Роковое братство

Я вижу два возможных варианта развития событий. Первый: встретившись лицом к лицу сама с собой на тридцать лет старше, она просто потеряет сознание. Или второе: создается временной парадокс, нарушается пространственно-временной континуум, начинается цепная реакция. Время и пространство захлестываются в петлю, в результате чего Вселенная разрушается. Но это в худшем случае. В лучшем случае разрушится только наша галактика...

д. Эммет Браун «Назад в будущее-2"

Алексей сидел на кровати, голый, завернутый в простыню и ждал, когда высохнет одежда. Три часа назад Ольга засунула его вещи в «Малютку», и пока машинка крутилась, девушка поведала занимательную историю о том, чьи шмотки побывали в этой легендарной «стиралке».   — 2 года назад сюда заезжали Майк с Цоем, — со смехом вспоминала Оля, — Хотели поиграть на ступеньках, в Архитектурном, но их оттуда прогнали, и они зависли здесь до вечера с тремя бутылками портвейна. Ну, для Майка — 3 бутылки — раз плюнуть, поэтому он устроил «чпок-рок». Знаешь, что это такое? Показать? Алексей неуверенно покосился на подругу. Приставка «чпок» у него вызывала неоднозначные ассоциации. Арефьева достала откуда-то из заначки «Три семерки» и бутылку тархуна, поставила на стол, открыла и смотрела на реакцию «мельника». Леха скривился от отвращения. Он догадался, что за этим последует.  — Смотри и учись, — сказала девушка, лукаво улыбнулась и налила портвейна на полстакана, затем в портвейн влила шипящий тархун, после чего взяла стакан, поддерживая его за дно и прикрыв ладонью верх, быстро взболтала, и в три-четыре глотка выпила этот жуткий коктейль. Орлов был в шоке от ее очередного «перфоманса» и последовать ее примеру тактично отказался.  — Я так понял, что Майк так «начпокался», что «обчпокал» свою одежду? — предположил он. — Ага, сидел тут в трусах, на гитаре мне играл, вот как раз на том месте, где ты сидишь. А еще, помню, Шевчук приезжал. От ментов прятался. Меня, правда, здесь не было, но его вонючие носки я потом нашла в стиралке. Юрич засунуть-то — засунул, а включить машину забыл…. Ольга курила, манерно держа сигарету двумя пальцами. — Да кого тут только и не было — Вова Синий из «Челябы», Сашка Башлачев…. Мм, кстати, а как там Сашка поживает? — В смысле? — не понял сначала Алексей, но потом решил, что в таких вещах не стоит лгать, даже во имя спасения, — Покончит с собой, через года два-три, точно не помню. — Ну, на хуя ты это сказал? — после тяжелой паузы сердито спросила подруга. В глазах ее блестели слезы. — Ты спросила, я ответил, — проворчал Леха, но, грешным делом, даже обрадовался, что испортил ее «джинсовое настроение», и она вновь стала сама собой.  — Давай, споем что-нибудь вместе? — внезапно предложила девушка, сняла со стены ту самую разрисованную гитару, и протянула ее виолончелисту, — Нет, ты — сыграешь, а я — спою. Орлов взял ми-минор, чтобы просто проверить, где строит, где — нет. Инструмент звучал отвратительно. — Оль, я не знаю Башлачева, — извиняющимся голосом изрек «мельник» и передал гитару Арефьевой, — Сыграй лучше ты. Спой что-нибудь свое. Та покачала головой, отложила шестиструнку, и пространно заявила:  — Песни есть, но мне еще нужно до них «дорасти». Чтобы дать им крылья, нужно для этого иметь свои. Видишь ли, я пока что наблюдатель, исследователь… Я только «учусь летать», понимаешь? У меня, вообще, возникла недавно идея….как бы тебе это объяснить….