ответ: «Какой тут нормально! Чуть заживо не сгорели! Вы куда вообще смотрите? Маскарад они устроили, а потом что? Шашлыки, что ли?». Выслушав такой однозначный комментарий, Туманов перестал задавать этот вопрос и сам смотрел по состоянию. Тёма, заслышав этот вопрос, не дождавшись своей очереди, выкрикнул: «У нас все зашибись! Только вот не знаю, как зашибиться!». — Колосов! — выкрикнул Игнат, сделав пометку в своем листочке. Артем услышал свою фамилию и увидел, как в его сторону тычут пальцем остальные. Он еще пуще того рассмеялся и провел ладонью по лицу, громко крикнув: «Эй, чего смотрите? Дальше нойте! Достали вы меня, бараны!». Игнат, глянув на всё происходящее, подошел к Артему и все же задал вопрос, за который его самого чуть было не сожгли на костре: «Все нормально?». Артем посмотрел на него с яростью, с жестокостью во взгляде. Поднялся. Расправил обгоревшую футболку. Сцепил руки в замок. Схватил Игната за воротник рубашки и прижал к березе. — Нормально?! — завопил он. — Нормально?! У тебя жена погибла, а у тебя нормально? — он кричал так, как только позволяли ему голосовые связки. Он рвал их напрочь, кричал и со всей силой прижимал Туманова к дереву, пытаясь вдавить в древесину. — Что у тебя нормально, подонок?! Да я тебя собственными руками, — он резко отдернул руку с воротника и, замахнувшись, нанес удар в живот Игнату. Тот застонал, прошептал: «Скотина…», — что ты сказал? — последовал еще один удар. — Урод! Да лучше бы ты там сгорел! Тварь! Из глаз Артема сыпались искры. Он кричал. Кричал, что только накопилось в его душе. Кричал, что убьет его прямо здесь, что собственноручно закопает, а дело замнет. Скажет, что в озере утонул или еще что. К мужчинам подбежали отдыхающие. Они быстро оттащили Артема от утирающего кровь Игната, лицо которого перекосило от боли, и вылили на него ведро воды, за которой уже успели сбегать испуганные женщины, увидев драку. Артема посадили на траву, один из мужчин резко ударил его по щеке. — Отошел? — спросил он. Тёма кивнул и бросил жестокий взгляд в сторону прокашливавшегося Игната, утирающего кровь с рассеченной Артемом губы и, кажется, сломанного носа. — Не трону я его! — оттолкнул его от себя Артем. Люди разошлись, смотря на то, как пожарные сворачивают рукава, как с ними о чем-то разговаривает Игнат, который уже поднялся и вытер кровь, но вот руку он все-таки приложил к животу. Тёма усмехнулся: «Да лучше б всё здесь сгорело!» — крикнул он во все горло. Увидел, как Туманов отмахнулся от него — мол, дурак, не обращайте внимания. Смотрел на обугленную стену корпуса, возле окон всё было особенно закопченным. Окна были выбиты, стены мокрые. Артем смотрел на эти стены. Он будто в замедленной съемке вспоминал, как пытается прорваться к ней в комнату, как огонь перекидывается на его футболку, как он сам же тушит ее, не чувствуя ожогов на своих пальцах, как верит, что все же спасет ее, что не может все так закончиться. Кричит. Просто кричит, разрывая гортань. Не обращает внимания на бегущих прочь людей. Около него сел Вадик. Артем даже не посмотрел на него. Малышев положил руку на плечо друга и тяжело вздохнул, не зная, как начать. — Крепись, — прохрипел Вадим, — пожарные нашли ее в своей комнате… Артем резко соскочил и, ударив кулаком по дереву, пошел прочь от полусгоревшего корпуса. Он пришел к скамейке, где еще вечером они с Леной сидели, где он смотрел в ее глаза, где держал за руку, поцеловал. А сейчас он здесь один. И максимум, кто может прийти к нему — это Вадик или Олеся. И зачем только она раскрыла ему глаза на то, кто такая Ася Туманова? Сейчас было бы не так тяжело, не так больно снова потерять близкого человека. Он только поверил, что она была жива всё это время, как тут же будто обухом по