***РИЧАРД***
Льюис Кэрролл был не прав. Либо он никогда не был в Зазеркалье, либо же откровенно лгал. В любом случае, место, куда я попал, не было похоже на сказочный мир Алисы. Здесь было в сотни раз хуже. Битый час я колотился об зеркальную гладь, отделявшую меня от сестры и моего мира. Я кричал и бил, но всё было бестолку. В какой-то дурной момент я ощутил себя аквариумной рыбкой. Осознав это, я впал в панику. Мир вокруг меня существовал только в отражении высокого зеркала. Всё, что было за пределами, — серебристая, похожая на кровь единорога, неизвестность, клубящаяся в тенях. Мне была доступна небольшая полоска пространства, в которой отражались дверь и две кровати. По началу, я обрадовался и помчался к дверям, надеясь, что сумею выйти, но, как бы я ни дёргал ручку, дверь стояла намертво. Я был заперт. Заперт в крохотном пространстве, окружённом пустотой, которая была отделена от меня невесть чем. В какой-то миг я осмелился приблизиться к ней и осторожно погрузить руку в серебристое марево. Ладонь исчезла во мгновение ока, я даже перестал её чувствовать, словно она попросту перестала существовать. С бешено колотящимся сердцем я выдернул руку обратно и не без облегчения увидел, что кисть всё ещё была на месте. Но это лишь добавило страха. Я теперь боялся, что пустота хлынет через неощутимый барьер и погребёт под собой. Что я растворюсь в ней. Развоплощусь. Паника заставляла исступлённо метаться и колотить в зеркало снова и снова. Я пытался пустить тень за пределы стекла и вылезти через неё, но каждый раз мой лоб ударялся об твёрдую гладь. В отчаянной попытке действовать и сделать хоть что-то я пытался двигать подвернувшиеся под руку предметы, но всё было бестолку. Как и дверь, они стояли намертво. Невидимые стены начинали на меня давить. Виски сжало, перехватило горло. В какой-то миг я понял, что от ужаса не могу даже дышать, что мне требуется усилие, чтобы сделать глоток воздуха. Полоса пространства была едва ли больше кладовки, и всё, что я мог — колотиться единственный ощутимый барьер. Выхода не было. Я был беспомощен. Об этом говорил Смерть? Думаю, да, вряд ли ему интересно было бы посмотреть, как я буду отмазываться от того, что оказался в женской спальне Гриффиндора. Ему — потеха, а я уже имени своего не помнил от ужаса. — Что такое, Прил? — Да так… потеряла кое-что, кажется. Раздавшиеся приглушённые голоса вернули меня к реальности. Я обнаружил себя сидящим на полу, прислонившись затылком к зеркалу. В паре дюймов от моей головы девчонки из Гриффиндора готовились ко сну, даже не осознавая моего присутствия. Вопреки здравому смыслу, я начал краснеть. Я слышал в голосе сестры беспокойство. Кажется, она обнаружила пропажу рубина. Я был уверен, что поначалу она всё свалит на устроившего беспорядок Живоглота и на устроенный ими же бедлам. Но что будет потом? Догадается ли, что именно я украл рубин?.. — Не переживай, утром поищем. — Боюсь, что утром я буду занята тем, что постараюсь избегать попадаться на глаза Макгонагалл после того, как назвала её Макгиллаври. — Думаешь, она не оценит это в качестве комплимента? — Сомневаюсь, — девочки расхохотались. Какое-то время раздавался шорох одеял. После чего в комнате и в пространстве, где я был, погас свет. — Ну здорово, — проворчал я. — Ты что-то сказала, Гермиона? — Промямлила Эйприл. — Нет, а что? Сестра что-то невнятно промычала, но не ответила. Я, исполненный надежды, подскочил на ноги. Девочки уже лежали по кроватям, по самые носы закутавшись в одеяла. Я приблизил нос к зеркалу и, выдохнув на стекло, позвал сестру. Эйприл беспокойно заворочалась, я уже даже обрадовался и позвал её снова, ещё громче, но безрезультатно. Эйприл провалилась в сон, когда я позвал её в третий раз. Но после я увидел нечто странное. Не то что бы это было страннее моего положения, но всё же. Я видел, как Эйприл начала мерцать, как картинка на стареньком телевизоре. Она будто бы частично исчезла из реальности. Я обернулся. В отражённом мире зазеркалья её кровать по-прежнему была пуста. Значит, она не на Изнанку проваливается. Неужели в Мир Снов? Но