Хелависа
Я спустился с моста уже сиротой. Встал посередине дороги пустой Увидел ворота и стал у ворот Спросить свое имя у тех, кто мимо здесь пройдет«Город сирот» Кормильцев? Застырец?
Комната для собраний, расположенная на третьем этаже ДК Свердлова, почти наполовину была заполнена «рок-н-ролльным» народом. «Прозаседавшиеся» — Коля Грахов, и его правая рука — Марат Файрушин, Саша Калужский, а так же худсовет Рок-клуба в лицах Кормильцева и Пантыкина, проводили какую-то «воспитательную беседу» с участниками второго фестивального дня. «Мельники» заняли свободные два стула у дальней стены, сев рядом с Андреем Матвеевым и Володей Шахриным, и с интересом слушали, как правление клуба распекает группу «Флаг». Выяснилось, что на «утреннике», во время своего выступления, ребята устроили ни с кем не согласованный перфоманс, а именно — вывесили флаг СССР, «изрешеченный пулями» и произвели «контрольные выстрелы» в него из своих гитар. Слово дали чиновнику из отдела культуры, который обвинял «флаговцев» в безыдейности, хулиганстве, непатриотизме, кощунстве, в общем, во всех антисоветских «грехах». «Роковое братство» же сидело с напыженными лицами, дружненько засунув «язык в жопу», и, похоже, боялось вступиться за шалунишек. Затем прошло голосование, результатом которого стало исключение «Флага» из Рок-клуба. «Демократическое крыло» СРК, правда, робко попросило «понять и простить», и, в итоге, все-таки пришли к компромиссу — группу исключить временно, с оставлением за ними репетиционной базы. Собрание явно затягивалось. Отчасти этому способствовали частые «творческие перерывы» — перекуры по полчаса и перекусы в буфете. «Гости из будущего», став снова заядлыми курильщиками, стреляли сигареты у свердловчан, и, таким образом, пусть — «шапочно» — но перезнакомились с остальным рокерами, коих не знали еще в лицо. «Москва? «Мельница»? Нет, не слышали. Но все равно, клёво, что вы здесь, с нами» — Вот и все, что они слышали в свой адрес. На этом интерес у свердловских коллег к «гостям из столицы» иссякал. Вишняков ходил-бродил между стайками курящих рокеров и пытался продать им свою куртку, ибо после того, что с ней сделал Вадик Самойлов, ему и в руках-то ее было противно держать. Сергей посоветовал сделать то же самое и Орлову, но о том, что Лехина верхняя одежда была использована в качестве подстилки под голую женскую задницу, гитарист тактично умолчал. Купил Серегину «фирмовую» демисезонную курточку некто Слава Двинин — невысокий худенький парнишка, недавно, по его словам, «дембельнувшийся». Сторговались до 50 рублей. Немного разговорились, и выяснилось — Славка — однокашник Арефьевой. Они даже играли в одной группе, под управлением Володи Огонькова, с которым «мельники» уже успели познакомиться и настрелять у него самое большое количество сигарет. — А Ольга сегодня придет на вечерний концерт? — осторожно поинтересовался Леша у Двинина. — Не знаю, — разводил руками будущий басист «Чайфа», — У нее же тараканы в голове. В жизни не встречал более необязательного человека, чем она. Серега отвел Орлова в сторонку и «припёр к стенке». — У вас, что, все так серьезно? — Не твое дело, — огрызнулся приятель. — Лёха! Ты сошел у ума! — «И Серёжа — тоже» — На лице виолончелиста появилась гадливая ухмылочка, — «По местному радио» передавали, что тебя, Вишенка, в последний раз видели с Настей Полевой… Вишня закусил губу от злости. Злости на самого себя. Нет, его не мучили угрызения совести перед Настей, Егором. Его злило то обстоятельство, что все вышло из-под контроля. Он и Орлов активно вмешиваются в исторические события, и не могут, и, что — скорее всего — не хотят это остановить. Ведь они оказались привязанными