Брат

      Яр не разговаривал с Никой в течение трёх с половиной недель, и если вначале её это особо не волновало — она была занята Семёном Александровичем, то теперь без друга с каждым днём становилось всё хуже и хуже: молодой учитель после того её объятия стал с ней сух и явно старался держать на расстоянии, сигареты без Яра и его дружбанов ей не продавали, а классная угрожала снова позвонить матери, чего Нике ни в коем случае нельзя было допустить, потому что в этот раз мать не шутила насчёт «особой» школы.       В конце концов Ника не вытерпела и пришла к Дому творчества в начале седьмого вечера, когда Ярик забирал с кружка по баскетболу своего младшего брата.       Девушка стояла, подрагивая от слишком холодного для начала октября воздуха, и наблюдала за ребятами, то и дело выбегающими из парадных дверей, со скоростью метеоров слетающих по ступеням и мчащихся домой. Когда-то давно, ещё до поступления в первый класс, она занималась здесь гимнастикой и помнила, каким счастьем было покинуть огромный громкий спортзал и рассказывать о своих достижениях на тренировке. Но кому? Мать никогда бы не стала встречать её. Няне? Она её совсем не помнила, но что-то ей подсказывало, что та только дома с ней возилась. В её мыслях промелькнуло что-то волнительное, забытое, и Ника попыталась понять, разглядеть этого человека, спускающегося с ней за руку по ступеням крыльца, берущего её обруч или булавы для занятий и внимательно слушающего её детские нелепые возгласы о вредном злом тренере или опасном трюке, во время которого сердце уходит в пятки.       Она вынырнула из этого странного состояния из-за громкого детского смеха. Взглянула на ступени Дома Творчества и увидела Ярослава и Егора, скользящих по перилам. В голове щёлкнуло: ну, конечно! Её встречал её брат, Сёмка. Как она могла забыть?       Друг заметил её слишком поздно, чтобы пойти другим путём, но и достаточно рано, чтобы сделать вид, что её не видит и продолжать увлечённо болтать о чём-то с Егором. Но Ника-то его быстрый взгляд поймала. Она медленно пошла им навстречу, довольная, что наконец-то поговорит с ним. — Привет. — Первая заговорила она, и Яр даже удивился её весёлому беззаботному тону, но вида не подал: он думал обойти её, будто не заметив. Но она остановилась прямо напротив них, неотрывно глядя ему в лицо, и девушку уже невозможно было игнорировать. Егор замолчал, то с интересом поглядывая на Нику, то вопросительно на старшего брата: он знал её, и знал, что они поссорились, и пока что не решил, как отреагировать на её внезапное появление, чтоб брат ему потом не надавал подзатыльников. Скажет ещё, что он слишком мило улыбнулся его врагу — потом пощады не жди. — Чего тебе? — наконец угрюмо спросил Яр, взглянув на неё исподлобья. — Поговорить хочу. Ника была какая-то странная: слишком милая. Подлизывается, наверняка. — Не о чем нам с тобой разговаривать. — Выплюнул он, наблюдая, как медленно сползает улыбка с её лица и начинают хмуриться брови. — Яр, ну, давай без этого. Ему показалось, или он уловил просящие нотки в её словах? Наверное, показалось. — Отойди. — Снова словно отрубил он. Говорить хотелось до боли на кончике языка, но с ней нельзя. Если они сейчас начнут говорить, то либо помирятся, либо поубивают друг друга. Среднего не дано. А она явно начинала злиться. — Яр, ты язык себе откусил и теперь ждёшь, пока заново отрастет что-ли? Иначе я не могу объяснить твоё молчание в последние недели.       