возможно ли так глубоко погрузиться, чтобы тело становилось призрачным? Пока я задавался вопросом, я поймал на себе взгляд двух пар жёлтых злобных глаз. Живоглот растянулся на кровати Гермионы и почему-то смотрел на меня и в отражённом мире, и в реальном. Я приблизился к тому Живоглоту, что был в зазеркалье. Зрачки кота расширились, он утробно завыл. Я машинально отскочил от него, уперевшись спиной в зеркало. По ту сторону отражения раздалось ворчание Гермионы. Котяра, явно получив пинок, скатился с кровати, уселся возле неё, уставился на меня и принялся мяукать. — Гермиона… — Страдальчески застонала Лаванда. — Одну минутку. Я видел в отражении, как Грейнджер встала, воровато осмотрелась, схватила с тумбочки что-то на длинной цепочке и, накинув это что-то на шею, схватила Живоглота и выскользнула за дверь. Та на несколько драгоценных мгновений оставалась открытой, я рванул следом за ней, но лишь получил дверью по носу, и весьма ощутимо. Часть двери в зеркале не отражалась, я упёрся лбом в доставшийся мне кусок древесины и взвыл. Что толку стесняться? Накатывающее отчаяние шипящими волнами меня поглотило. Я готов был поверить, что заперт навеки. Меня словно бы прижало к земле и одновременно сдавило со всех сторон. Я не мог понять, что происходит, но я всем телом начал ощущать конвульсирующую дрожь пространства вокруг меня. Я с трудом обернулся и едва не оглох от страшного шума. Одной рукой я с трудом схватился за голову, другой вцепился в дверную ручку, чтобы не упасть. Мгновение мне понадобилось, чтобы понять, что это бой моего собственного пульса, который стал единственным звуком, затмившем всё и вся в этом странном мире. И мир менялся под этот учащающийся неровный ритм. Серебро растаяло туманом, вокруг начали появляться остальные части гостиной, которая не ограничивалась полосой отражения. Я видел Эйприл, видел её соседок, во всей красе я видел гриффиндорскую спальню. Ручка под моей рукой поддалась, дверь приоткрылась. Едва держась на ватных ногах, я плечом толкнул её, выкатился на лестницу и несколько бесконечных мгновений я бежал по ступенькам вниз и… Всё закончилось. Пропало давление, бой сердца стих, я ощутил, что могу снова дышать. Но стоило этому произойти, как на мир снова рухнула серебряная пелена. И я был в самой её гуще — на гриффиндорской лестнице не было зеркал. Тело моё мигом онемело. В пугающий миг я ждал, что исчезну вовсе. Но исчезать я не спешил. Замер среди колышущегося серебра, резко и глубоко дыша. Если я дышу, значит, как минимум, нос и лёгкие у меня имеются. Обычно к ним ещё прилагаются грудь и голова, соединяющая их шея и прочие конечности и органы для комплекта. Даже руки с полным набором пальцев. Подобной незаурядной логикой я себя успокоил, даже внушил, что я всё ещё существую, а это было достаточно, даже если я и вправду начинал исчезать. Самовнушение — замечательная вещь. Я осмотрелся в поисках выхода. Хоть какого-нибудь, пусть бы даже мышиный лаз — меня устроит всё. Но кругом была лишь серебряная пелена, вихрями кружившая перед глазами, куда бы я ни посмотрел. Выхода не было вообще, во всех смыслах этого слова. И, поняв это, я вздохнул и решил: будь что будет, хуже явно не станет, а даже если и станет, в новой ситуации я как-нибудь сориентируюсь. Эйприл явно всегда только этим принципом и руководствуется, но каким бы самоубийственным, по сути, он ни был, я понимал, что даже если меня сейчас вынесет на самый край вселенной или даже к Вратам Ада, это будет лучше, чем вечность топтания на одном месте. Я сделал первый нерешительный шаг. Когда я бежал по пробивающейся сквозь морок реальности, помнится, я был на лестнице. Подсознательно я надеялся, что моя нога ступит ниже, на ступеньку, тогда я бы понял, что нахожусь на эдакой обратной стороне Хогвартса. Признаюсь, это дало бы мне хотя бы пространственное преимущество — всё равно что ходить с закрытыми глазами. Но увы. Моя нога ступила на ровную поверхность мистического чёрт знает чего, и мне только и оставалось, что шагать навстречу неизвестному. Что же. По крайней мере, я могу идти. Хоть