не только к определенному месту и событию, но и уже успели войти в чересчур «тесный контакт» со свердловским роком, особенно — с женской его частью. — Мы еще вернемся к этой теме, — Предупредил Сергей Алексея, когда перерыв закончился, и нужно было возвращаться на собрание. «Разбор полетов» продолжился до половины четвертого. По его завершению из «прозаседавшихся» остались Грахов, Матвеев и «мельники». Писатель протянул обоим какой-то список с машинопечатным текстом на трех листах. Ребята бегло просмотрели документ и вопросительно уставились на Андрея. — Прежде чем, вы напишите заявление о приеме на работу, вам необходимо сменить фамилии. Открылись кое-какие подробности, касаемо вас. — То, что мы уже существуем «по факту» в 86-м? — догадался Леша. Матвеев кивнул. — Я понимаю, это серьезный психологический шаг, но если его не сделать, проблемы в дальнейшем могут возникнуть не только у вас, но и у Клуба, оргкомитета, горкома комсомола, местного отдела КГБ и — по нарастающей. Да и вообще последствия трудно предугадать…. — А чьи это фамилии? — полюбопытствовал Сергей, тыча пальцем в список. — У-у! Очень серьезный документ. Это перечень детдомовцев — круглых сирот, что умерли в этом году. У Сереги похолодело внутри. Леха тоже что-то занервничал. Они еще раз пролистали мрачный список. — О, я нашел своего однофамильца. Можно я оставлю свою? — «обрадовался» виолончелист, прочитав в списке одну из самых распространенных в России «птичьих» фамилий Вишняков своих однофамильцев в списке не нашел, даже созвучных и однокоренных слову «вишня». Зато наткнулся на до боли знакомую фамилию, и от этого ему сразу же стало дурно. Пшеничный. Да к тому же — с родными инициалами — С.А. — Я выбрал, — обреченным голосом произнес Серега. Итак, 21 июня 1986 года в городе Свердловск на работу в Рок-клуб были приняты два человека. Алексей Орлов теперь официально работал помощником главного художника-декоратора Ильдара Зиганшина на четверть ставки с окладом 19 руб. 50 коп. Сергей, под новой фамилией Пшеничный, стал методистом семинаров по проблемам молодежной музыки (рок-семинаров, в простонародье) с окладом в 40 рублей. «Мельники» получили на руки трудовые книжки за подписью Грахова, рок — клубовской печатью, и аванс по 10 рублей «на рыло». — Не хочешь «обмыть» это дело? — саркастически вопросил Леху Вишняков, он же Пшеничный. — Ты не устал еще бухать? — упрекнул его приятель, то ли в шутку, то ли всерьез. — А чё тут делать-то? Я больше не музыкант. Ты — тоже. Осталось одно — пить и трахаться, пить и трахаться, ПИТЬ, БЛЯДЬ, ДА ТРАХАТЬСЯ, — И Серега со всей силы пнул мусорный бачок возле парадного ДК Свердлова. — Серый, успокойся! — Орлов положил ему руку на плечо. Вишня был на грани нервного срыва, — Давай верить в то, что, что все хорошо закончится, о, кей? Но «методист-гитарист» уткнулся лицом в плечо друга и разревелся. Леха быстро огляделся по сторонам в надежде, что свидетелями этой сцены не окажется местная рок-братия. Но на их счастье после собрания свердловчане отправились по своим «норам» — кто репетировать, кто бухать, а кто — готовиться к вечернему концерту. В чем-то Сергей оказался прав — и впрямь, чем еще можно здесь заниматься, кроме вышеперечисленного? Орлов терпеливо подождал, пока прекратятся истеричные рыдания коллеги, заботливо прижимая его голову к своей груди. И плевать, что на них смотрят! Пусть что хотят, то и думают! А он не бросит в таком состоянии человека, ставшего для него почти братом за столько лет. — Пошли по городу прогуляемся? — предложил он Вишнякову, — в кафешку сходим, посидим? Купим у барыг «бутылочку», да «тяптем» вместе, как в старые добрые… ну, как? Серега высморкался