***РИЧАРД***
После злосчастного урока по Заботе о магических существах (и зачем я на него согласился?) у всего факультета Слизерин наступили негласные каникулы. Малфой был в Больничном крыле, а после у отца. Какое было счастье вернуться в гостиную и не слышать гундёж этого белобрысого самовлюблённого зануды. Эйприл радовалась тому, что Малфой её не допекает на уроках и переменах, но она не понимала и половины того искреннего наслаждения, которое испытывали мы. Люси была единственной из нас троих, кто не радовался ранению Драко гиппогрифом. Она его жалела, чего Хьюго не мог постичь. — Он гадкий! — А у Клювокрыла большие когти! — Он злобный! — Думаешь, если бы у него оторвалась рука, он бы стал добрее? — Нет, но он заслужил! — Он заслуживает хорошей порки от родителей, а не увечий, — ввернул я в их спор. — Люси права, Хью. Хотя я бы не торопился жалеть Малфоя. — Почему? — Спросила Люси. — Потому что он выжмет из этого инцидента все соки, — ответил я. — Да, дедушка писал, что Люциус Малфой в ярости, — покачала головой девочка. — И я о том же. Теперь проблемы будут у всех. У Дамблдора, у Хагрида, у Гарри Поттера за то, что дерзнул полетать на гиппогрифе и спровоцировал Драко на то, чтобы он подошёл к существу. Что уж там, они и до гиппогрифа докопаются, Малфои — талантливая семейка. — И всё равно я бы подвесил его за подтяжки на ветке дерева, — скривил лицо Хьюго. — После выписки он только и делает, что ноет и ноет, ноет и ноет. «Ах, моя рука! Так болит! Бедный я несчастный!». — Может, она и вправду болит, — предположила Люси. — Не смеши меня, мадам Помфри в том году Гарри из ничего новые кости в руке за ночь вырастила. А тут просто рассечённая плоть, — фыркнул Хью. — У, сыночек убийцы рассуждает про рассечённую плоть? Нам стоит бояться? — Раздался голос позади нас. Мы обернулись. Драко со свитой и перевязанной рукой выглядел как человек, который прошёл войну, но самое большое увечье, полученное им — заноза в пальце. Короче, жалкий, но до ужаса пафосный. — Тебе — да, — прорычал Хьюго. Я дёрнул его за мантию Не хватало ещё, чтобы с ним были разборки за угрозы. — Слыхали, что говорили на Зельеварении? Папочка неподалёку. Небось, ждёшь не дождёшься с ним встретиться, а, Блэк? — Тебе-то что? — Интересно, а что будет, если Поттер сунется ловить Блэка, а ты к нему побежишь обниматься? Вас вместе повяжут? Уууу, в Азкабан посадят! Может, даже, в одну камеру! — Закрой рот, Малфой, — прорычал я, пока Хьюго трясся от злобы. — На твоём месте, Лафнегл, я бы присоединился к поттеровскому крестовому походу. Твой папаша тоже умер по вине этого психа. Каково тебе сидеть рядом с человеком, чей отец поспособствовал убийству родителя? *Хрясь* — Хьюго! — В ужасе воскликнула Люси, пока кузен размахивался для нового удара. Драко держался за сломанный нос, что-то нечленораздельно завывая. Я схватил Хью за руку и не дал ему ударить снова. Хотя бы потому что на нас угрожающе надвинулись Крэбб и Гойл, пока Пэнси уводила скулящего Малфоя в Больничное крыло. — Сукин сын, — прорычал Хьюго, потирая красные костяшки. — А вам чего? Тоже хотите? Крэбб и Гойл переглянулись. До сих пор с ними так никто не разговаривал. Стряхнув субтильного меня, Хьюго угрожающе двинулся на малфоевских телохранителей. — Что вы творите?! — Погоди-погоди, не прерывай их. — Рон, они его сейчас в омлет сметут! Подоспевшие Гарри и Рон помогли мне сдержать брыкающегося и изрыгающего проклятия Хью. Поняв, что они в меньшинстве, Крэбб и Гойл поспешили свалить. — Зачем ты к ним полез? — Спросил Гарри, которому Хью сбил очки с носа так, что они съехали. — Зачем ты ударил Драко?! — С укором спросила Люси. — Ты