что-то. Шагал по пустоте я недолго. Через пару десятков шагов она начала деликатно рассеиваться, обнажая под своим покровом тёмную гостиную гриффиндорской башни. Сама гостиная была странной: тёмной, точно я был всё ещё в тенях, ещё и будто бы порубленной на несколько прямоугольников чёрными линиями. Целая вечность потребовалась мне, чтобы осознать, что я вижу гостиную, отражённую в стекле окошка. Будто бы сам в него заглядывал. Живоглот, сидящий на спинке разворошённого кресла, почуяв меня, снова открыл глаза и уставился недобрым взглядом. Я ответил ему совершенно таким же, на что кот оглушительно мяукнул. Стол в уголке слегка вздрогнул, на пол посыпались бумаги. Я обернулся к окну: за столом сидела Гермиона, которая с уставшим видом что-то писала, сверяясь с учебником. Вопль Живоглота, видимо, её спугнул, поэтому она, встрепенувшись, нечаянно сбросила локтём всё худо-бедно подобранное ею и Эйприл после кошачьего погрома. Краем глаза я заметил на её шее цепочку. Никогда не присматривался к украшениям Грейнджер, но тут обратил внимание: Гермиона накинула её перед тем, как выйти, и перед тем, как мир начал сходить с ума. Не говоря уже о том, что за Гермионой вовсе не водилось носить украшения. Я приблизился к окну почти вплотную, но не сумел рассмотреть совершенно ничего. — Шпионим в окнах? — Услышал я знакомый, но так давно не слышимый мною голос. Подскочив, я обернулся, но увидел только мелькнувший в серебре силуэт, растаявший в клубах мистического зазеркального дыма. — Линара? — Позвал я, но ответом мне был только вопль Живоглота. Я отлепился от окна и побежал куда-то, сам толком не понимая, куда, собственно. От осознания того, что в этом проклятом мире я мог быть не один, у меня голова шла кругом. Я был намерен вцепиться руками и ногами в возможность оказаться тут хоть с кем-то, пусть даже это и было наваждение. На сей раз я бежал долго. От абсолютной однородности окружающей меня действительности было ощущение, что я топчусь на месте, не ощущалось даже движение воздуха. Когда впереди замаячил лоскуток реального мира, созданный отражением, я замедлился и осторожно шагнул сквозь дымку в полумрак. Отражение было огромным и странным. Я не сразу узнал в открывшейся мне комнате туалет Плаксы Миртл — всё же бывал я тут только однажды, да и то случайно. Но странность заключалась в том, что все окружающие меня предметы словно бы двоились в пространстве. Я не сразу осознал, из-за чего это. Только когда призрак самой Миртл проплыл сквозь несколько отражений, раздвоившись, я понял, в чём дело: слишком много зеркал. Помимо этого, само пространство было мутным и испещрённым разводами, напоминавшими парящих перед глазами мушек. Я вздохнул с заметным облегчением. Во-первых, здесь определённо было больше места. Во-вторых, я больше не чувствовал себя загнанным в клетку. В конце-концов, у меня была иллюзия передвижения. Даже если я был заперт в зазеркалье на веки вечные, я мог уйти из отражения. Приступ клаустрофобии мне не грозил так яростно, как было в гриффиндорской спальне, поэтому я немного расслабился. Даже не заметил, как дух Миртл пролетел сквозь меня. Только потом до меня дошло, что она, как и Живоглот, существует в обоих измерениях: и в реальном мире, и в зазеркалье. Я пытался её окликнуть, но то ли Миртл меня подчёркнуто игнорировала, то ли она действительно меня не слышала. «Чёрт с ней», — решил я, махнув рукой. Я присел на пол, который оказался не таким холодным и сырым, как наяву, и начал думать. Посреди комнаты, где должны были быть умывальники, таковых не оказалось — вместо них в центре комнаты парила серебристая масса пустоты. Ну конечно, в зеркалах раковины не отражаются, а потому и видно лишь пустое место. Я смотрел на него, не отрывая взгляд, и ощущал себя так, словно и внутри меня самого, наконец, разлилась та же безмятежная пустота, лениво клубящаяся посторонними мыслями. Должно быть, то, что я был по-прежнему в Хогвартсе, меня всё же успокоило. Я не провалился в незнакомый мир, скорее… будто в кармашек. Зашитый со всех сторон разом. Мне необходимо отсюда выбраться, хоть