я бы хотела построить ковчег, подобно Ною и собрать «каждой твари по паре». Образно говоря. И время от времени я бы приставала к берегам и брала бы на борт только самых выдающихся, самых талантливых поэтов, художников и музыкантов. А потом бы вышла в открытое море навсегда. Чего ржешь? — Будь уверена, ты построишь такой ковчег. «Образно говоря», — по-дружески рассмеялся Алексей. — Я бы тебя тоже взяла, — Голос же девушки был серьезен как никогда. — Я — «мельник», Ольга Викторовна, — усмехнувшись, покачал головой музыкант, — А «мельницы», да будет тебе известно, не строят на побережье. А тебе на твоем «ковчеге» не станет ли скучно и одиноко среди таких же, как ты? — А я и не утверждала, что я — «выдающаяся». Говорю же — я созерцатель, «вечная ученица». Я избавлена от необходимости создавать собственное «учение». Оно лишает внутренней свободы. «Джинсовое настроение» Арефьевой незаметно сменилось ее любимым настроением — «аквариумным». Она была так чертовски мила, и так по-детски непосредственна в этом безумном хороводе местоимений «я, мне, мое», что Орлову хотелось с силой прижать к себе это хрупкое тело и не выпускать из своих объятий до тех пор, пока она произнесет три слова, что отсутствовали в ее лексиконе.  — Почему тебе так сложно сказать «Я тебя люблю»? Изумрудные глаза девушки гневно вспыхнули в его сторону. — Тот, кто признается в любви — сдается без боя. Он попадает в зависимость от собственных слов. А слова не значат ничего, но сильно обязывают. А я не хочу никому и ничему быть обязанной. Никогда! Я счастливая бессовестная дура. Я никого не люблю, и меня любить не надо, понял? «Пиздеж! Все — пиздеж! — злился на нее Леха, — „Ты лжешь мне, себе, всем вокруг. Ты пытаешься встать всему миру спиной, но у тебя не получится! К кому-то ты все равно ты повернешься лицом“ — Куда это ты? — спросила Ольга, глядя, как Орлов встал с кровати, забрал свои трусы и носки с батареи, и спешно напяливал их на себя. Затем подошел к сдвинутым стульям, на которых были развешаны его стираные вещи, и стал одеваться. — Леш! Куда ты собрался? — повторила Оля. — Я ухожу, — С горечью в голосе ответил „мельник“, натягивая на себя плохо просушенные джинсы. — Ты, что, обиделся? Леха промолчал. Все движения его были дерганными, нервными, когда он застегивал пуговицы на толстовке.  — Ты не можешь взять и так просто уйти! — настойчиво продолжала девушка, — Тебе некуда идти! — Ошибаешься, — сквозь зубы проговорил Алексей, снял с вешалки свою зимнюю курточку, и вышел в длинный общий коридор коммуналки. За ним вслед зашлепала босыми ногами Арефьева. Виолончелист встал и резко развернулся к ней лицом. — Что тебе еще от меня надо? — Ничего…- тихо-тихо ответила она. И он увидел, как уголки ее губ задрожали. Леша отвернулся, чтобы не видеть, как Ольга снова плачет. Он давно подметил — у нее глаза „на мокром месте“. Поначалу его это умиляло, но сейчас откровенно „достало“ — Я не могу так больше, понимаешь? Мне надоела эта „цветаевщина“. Все это неправильно. Меня не должно быть здесь вообще! Я же вижу — ты отталкиваешь меня не потому, что я тебе безразличен, а потому, что я чужой для тебя во всех смыслах! Я не стану мучить ни тебя, ни себя.  — Но и куда ты пойдешь? — снова и снова она задавала этот ужасный вопрос, ответа на которого не было, — В Клуб? Уже поздно — там закрыто уже… — На вокзал. Куплю билет на ближайшей поезд до Москвы, и поеду к „своим“, — Орлову слабо верилось в то, что сейчас говорил, но „убежать“ от всех казалось ему единственным возможным вариантом своего „спасения“, — Скорее всего, мое появление их шокирует, но они все поймут. По-крайней мере не выставят за дверь. — А как же твой друг? — спросила Оля про Серегу — Мы с ним больше не друзья, и боюсь — уже не коллеги. Все, Оль, давай прощаться. Его рука уже была дверной ручке, когда Арефьева кинулась ему на шею, в отчаянной попытке заставить любимого передумать и остаться. Ее короткие нежные поцелуи были столь невинны, словно его