Ника хитрила: хотела, чтоб он взбесился и начал ей всё высказывать. А потом, когда он успокоится, остынет, будет самый лучший момент для всяческих жалоб как без него плохо, и он не сможет долго на неё злиться. Это была проверенная схема, потёртая от многочисленного повторения, но всегда безотказно действующая. Но сегодня, по всей видимости, её срок годности подошёл к концу, потому что Яр двинулся вперёд напролом, и ей пришлось отойти. Егор засеменил следом за братом. — Яр, ты понимаешь, что это был твой последний шанс? Теперь никаких плаксивых разговоров, как тебя всё достало, и тому подобная херня? — Да, на хуй мне твой последний шанс? Это ж ты постоянно ныла и плакалась мне! — Обернувшись крикнул ей Яр и, не сдержавшись, добавил. – Тем более ты уже нашла мне замену в Семёне Александровиче. Вообще беспроигрышный вариант, да? И по английскому все пятёрки, и поныть есть кому, и полизаться с кем. Он видел, как Ника двинула челюстью, а потом внезапно ухмыльнулась и сказала спокойным уверенным голосом довольно тихо, но он услышал: — А ты не завидуй. Яр расхохотался. — Я? Завидую тебе? — А что? Мне казалось, Семён Александрович как раз в твоём вкусе. Смех мгновенно смолк, а Ярик замер. За несколько миллисекунд лицо его побелело, а глаза расширились: Ника не понимала, от испуга, удивления или чего ещё, но была довольна результатом.       Никогда, кажется, Ярослав ничего так сильно не боялся, как кому-нибудь проболтаться, что порой парни ему кажутся гораздо привлекательнее представительниц прекрасного пола, что у него действительно бывают сдвиги в этом плане. Совершенно неожиданно и неконтролируемо. Даже думать об этом ему было мерзко, но он ничего не мог с этим поделать. Оставалось лишь терпеть, скрываться и молчать, молясь провалиться сквозь землю или переродиться.       Было слишком стыдно кому-нибудь рассказать. Но теперь, перебирая в памяти их с Никой разговоры, он начал осознавать, сколько всего мог наболтать пьяным заплетающимся языком, лежа на роскошном диване в её гостиной. Он вгляделся в лицо бывшей подруги, пытаясь понять, насколько много она знает, а потом решил сделать вид, что не понимает: — Че ты там вякнула? — То и вякнула. Что страшно стало, что я кому-нибудь расскажу? Он ещё никогда не испытывал к ней такой ненависти: хотелось вмазать ей по лицу со всей силы. — Егор, иди домой. Брат постоял в нерешительности, с любопытством поглядывая на них, но, поймав ждущий взгляд Ярослава, недовольно заковылял прочь.       Яр снова взглянул на неё, когда Егор скрылся за углом ближайшего дома. Она была серьёзна и даже не злорадствовала, что нашла способ его остановить. Может, наконец мозги на место вернулись, и она поняла, что сказала?       Они стояли и сверлили друг друга взглядами. Через минуту Ника медленно двинулась к нему, так как он уже успел уйти на приличное расстояние. Но первым заговорил Яр: — Ты никому ничего не расскажешь. — Прозвучало как угроза. — С чего ты взял? — Усмехнулась Ника. — Некому. Она зло стрельнула в него глазами. — А как же Макс? Яр недоверчиво всматривался в её лицо. Она что, серьёзно? — А как же остальные твои дружки? Вот блин, вляпался. Совсем забыл, что сам её со всеми познакомил. Друзья точно его не поймут. — Думаешь, они тебе поверят? — А почему нет? — Ну, хотя бы потому, что ты мелкая доставучая девчонка, которую им приходилось терпеть из-за моей просьбы. Если бы я не сказал, что ты моя подруга, они бы погнали тебя в шею. Яру очень хотелось в это верить. — А если ты ошибаешься? — Я не ошибаюсь в своих друзьях, а ты – единственное и последнее исключение. Вообще не понимаю, почему решил пожалеть тебя год назад и начать общаться. Ей должно было быть больно или хотя бы неприятно, но она лишь как-то резко выдохнула, не убирая с лица усмешку и смотря куда-то в асфальт под его ногами. Он не знал, как это понимать. А потом она резко вскинула голову и хрипло выплюнула: — Ну, и мразь же ты Ярик, такая мразь! Он удивлённо вскинул брови: — Это я-то? — Ты-то!       