я понятия не имею как. Но, по крайней мере, я уже знаю, как передвигаться по этому странному измерению. Я лениво наблюдал за стенающей Миртл и думал, что я, как самый настоящий призрак, даже не могу коснуться кого-то или чего-то нормально. Но призраков хотя бы видят и слышат, а меня — нет. Значит, просить помощь в реальности у меня не выйдет. И какие же у меня альтернативы? Линара. Нужно найти Линару, решил я. Если воспоминание, дух или кто она там ещё, моей тётки здесь, значит, я она может знать хоть что-то о происходящем. Хотя бы о зазеркалье. И, конечно же, нельзя было игнорировать слона в комнате. Я видел мать. Перед тем, как провалиться в это чёртово зазеркалье, я слышал её голос и видел в отражении. Неужели она застряла так же, как я сам? Я поднялся на ноги и вздохнул. В котором из тысяч хогвартских отражений могли бы они быть? И в какое мог бы податься я сам? От воя Миртл начинала гудеть голова, да и полы были не самым удобным, на чём можно было бы провести вечер. Я тяжело поднялся и подошёл к серебристому столпу. В какой-то миг я готов был поклясться, что Миртл прошипела: «Вали-вали», впрочем, мне могло и показаться. Зажмурившись, я шагнул в серебро. Мир зазеркалья постепенно переставал казаться мне пугающим. Я открывал для себя новые и новые отражения, зависшие в серебряном пространстве. Скользил от одного к другому, точно от картины к картине в галерее, заглядывая в крохотные миры обитателей Хогвартса, отражённые вездесущими зеркалами, и чувствовал себя шпионом. Я видел искажённый коридор рыцарских доспехов, в которых криво и мутно отражалась действительность; видел отражение в комнате профессора Спраут, которая на ночь перед зеркалом наносила на лицо какую-то зелёную маску, весело мурлыча под нос; случайно оказался в крохотном кусочке комнаты Снейпа, которая уместилась в небольшом круглом зеркале на стене. О принадлежности спальни нашему декану говорила знакомая мне макушка, видневшаяся из-за спинки кресла. Сбежав из отражения спальни главного зельевара, я очутился в кабинете Дамблдора. Зеркал было здесь много, кабинет отражался почти весь, лишь в нескольких местах и видел отражения отражения, когда в зеркало попадало другое зеркало. Тогда я видел даже себя, но лишь на миг, как ожившую бледную тень. Я с изумлением обводил взглядом заставленные многочисленными волшебными безделушками полки, рассматривал книги, старательно избегая чего-либо касаться. Впервые мне выпал шанс здесь спокойно поразнюхать, полюбоваться волшебным и чудным директорским кабинетом, не трясясь от ужаса за жизнь сестры и не закипая от негодования за поведение Хьюго. В какой-то миг я не удержался и попытался стащить с полки Распределяющую шляпу, но, разумеется, от моих потуг она не сдвинулась ни на дюйм. Я словно бы был бестелесным, совсем как в тенях, разве что всё ещё мог касаться вещей. Но если сами вещи в реальном мире никто не тронет, не сдвинет с места или не повлияет хоть как-то, то и отражение останется неизменным. Эта простая истина далась мне несколько скомкано, скорее интуитивно. Только когда я выбрался и проанализировал случившееся, я осознал, что к чему. Тогда же я просто тратил свои малочисленные силы на всякую ерунду, пытаясь понять природу так невовремя поглотившего меня мира. Какое-то время я продолжал бродить среди зеркал и отражений, пытаясь сосредоточиться на том, что мне всё ещё необходимо найти хоть кого-то в этом мире. И, желательно, не кошку и не призрака туалетной плаксивой девчонки. А главное — понять, насколько я здесь беспомощен. Преодолев странное отражение, раздробленное на куски осколками зеркала и отражающее только высокий сводчатый потолок, я вышел в знакомой мне низкой зелёной гостиной и услышал голоса.***ЛЮСИ***