в рукав, смахнул остатки слез, и закивал головой. Последний аргумент ему нравился больше всего. Первым делом они направились в пельменную. Водки в меню, благодаря «сухому закону», конечно же, не оказалось, зато сами пельмени Сергею показались очень вкусными. — Умели же, суки, раньше делать, а? — похвалил тот поваров, макая заветный «кругляшок» в уксус. Леха чуть улыбнулся и продолжал лениво жевать свою порцию. Сейчас он думал не о качестве еды, а… — Помнишь, ты вчера говорил, что мы здесь оказались не случайно? — серьезным тоном вопросил Орлов, — Ты говорил, мы должны сделать нечто особенное, чтобы вернуться. Что ты конкретно имел в виду? Какое-то вмешательство в естественный ход событий? Вишня вытер губы салфеткой, призадумался. «А, собственно, что мы оба для этого сделали? Я, например, считаю — ничего. Ну, выпил с Белкиным, переспал с его подругой, чуть не дал пизды Самойлову по — пьяни» При мысли о Вадике, Серега неожиданно сделал очень важное открытие. Но прежде чем поделиться им со своим другом, он решил, что нужно ввести его в курс дела. И он рассказал Леше до мельчайших подробностей о своем сне, который и «сном» то было сложно назвать. Это было словно «реплей» в мп3-плеере, как «флэшбэк» в кино. — Ну, и причем здесь Самойлов? — не «догонял» Алексей, — Ты, что, должен был сказать ему — «спасибо за «Нашествие?», типа — «если бы не ты, Вадик, то я бы не встретился со своей будущей женой». Так тебя понимать? — Да хрен с ним, с Вадиком! Я — про Глеба и про того «мутного» мужика… — Гименеева? — переспросил Лёша — Да, того самого. Тут вообще мистика какая-то! Глеб сказал, что где-то уже меня встречал, прикинь? Понимаешь, что это значит? Круг замкнулся! Что здесь — Белкин снял с Глеба значок и отдал мне, что — 14 лет спустя, Глеб сделал то же самое, правда, уже, по собственной воле! А этот Гименеев…. — Это не фамилия, Серег! — Да я уже потом сам догадался, — нетерпеливо махнул рукой Вишня, — Это был я, в старости.… Знаю, это кажется полным бредом, но это правда, клянусь! — Я тоже СЕБЯ видел, — после долгой зловещей паузы промолвил Алексей. И он неторопливо рассказал уже свою историю о «творческом вечере» 01 октября 1990 года. «Мельники» сидели в кафе «Аве Мария» и курили сигареты одну за другой. На столике стояла бутылка «Столичной» и литровая банка томатного сока. В мрачном безмолвии «товарищи по несчастью» пили «Кровавую Мэри», не закусывая и не чокаясь. — Поверить не могу — неужели ты пошел на все это ради НЕЕ? — первый не вынес тягостного молчания Вишняков, — Ведь она же тебя просила, предупреждала! А ты сам сунулся, и меня в это втянул! Признайся честно — ты изначально все это задумал? Все это было подстроено тобой заранее? — Сережа! Ты, прежде чем кидать мне такие «предъявы», башкой бы своей немного подумал! — рассердился коллега, — Откуда я мог знать? Я сам не осознавал, что делаю, и, кстати, насильно я тебя с собой не звал. Но меня тянуло туда, понимаешь? Я не помнил Ольгу, я забыл ее как дурной сон… Боже! Мне было всего шесть лет, шесть ёбаных лет! Она ворвалась в мою жизнь подобно урагану, и я…. полюбил ее. Полюбил, но забыл. И все последующие 26 лет мое сердце скрывало эту тайну от меня же самого! Как ты понять не можешь? Сергей цинично расхохотался. — Леха! Вроде взрослый мужик, а несешь какую-то «дичь»! Страдания юного Вертера! Пиздец, бля! Ну, скажи, что тебе мешало познакомиться с ней в «нашем времени»? Что, старовата для тебя оказалась, да? Ты же любишь молоденьких… Договорить Серега не успел, ибо на собственной шкуре испытал то ощущение, когда тебе в лицо плеснули жидкость. Спасибо очкам — защитили оба глаза от попадания в них агрессивной среды, что представляли