ударил Драко? — В один голос спросили гриффиндорцы. — Можно было всё решить мирным унижением, — поддержал я Люси, не слушая мальчишек. — Мирным унижением? Ты слышал, что они говорили о моём отце! — Заорал Хью, махнув рукой в ту сторону, куда убежали однокурсники. — Мирное унижение, Ричард, это когда он к нам цепляется! Но не ему, мерзкому червяку, поганому выродку, говорить такие слова о МОЁМ ОТЦЕ! Пожалуй, впервые за всё время я ощутил в полной мере, что передо мной — Блэк. Ледяная и надменная ярость, с которой он говорил о Малфое, эпитеты, которые я в дальнейшем слышал от Вальбурги, и готовность рвать глотки зубами за членов семьи. Меня пробрал озноб от этого осознания, даром, что я и сам был наполовину Блэком. А Гарри и Рон даже не знали, радоваться им или нет. С одной стороны, Хьюго уж очень красочно изъяснялся об их извечном враге. С другой — речь шла о Сириусе Блэке, который был признан общественным мнением психом-убийцей. — Где Эйприл? — Спросил я Поттера, решив перевести тему. — Помогает Гермионе. У неё сумка порвалась. Ты знал, сколько у неё учебников? — Делать мне больше нечего, как смотреть в сумку Грейнджер, — фыркнул я. — Идём. Может, в Большом Зале их увидим. В тот день я переживал не только из-за Хьюго. Сегодня у нас первый в этом году урок с Ремусом. И я до чёртиков волновался за крёстного. А ещё из-за того, что если до него дойдёт слух о Драко (а я не сомневался, что Снейп ему нажалуется), Рем расстроится. А это было бы ой как некстати. Сразу было видно, что Ремус готовился. Для начала, он даже не заставил нас сидеть в классе, а вывел в учительскую. Перекинувшись парой любезных слов о Невилле со Снейпом, он продемонстрировал нам гардероб, от которого я шугался в начале недели. И я был таким не один — как только шкаф пришёл в движение, стоящие в первом ряду ученики отшатнулись. — Там всего-навсего обычный боггарт, — успокоил ребят Ремус. — Так что нечего бояться. Мы с Прил обменялись улыбками. Видеть Рема в роли учителя было до ужаса непривычно. Сложно с должной субординацией относиться к человеку, которого ты видел читающим «Пророк» в домашних тапках и старом халате. После короткого экскурса в природу боггартов настало время практики. Подопытным стал Невилл, хоть мы с Прил единым шагом вышли вперёд, как негласные добровольцы. К слову, мы не пожалели ни на миг. Боггартом Невилла стал Снейп, что стало для Драко поводом тихонько похихикать в уголке. Ну, а Снейп в наряде Августы Лонгботтом — зелёное платье с песцовым воротником, побитая молью шляпа с чучелом грифа и ярко-красная сумка, в которой можно было самого Невилла утащить домой, — стало бесценным впечатлением для всех гриффиндорцев. А я пытался придумать, чего я боюсь, и как с этим бороться. Клариссы? Той жуткой девушки с лицом моей мамы? Да нет. Она — проблема, но не самый большой страх. Смерть? Он хоть и ужасал немного, но я больше проникся к нему уважением, нежели страхом. Моя клаустрофобия? Но как боггарт тогда предстанет? И как с ним бороться? Я представил себя в крохотном чуланчике, за пределами которого происходит нечто непостижимое. Представил тесную и пыльную темноту, в которой только я и Эйприл жмёмся друг к другу, умирая от страха. Но как боггарт тогда поступит? И что тогда делать? — Ридикулус! — Голос Хьюго привёл меня в чувство. Огромная серая крыса с жёлтыми зубами, налитыми кровью глазами и драным ухом превратилась в Микки Мауса, который принялся расхаживать кругами по комнате. — Парвати, теперь вы! — Вызвал Ремус. Микки Маус превратился в обвитую кровавыми бинтами мумию. Полуразложившееся лицо повернулось к девочке и, хрипя, двинулось к ней. — Ридикулус! Мумия