— Не спится? — Рич обещал прийти, — буркнул Хьюго, сминая в руках бумажную корону. — Вот посмотрю ему в глаза бесстыжие с упрёком и сразу лягу спать. Люси повела плечами и поплотнее укуталась в мантию. Час был поздний, она сама успела пару раз погрузиться в неглубокий, неприятный сон, испугаться, вынырнуть и ощутить что-то непонятное, происходящее с миром. Она вышла из спальни, чтобы взять мешочек рун, который ей дала бабушка перед отъездом, но в гостиной увидела одиноко сидящего Хьюго. — Он всё ещё не объявился? — С беспокойством спросила Роджерс, присаживаясь рядом. Хьюго помотал головой. — Ты же не думаешь… — Он ушёл поговорить с Эйприл, как он сказал, — упрямо, точно заведённый, в десятый раз сказал Блэк. — Я понимаю, что они могут трепаться до самой ночи. С них станется. — Можно подумать, Ричард нам постоянно говорит правду, — тихо сказала Люси, опустив взгляд на сжатые пальцы. Слова неприятно зависли в воздухе, каждый старался сидеть неподвижно и не смотреть на другого, боясь найти в чужом взгляде подтверждение этих самых слов. Люси так уж точно боялась. Ей хотелось, чтобы сказанное было неправдой. Но она знала, что Ричард — тот ещё лжец. Впрочем, она ли сама в этом плане безгрешна? — Всё же… Могло ли что-то случиться? — Первым раскрошил тишину Хьюго. Люси снова повела плечами. Стало противно и зябко, будто по коже разливалась ледяная вода. Неопределённое чувство продолжало противно зудеть на подкорке разума, уже не так агрессивно, как прежде, но достаточно настойчиво, чтобы его не игнорировать. — Честно говоря… — У тебя странное предчувствие? — Мигом перехватил фразу Хьюго, глядя на неё во все глаза. Люси мельком глянула на него и снова свесила голову. — Может, сходить к Ремусу? Он-то знает, что у тебя ясновидческие штучки. — Я бы сперва убедилась, — мрачно буркнула Люси и встала с дивана. Бабушка дала ей множество наставлений прежде, чем Роджерс забрал Люси домой. Она говорила, что дар никуда не денется, что дурные ощущения, предчувствия беды и панические атаки продолжатся и не исчезнут. И всё, что они с Люси могут, — научиться фокусировать эти ощущения. Не зря же в Хогвартсе есть Прорицания. «Хоть какой-то прок от вашей безумной школы», — фыркала Леотта, когда Люси зачитала ей содержание учебника «Как развеять туман над будущим». Руны, хрустальные шары, чаинки, спиритические доски — всё, что маглы и дедушка называли ширпотребом и шарлатанством, могло помочь Люси совладать с её ясновидением. Леотта снабдила внучку всем необходимым, и сейчас Люси потянулась к потрёпанному бархатному мешочку, в котором перекатывались костяные квадратики с высеченными на них рунами. Люси развязала тесёмки и сделала самое простое: вытряхнула одну из рун на ладонь вслепую, даже толком не задавшись вопросом. В руке оказалась руна Одина — пустая костяшка. Девушка нахмурилась, бросила костяшку к остальным, встряхнула мешочек и снова вынула наугад. Пустая. — Ерунда какая, — проворчала Люси, вновь встряхивая мешочек, сосредоточенно крутя в голове один единственный вопрос, который её волновал. В третий раз она вытащила руну и с опаской протянула её Хьюго. — Посмотри, что на костяшке? — Ничего. — Проклятье! — Хьюго даже вздрогнул от такого громкого и досадного вскрика. Люси отшвырнула мешочек и села рядом с Блэком, нервно тряся коленкой. — И… что это значит? — С опаской спросил он. — Ничего! — Прорычала Люси, сдавливая пальцами виски, точно это могло помочь сжать расплывающееся ощущение в твёрдое знание. — Это значит пустоту, ничто, начало и конец одновременно. Даже на вопрос «В порядке ли сейчас Ричард» мне попадается эта дурацкая костяшка. — Значит, он не в беде? — Всё ещё осторожно спрашивал Блэк. Люси тряхнула кудряшками. — Я понятия не имею, — немного жалобно ответила та. — Я чувствую что-то, и руны что-то говорят, но я не понимаю, что. Люси замолчала и, сгорбившись, уткнулась лбом в колени. Она снова была беспомощна, ей снова хотелось кричать, но на сей раз не от ужаса, а от досады. Смутные чувства не желали оформляться во что-то хотя бы отдалённо конкретное. Ричард не в порядке. Но он и не в беде. Вот, что чувствовала Люси. Но это всё, что она могла сказать. И сделать с этим она ничего не могла. Она так надеялась, что вся её беспомощность останется в Свонбруке. Но если там она была бессильна перед человеком, то здесь — перед обстоятельствами. Хьюго положил руку Люси на спину и осторожно погладил. Роджерс сидела неподвижно, пытаясь