Брат

      Сёма сидел в школьной столовой и маленькими глотками отхлебывал невыносимо сладкий чай из кружки с отколотой ручкой, размышляя о вчерашнем дне.       С Никой поговорить, а тем более каким-то образом подружиться не получилось из-за болтливого старикашки-литератора. Как только прозвенел звонок, он вбежал в класс и засыпал Сёму вопросами, от которых у молодого человека голова пошла кругом. Отвязаться от него не было никакой возможности, и пока Ника намывала доску, неторопливо ходила между рядов, проверяя пол и парты на наличие мусора, он убеждал литератора, что ему в их школе всё нравится, он знает, где учительская и знаком уже почти со всеми коллегами по работе. Ника, вначале поглядывающая на брата с любопытством, а на старикашку с раздражением, к концу этой невыносимой перемены поняла, что наедине с учителем английского сегодня остаться не получится. Все её попытки прервать их бессмысленный разговор оканчивались укоряющим взглядом Николая Анатольевича и замечанием, что неприлично перебивать взрослых, а тем более мешать им вести дружественную беседу. Кинув последний бешеный взгляд на литератора, она стремительно покинула класс, а спустя пару секунд прозвучал звонок на урок. Сегодня уроков с 9б у Семёна не было, но ему и без Ники проблем хватало. Хотя бы этот чай, в котором сахара столько, что хватит на всю оставшуюся жизнью. — Добрый день, Семён Александрович, — раздался знакомый писклявый голос где-то над его ухом. «Только не она», — подумал Сёма, поднимая голову, и криво улыбнулся надоедливой биологичке лет на десять старше него. Разница в возрасте не мешала ей кокетничать с ним с первого дня знакомства и преследовать на каждом шагу; единственное место, в котором он мог от неё спрятаться, был мужской учительский туалет. Сёме уже изрядно поднадоели эти глупые прятки, и он размышлял, как бы помягче её отшить, чтобы она не превратилась в мегеру и не пришлось снова от неё бегать уже по причине разбитого им, а не влюблённого в него сердца этой доставучей дамочки. — Здравствуйте, Алла Викторовна, — кивнул он ей. Она села напротив, поставив на стол тарелку с круассаном и чашку вонючего растворимого кофе. Её декольте было более глубоким, чем он когда-либо видел, и потому старательно смотрел куда угодно, только не на него. Вспомнив, что захватил с собой сникерс, Сёма полез за ним в свой портфель. — Как у Вас идут дела, Сёмочка? Ребята Вас слушаются? Голос повышаете или без этого обходитесь? — Она с громким бульканьем отхлебнула свой кофе. Сёма, всё ещё нагнувшийся к стулу, на котором стоял портфель, зажмурился, сморщив нос и высунув язык. — Мы же договорились придерживаться официальной формы общения. — Да, договорились. А что, я Вас снова Сёмочкой назвала? Простите, даже не заметила. Так что там с ребятами? — Хорошо всё с ребятами. Правда, сонные очень, только к середине урока работать начинают. Голос не повышаю, надеюсь, и не придётся. Он с громким треском разорвал упаковку и за раз откусил треть от всего батончика. Брови Аллы Викторовны недовольно сошлись на переносице, а пухлые губы превратились в тонкую линию. — Вы хоть знаете, сколько всякой гадости напихано в состав этой шоколадки? Сёма, тщательно пережевав и проглотив кусочек сникерса, ответил: — Знаю. Одно пальмовое масло чего стоит, да? Алла Викторовна энергично закивала с омерзением, глядя на батончик в его руке. — Но боюсь, сколько бы не говорили про его вред, люди не перестанут есть продукты, в состав которых оно входит, во всяком случае, сникерсы. Сытно и вкусно, что может быть лучше? — Сёма откусил следующий кусок и еле удержался от порыва зачавкать, глядя на негодующий взгляд собеседницы. Отчего-то ему очень нравилось её раздражать.       После нескольких секунд напряжённого молчания она с громким стуком поставила чашку на стол, чуть не выплеснув половину кофе, и уже было открыла рот, чтобы начать свою лекцию о здоровом питании, но на счастье Сёмы по столовой пронеслось оглушительное жужжание звонка. Он уже второй раз спасал молодого учителя от надоедливых коллег. Биологичка, то ли расстроенная, то ли рассерженная, вскочила на ноги. — Ладно, продолжим нашу беседу позже. Заходите ко мне в кабинет после этого урока, я Вам всё разъясню про эту отраву. — К сожалению, я буду занят, — как можно вежливее ответил Сёма, доедая сникерс. — Какое несчастье, — вздохнула она, перешагивая с ноги на ногу. — Тогда, может быть, на какой-нибудь другой перемене? — Посмотрим, — кивнул он, про себя подумав: «Ни за что!» . — Хорошо, — и Алла Викторовна, виляя бёдрами, засеменила к выходу из столовой. Семён Александрович остался сидеть, вертя в руках обёртку от сникерса и ругая себя за то, что в очередной раз струсил её отшить.