целовала собственная мать, а не возлюбленная. — Мы ведь еще встретимся? Ты сам так сказал, — Девушка смотрела на него заплаканными глазами. — Нет, это была ошибка. Моя ошибка. Я не захотел разорвать этот замкнутый круг, и потому оказался здесь, с тобой. Когда я уйду, пожалуйста, не ищи меня. Он отстранился от Ольги и потянул на себя дверь. На пороге стоял Вишняков. Судя по всему, часть их прощального разговора тот невольно успел подслушать, но не захотел мешать тяжело расстающейся парочке. — Позволь еще кое-что ей сказать, — с непонятной радостью в голосе быстро проговорил Сергей, — На прощание…. Не возражаешь? Вид у гитариста был какой-то воодушевленный, не такой подавленный, как сегодня. Алексей не мог взять в толк, отчего случилась такая резкая перемена. И тут до него дошло. — Серый! Портал открыт? — Да, Лех, пойдем домой. Погуляли и хватит. Ключи у тебя? — Какие ключи? — От свалившейся радости он позабыл обо всем на свете, даже о том, что ключи от квартиры Пшено так и лежат в его зимней курточке. Он похлопал по карманам и услышал желаемое звяканье. — Там внизу таксист ждет, садись в машину и подожди меня. Мне надо Ольге сказать нечто важное. Алексей недоверчиво посмотрел на Вишню. Что тот задумал? В его пронзительном взгляде снова появилась та, до дрожи пробирающая, решимость.  — Пожалуйста, Лёш, сделай, как я прошу. Поверь мне, так будет лучше….для всех нас, — Серега положил ему руку на плечо и чуть улыбнулся. Леха притянул к себе девушку и их губы встретились в долгом прощальном поцелуе. И та „ответила“. Их языки встретились и неистово ласкались друг о друга. — Прощай, Оль, — Он с трудом выдавил из себя первое слово. В глазах его застряли слезы. — Я люблю тебя, — Арефьева наконец-то научилась выговаривать это вечно пугающее ее словосочетание, — Прости, что слишком поздно я это сказала. — Лучше поздно, чем никогда, — изрек он избитую „мудрость“, вышел за порог, и стал медленно спускаться по лестнице. — Я знаю, что Вы хотите мне сказать, Сергей, — Девушка засунула в рот сигарету, чиркнула зажигалкой и нервно затянулась. Вишняков заглянул за перила, проверил лестничные пролеты внизу, убедившись, что Леха уже не услышит их разговора. — Я не просто хочу Вас предупредить, Ольга Викторовна, — Этим „выканием“ оба намеренно держали дистанцию. Гитарист отрезал все возможные „пути назад“, жег за собой мосты, — Я хочу донести до Вас весь ужас от последствий поступков, что вы совершите в будущем. Именно вы должны разорвать этот порочный круг. Иначе это будет повторяться бесконечно. Он оказался здесь частично и по вашей вине. — Я понимаю, — тяжело вздохнула Арефьева. — И поэтому прошу вас по-человечески, не ради себя, но ради Алексея. Мне он дорог, так же как и вам. Вы должны исчезнуть из его жизни навсегда. — Мне, что, покончить жизнь самоубийством? Переехать в другую страну? — вспыхнула девушка. — Ну, конечно же, нет, — заверил Вишня, — Через 4 года вы переедете в Москву и получите приглашение к Орловым на творческий вечер. И что вы должны сделать? — Отклонить это приглашение.… И это все? Вы что же, считаете, что этого достаточно? — Сергею почудился вызов в ее голосе. — Вполне достаточно для того, что не травмировать его детскую психику, как это сделали вы, в 90-м году! — Но я же этого еще не совершила! И у меня есть выбор, в конце концов! — Если бы вы его действительно любили, Ольга Викторовна, перед вами бы не стоял этот выбор вообще! — А вот, вы, Сергей считаете, что умеете любить? Ее вопрос оказался ударом поддых. Он сам часто себе его задавал, но ответ нашел лишь здесь, сегодня, субботним вечером в Свердловске 1986-го года, в ДК Свердлова, на концерте группы „Урфин Джюс“, в строчках Кормильцева.