Он сразу заметил, что Ника сегодня какая-то другая, но только сейчас, когда её получилось вывести из себя, понял, что она ещё до него была кем-то или чем-то расстроена, просто старалась это скрыть. Ему осталось только немного надавить. Это как с тонкой коркой на недавней ране: еcли случайно содрать её, снова пойдет кровь. — Я думала, что мы хорошо друг друга понимаем, а оказалось ни хрена! Ты и дружил-то с мелкой доставучей девчонкой только из-за возможности посмотреть фильм на плазме в пол стены и подышать воздухом в квартире, которой у тебя никогда не было и никогда не будет, так ведь? Да? — Да, так! – Яр был в ярости. Да за кого она вообще его принимает! Если его мать зарабатывает копейки, а её утопает в миллионах, это ещё не повод думать, что он готов дружить только из-за денег! Огромное горящее «НЕТ!» рвалось наружу, но он держал его в себе, не позволяя выскочить. Так ей будет больнее. Так ему будет лучше.       И его вдруг понесло. То ли сказалась бессонница, то ли накопившееся за последние недели плохое настроение, но из него прорвавшейся плотиной полились все самые обидные и мерзкие слова, которые он только мог придумать. Ему часто говорили, что он ведёт себя, как баба, и именно в этот момент, когда он начал выплёскивать на Нику всё, что накопилось на душе, он, наконец, понял почему. Он с изумлением понимал, что приплетает к этой своей тираде какие-то давно забытые обиды, мелкие ошибки, недопонимания, произошедшие чуть ли не год назад. Обычно так делают какие-то мелочные недовольные жизнью женщины. Он не знал, почему всё это помнит, и даже не совсем понимал, зачем всё это говорит, но продолжал, потому что остановиться было бы глупо, да и он вошёл во вкус.       А Ника, кажется, верила. Верила каждому его слову, в которое он и сам-то не верил, и словно становилась ниже, меньше. Она даже не злилась. Она словно скисала под градом его вранья, совсем непохожая на саму себя. Где упрямство? Где наглость? Где злость? Яру было плевать. Яру было хорошо наконец освободиться от кучи проблем и свалить их на чужие плечи. С каждым выплюнутым словом будто становилось легче дышать. Словно в нём до этого росла толстенная пирамида из букв и давила на все внутренние органы, а теперь он от неё наконец освобождался.       Настал момент, когда буквы закончились, и он замолчал, тяжело дыша и не отрывая взгляда от лица бывшей подруги. Она молчала, уставившись куда-то перед собой, но словно не видя. Казалось, она уже давно была не здесь. — Эээй! Ты чего заткнулась-то, а? — Яр помахал ладонью перед её застывшим лицом. — Даже не хочешь ничего мне ответить? — Замолчи! — Мать стукнула по столу рукой, чуть не угодив по чашке с чаем. Ника подпрыгнула на месте от неожиданности. Её лицо было мокрым от недавно пролитых слёз, и она икала, изо всех сил сжимая ладони в кулаки. — Но Сёма… — вновь попробовала противиться она, но мать перебила, так резко вскочив, что позади неё с грохотом опрокинулся стул. — Он уехал, и ты его больше НИКОГДА не увидишь! — Неправда! — Ника тоже вскочила, но гораздо более тихо и ловко, чем мать. — Правда, да ещё какая! Как ты не можешь понять, глупый ребёнок, что ты ему НЕ НУЖ-НА! Ника отшатнулась, распахнув глаза так широко, что, казалось, на её маленьком худом лице, кроме них будто не было больше ничего. — Он любит меня! — Если бы он любил тебя, разве бы он уехал? Бросил бы тебя? Он же, наверняка, должен был взять тебя с собой. — Виктория Владимировна, конечно, понимала, что как бы сильно её сын не любил эту мелкую неуправляемую девчонку, он не мог взять её с собой, но Ника-то своим детским умишком этого понять не могла и, скорее всего, обижалась на брата за это. Ника поджала губы. Она говорила Сёме