нащупать в сознании, в интуиции, в предчувствиях хоть какую-то призрачную нить, которая вела бы её к Ричарду. Которая всегда вела. — Ай! — Хьюго дёрнулся и непонимающе поднёс к глазам своё запястье. Люси подняла голову и недоумённо посмотрела на друга. — Чего ты? — Не знаю, — Хьюго потёр татуировку, изображавшую руну Альгиз. — Как будто обожгло. Люси заботливо протянула руки и взяла ладонь Хьюго. Коснувшись пальцами тёмной метки, она ощутила, как мир вокруг неё треснул, как яйцо. Точно бы всё было выкрашено кракелюровой краской, и теперь всё шло трещинами, хлопьями осыпалось и обнажало за хрупкой крошащейся реальностью только бесконечное ничто. И в этом ничто была тень. Люси моргнула, стряхивая наваждение. Тень оставалась там, где она её заметила, но ни ей, ни Хьюго она не принадлежала. Ноги тени тянулись к стене, на которой висело зеркало. Люси поднялась и на ватных ногах приблизилась к нему. Миг крошащегося мира снова вспыхнул перед ней, когда Люси заглянула в отражение, миг она видела горящие безумным огнём синие глаза по ту сторону зеркального стекла. Вскрикнув, она отшатнулась и едва не упала, зацепившись ногой за ковёр. — Что такое? — Хьюго мигом оказался рядом и осторожно подхватил её. — Что-то увидела? Испуг помог Люси окончательно прийти в себя — когда она оправилась, никаких синих глаз в зеркале не было, да и мир не спешил рассыпаться. Исчезла и тень, что тянулась от зеркала к Хьюго, а главное — исчезли дурные предчувствия. Будто их выключили. Точно одного намёка на то, что она видела в отражении Ричарда, хватало для того, чтобы успокоиться. Чтобы поверить, что он в порядке. — Нет, Хью, — тихо сказала Люси, отнимая свой локоть. — Ничего. Идём спать. Думаю, Ричард должен скоро объявиться. Будет страшно, если завтра на травологии ты заснёшь в кадке с ипомеей.***РИЧАРД***
Я готов был снова выть. На сей раз от боли и недоумения. Сидя в тенях, я пытался дотянуться до Хьюго. Я осознал, что, раз уж я не могу перебросить себя через тень из зазеркалья, то могу хотя бы позволить себе манипулировать вещами через тени. И да, каюсь, я решил, что мне удастся манипулировать кузеном, хотя бы внушить ему, что я здесь, рядом, и меня надо вытаскивать! Но стоило тени коснуться его, как мои руки точно калёным железом обожгло. Я так опешил, что едва лбом не пробил зеркало, и поспешно пытался эвакуировать мою тень из реального мира, когда случайно коснулся ею Люси. И она меня заметила. Не знаю, как, видимо, сработал всё же её ясновидческий детектор, она стояла напротив зеркала, она смотрела мне в глаза… и в её взгляде было столько ужаса… Точно перед ней был не я и не зеркальное отражение её самой, а огромный пёс или, того хуже, Роджерс. Но она видит. И я должен этим воспользоваться, должен как-то объяснить, пусть идёт к Ремусу, к Дамблдору, вызванивает своего грозного всезнающего деда, что угодно! Я не намерен здесь оставаться надолго! И что же она сказала? Уверена, что я скоро объявлюсь? Это она сказала Хьюго, чтобы успокоить, или потому что знает, что я действительно скоро… О, Мерлин, у меня голова шла кругом! Я со стоном сел на диван. В отражении Хью и Люси как раз прошли мимо меня, разумеется, ничего не заметив. Я был без сил — мне всё ещё было немного дурно после моих упражнений с тенью на воровство рубина, а тут ещё столько всего свалилось. Первичный подхлёстывающий меня ужас сходил на нет, сходили на нет и восторг с любопытством. Больше ничто не держало меня, я чувствовал себя лишённым опоры. Я ощутил мягкий толчок, следом за которым раздалось ласковое глухое мурлыканье. Тень вспрыгнула на диван и прижалась ко мне. Я обнял кошку, точно она была единственным во всём мире родным мне существом. В сущности, так и было. В этом странном мире она единственная не игнорировала меня и злобно не шипела. Голова накренилась и коснулась жёсткой расшитой серебряной нитью подушечки. Спать. Не важно, где, не важно, как. Спать. Я должен немного поспать. Иначе я просижу на этом проклятом диване год. Хотя бы часик, а потом, со свежей головой, я изобрету план. Тепло и уют, идущие от Тени разморили