голове. Больше не произойдет такого, что кто-то подойдет к нему и скажет, что она жива… Встал со скамейки. Здесь находиться было также тошно, как и смотреть на обгорелые стены. На стены, где она рассталась с жизнью, а он не смог ничего сделать. Побрел куда глаза глядят. Шел возле Находки. Пинал туда камни, которые звонко падали в воду. Остановился, смотря вдаль. Ничего вдали его не привлекало, просто нужно было отвлечься. А как отвлечься — он сам не знал, как не знал никто. Посмотрел в сторону. Метрах в ста от него стояли двое мужчин, кажется, они не заметили его — разговаривали на повышенных тонах. Один кричал на другого, да так кричал, что Артему показалось, даже он с Игнатом говорил не так. Тёма посмотрел на этих двоих и смог разглядеть в одном из них того мужичка — Петра Степановича, — который нагло оболгал его и Асю, который избил ее. Он развернулся к ним и стал слушать их разговор, медленно приближаясь. Он видел, как второй хватает его за плечи, трясет и кричит: «Ты с ума, что ли, сошел?! Совсем рехнулся?! Ну ундина и ундина! Дура и дура! Поджигать-то зачем, идиот?». Второй в ответ ему не менее громко отвечал: «Да потому, что она всех нас бы извела! Она не просто ундина, она еще и ведьма. Ведьма, я тебе говорю!». На этих словах второй махнул на него рукой, отпустил и пошел, закурив сигарету, к остаткам корпуса. Тёма, осознав, о ком они говорили, кинулся туда и схватил его за куртку, сразу же ударив по лицу. Тот упал. — Опять ты? — простонал он. — Ты благодарен мне должен быть, что я убил ее! Она хотела извести тебя! Артем резко поднял его с земли и ударил снова. Скрипя зубами, прокричал: «Тварь! Убийца! Да я тебя собственными руками сейчас убью, и мне ничего не будет!». — Врешь, — с нахальной улыбкой промычал тот. — Меня отмажут, а ты будешь лежать в могиле, если я не решу дать с тобой поиграться своему псу, эдак полчасика, — и последовал еще один удар, — подонок! Мразь! Сволочь! — вопил Артем от безысходности. Он даже не замечал, что на улице холодно, а он в одной футболке. Ему было плевать на это. Его глаза горели огнем. Тем самым огнем, который бушевал в санатории. «Артем! Отпусти его!» — послышалось откуда-то издалека. Тёма посмотрел в сторону и увидел бегущих к нему Вадима и Олесю. Он напоследок, собрав всю силу в кулак, нанес последний удар и услышал, как убийца прошипел что-то навроде «ты об этом еще пожалеешь». Только Колосов замахнулся, чтобы показать, кто из них пожалеет, как к ним подскочили Александрова и Малышев. — Артем, пожалуйста! Если ты его убьешь, ты этим ничего не докажешь! Не стоит портить себе жизнь, мараясь об это… Послушай меня! — трясла его за плечи Олеся. Она взяла его лицо в свои руки и посмотрела в глаза, Тёма увидел, как она, не говоря ничего, что-то проговорила немым голосом. Повернула голову в сторону «раненого бойца» и не решилась произнести вслух то, о чем шептала. Тёма не понял ее намеков и лишь яростно смотрел на убийцу Лены, вырываясь из рук Александровой. — Оставь его. Не стоит он того… Колосову хотелось крикнуть в ответ: «Да как не стоит?! Он убил Лену!» — и размазать его по стенке. Но Леся посмотрела в его глаза и будто смогла передать то, что не могла сказать словами. Он остыл, но взбудоражил его этот взгляд неменьше. Посмотрел на «страдальца» и усмехнулся над его жалким видом. Кивнул Лесе — мол, ничего я ему не сделаю. Подошел, поднял его с травы и, все же ударив в последний раз, бросил в озеро. Потом как ни в чем не бывало вернулся к Малышеву и Александровой и посмотрел на них, сказав, что ничего ему не будет. Леся согласилась, лишь прошипев: «Поделом собаке…». Они дошли до той лавочки, сели. Леся посмотрела в глаза Артема, взяла его руки в свои и, набрав побольше воздуха, начала говорить…