***РИЧАРД***
— Не думаю, что это хорошая идея, — сказала Эйприл, серьёзно глядя на меня. — Я и сам это понимаю, Прил, но… А что ещё остаётся? — Горячо возразил я. — Подождать, — сестра посмотрела на меня исподлобья. — Чего? Пока само рассосётся?! — Обозлился я. — Мистер Болк хотел попробовать руны, — Эйприл пожала плечами. — Ты сама-то веришь в то, что это будет успешно? — Раздражённо прошипел я. — А ты сам-то веришь в то, что твой способ сработает? — Парировала сестра. — Кто тебе вообще рассказал об… этом способе? Я промолчал. Человек из сна на мой вопрос о том, на кого ссылаться, когда возникнут вопросы, только улыбнулся. «Скажи, что тебе дал совет один друг», — сказал он. Я даже не успел фыркнуть по этому поводу, когда он с силой пихнул меня в грудь, от чего я проснулся. Говорить Эйприл о том, что этот совет дал мне Мрачный Жнец, ещё и обменяв на желание, — самоубийство чистой воды. Причём, сперва меня уроет сама Эйприл с совершенно каменным лицом. Потом с того света извлечёт Ремус, устроит взбучку и упокоит заново. Если узнает, конечно. А он узнает. Особенно если идея удастся. Просто потому что возникнут вопросы. — Ладно, не говори, если не хочешь, — буркнула Эйприл. — Вытягивать из тебя клещами я не собираюсь, хотя здравый смысл и требует того, чтобы мы были уверены в надёжности источника. — Мне кажется, источник надёжный, — твёрдо сказал я уже скорее из упрямства. — Ладно… давай так, — вздохнула Прил. — После Хэллоуина. Мистер Болк к тому времени проверит ту ерунду с рунами. Если они не сработают, то попробуем то, что ты предлагаешь. — Идёт, — буркнул я. Как и ожидалось, метод Алекса Болка не сработал. Книготорговец готов был уже плюнуть и бросить, о чём он прямо и заявил, швырнув глиняные квадратики с рунами в карман. Однако горящий в глазах азарт говорил, что он не собирается останавливаться. Эйприл, стирающая с себя остатки чернил, которыми тоже были начерчены какие-то знаки, спросила: — Мистер Болк, что случится, если я не смогу вернуть себе эмоции? — Вы останетесь неживой неэмоциональной куклой, юная леди, — ответил Болк. — Из вас получится хороший чиновник или судья. Но вы не сможете завести семью, у вас толком не будет друзей, а о хорошей карьере, скажем, в Аврорате или квиддиче, можете забыть. Там нужны искра, огонь, ярость. Кстати, подумайте ещё о карьере наёмного убийцы. Там такие хладнокровные тоже нужны. — Алекс! — Укоризненно воскликнул Ремус. — Эйприл меня спросила, я честно ответил, мистер Люпин, — развёл руками его начальник. — А ваш наставник? — С надеждой спросил я. — Как я и предсказывал, он меня толком на порог не пустил. Мы разошлись не в самых радужных отношениях, так что сами понимаете. — Но тут вопрос не о вас, а об Эйприл! Неужели он не выслушал?! — Вскричал я. — Выслушал через дверь. Дал мне один совет, конечно. Но я даже следовать ему не очень-то хочу. Не наш это способ решать проблемы. — Какой? — Спросила Эйприл. — Проникнуть в ваше сознание, юная леди, и найти там то, что было потеряно. Ничто не исчезает навсегда просто так бесследно. Мы с сестрой обменялись взглядами. Я вскинул бровь, ожидая ответа. Сестра вздохнула. — Мистер Болк, скажите, почему вы не хотите попробовать этот способ? — Спросила она скорее для меня, нежели для себя. — Потому что это неэтично, — скривился Болк. — Блуждание по чужому разуму — достаточно интимно и в какой-то мере опасно. Вторжение в чужие сны, а через них и в чужое сознание — методы, которые использовали наёмники. — Наёмник, — угрюмо поправил Ремус. — Он не был новатором, мистер Люпин, — косо усмехнулся Болк. — Да, но он был самым продуктивным, — скривился Ремус и сложил руки на груди. — А если… Если это сделаю я? — Робко спросил я. Ремус и книготорговец посмотрели на меня с суеверным ужасом. — Молодой человек, вы должны осознавать, насколько это грубо, опасно и тяжело. — У тебя ещё нет опыта, Рич. — Это не то же самое, что бродить по Миру Снов. — Ты можешь пострадать, развоплотиться или причинить вред Эйприл. — К тому же, в сон вашей сестры сумеют проникнуть и другие Сноходцы. — Ты ведь даже не знаешь, что должен искать. — Хорошо, я понял! — Поднял я руки, прерывая поток аргументов. — Не буду даже пытаться. Эйприл покосилась на меня, но ничего не сказала. Разумеется, я солгал. Но я просто устал сидеть в стороне.***