***

Вышло так, что за свой свободный урок Сёма благополучно забыл об этом разговоре и, только оказавшись в опасной близости от её кабинета, вспомнил, что должен обходить это место за километр. Её взгляд прожигал дыру в его лбе, пока он, грациозно лавируя между учениками, всячески пытался не отрывать глаз от пола, а затем прямо перед её носом завернул в мужской учительский туалет. Как же всё-таки удачно спроектирован план школы!       Прислонившись спиной к двери, Сёма облегченно выдохнул, свободно вздохнул и тут же закашлялся от плотного сигаретного дыма, заполонившего всё помещение. Два высоких парня замерли, не донеся сигареты до рта, и, встретившись глазами со взглядом молодого учителя, словно по команде начали оглядываться по сторонам. Это выглядело даже немного комично. — Ну, навоняли! — Сёма в очередной раз кашлянул, махая перед лицом ладонью, чтобы хоть немного отогнать дым от слезящихся глаз. — Так, затушили сигареты, бросили в урну, и чтобы я вас здесь больше не видел.       Ребята переглянулись, и один из них с напускным пофигизмом затянулся и выдохнул облако дыма прямо Сёме в лицо. Последнему потребовалось всё его самообладание, чтобы тут же не врезать наглецу в нос или в челюсть, чему он неплохо научился в своей школе. Сколько бы его не называли ботаником, хорошо стукнуть он умел, хоть и прибегал к этому способу выяснения отношений в самых крайних случаях, в остальных же обходился словами. «Нужные слова для этих раздолбаев придётся подбирать очень долго, да и вряд ли они меня вообще будут слушать», — понял Сёма, поэтому решил испробовать другую тактику.       Он сделал глубокий вдох, после чего словно подавился воздухом и страшно безостановочно закашлял, опрев руки о колени, но продолжая незаметно наблюдать за курильщиком, который, ухмыляясь, смотрел на него сверху вниз.       В следующий момент парень медленно поднял руку с сигаретой, видимо, собираясь снова затянуться. Тогда Сёма резко разогнулся, подскочил к нему и одним ловким движением увёл эту руку ему за спину. Последовало визгливое ругательство, и ученик оказался прижат всем туловищем к холодной плитке стены. — Значит так: со мной шутки плохи, парень. Ясно? — Сёма посильнее сжал его руку, что вызвало новую порцию отменных ругательств. — Чтобы я вас здесь больше не видел. Понял? В ответ послышалось яростное пыхтение. Его товарищ по-тихому двинулся к двери. — Стоять, — Сёма сам удивился, насколько страшно прозвучал его голос.       Ученик побоялся ослушаться учителя. По-видимому, он был либо умнее, либо трусливее первого. Затушив сигарету о раковину и бросив её в урну, он прислонился спиной к стене рядом с зажатым между ней и Сёмой другом. Учитель выдернул из плотно сжатых пальцев более упрямого ученика сигарету и, проведя ею по плитке, вложил в руку, стоящего рядом парня. — Выброси, — тот немедленно подчинился. — Уёбок, — хрипло бросил ему товарищ и в очередной раз дёрнулся, пытаясь оттолкнуть от себя Сёму. — Нас двое, он один, смекааа!!! — Учитель ещё сильнее скрутил его руку, вызвав истошный вопль. — Хватит, — прорычал парень сквозь зубы через пару секунд. — Сначала ты должен кое-что сказать. — Я понял, блять! — И что же ты понял? Бешеный рык. — Не будем мы здесь больше курить. Только, да будет тебе, — Сёма надавил на руку,— блять! ВАМ известно, что это — самое популярное место всех учеников. — Передай всем, что теперь нет. Сёма отошёл, стараясь как можно незаметнее выдохнуть. Его силы были на исходе. От дыма было невозможно дышать, а по физическим данным они с учеником были почти на одном уровне.       Парень простоял ещё несколько секунд, прижавшись лбом к стене. Сёма видел, как он сжимал и разжимал в кулаки трясущиеся руки и потирал покрасневшее запястье, за которое его схватили. Затем медленно развернулся, одарив учителя уничтожающим взглядом, но тут же отвел глаза. С красными, то ли от пережитого унижения, то ли от злости ушами быстро зашагал к двери. Его приятель, с благоговейным ужасом поглядывая на Семёна Александровича, заторопился следом. Как только за ними закрылась дверь, Сёма кинулся к маленькому окошку под потолком и, с трудом дотянувшись до ручки, распахнул его. Свежий воздух наконец-то проник в измученные дымом лёгкие. Он отдышался. Затем ополоснул лицо ледяной водой, случайно забрызгав рукава рубашки, из-за чего их пришлось закатать. Всплывшая в голове мысль об Алле Викторовне, скорее всего до сих пор стоящей за дверью, заставила его устало привалиться к холодной стене. Он бы простоял так до конца перемены, вслушиваясь в шум рекреации, проникающий сюда, словно сквозь толщу воды, но ему ещё нужно было подготовиться к предстоящему уроку. Да и что он, первоклассник какой-то, прятаться в туалете? Тяжело вздохнув, провёл всё ещё немного влажной рукой по волосам, окончательно взлохматив их, и вышел, так и не заметив носки женских туфель в одной из кабинок.       Ника, услышав хлопок двери, осторожно выглянула из-за дверцы, — в туалете никого не было. Подойдя к зеркалу, она расчесала немного запутавшиеся пряди волос. Её отражение улыбалось какой-то глупой, новой для неё самой улыбкой.