собой водка с соком. Алексей резко отодвинул стул и стремительно зашагал к выходу. В обычной жизни они никогда не ссорились, ну, разве что, по работе — да и то — не часто. Никуда не денешься от мелких стычек в их нелегкой профессии. Но, чтобы из-за «бабы»? Да ладно — «бабы»! Вишня по-прежнему настаивал на том, что в данной «альтернативной реальности», которую он и Леша, по инерции называли «прошлым» живут не люди, а призраки, фантомы. И, что судьба этих призраков никоим образом не связана с «настоящим прошлым» «мельников» Вишняков вытер лицо краем скатерти, с тоской посмотрел на бутылку водки, в которой оставалось еще половина, и стал оглядываться по сторонам в поисках подходящей компании. Пить в одиночку не хотелось. То ли на счастье, то ли на беду в кафе зашел Вадим Самойлов с приятелем, в котором «мельник» не сразу признал Сашу Козлова. «О, как на заказ! Сейчас на троих и сообразим!» — обрадовался Серега и громко окликнул «агатовцев». Правда, ребята не знали еще, что они «агатовцы» — А, журналист? — насмешливо спросил Вадик, пододвигая «Орловский» стул. Саша скромненько присел в угол столика. — Не-е, я музы…. — запнулся Вишня, и с грустью выдохнул, — Я теперь методист по рок-семинарам… — Ну, я и смотрю — уже «насеминарился» — Самойлов — старший ткнул Козлова в бок и те дружно захихикали, — Как там Москва? Все по-прежнему — слезам не верит? — снова подкалывал Вадим. — Не-а, ни хуя не верит — Крутанул головой пьяный гитарист-методист и щелкнул несколько раз ногтем среднего пальца по стеклянной бутылке, — Вы это…не стесняйтесь. Наливайте! Уважьте дядю… — Спасибо тебе, «дядя» — слегка смущенно поблагодарил Саша, чокаясь с Вишняковым. — Да, ну! Что вы? Я бы все равно один не справился…. — Да, он не про бухло! — засмеялся Вадик, — А про название. Матвеич к нам вчера на «репу» зашел и сказал, что чуваки из Москвы обозвали нас «Агатой Кристи». Ну, мы поржали, а потом решили, что «Агата Кристи» звучит лучше, чем «Жак Ив Кусто». Да, Саш? — Ага, — подтвердил клавишник. «Ну, вот, еще один круг замкнулся» — думал Сергей, а сам внимательно изучал лицо Козлова, — «Действительно, такие люди на этом свете надолго не задерживаются». В этом маленьком худеньком застенчивом парнишке было что-то очень чистое и светлое. Вишняков за свои 33 года много встречал хороших людей, но чтобы те обладали таким «внутренним сиянием», коим обладал Саша! Странно было видеть его в компании таких прожженных циников вроде Самойлова, и его — Сереги….Пшеничного. — Сергей! — Глаза Вадима цвета спелой черешни смотрели на него в упор, — Тебе Егор велел передать «пламенный привет» Вишняков и не удивился. Рано или поздно это случится — Белкин даст ему по морде. Что ж, поделом! — Я хочу с ним поговорить, — Серега для себя уже принял решение, — Ты знаешь, где он? — Готовится. У него сегодня выход с «Урфином». Они закрывают этот день. Так, что лучше его сейчас не трогать, — Самойлов откинулся на спинку стула и пустил облачко дыма прямо ему в лицо. — Вадь! — Тепло, «по-родственному» обратился к юноше «мельник», — Все давно хотел тебе сказать…. Вадик поднял брови. «Давно»?! — Знаешь, я, …в общем…. благодарен тебе за все, — Он был пьян, однако хорошо понимал, о чем говорит в эту минуту, невзирая на то, что обоих разделяет целое поколение, и, что, может, не стоит «спойлерить» будущее, но Вишня не мог не произнести эти слова. Говорить об этом с Самойловым из 2016-го было бы бессмысленно — ничего бы от этого не изменилось. Важно именно сейчас, чтобы тот осознал сколь «правилен» тот путь, который выбрал Вадик. Пусть даже путь тот тернист и будет сопровождаться годами саморазрушения, бесконечными разборками с родным братом, взлетами и падениями — неважно. Вадик должен был на него встать, обязан! ….