развалилась на кусочки. Следом за Парвати вышел Симус, который сражался с истошно орущей банши. Дин отбивался от ползущей к нему почти что сгнившей руки. — Эйприл, выходи! Перед сестрой боггарт принял вид белокурой марионетки. Стеклянные тёмные глаза впились взглядом в Эйприл, уходящие под потолок ниточки свистели, словно хлысты. В фарфоровых белых ручках кукла сжимала опасную бритву. Красивое кремовое платьице было заляпано кровью. Я видел, как перекосило Ремуса, когда боггарт изменился. Кукла была похожа на Клариссу. — Ридикулус! Марионетка, дёрнувшись, превратилась в Пиноккио, который исполнил строчку из песни «Я свободен ото всех оков». Я рассмеялся. В своё время Прил утверждала, что этот мультик — триллер. — Ричард! Я вышел к боггарту, понятия не имея, чем он станет, и что я буду делать. Пиноккио растворился в сероватом вихре, среди которого какое-то время зависли две бледно-зелёных искорки. А после он ринулся на меня. Я не успел даже понять, что произошло. Мир погрузился в темноту. Я поднял руку, но она упёрлась в жёсткую стенку. Омерзительная паника выстрелила в голову. Рот судорожно ловил воздух, которого становилось всё меньше и меньше. Голова шла кругом, не осталось ничего, кроме обескураживающей паники. Выронив из дрожащих пальцев волшебную палочку, я заколотил в стенку. — Помогите! — Не своим голосом завыл я. — Помогите, кто-нибудь! Помогите! Я слышал чужие голоса. Издали. Далеко-далеко. Я чувствовал, как трясутся руки. На шее словно затянулся силок, не давая вздохнуть. Неконтролируемо царапая шею, я пытался заставить себя сделать вдох. Темно. Темно, тесно, нет никакого выхода. — Спасите, — совсем сиплым голосом всхлипнул я. С громким щелчком всё исчезло. Я услышал утробный рык и бешеный лай. Припав к земле, рядом со мной на Люси заливался лаем исполинский пёс. — Ридикулус! — Приказала она дрогнувшим голосом. Пёс превратился в игрушку. Хьюго пинком отшвырнул его в гардероб, Ремус запер шкаф. — Ричард… — Он жив? — Рич, ты слышишь меня? — Слышали? «Помогите! Помогите!» Ха-ха-ха! — Надо отвести его к Помфри. — Отойдите от него, нужно пространство. — Отведём его ко мне в кабинет. Рич… Их голоса продирались к моему мозгу как сквозь вату. Я стоял на коленях и не мог пошевелиться, только чувствовал, как по лицу стекает что-то мокрое. Я бы хотел потерять сознание, но я не мог. Не мог я и прийти в себя. Я чувствовал, как мои руки закинули на чьи-то плечи и куда-то повели. Ноги не разбирали дороги, сами собой брели куда-то. Перед глазами всё расплывалось. Чёрт, ну почему мне не отключиться? Было бы проще… Меня посадили на что-то мягкое. Я не сопротивлялся. У меня и мысли не было сопротивляться. По обе стороны сел кто-то ещё. Раздался хлопок дверью. Такой яростный, что я вздрогнул. — Проклятье. Идите на уроки, ребята. — Мы посидим. — Хьюго, если из-за меня у вас будет ещё больше проблем, я уволюсь! ИДИ! Человек справа от меня шевельнулся и встал. — Тебя это тоже касается, Эйприл. — Я не уйду. — Эйприл! — У меня История Магии! — Это не значит, что её надо прогуливать! — Это не значит, что я должна бросить брата ради восстания гоблинов! — Чёрт с тобой. — Скрип отодвигаемого стула. Шорох и два глухих стука. Стон. — Он в порядке? — Я надеюсь на это. — А ты? — Нет. Я не в порядке. Я умудрился всё испортить первый же день работы с вами. И я искренне надеюсь, что на душевном состоянии Ричарда это не отразится. — Это не твоя вина. — Моя. Я должен был всё это предвидеть. Я же преподаватель. — Столкнись он с настоящим боггартом, он бы всё равно пострадал. Ты сам сказал, что этого отловили в Хогвартсе. — Но мне хватило ума заставить вас противостоять