Лень было блуждать в лабиринте страстей, в себе нерешимость убить Ты ждешь человека, который придет и укажет, кого любить ... И Серега знал имя этого человека. Он встречался уже с ним, точнее еще встретится через 14 лет. Вот только…. „Какого черта? — встревожено подумал ‚мельник‘ — ‚Почему я видел себя в старости? Ведь я же вернусь! А если — нет? Пока я тут распинаюсь перед этой эгоистичной стервой — Портал возьмет и закроется!‘ — Удачи на ‚Юрмале‘ в следующем году! — бросил ей на прощание Вишняков, повернулся и сбежал вниз по лестнице. Он рассчитывал, если она узнает эту ошеломляющую для нее новость, то, по крайней мере, забудет о Лехе на ближайшие несколько лет. **** Хоть Серега и просил Настю запереться в пожарной комнате, та его просьбе не вняла. Она вообще спала. Где и сколько рокерша выпила - для него оставалось загадкой. Впрочем, ему уже было не до нее.  — Уфф! ‚Дверь‘ на месте! — гитарист вытер рукой пот с лица, — Пошли. Тяжелая дверь, словно в сказке, со скрипом отворилась, и Орлов нырнул в темный проем первым. Вишня задержался. Он не хотел уходить, не попрощавшись с Настей, так, и не объяснившись с ней до конца. А еще он хотел напоследок пожать руку Егору Белкину. Несмотря ни на что. — Ну, ты, чего там? — раздался обеспокоенный голос Алексея. — Сейчас, погоди… — Вишня порылся в заднем кармане джинсов и достал завалявшийся медиатор, фирменный, черный, с его инициалами ‚S&V‘ на одной стороне, и с ‚алхимическим циркулем‘ — с другой. По старой доброй традиции, сточенные за концерт медиаторы, он дарил фанатам. А теперь же он захотел оставить что-то на память человеку, которым мог бы стать ему другом. Серега не знал, простит ли его Егор, или нет, но все, же, предоставил ему решать самому как поступить с сувениром из 2016-го. ‚Надеюсь, Настя поймет, кому он предназначен‘ — подумал ‚мельник‘ и вложил медиатор в ладонь безмятежно спящей 25-летней Первой Рок-Леди Советского союза. Затем, откинув светлую прядь волос, нежно поцеловал девушку в лоб. — Блядь! Вишня! Ты ебанулся что-ли? Пошли быстрей! — истерил Орлов из темноты. — Да иду я, иду, — Серега шагнул в проем и закрыл за собой эту проклятую дверь, как ему очень хотелось верить, навсегда. Они не шли, они бежали по длинному изогнутому, знакомому ‚Уроробусу‘ подвала, не оглядываясь назад. В какой-то момент обоим показалось, что они заблудились, но все, же отыскали ту заветную лестницу, ведущую из цокольного этажа на первый. Тьма на первом этаже была как тогда, когда они впервые очутились здесь. Воспользоваться, как прежде, фонариками на телефонах, ребята уже не смогли, ибо батареи у тех, окончательно ‚сдохли‘. Где-то неподалеку скрипнуло стекло, и раздался подозрительный шорох. ‚Мельники‘ замерли на месте, и задержали дыхание, боясь, что их услышат. Затем появились два скрещенных луча на потолке, и послышались приглушенные голоса: ‚Ты так и не сказал, что тебе приснилось‘ — вопрошал первый голос, ‚Смотри, видишь?