меня окончательно. Веки сомкнулись, и я мгновенно ощутил, что куда-то проваливаюсь. Буквально. Будто подо мной вместо дивана образовалась дыра. Кроличья нора, если угодно. И я в неё падал. А может, просто погружался. Нет. Я шёл. Я чувствовал, как двигаются мои ноги, и только по этому движению и понял, что я всё же иду — под ботинками не было опоры. Ощущение было такое, будто я плыл. В глухой темноте раздалось мяуканье. Я опустил голову и встретился взглядом с круглыми янтарными глазами кошки. Тень шагала по этому странному миру вместе со мной. И как она здесь очутилась, я думать не хотел. Мне своих загадок достаточно. Темноту прорезали короткие крохотные блики. Точно отблески солнца на тонкой паутинке. И эти отблески были везде — я ловил их взглядом, когда поворачивал голову или скашивал глаза. Короткие и стремительные, как росчерки падающих звёзд, они тянулись куда-то вперёд. Я побрёл вслед за ними, тщась коснуться рукой хрупкого блеска и понять, что же это такое. Под ногами снова была твёрдая почва. И пусть и оставалось ощущение сна — во сне я чувствую себя куда храбрее, сильнее и могущественнее, чем я есть на самом деле, — я осознавал происходящее почти ясно. А осознавал я то, что тьма начала вылепляться, как под рукой скульптора, в прямые выпуклые линии. Вскоре эти линии образовали нечто, похожее на стеллаж. Бесконечный, тянущийся на целые мили вдаль и вверх с обеих сторон от меня. Вокруг меня всё ещё было темно, но, в отличие от той тьмы, что окружала меня пару мгновений назад, эта не казалась уютной и естественной. В такой темноте единственный страх — наткнуться сослепу на стену или в какого-то монстра. Я прикрыл глаза и поднял ладонь. Над пальцами затрепетал язычок синего пламени. Ещё одно доказательство того, что я всё ещё сплю — наяву я так умею только вместе с сестрой. Робкий голубоватый свет разгонял мрак. Я стоял в коридоре, смаргивая с век последние ошмётки тьмы и всматриваясь вперёд. Впереди же была неизвестность, слабо переливающаяся серебристыми и золотистыми отблесками. Я неуверенно шагнул вперёд. Под ногой пронзительно скрипнула половица, сердце испуганно затрепетало. Было чувство, что сейчас хозяин этого диковинного места на меня свалится и покарает за то, что я столь бесцеремонно вломился в его владения. Но всё было тихо. Оставалось, по крайней мере, неизменным. Я осмелился сделать второй шаг. А за ним второй, третий… Шагал между полок, смотрел на их содержимое. В скупой свет выныривали самые разные предметы. Сперва я решил, что они собраны по определённому признаку, но после осознал, что такого хаоса я не видал даже в мастерской Эйприл. Чего тут только не было. Старинные исполинские ножницы, хрупкие чашечки, вязаные шапочки, ловцы снов, флакончики духов, книги, дневники, скрипки, флейты, фотоаппараты, строительные каски, запятнанные передники, выстиранные и линялые свитера, мягкие игрушки… Казалось, здесь было всё. Исполинская и бесконечная лавка старьёвщика. — Как думаешь, куда нас занесло? — Тихо спросил я жавшуюся к ноге Тень. Кошка не ответила. И хвала Мерлину — если бы ещё и Тень заговорила, можно было бы смело отправляться в Мунго. Хотя в алисовское безумие такое могло бы вписаться: зазеркалье, глубокие тёмные норы… Мы с Тенью шли долго до первой развилки. Скрип половиц и невесомое похрустывание пыли были единственными звуками, раздававшимися вокруг. Только потом я понял, что слышу голос. Тихий, крадущийся по коридору, точно на кошачьих лапах. Слова действительно напоминали шаги в тёплых тапочках по пушистому ковру. Слово — шаг. Слово — шаг. И казалось, будто не я иду на этот голос, а он сам крадётся за мной. Тень внезапно сорвалась с места и вильнула за ближайший поворот. Я помчался за ней, затылком ощущая, как размеренные медленные слова-шаги всё еще крадутся за мной. И как бы быстро я ни бежал, ритм слов не ускорялся, а голос казался всё ближе и ближе. — Птица. Сердце. Крест. Уловка. Тщательно прикрывая огонёк ладонью, чтобы он не погас, я выискивал в темноте кошку. Чёрную кошку в чёрном коридоре. Только когда я позвал Тень, она обернулась и