ему. — Мы должны уметь противостоять своим страхам. Разве это не правильный подход? — Говоришь, как твоя мать. — Это значит, что я права? — Возможно. Конечно, доля истины в твоих словах есть. Но это не отменяет того, что произошло. Я ответственен за это и никто больше. — По крайней мере, к тебе не придут разгневанные родители и не начнут высказывать, что ты травмировал их ребёнка, как это было с Малфоем. — Ты не помогаешь. Стук в дверь. — Можно? — Люси, иди на урок. — Я просто хочу убедиться, что Ричард в порядке. — За три минуты ничего не изменилось. — Люси, скажи же, что произошедшее не отменяет того, что из Ремуса классный учитель! — Эйприл! — Мне кажется, что сталкиваться с опасностями и справляться с ними в классе — хороший подход. В любом случае, больше пользы, чем от уроков Локхарта. Вздох. — Спасибо, Люси. — Рич… — Он вообще в сознании? — Он не шевелится, глаза открыты. Дышит. Так что чёрт знает. — Ричард… Ох, проклятье, что ж я сделал… — Ремус, прекрати себя винить, пожалуйста. Что бы ты сделал? Бросился боггарту наперерез? Тебя Люси опередила, да, но ты же первым к нему и рванулся. — Я просто стояла ближе. — Я должен был предвидеть! — Тогда обращайся к Трелони перед каждым уроком. — Эйприл! — Что?! — Иди на урок! Я не выдержал и засмеялся. Как-то само вышло, честное слово. И звук был такой, будто кто-то быстро-быстро работает продырявленными мехами. Тем не менее, смех помог мне выйти из состояния транса, в которое я погрузился. Засмеялся, подавшись вперёд, даже начал немного падать. Голова врезалась во что-то мягкое. В волосах шевельнулись чьи-то пальцы. Я моргнул и присмотрелся. Я упирался головой в руки Люси, которая меня поймала. Наверное, я бы упал. — Как же я опозорился, — просипел я. — Чёрт возьми… Малфой этого не упустит. — Ричард! Меня обняли с двух сторон одновременно. Я поднял голову из-за серых и льняных волос и посмотрел на крёстного. Ремус стоял с таким лицом, будто я собирался обвинить его во всех грехах человеческих. — Прости меня. Пожалуйста, — сказал он. Отстранившись от девчонок, я поднялся на ватных ногах, подошёл к Ремусу и обнял его. Крёстный вздрогнул. — Прощу, если пообещаешь кое-что. — Не проводить подобные уроки? — Наоборот. Проводить их как можно чаще. Эйприл и Люси правы. Это самый правильный подход — узнать на практике, что нужно делать. Мне, видимо, бороться с клаустрофобией. — Ричард… — Всё прошло хорошо, Ремус. Правда. Ты — классный учитель. Никто не виноват. Я не смог бы придумать, как отбиться от гроба. Пообещай, что ты не прекратишь так преподавать? Пожалуйста. Нельзя же руки опускать так сразу. Я поднял голову и посмотрел на него снизу вверх. Ремус слабо улыбнулся и погладил меня по голове, от чего я снова почувствовал себя пятилетним мальчишкой. Пожалуй, скорее в хорошем ключе. — Ладно. Пообещаю. Раз уж вы в один голос говорите, что вам так понравилось. — Мне понравилось! — Мигом поддакнула Эйприл. — Было классно! Как я справилась с этой куклой, а? А как Люси выбежала! Ух! Я бы сама от такой собаки икала бы от страха! — Я бы и икала, да только в тот момент все мысли из головы повыскакивали, — засмущалась Люси. Я посмотрел на неё с такой рвущейся из груди благодарностью, что опасался, что у меня рёбра треснут. Даже слов достойных не было, чтобы выразить ей своё восхищение и признательность. — Ты меня спасла, — выпалил я. — Совсем по-гриффиндорски поступила. — Не говори так, будто это плохо, — фыркнула сестра, пока Люси смущённо улыбалась. — Да это и не плохо, у Люси это в крови. Я прикусил язык с такой силой, что испугался, как бы не откусил его. Аж пелена послеобморочного состояния спала. На