то же самое, когда он признался, что уезжает, но он отвечал, что он никак не может взять её с собой. Что какие-то серьёзные взрослые люди в черной одежде ни за что не разрешат ей поехать с ним. Он уверял её, что без него всё будет не так уж и плохо. Что у неё есть мама, которая будет заботиться о ней, и друзья в школе, с которыми будет не менее весело, чем с ним. Но вот прошла неделя, и она чувствует себя невыносимо одиноко. Мать совсем не любит её, говорит противные вещи о Сёме и никогда не обнимается. Ребята в школе вовсе не весёлые, и она ни с кем из них не может подружиться. Он говорил быть общительной, говорил подходить разговаривать первой, говорил улыбаться, говорил, что это просто… Он много чего говорил, а потом взял и…уехал! Но она ни за что не признается матери, что он неправ. — Он не мог взять меня с собой! Ему не разрешали! — Кто не разрешал? – Изобразила удивление Виктория Владимировна. — Много кто! Какая же ты глупая! Ты ничего-ничего не понимаешь, и никогда меня не слушаешь! А Сёма всегда меня понимал и всегда меня слушал! Мать подавилась воздухом. Задрожала всем телом. И всё её лицо заалело от уже несдерживаемого гнева: — Ах, вот как! Я запрещаю тебе произносить имя твоего брата! Поняла меня?! Ты должна забыть о нём, потому что ты больше никогда его не увидишь! — Я ни за что не… — Если я услышу хоть раз, как ты произносишь его имя вслух…— угрожающе зашипела мать, обходя стол и приближаясь к Нике, — тебе не поздоровится! Ника вздёрнула подбородок. Все слёзы высохли, а в глазах загорелся огонь. Она сверлила лицо матери с такой всепоглощающей ненавистью, будто в неё вселился сам Дьявол. А потом девочка резко отвернулась и быстрым шагом вышла из кухни, не оглядываясь. От неё исходили волны твёрдой решимости, а все мышцы были напряжены так, что казалось — прикоснёшься и получишь кулак в глаз.       Ника моргнула и резко вскинула подбородок. Этот словесный поток Яра в духе «ты никому не нужна, человек ты никудышный, а друг тем более» почему-то вызвали в голове эти воспоминания, будто стёршиеся из памяти, а сейчас вновь пропечатавшиеся. В ней клокотала злость. Уже очень давно никто не говорил ей столько гадостей за раз, а когда это делает человек, которого она считала своим единственным лучшим другом, становится вдвойне больней. Но боль в душе Ники надолго не задерживается. Она всегда превращается в злость, в раздражение, в разочарование.       Столкнувшись с горящим взглядом Ники, Яр, кажется, удивился. Он стоял перед ней, нескладный, высокий и рыжий. И весь этот его вид, теперь будто засомневавшийся, хотя минуту назад переполненный самоуверенностью и странной ненавистью, не мог вызвать в Нике, ничего кроме презрения. И это её бывший друг? Одиннадцатиклассник, курящий в подворотнях, безумолку говорящий бред и стесняющийся себя и своей семьи? С фанатичной идеей учиться заграницей? — Было очень интересно послушать тебя, Яр. Долго текст готовил или импровизация? Твой лексикон ругательств как всегда на высоте, и это, пожалуй, единственное, в чём ты разбираешься. А я пожалуй пойду. По всей видимости, Яр не ожидал, что её ответ будет так краток, потому что пока она уходила, он ни разу её не окликнул. Если бы Ника обернулась, то увидела бы, с какой невероятной скоростью меняется выражение его лица: то растерянное, то усмехающееся, то сожалеющее. Парень словно актёр примерял на себя разные маски, и никак не мог определиться, какую выбрать. Но Ника не обернулась, а он остался неподвижно стоять, несмотря на странное желание догнать её и… что-то сказать. Что-то неопределенное вертелось на кончике языка, и он знал, что если бы приблизился, то слова сами бы вырвались. Но он уже достаточно сказал на сегодняшний день.