- если бы не ты, Вадь, — продолжал исповедоваться Сергей, — Я не стал бы профессионально заниматься музыкой, плюнул бы на все и пошел бы в инженеры. И с Милкой мы бы никогда не встретились. Господи! Да я до сих пор ревную ее к тебе! Но, несмотря, ни на что, я тебя люблю. Давай, за тебя, Вадим Рудольфович! — Очень оригинальный тост. Спасибо, дядь Серёж — Самойлов — старший едва сдерживал смех, но все, же поднял свою рюмку и чокнулся с музыкантом из будущего. — Эх, не хило вам с корешем в ментовке по башке надавали, — искренне посочувствовал «дяде Сереже» Саша Козлов, — Видать, хорошо вы в поезде «погуляли» — Ага, — поддакнул Вадик, — А Матвеич — то поверил, что они из будущего, представляешь? Вишняков вытащил из пачки еще сигарету. Возражать, спорить, объяснять, доказывать у него уже не было ни сил, ни желания. «Агатовцы» еще долго о чем-то говорили между собой, посмеиваясь и подшучивая над бухим в стельку гитаристом-методистом, но тот уже их почти не слушал, только сонно клевал носом. — Серега! — Он поднял тяжелый бессмысленный взгляд на Козлова, который легонько хлопал его по щеке, — Здесь нельзя оставаться, если не хочешь в «трезвяк» загреметь. Айда с нами, в Клуб! — И чё нам с ним делать потом? — послышался недовольный голос Самойлова. — Положим в Красный уголок, пусть человек проспится. — Там «Марши»* репетируют… — Ну и хорошо! Как раз — подходящая для них компания, — Парни весело рассмеялись, — Ну, что, взяли? Вишня ощутил, как сильные руки Вадима хватают его за талию. «Агатовцы» взвалили на себя его безвольное тело и потащили к выходу. Сквозь тягостный сон Серега слышал чьи-то громкие голоса, смех, бренчание гитары и «булькание» синтезатора. Какой-то адский оркестр «криво» заиграл похоронный марш Шопена, плавно переходящий в разухабистый вальс, и некто запел дурным голосом: «На свердловском вокза-а-ле потерял я биле-ет!» — СЕГОДНЯ, — раздался на фоне оркестра и пения еще один, хорошо поставленный баритон, — МЫ ПРОВОЖАЕМ В ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ ЧЕЛОВЕКА НЕСГИБАЕМОЙ ВОЛИ, НАСТОЯЩЕГО БОЙЦА РОК-Н-РОЛЛА, КОТОРЫЙ ПАЛ СМЕРТЬЮ ХРАБРЫХ НА ПОЛЕ СРАЖЕНИЯ ПЕЧЕНИ С ВОДКОЙ, КАК И ЕГО ВЕЛИКИЕ ПРЕДШЕСТВЕННИКИ — ДЖИМ МОРРИСОН, БОНЗО** И КЕЙТ МУН. — Мальчики! Перестаньте! Это не смешно! — послышался осуждающий женский голосок. Вишняков открыл глаза, пошарил на полу в поисках очков. — А ну, признавайся, где спрятал миелофон! *** — Над ним нависал высокий тощий брюнет. — Миша! **** Отстань от него, видишь — человеку плохо? — Голос девушки Сереге показался знакомым. — Блядь! Да он тут сейчас все облюёт! Наташ! Отведи его в уборную побыстрей! — вскрикнул рыжий паренек в очках, тот, что недавно пел по «свердловский вокзал» И шатающейся походкой, в сопровождении своей «спасительницы», Вишня покинул Красный уголок. Вслед ушедшим «адский оркестр» заиграл Кинг Кримзон — припев из «При дворе малинового короля» — та еще «жизнеутверждающая мелодия» Серега проблевался, прополоскал рот, умылся холодной водой и посмотрел на себя в зеркало. Ему не понравилось свое отражение — осунувшееся бледное лицо, мешки под глазами, подрагивающие уголки рта, и самое неприятное — взгляд. Взгляд, полный безнадежной тоски, точно у столетнего старика. «Господи! Что со мной происходит? Я ведь никогда столько не пил!» — подумал музыкант, как тотчас отчетливо услышал голос своего «второго я» — «Пана Вишни» «Еще бы! Грех не оторваться на полную катушку! «Мамочек» — то рядом нет!» Ну, да — первая «мамка» — в Москве, ждала его возвращения с гастролей, «вторая» — спит, поди, в туристическом автобусе на плече у Лёхи «Зеленого»… — Это «наши» у вас забрали. Еле отобрала, — сказала Наташа, когда Сергей вернулся из уборной. Она протянула ему его же трудовую книжку и с легким укором добавила, — Извините, что спрашиваю, но, все же, кто вы? Журналист или методист? Вишняков промолчал. Он только сейчас вспомнил эту девушку. Та самая курносая Наташа, знакомая Лены Шахриной. Он вчера сидел между ними на выступлении Насти Полевой. Серега еще ее тогда некрасиво «отшил». — Не хотите «Урфин Джюс» послушать? — предложила девушка. Сергей равнодушно пожал плечами. — Места надо заранее занимать, — пояснила она, — А то полгорода скоро набежит… Они зашли в главный зал и заняли места «для поцелуев». Наталья смотрела, как выступает группа «Каталог», а Вишня решил подремать на заботливо предоставленном плече новой знакомой. Ему снились Егор и Настя. Они занимались любовью. Втроем — Белкин, Полева и Вишняков. Егор брал Серегин член и собственноручно направлял его прямо в Настину киску. А сам сидел и смотрел, как они двигаются. И когда приблизился «финал», гитарист «УД» схватил Сергея за волосы и орал диким голосом ему в лицо: — ARE YOU READY FOR THE ROCK?! Вишня встрепенулся. В главном зале стояло нечто неописуемое. На сцену вышли «великие и ужасные «Урфин Джюс» в классическом трио — Пантыкин-Белкин-Назимов. Плюс — замаячивший на заднем фоне явно не очень трезвый Могилка с саксом и клавишами. Динамик выдал короткий фидбэк и Белкин легонько заиграл стандартный блюзовый рифф. — Эта песня посвящается моему другу! — быстро в микрофон проговорил Егор. «Я совсем не музыкант, но люблю играть на гитаре» — каким-то наигранно робким голосом начал тот петь о начинающем гитаристе, возомнившем себя Джимми Пейджем. Не трудно было догадаться какому «другу» Егор посвящал эту песню. В ней было все — и злость, и ревность, и зависть, подростковые обиды. Сие выглядело настолько «по-детски», что «мельник» не мог сдержать улыбки. Сергей отмечал, что у Белкина была превосходная подача, он свободно двигался на сцене. В этом плане, он считал, что проигрывает ему. Можно выучиться играть на гитаре, но сценической харизме… Она либо есть с рождения, либо ее нет, среднего — не дано. «Эй! Вы, там, на другой стороне холма!» — следующий номер «Урфина» заставил Вишнякова вздрогнуть. В этих строках он услышал послание, явно адресованное ему и Орлову. «Как вы там, на другой стороне холма?» — Сергею казалось, что Белкин смотрит прямо на него. Но в голосе певца не было, ни злости, ни осуждения — а лишь усталая усмешка, легкий дружеский упрек. «Я кричу, словно камни, кидая слова» — Егор не «кричал». С его стороны это была отчаянная попытка достучаться до сердца друга, однажды его предавшего. «Знаю я, что мне не докричаться…» »…ДО ДРУГОЙ СТОРОНЫ ХОЛМА» — Заключительную строчку припева «вытягивает» Пантыкин. Голос Сан Саныча звучит злее, циничнее, «мудрее», чем у Егора. Саша словно хочет ему сказать: «Да, брось! Бесполезно это все» Серега прятал в ладонях лицо. Его одолевало глубокое чувство вины. Нет, только перед Белкиным и Полевой. Перед всем свердловским роком, который, по словам Насти, «выстоял, выдюжил», несмотря на чинимые препоны со стороны властей. Ему этого было не понять никогда. Он живет в другом времени, где нет уже самопальных колонок, где хороший инструмент достать — в два «клика» в интернете, были бы деньги. В том времени, где можно записать целый альбом, не выходя из дома, где студия занимает всего четверть комнаты, а затем — еще пара «кликов» на планшете, — и свести альбом за несколько дней, в хорошей студии с качественной аппаратурой, и толковым саунд-продюсером. Опять же — были бы деньги. А что из всего вышеперечисленного имели рокеры 80-х? Настя была права — один только аппарат для Клуба собирали по всему городу, уговаривая комсоргов, директоров кафе и ресторанов, переплачивая втридорога за эти несчастные колонки. А гитары? Одни из самых дорогих в Свердловске бас-гитар имелись лишь у Пантыкина и Умецкого. Поговаривали — они стоили по цене автомобиля. И что самое важное — все всем, чем могли — помогали, делились последним, учили, наставляли, как это делал тот же Сан Саныч, из «махров». И все это абсолютно бескорыстно, без пиара, без лишнего пафоса. А Серега так не мог. Он — «продукт» своей эпохи. Хорошей, плохой — судить историкам, просто — другой. Его время диктовало иные законы, и где «гомо советикусу» приходилось не сладко Еще одна композиция группы, медленная, симфо-роковая баллада, несла уже в себе, поистине зловещий мистический смысл. Вишняков, затаив дыхание, вслушивался в текст очередного «послания», некоего зашифрованного пророчества. Мокрый асфальт, меркнущий свет фонарей. Я бы хотел добраться домой поскорей, Но я боюсь, что мне не дойти. Я собьюсь нарочно с пути в мой дом. Растворюсь как соль в воде И растаю как снег в руке во тьме Город ночной вместе со мной недвижим. Замерли мы на полпути вместе с ним. Может сейчас словно в дурном сне Странные в ночь крикнут слова мне… Лирическая резко мелодия сменилась трагичным «пафосным» пульсирующим басом Пантыкина, который плавно перетек в ритм-энд-блюз. На клавишах «засвинговал» Могилевский, а Саныч занял место у вокального микрофона. Его голос существенным образом контрастировал с Белкиным. Саша в этой песне предстал в образе наставника, «учителя», снисходительно назидающего своего «ученика» Что ты стоишь? Поспеши, робкий! Зря ты дрожишь — не свернешь с тропки! Как ни плутай ты придешь к дому: Третий подъезд, седьмой этаж… Словно в пустоту в комнату свою Войдешь ты призрачным гостем! Сергей все понял. Он сорвался с места, грубо расталкивая соседей по ряду, пробрался к выходу и выскочил за занавес. Никогда еще так не колотилось в его груди сердце, никогда еще так быстро он не бегал. Он в два прыжка перескочил лестничный пролет, ведущий вниз, в подвальное помещение. Открыл дверь и остолбенел… Кирпичная стена исчезла, противопожарное оборудование и ящик с песком — тоже, а на месте, где висел информационный стенд — грязная обшарпанная дверь. Та самая, заветная «Дверь»! Но Серега был здесь не один. В углу сиро сиротливо сидела Настя, обнимая колени, и зачарованно глядела на открывшийся «портал» — Я-никому-ничего-не-скажу, — не глядя на Вишнякова, пробормотала девушка. Она была сильно пьяна. Сергей склонился над ней, обнял за плечи и заглянул в ее бирюзовые глаза, затянутые хмельной поволокой. — Настюш! Прости меня… — А, это ты, Серёжа? За что ты просишь прощения? — на лице Полевой застыла грустная улыбка. — За все! Этого не должно было случиться. Никогда. Я уйду, и ты забудешь меня как дурной сон. — Ты так в этом уверен? — Насть! — «Мельник» обнял голову девушки, принуждая смотреть прямо в глаза, — У меня к тебе последняя просьба. Я пойду искать Лешку, а ты запрись и никого сюда не впускай. Никто не должен знать про «дверь». Сделаешь это ради меня? Рокерша снова печально улыбнулась и кивнула. «Ну, и где мне искать этого «орла»? — занервничал Серега. Сейчас он страшно боялся, что портал закроется так же неожиданно, как и открылся. Он стоял на парадных ступенях ДК Свердлова и не знал что делать, кому звонить, куда ехать. Хотя, ясен перец, Лехе некуда пойти, кроме, как к своей «подружке» — Арефьевой. Поэтому он решил съездить на Вторчермет. Вишняков поймал такси, уговорил водителя за червонец ехать как можно быстрее, сел на заднее сидение, и пока они ехали, молил Бога, чтобы Орлов у Ольги.