самом деле, ничто не бодрит, как фраза «Что я наделал?!», которая громким набатом звенит в голове. Я посмотрел на Ремуса и встретился с ошарашенно-испуганным взглядом. Люси же тихонько фыркнула: — Мама была на Хаффлпаффе, так что ты чуточку ошибся. — Да… ошибся, — промямлил я. Эйприл почувствовала, что творится что-то не то, так что вертела головой от Рема ко мне и обратно. — Знаете, девчонки, вы… идите на урок. Меня в сон клонит, так что сидеть рядом нет смысла. — Может, тебе к мадам Помфри? — Заботливо спросила Люси. — Нет, спасибо. Я в порядке. Просто нужно чуточку подремать. А тут есть софа. К тому же, Хьюго там беснуется от волнения… Идите. Пожалуйста. Я очень устал. С беспокойством оглядываясь на меня, Люси и Эйприл попрощались с Ремусом, пообещали зайти после урока и вышли. В кабинете воцарилась тишина. Нам предстоял тяжёлый разговор. Молчание было долгим, невыносимо тяжёлым. Никто из нас не решался начать. О чём думал Ремус, я мог только предполагать. Сам я размышлял о том, как он отреагирует. — Так ты знаешь, — произнёс, наконец, Ремус. Я кивнул. — Сам понял или подслушал? — Подслушал, конечно, — ответил я. — Сам бы я не понял. Были мысли, конечно, но так, отдалённо. Она хмурится прямо как ты. Да, как сейчас. Ремус хмыкнул и провёл ладонями по лицу, словно приводя его в норму. — Ты ей не сказал? — Нет. Я никому не говорил. — Почему? — Потому что ты никому не говорил. И просил Рейчел саму сказать Люси. Хотя уж мне и мог рассказать, крестник я тебе или нет? Рем покачал головой и вздохнул. — Я боялся, что ты скажешь Прил или Хьюго, а они могли и проболтаться. — Как бы тяжело ни было, я держал язык за зубами. До сегодняшнего дня, но тут прости. Я немного ещё в шоке. — Да я понимаю, Рич. Извини. Стоило бы рассказать. Когда я понял, что ты знаешь, мне как-то даже легче стало. — Что не ты один можешь тянуть эту тайну на себе? — Понимающе хмыкнул я. — Да. Легче, когда можно поговорить с кем-то. — Ремус встал. — Будешь чай? Или всё же хочешь подремать? — Конечно, буду. Про сон это я девочкам сказал, чтобы не… ну ты понял. А чай — самое то. Авось на ноги встану. Ремус принялся возиться с чашками и чайником. Я сидел в кресле, глядя на него и стараясь лишний раз не двигаться. Когда в моих руках оказался горячий дымящийся чай, до безумия потрясающе пахнущий апельсином и имбирём, я вовсе растаял. — Я только одно не могу понять, — выпив полчашки в тишине, сказал я. Ремус приподнял брови. — Зачем ты попросил Рейчел рассказать обо всём Люси? Думаешь, так будет лучше? — Думаю, что так будет хуже, — признался Ремус, поставив кружку на стол. — Но когда я об этом узнал… мне было обидно, Рич, правда. И мне тогда казалось, что это достойная мысль. Быть честным с Люси мне казалось в тот момент важнее остального. Это потом я понял, что правда может попросту пошатнуть её мир. Тем более, когда Дамблдор позвал меня преподавать. Я понял, что смогу быть рядом с Люси и присматривать за ней, но если Рейчел ей всё рассказала бы… всё для неё было бы только сложнее. — Но на попятную ты не пойдёшь? — Нет, конечно, — фыркнул Ремус. — Понесу ответственность за то, что уже сказал. — Он помолчал, барабаня по кружке пальцами. Я потянулся к столу и цапнул кусочек разломанной плитки шоколада. — Скажи, ты же знаешь её, как никто другой… как бы она отреагировала? Медленно прожевав шоколад, я задумчиво протянул: — Не думаю, что она разозлится или что-то в этом духе. Но и не обрадуется, сам понимаешь. Удивится. Может, немного испугается. А потом постарается к тебе присматриваться, чтобы понять, как она к тебе относится. Но это мне так кажется, я сам ни в чём не уверен. Это Прил бы злилась на весь мир и топала ногами, тут я с уверенностью скажу. — Ну что ж… не так плохо, — резюмировал мой ответ крёстный. Я покивал. — В любом случае, когда всё выяснится, мы постараемся, чтобы Люси в тебе души не чаяла, — пообещал я. — Понятия не имею как, но придумаем. — Ну спасибо, — хмыкнул Рем. Я улыбнулся. Три чашки чая спустя я всё же отправился на уроки. Всё же Хьюго, Люси и Прил за меня переживают. Тем более, чем дольше я тут сижу, тем больше даю Малфою времени на сочинение колкостей и острот в мой адрес.***ЭЙПРИЛ***