***

      Ника стояла, прижавшись лбом к холодному стеклу, и наблюдала за летающими листьями. В коридоре было тихо: большинство учеников уже сидело дома, в школе остались только учителя и несколько заучек с исследовательскими работами.       Кто-то коснулся её плеча, и Ника вздрогнула, резко поворачиваясь. Перед ней стоял Макс, лучший друг Яра. Его ещё только не хватало. — Какие мы нервные, — усмехнулся он, отступив с поднятыми руками вверх. — Чего тебе? — Ника снова повернулась к окну. — Да, так. Мимо проходил. — Так я и поверила. Он помолчал. — Ты с Яром разговаривала? — Решил долго не ходить вокруг да около одиннадцатиклассник, посерьёзнев. Значит, Кухтинков даже своему лучшему другу не стал рассказывать об этом разговоре. Интересно… — Ну, предположим. — Он чернее тучи весь день и ничего не говорит. — Да, на него совсем не похоже. — Ника усмехнулась: отчего-то было чуточку приятно осознавать, что не только ей испоганили настроение вчерашние откровения. Максим встал рядом, упершись руками в подоконник. — О чём говорили? — Какое тебе до этого дело? — Ну, я как-никак его лучший друг. — А я его… - она запнулась на секунду,- бывшая лучшая подруга. Краем глаза она увидела, как Макс усмехается. — Чего смешного? — Ну, это временно. Вы же опять как всегда… — Не в этот раз, — перебила его Ника. – В этот раз мы не помиримся. Ни за что. Макс промолчал, наблюдая за её хмурым лицом и устремлённым куда-то за окно взглядом. — Что случилось-то? Ну, в смысле, изначальную причину я знаю, а вчера? Чего ты ему наговорила? — Его и спроси. — Нике сейчас жутко захотелось курить. Она не держала в руках сигареты после прогулки с Семёном Александровичем. — Смотрю, тебе тоже досталось. — Макс заметил, как она яростно трёт друг о друга пальцы правой руки. Поймав его взгляд, она тут же прекратила, положив руку на подоконник. — Как поживаешь? — Беззаботно спросил он. — Слушай, иди лучше Ярику психотерапию проведи. Ему полезнее будет. — Тебе тоже не помешает. — Ты на что это намекаешь? — Ну, вон, у тебя рука подрагивает, от людей шарахаешься. — А тебя не Яр случайно подослал мне мозги допромыть? Она повернулась к Максу, пристально вглядываясь в его лицо. Он тоже повернулся, ухмыляясь: — Нет, это была лично моя идея. — Так вот катись ты со своей идеей… — Тихо-тихо, — он сделал шаг к ней, гладя воздух перед её лицом ладонями. — Я серьёзно. Тебе помощь не нужна? Она застыла с приоткрытым ртом. Помощь? Он издевается? Неужели она настолько жалко выглядит? — У тебя крыша поехала? Ты меня за десятилетнюю принимаешь, что-ли? — Нет, просто… — Мне вообще плевать на Ярика, ясно?! У меня, в отличие от этой истерички, всё прекрасно. Если у него там какие-то сдвиги, это не значит, что они и у меня! Так что отвали! — Эхо от её крика пронеслось по коридору, и, наверное, его услышала вся школа. Невозмутимый Макс помолчал немного, дав ей отдышаться, и спросил: — Сигарет купить? Она изумлённо на него уставилась, немного позавидовав его спокойствию. Да, несколько недель назад и она напоминала буддиста, пока не появился Семён Александрович, и Яр не начал вести себя, как идиот. — Была бы не против. — Язык еле ворочался: очень неприятно признаваться в чём-то перед человеком, на которого только что кричал. У Макса лишь дёрнулись уголки губ, и он медленно побрёл к лестнице. — Сейчас? — Наблюдая, Ника уже сделала пару шагов за ним. — Ну, если ты занята, то… — Нет, я абсолютно свободна. — Она быстро догнала его, проигнорировав промелькнувшую на его лице ухмылку. Пусть думает, что хочет.       Они шли по тому же скверу, по которому полторы недели назад она гуляла с Семёном Александровичем, что сейчас казалось далёким чудесным сном. Небо заволокло тучами — вот-вот должен был пойти дождь. Листья беспорядочно летали перед лицом. Дым в легких наконец помог немного расслабиться. Только сейчас Ника поняла, насколько в последние дни была напряжена. — Слушай, — Макс впервые после того, как они вышли из магазина, заговорил, — помнишь тех ненормальных, с которыми мы ездили в поход этим летом? Ника совершенно не ожидала такого вопроса. Перед глазами замаячили воспоминания, отвлекая от мрачных мыслей. Этим летом Ярик познакомил её с очередными своими долбанутыми друзьями (откуда он только берёт их в таких количествах?). Эти, пожалуй, были самыми первыми в списке по неординарности: группа подростков разных возрастов, начиная от 15 и заканчивая 20, которая почти сшибла её с ног при первой встрече, причём в прямом смысле: они кинулись её