сверкнула на меня янтарными глазищами, а после снова свернула. — Корона. Охотник. Кольцо. Расколотый щит. Крест. Коридоры становились всё более петляющими, перекрёстков было в разы больше, ощутимый блеск золота и серебра сливался в тонкие нити, натянутые в пространстве. — Лисица. Время. Разрыв. Волк. Должок… Должок? Лахесис! Вот мерзавец, он не стряс с нее долг! Он снова меня ставит в тупик, это нечестно! Коридоры расступились совершенно внезапно. Я затормозил так, что аж подошвы скрипнули. Тень вывела меня в просторную комнату, освещенную мягким золотистым светом. Комната даже выглядела вполне обжитой: здесь был старый стол, заставленный многочисленными разномастными кружками, линялый вытоптанный круглый коврик, настольная лампа с зелёным стареньким абажуром, продавленное кресло и два-три стула, притулившихся у стола, рядом с креслом сама по себе вращала колесом старая прялка, и в воздух тянулись серебряные нити от неё. Стен в комнате не было, только несчетное количество коридоров и стеллажей. Точно я очутился в самом сердце паутины, в центре которой должен сидеть большой и страшный паук. По всей комнате были натянуты нити. Невесомые прозрачно-серебристые и сверкающие золотые. Они переливались светом, вибрируя от натяжения и далекого касания в самом центре паутины. Порой серебряная нить становилась золотой, тогда узор менялся, словно отсекая ненужное серебро у того, что стало золотом. Я завороженно смотрел на этот феномен, пока не понял, что нити проходят сквозь моё тело. То ли я был недостаточно материальным для них, то ли они были призрачными, но моё прикосновение не беспокоило изысканное и диковинное кружево. Ассоциаций с пауком было все больше, но где же сам членистоногий? И разве я не слышал чей-то возглас, когда бежал сюда? В единственном кресле началось шевеление. Притаившись в тени стеллажа, я с гулко бьющимся от страха сердцем смотрел, как из него поднимается женщина. Я видел россыпь коротких рыжеватых волос, неряшливо разбросанных по плечам, видел старый, накинутый поверх чёрного платья, красный не запахнутый халат. Я видел высунувшиеся из-под него четыре руки, тянущиеся к серебряным нитям. Ловким движением женщина захватила несколько переплетений нитей и сердито дернула. — Паршивец! — Резким голосом рявкнула она. — У него изначально был козырь! А я проглядела! Ну ничего, Тоневен, ничего! Не думай, что у меня ничего не припасено! Я… — Она осеклась и опустила голову вниз. Я глянул на её ноги, внутренне молясь, чтобы у неё они не были паучьими. К подолу старого халата прижималась Тень и меркантильно-вкрадчиво мяукала. — Снова ты? Мне казалось, я в прошлый раз тебя выпроводила. Женщина наклонилась, подняла кошку и повернулась ко мне. Я едва от ужаса не заорал, увидев её лицо: у женщины не было глаз. Два провала чёрных глазниц, разве что веки трепетали над абсолютной чернотой, но и всё. Эта пустая и мёртвая тьма… я чувствовал, как страх скребётся по позвоночнику противными коготками, когда я стоял и, будто заворожённый, смотрел ей в глаза. — А. Вот и ты, — она, казалось, даже не была удивлена. Только одной из рук потянулась куда-то влево и дёрнула нить. Золото замерцало чуть ярче. Нехотя отвернувшись от меня, она взглянула на нить и пробормотала: — И как это я пропустила твоё прибытие, Ричард? Ну что же, — она ссадила кошку в кресло, из которого только что встала, и протянула ко мне две руки. — Входи же, будешь гостем. Я непроизвольно отшатнулся, уперевшись спиной в стеллаж, и задал вопрос, который показался мне самым логичным: — Кто вы? Она расхохоталась, всплеснув всеми четырьмя руками. — О, мальчик мой, неужели ты ещё не понял? — Сквозь смех сказала она. После чего вмиг стала серьёзной и подняла на меня взгляд несуществующих глаз. — Видимо, действительно не понял. А ведь такой проницательный малыш. Я чувствовал, как непроизвольно дрожу под её взглядом. Язык присох к нёбу, не позволяя сказать, озвучить догадку. Разумеется, я понимал. Прялка, сети, пустые глаза… Но я был настолько в ужасе и шоке, что сам себе не хотел говорить, что меня занесло в логово самой Судьбы.