Громкий звук шарманки заставил меня прийти в себя. Я открыла глаза, чувствуя, что не могу двигаться. Первым, что я увидела, были мои запястья, закреплённые кожаными ремнями на подлокотниках кресла. Рванув на себя руки, я попыталась освободиться, но затрещавшие ремни были крепче. Чувствуя подступающий страх, я осмотрелась. Среди пыльного мрака вырисовывались ряды бархатных красных сидений, которые небольшим амфитеатром поднимались вверх и утопали в темноте. С каждого подлокотника свешивался кожаный ремешок. Я сидела на первом ряду, тщетно выкручивая запястья из ловушки. Сцена была настолько близко, что занавес касался моих ног. Яркий свет прожектора резко ударил в глаза, я машинально зажмурилась. – Когда-то давным-давно, – раздался знакомый голос, – жила-была одна глупая девочка. Драный пыльный занавес отъехал в сторону. На невысокой сцене перед моим носом дёргались на верёвочках уродливые жуткие марионетки. У одной из них была на лице трещина, из которой выпал кусочек фарфора, так что на щеке зияла уродливая дыра. У другой не было глаза. Третья была почти налысо подстрижена, лишь короткие редкие пеньки волос торчали на голове. Чувствуя поднимающееся к горлу отвращение, я попыталась оттолкнуться от сцены подальше, но не могла – марионетки дёргались практически на моих коленях. – И вот глупая девочка получила в ручки красивый кулончик и стала очень-очень могущественной, – продолжал голос из-за кулис. – Настолько могущественной, что она начала сходить с ума. И начала убивать людей. Свист невидимых лезвий почти заглушил шарманку. Марионетки безвольно упали на пол, обрезанные нити паутиной опустились на них. – Глупая девочка не хотела быть злой, но хотела быть сильной. Она не хотела платить за своё могущество чужой кровью. Вот только девочка не знала, что за всё приходится платить. Марионетки, к моему ужасу, совершенно самостоятельно поднялись на ноги и обратили на меня свой взор. – Надо же! Нам не хватает актёров! – Воскликнул голос. – Придётся брать добровольца из зала! Моя рука против воли рванула вверх. То, что раньше было ремнями, стало теперь тонкой полупрозрачной нитью. Мои пальцы, мои руки стали деревянными. – Нет... нет-нет-нет... – Прошептала я, пытаясь опустить руку, но тело меня не слушалось. – А вот и доброволец! – Нет! НЕТ! – Закричала я, вжимаясь в сидение, пока деревянные и фарфоровые ручки тянулись ко мне. Мне удалось одной ногой отпихнуть от себя одноглазую куклу и вскочить. Стряхнув нити с одеревеневших рук, я рванулась, было, бежать, но не успела я преодолеть хотя бы пару рядов, как мои ладони пронзила ужасающая боль. – Никто не уйдёт с этой пьесы, пока она не закончится! Сквозь деревянные пальцы сочилась самая настоящая кровь. Ладонь насквозь была пронзена серебряной нитью. Чудовищной силы рывок оторвал меня от земли за руки. Я заорала от ужаса и боли. Кровь стекала по рукам вниз. Как мне прокалывали и насаживали на нитки ступни я уже даже не чувствовала – я и без того исступлённо выла от боли. – Станцуй для нас, Эйприл! Станцуй для своей мамочки!***ХЬЮГО***