‘ — отвечал второй. Алексей подскочил к Сереге, зажал ему ладонью рот, чтобы гитарист ненароком не закричал от ужаса, а сам почувствовал, что вот-вот — и обмочит штаны. Мимо них, подсвечивая себе путь фонариками, осторожно передвигаясь, и оглядываясь по сторонам, прошли Орлов-2 и Вишняков-2. Всех четверых разделяли всего лишь несколько жалких метров. Как те вообще их не заметили — уму непостижимо! Окончательно удостоверившись, что ‚мельники версии 2‘ благополучно спустились вниз, в подвал, совершая, по сути, ту же ошибку, что и ‚первопроходцы‘, Леха и Вишня, сослепу натыкаясь на стены, и друг на друга, отчаянно пробирались к выходу. Наконец, непроглядная тьма рассеялась, впереди забрезжил свет, отражающийся в парадных окнах заброшенного ДК Свердлова, и они со всех нрог помчались к выходу. Сбежав вниз по ступенькам, музыканты вдохнули предутренний прохладный воздух города, который уже назывался Екатеринбург. — Поверить не могу, что все это закончилось, — отдышавшись, радостно провозгласил Орлов. — Надо убираться из этого города, срочно, — отвечал коллега, — Я пока не сяду в самолет, не успокоюсь. — Все равно надо к Пшено зайти. Я оставил у него в шкафу свою барсетку с гонораром за Теле-клуб. — А на хера ты обналичил-то? — удивился Вишня. — Да ты еще спасибо скажешь! Арефьева засунула в стиральную машину мои джинсы вместе с банковской картой! Вот как жопой чувствовал! — засмеялся Леха. Затем подтянулся Сергей. Они хохотали как сумасшедшие. **** — Пшено! Серега! Еб твою… Проснись! — Орлов тормошил за плечо спящего приятеля. Бесполезно. Пшеничный имел привычку спать очень крепко. Его тезка ходил по кухне из угла в угол и нервно грыз ноготь. Он нетерпеливо ждал, когда частично зарядится его айфон. А пока ждал, нашел в холодильнике бутылку финской водки, открыл, и отпил прямо из горла. Затем включил кухонную вытяжку, достал из кармана сигареты и закурил. Судя по недовольному голосу, хозяин квартиры изволил, таки проснуться, и тот с Лехой зашел на кухню. — Серега! Что с тобой случилось? — Пшеничный, жмурясь спросонья от непривычно яркого света, сумел разглядеть внешний вид музыканта. После чего - перевел взгляд на Орлова и тоже недоумевал. — Я ничего не понимаю, вы, где были? У вас обоих такой вид, словно вы бухали три дня без просыху! — Ой, Серый, лучше не спрашивай! — отмахнулся от него Алексей, опустился на стул рядом с Вишняковым, и увидав на столе бутылку водки, последовал примеру коллеги по группе. — Не, ребят, реально, что случилось? — не на шутку перепугался Пшено. Он искренне не понимал, как за 6 часов на лице у мужиков может отрасти двухдневная щетина. — Леха! Серег! Вы же, вроде, не курите! — Его окончательно сбило с толку необычное поведение друзей. — Как видишь, не только курим…. — сделав очередной глоток из бутылки, проворчал гитарист, — Мы- настоящие рок-н-ролльщики — курим, пьем, женам изменяем!‘  — Сергей Сергеич, родной, — ласково обратился к Пшеничному Орлов, — Спасибо тебе огромное за все, что ты для нас сделал. С меня лично причитается. Но я тебя прошу, умоляю — не спрашивай больше нас об этом. Пока мы не вернемся домой и не удостоверимся, что все хорошо. Нужно время, чтобы все это переварить в башке. Вишняков очень странно посмотрел на своих собеседников, особенно на своего ‚полного тезку‘. Так, словно впервые его увидел. Сергей, тот, что Александрович, ничего не говоря, резко встал со стула, и вышел из кухни. Алексей выбежал за ним. Тот снял с зарядки свой телефон, и быстро кидал в пакет какие-то свои личные вещи, оставленные в этой квартире.  — Я же говорил, что нужно отсюда поскорее убираться! — зашипел на него Вишня. Зрачки у него были расширены от ужаса. Что его могло так испугать — не понятно — Да что с тобой? — не выдержал и потребовал объяснений Алексей. — Потом все объясню, собирайся, пора съёбывать! **** По дороге домой, находясь, примерно, в 10 000 метрах от земли, сидя в салоне для курящих, ‚мельники‘ попивали водочку под нехитрую закуску и давали взаимные клятвы, что по прилету завяжут с ‚синькой‘ и куревом прямо с аэропорта. И как бы Серега и не хотел заводить об этом разговор, но Орлов все равно настоял. — Ты хорошо знаешь своего приятеля? — Гитарист решил начать ‚издалека‘ — Ну, не так, чтобы очень…. — немного растерялся Леша, — В основном по ‚медийным‘ делам общались, через общих знакомых, потом в ‚контактике‘ переписывались.… Знаешь, при общении с Серегой меня не покидало странное ощущение, что он ищет дружбы не со мной, а с тобой. — С чего ты это взял? — внутренне напрягся Вишня. — Он часто спрашивал про тебя. И это, повторюсь, очень и очень странно. — И что его так заинтересовало в моей скромной персоне? "Шабашку" хотел предложить? — В том то и дело, брат, что — нет. Серегу почему-то интересуют твои ближайшие родственники, особенно — родители. Между коллегами повисла зловещая пауза.  — Теперь меня тоже интересует, кто его родители — мрачным голосом произнес Вишняков, отвернулся и долго смотрел в иллюминатор. —  Пшено, вообще-то, не любит об этом распространяться. Говорил, что отца не знал с детства. Мать у него была рокершей. Из Рок-клуба, кстати. Женская команда какая-то…. Жил в основном у бабушки. Мать — то на гастролях, то - "по мужикам". Потом группа ее развалилась, она ушла в "лабухи", а там - потихоньку спилась. Ее лишили родительских прав и…. грустно все, в общем.  — А что отец? Он хоть что-то говорил про него? Орлову показалось, что в глазах друга мелькнула искорка неясной надежды. Он никак не мог понять, что происходит. Зачем вообще Вишня завел речь об этом? — Ну, его звали Сергей Пшеничный, как и тебя … — Леша издал сдавленный смешок, вспомнив про трудовые книжки и смену фамилий. — И все? — Сергей Александрович его веселья явно не разделял. Его лицо никогда еще не выглядело таким серьезным. — Ну, еще он говорил, что батя был "залетный" — В смысле? — Да я ебу что-ли? Приезжий, наверное, не местный, не из Свердловска. Послушай, Сереженька, мне не нравится этот разговор. Мы такое недавно пережили, а ты снова треплешь нервы себе и мне. Радоваться надо! Домой едешь, ‚своих‘ увидишь. — Я просто разобраться хочу, — неожиданно затих Вишняков. Затем его лицо исказила гримаса боли, — Леха! Мне кажется Пшено — мой сын…. — ЧЕГО-О? — чуть не заорал на весь салон Орлов — Да не ори ты! Я сам в ахуе! Сколько полных лет Пшену? — не унимался ‚потенциальный отец‘ — Двадцать восемь недавно стукнуло. На днюху еще звал. Кстати, тебя — тоже. — Так, значит, родился в 88-м, — прикидывал в уме Вишня, — Впрочем, да и неважно… Леш! Помнишь, я тебе говорил, что будущее инвариантно? — Да ты пьян был и нес всякую чушь! — Нет, послушай! Ты теорию вероятности помнишь? — Блядь, Серый! Я — гуманитарий! Забыл, что ли? Это ты у нас в высшей математике шаришь! — Не высшая, а прикладная… Ладно, проехали. Так вот, на определенном временном отрезке возникает так называемый ‚парадокс‘. Он вызывается вмешательством ‚третьих лиц‘ в естественный ход истории… — Ты можешь изъясняться проще, доктор Эммет Браун? Я ни хрена не понимаю! — Вот смотри. Мы попадаем в 86-й, 