обнимать, а потом ещё пару раз подкинули в воздух. Как оказалось позже — это у них такое ритуальное приветствие. Они увлекались разными экстремальными видами спорта, очень необычно проводили свободное время и отличались от всех людей, каких Ника когда-либо знала. Большинство из них – дети из богатых семей с такими же вечно занятыми родителями, как у Ники. Каким образом с ними познакомился Яр, она понятия не имела, а он ничего ей не рассказал. А этим летом, благодаря этому безумному знакомству, Ника совершила самое интересное путешествие за всю свою жизнь: она, Яр, Макс и эта безбашенная компания провели четыре дня вдали от цивилизации. Как она на это решилась, сама до конца не понимала. По-видимому, эти друзья Яра обладали какой-то магической способностью убеждать. Она спала в палатке, ела жаренный на костре зефир и уплетала ненавистные ей прежде сосиски за обе щеки. Она испачкала в траве джинсы, порвала кеды, поцарапала скулу о сук и при всём этом чувствовала себя комфортнее, чем когда-либо, в этой шумной ненормальной компании. — Забудешь таких, — усмехнулась Ника. — Не хочешь с ними встретиться? — Надеюсь, они не предлагают отправиться на ночёвку в палатках сейчас…— она поёжилась, представляя себе эту картину. — Ну…— Макс улыбнулся, подбрасывая в ладони пачку сигарет. Сам он почему-то не курил. — Ты серьёзно? — На самом деле, они и не на такое способны, но сейчас речь идёт просто о поездке к одному из них в загородный дом на эти выходные. —Парня, видимо, позабавило изумлённое лицо девушки несколько секунд назад, потому что он до сих пор улыбался.       Ника бросила окурок в мусорку и задумалась. Ехать к каким-то подросткам, с которыми она виделась один раз в жизни, казалось безумием. Но как с ними было весело! — А к кому именно? Не к Ване случайно? — Этот парень ей запомнился лучше всех, потому что он был за главного в летнем походе. — Нет, не к нему. К Кириллу, но его в походе не было, так что ты его не знаешь. Просто класс! Заметив её выражение лица, Макс поспешил добавить: — Не волнуйся, там не будет ничего такого, что обычно устраивают подростки в загородных домах в отсутствие взрослых. — Как-то не очень успокоил. — Я тебя в обиду не дам. Ника посмотрела на него с сомнением. — Знаешь, тебя я тоже не очень-то хорошо знаю. Макс хмыкнул, проведя руками по волосам, и как бы между прочим сказал: — Ну, туда и Яр вроде тоже собирался. Ника остановилась. — Только не говори, что ты это всё подстроил, чтобы нас помирить. Он фыркнул: — Делать мне больше нечего. — Не горю желанием его видеть, если честно. Так что нет. — Трусишка… У Ники аж дыхание перехватило: — Это ты мне? — Да, тебе. — Знаешь, ехать неизвестно куда, неизвестно к кому, неизвестно зачем попахивает наркотой, невероятным количеством алкоголя и сексом без обязательств. Так как ни один из этих пунктов меня не привлекает, я лучше останусь дома. Макс расхохотался. — Никогда б не подумал, что услышу такую благоразумную речь от тебя. Но могу тебя заверить, что эту компанию эти три пункта тоже не привлекают. — И что же тогда мы будем там делать? Вслух книжки читать? — Ну, играть в прятки, например. — Да, ты издеваешься! — Почему же? Прятки в огромном загородном доме с таким количеством народа — очень интересно проходят. Ты просто, наверное, в последний раз играла в прятки в детском саду. Всё это звучало не очень правдоподобно, но Макс до этого момента казался ей более менее адекватным и спокойным парнем, так что навряд ли он зовёт её в гости к маньякам. — Окей, предположим. И чем ещё вы там собираетесь заниматься? — У них куча настольных игр, плазма на пол стены, жратвы немереное количество, лес и озеро неподалёку. Да ты хоть вспомни одного этого Кита – думаешь, будет скучно?       Кит – прозвище одного из тех ненормальных, с которыми она познакомилась летом, и Макс был прав: с ним заскучать было просто нереально. Ника почему-то вспомнила Семёна Александровича. Если он думает, что сможет от неё отвязаться, то глубоко ошибается, но и быть зависимой от него она не собиралась. Эти выходные обещали быть такими же скучными, как и все предыдущие, и она планировала снова попробовать с ним погулять, но раз её пригласили к этому Кириллу... — Надеюсь, что я не разочаруюсь. Макс многообещающе ухмыльнулся. — За тобой заехать? — С каких пор ты на машине? — У одного из приглашённых уже есть права и тачка, и он был готов заехать за мной и Яром, ну теперь и за тобой. Ника присвистнула. — Неплохо. И много там парней с тачками? — Увидишь.