В нос Хьюго ударил омерзительный затхлый запах сырости. Открыв глаза, Блэк обнаружил себя лежащим на каменной скамье в узкой тёмной камере. Судя по решётке на крохотном окошке под потолком и железной двери – тюремной камере. Встав с неудобной лавки, Хьюго подошёл к окошку и, подтянувшись, выглянул наружу. За пределами камеры было темно. Темнота, живая и движущаяся, колыхалась снаружи, словно... Вода. Хьюго успел отскочить прежде, чем ледяная чёрная вода хлынула в окошко. Прошлёпав по стремительно наполняющемуся водой полу, Хьюго забарабанил в железную дверь. – У меня потоп в камере! Эй! Вы слышите? Я же тут могу совсем... Он осёкся, почувствовав, как за штанину цепляется что-то живое. Опустив глаза, он увидел здоровенную бурую крысу, которая, спасаясь от воды, влезла на него. Заорав от ужаса, Хьюго дёрнул ногой, отбрасывая крысу подальше от себя. Всё свободное от воды пространство кишело грызунами. Хьюго вскочил на кровать, распихивая от себя крыс и спасаясь от ледяной воды. – Помогите! – Заорал Блэк, понимая, что его никто не услышит. Вода всё прибывала. Обезумевшие от ужаса крысы, цепляясь друг за друга, пытались влезть на кровать. Хьюго не успевал раскидывать их, грызуны цеплялись за него своими крохотными когтистыми лапками. Не помня себя от ужаса, Блэк дёргался и кричал, пытаясь освободиться, но крыс становилось всё больше, вода уже закрыла собой лавку, на которой он стоял. Крысы, все, как одна, пытались влезать на Хьюго, они царапали его и кусали, путались в волосах, живыми мокрыми омерзительными комками заползали под одежду. Пошатнувшись, Хьюго не удержался и упал в воду. Оказалось, что воды было меньше фута. Всё чёрное шевелящееся пространство под её толщей было крысами, которые, ошалев, обрушились на Хьюго живой лавиной. – ПОМОГИТЕ! – Захлёбываясь, вопил Блэк.***ЛЮСИ***
Спотыкаясь о корни, Люси со всех ног бежала через лес. За её спиной был слышен истошный лай, который приближался и, казалось, звучал со всех сторон. Девочка устала, выбилась из сил. Но она не могла заставить себя остановиться, спрятаться... хотя бы потому что было негде. Хриплое дыхание вырывалось из груди, разрывая лёгкие. Лай приближался. Оступившись, Люси кубарем скатилась в овраг. Ногу пронзила ужасающая боль. Вскрикнув, девочка захлопнула себе рот, опасаясь быть найденной. Лодыжка пульсировала так, словно по ней зарядили молотком, пошевелить ногой было невозможно. Всхлипнув, Люси отползла под какую-то корягу и забилась в тень. Совсем рядом слышался шорох пожухлой листвы под многочисленными лапами, шумное дыхание, утробный рык собак. Закрыв ладонью рот, Люси попыталась отползти чуть дальше, когда шорох раздался практически рядом с местом её укрытия. Солнечный свет заслонила здоровенная ощеренная в оскале собачья морда. Слюна и пена тянулась нитями, желтоватые острые клыки угрожающе щёлкнули, когда пёс учуял добычу. – Помоги мне... – прошептала девочка, закрыв глаза. – Ричард, прошу, помоги мне. Ричард... Кто угодно... пожалуйста... Она подалась назад и неожиданно провалилась. Стукнувшись головой об деревянный пол, Люси открыла глаза. Она оказалась в хижине. Пыльной, заброшенной, полуразрушенной. Обломки расколоченной мебели валялись во всей комнате, обои, которые словно рвали когтями, свисали со стен. – Где я?.. Тяжело поднявшись и стараясь не опираться на вывихнутую ногу, Люси поковыляла к двери. Она искренне верила, что это выход. Ручка поддалась легко, дверь оказалась незаперта. Открыв её, Люси шагнула в другую комнату хижины. Кажется, когда-то это было спальней. На старой кровати сидела незнакомая ей белокурая девушка. Когда Люси зашла, к ней повернули головы чёрный здоровенный волкодав и огромный