2 дня ‚безобразничаем‘ и благополучно возвращаемся назад, в свое время. Но это лишь одна из миллионов вероятностей. Нам просто невзъебически повезло. Все могло выйти иначе. Я уже был морально готов к этому. — Портал мог и не открыться? — разумно предположил Алексей. — Конечно, если бы мы с тобой не прошли определенный "катарсис" — Но это уже антинаучно! — возразил коллега, — Ну, хорошо, допустим, все это существует, работает, живет по каким-то своим законам, но я в упор не вижу ни прямой, ни косвенной связи наших ‚попаданцев‘ с Серегой Пшеничным. — Да ‚прямее‘ некуда! — упрямствовал ‚полный тезка‘ последнего, — В ином варианте прошлого мы остались в 86-м, и, похоже, навсегда. И виной тому — не закрытый Портал, а, например, твои "пиздострадашки" по Арефьевой. Я же чувствовал твое состояние. Да и к этому ты себя готовил задолго до этих событий, не так ли? Леха схватил собеседника на рубашку, хорошенько его встряхнул и вперился в него ненавидящим взором: — Не трогай Ольгу. Я тебя один уже просил — больше не стану… — Хорошо, прости, не буду, — извинился Вишняков и продолжил развивать свою теорию, — Так вот, представь, что ты кинорежиссер и у тебя несколько вариантов сценария концовки. Твои предпочтения никто не станет учитывать, ты должен сам догадаться, какую концовку предпочтет зритель, так? Есть ‚индийский‘ вариант, где все целуются, танцуют на слонах, и находят братьев-систер. Это наш случай. К счастью. — Я понял. Только не догоняю кто ‚режиссер‘, и кто ‚зрители‘? — Режиссера зовут Хронос, а ‚зрители‘ — это как раз те люди, о которых я уже рассказывал — ‚Третьи лица‘, заложники иной реальности, в которой оказались и не смогли выбраться. Мы уже с ними встречались.  — Хорошо, я верю, что когда-то сами себя видели. Но зачем им — то есть — НАМ — это было нужно? Зачем они искали контакта?  — Ну, в твоем случае, контакта, по сути, не было. Ты просто увидел себя по телевизору. И вообще, там другой персонаж задействован, и я, во избежание мордобоя, не стану называть ЕЕ имя. Что же касается Гименеева…. Сергей задумался, прежде чем высказать то, чего раньше боялся. — Я ошибся, считая, что замкнутый круг создали ты и… Ольга. На самом деле, его "замкнул" я. Ты же видел наших двойников в подвале? — Лучше бы не видел, — сердито буркнул Орлов и отвернулся. Его до сих пор потряхивало от тех впечатлений. — Да вот и не ‚лучше‘ — возражал Вишня, — Для меня, во всяком случае.… Знаешь, я понял, что это нельзя никак остановить, разорвать круг не получится. Отсюда и ‚двойники‘, и так будет до бесконечности, круг кругом... — Но причем здесь ты? — через плечо вопросил виолончелист — Не попади я в прошлое, я не стал бы Сергеем Пшеничным, и через 14 лет не предупредил бы самого себя насчет Милки. Мы бы так и разминулись навеки и никогда бы больше не встретились. А еще не было бы твоего приятеля — моего тезки, моего сына….Боже! От этого с ума сойти можно! Серега нервно рассмеялся. Потянулся за пачкой и вытащил десятую за это утро сигарету. "Меня жена убьет за однотолько это‘ — невесело усмехнулся про себя ‚мельник‘ и перевел взгляд на соседа — тот сонно клевал носом. "Убьет, убьет, не сомневайся, Сергей Александрович Пшеничный, хренов методист Свердловского рок-клуба. Получишь сполна ты и за "роковое братство", и за " роковое блядство" и за "роковое отцовство" И поделом!“