бурый волк, сидящие у ног девушки. Холодея от ужаса, Люси замерла, не в силах шевельнуться. Сердце колотилось в таком бешеном ритме, что Люси готова была поклясться, что и волк, и пёс его слышат. – Фас. Припав к полу, волкодав зарычал и мягкой пружинистой походкой шагнул к ней. Но не успел. Бурый волк, взвыв, перепрыгнул комнату и сбил оцепеневшую Люси с ног. Упав на пол, девочка в ужасе закричала. Она попыталась отползти в сторону, но исполинские клыки впились в её ногу и потащили на середину комнаты. – Нет-нет-нет! – Цепляясь за обломки кровати, Люси почти что ослепла от нечеловеческой боли. Клыки сомкнулись на второй ноге. Люси закричала от боли, что подстегнуло зверей пуще прежнего. Они рвали плоть девочки клыками, заливаясь утробным рычанием.***РЕМУС***
– Я дома! Ответом была гробовая тишина. Поставив на пол пакеты с продуктами, Ремус зашёл в гостиную. Здесь словно ураган прошёл. Стол и кресла были перевёрнуты, портрет семьи Альфарда содран со стены, окна побиты, портьеры разорваны на лоскуты. – Дети? Эйприл, Ричард! – Чувствуя нарастающую панику, Ремус побежал наверх. На лестнице, на ковре, темнела цепочка багровых капель. В нос ударил солоноватый запах крови. Люпин чувствовал, как рот наполняется слюной. Омерзительное желание смешивалось с чудовищным ужасом. Не чуя под собой ног, Ремус взбежал на второй этаж. Комнаты Ричарда и Эйприл были закрыты. Выломав дверь в комнату крестника, Ремус лишь убедился, что она пуста. Но запах крови... такой сильный, такой манящий, такой пугающий... Ноги сами привели его в угловую комнату. Всегда запертую комнату. Бывшую детскую. Вокруг ручки двери на светлом дереве темнели кровавые разводы. Чувствуя накатившую тошноту, Ремус толкнул дверь в детскую. Казалось, вся комната была в багровом цвете. Стены, пол и даже потолок были залиты, заляпаны кровью. Тошнотворный запах стал практически невыносимым. Но не это пугало больше всего. Посреди комнаты уродливой багровой кучей были свалены изувеченные тела со следами зубов и когтей. Рука Эйприл была обглодана до кости. Из разорванной грудной клетки Ричарда были видны рёбра. Лежащего лицом вниз Хьюго можно было узнать лишь по слипшимся от запёкшейся крови волосам. Обглоданные ноги Люси были неестественно вывернуты. Чувствуя, как дрожат от ужаса колени, Ремус сделал шаг назад, не в силах отвести взгляд от этого кошмара. С дрожащих пальцев капало что-то красное, тягучее. Спиной он наткнулся на что-то живое. Резко обернувшись, Люпин закричал от ужаса. Перед ним стояла Марисса. Из разодранной шеи, из которой явно был вырван кусок плоти, сочилась кровь. – Ты обещал их беречь... – Прохрипела она и рухнула замертво. Почти поседевший от ужаса Ремус готов был удариться в панику, когда на его плечи опустились лёгкие ладони. – Мне кажется, мы не закончили. Ни в чём себе не отказывай, друг мой. Приятного аппетита.***
– Идём, пока ворота не закрылись! – Постой. Ты слышала? – Что? – Мне кажется... кто-то кричит. – Разве? Я слышу только музыку. Идём. – Да подожди ты. Они будто... – Ну что? – Будто кричат мне в уши. – Они? Их много? – Очень. И все напуганы. Нет... они в ужасе. – Может, мы недалеко от кошмарных снов? Пойдём уже. Ты обязана побывать в этом парке. – Мы должны им помочь. – Как? Как ты себе это представляешь? – Какая разница? Вдруг мы сможем хоть что-то сделать? – Или погибнем. – Мы - наваждения. Что нам будет? – Я не наваждение, а воспоминание, а ты... – Тем более. Пойдём. Лина. Без тебя я не смогу попасть в нужное место. – И почему тебя всегда тянет куда-то в пекло? – Потому что я хочу помочь. Может, там кто-то, кто знал меня. Вдруг они мне помогут себя вспомнить?..