— Малфой, ты бы не радовался так открыто. Поверь, рано или поздно ты дотрендишься до того, что тебя просто шандарахнут по белобрысой головенке, — усмехался Хьюго. — Можно подумать, ты не рад что эта дрянная мочалка окаменела, — фыркнул в ответ Малфой. — Она — живое существо, — скрестила руки на груди Дафна. — Котейку, какой бы тварью она ни была, все равно жалко. — То, что кошку прокляли — это одно, — сказал я. — А вот твои вопли «ты следующая, грязнокровка» были более чем из ряда вон. — Враги наследника и есть грязнокровки. Я не виноват, что Грейнджер — магловское отродье. — А ты не думал, что врагами наследника Слизерина могут быть еще и сквернословные, злобные, белобрысые, высокомерные… — Хьюго, — одернул я кузена, пресекая ругательство. — Отродья, — спокойно закончил он. — Угрожаешь мне, Блэк? — поднял брови Драко. — Меня тоже проклянешь? — О чем ты, убогое создание? — Рассмеялся Хьюго. — О том, — хмыкнул Драко. — Я видел, как вы три дня назад стояли около той стенки. Присматривались к месту повешения кошки? — Начал пороть какую-то ересь, началось, — закатил глаза Хью. — Тебя не смущает, что там мимо постоянно студенты проходят? Или опять что-то в духе байки с драконом? Бледное лицо Малфоя порозовело от негодования. Но ему хватило выдержки лишь податься вперед у кузену и ткнуть его пальцем в грудь. — Уверен, что это ваша работа, Блэк. Я знаю твою семейку, все Блэки были на Слизерине. — Мои родители с Гриффиндора, — холодно ответил Хьюго, ударив Драко по руке. — Нападать исподтишка — не стиль Хьюго, — заметила Дафна. — Он скорее с кулаками полезет. Драко посмотрел на неё так, словно впервые увидел. — Да… Блэк слишком глуп, чтобы действовать тихо. — Малфой, я тебя по самый подбородок вобью в землю, — прорычал Хью. — А вот Лафнегл… Я не удержался и расхохотался. — Драко, только не останавливайся, я так люблю, когда ты порешь такую ерунду. Ну, какие твои аргументы? — То есть, ты даже не отрицаешь? — Спросила Паркинсон. — Ну что ты! Меня выставляют главным злодеем! Могучим волшебником, который бегает и проклинает кошек! Главный кандидат в наследники Слизерина! Даром, что мои родители с Рейвенкло. Давай, обоснуй, почему именно я — негодяй кошкоокаменитель? Те, кто негласно занимал нашу с Хью сторону в любом споре с Драко, одобрительно хмыкали. Флинт так и вовсе ржал в уголке. Пунцовый от возмущения Малфой сверлил меня ненавидящим взглядом, я с полнейшей невозмутимостью усмехался, спокойно глядя на него. Кажется, моя усмешка бесила его еще больше. — Думаешь, я тебя не знаю? — прошипел Драко. — Неа, — весело ответил я, стараясь больше не хохотать. Если засмеюсь, то все испорчу. — Эта кошка — предупреждение. А ты и твоя полоумная сестрица явно в этом замешаны. Вы и бровью не повели, увидев Норрис и кровавую надпись. — Эйприл сама проклята, придурок, — сказал Хьюго. — Ты и впрямь считаешь, что это мы сделали? — Спросил я, поднимаясь так, чтобы быть с Драко на одном уровне. — Если так, то, может, не стоит нас выводить из себя? Я ведь могу и тебя проклясть. — Это признание? — Это угроза, — спокойно ответил я, чуть изогнув бровь. — Наследник я или нет, а ты должен понимать, что я могу испортить тебе существование. А думать, что я могу оказаться наследником Слизерина и заколдовывать маглорожденных — идиотизм. — Почему это? — вякнула Паркинсон. Я перевёл на нее взгляд, кривоватая ухмылочка мигом стерлась с ее лица. — Элементарно, существо с сознанием табуретки, — обаятельно улыбнулся я. — Мне хватает ума понимать, что человек ценен не чистотой крови. Моя бы воля, я принялся бы за искоренение такого злобного плевка аристократии, как Малфой. Было бы идеально сейчас развернуться и уйти в комнату на этой ноте, но мне нужно было остаться в гостиной. Так что я продолжал стоять напротив Малфоя, ожидая, когда он фыркнет и уйдёт. Вряд ли он оставит за мной последнее слово, да еще и такое. И верно. — Что ты себе позволяешь?! — серея от ярости, прошипел Малфой. — Ты — Лафнегл, безродное существо с жалкой фамилией. Сирота без мамаши и папаши. Высокомерный придурок, который, по сути, ничтожество. Каждое слово Малфоя были как сильнейшие удары под дых. Ослепнув от ярости, я чувствовал, как у меня трясутся руки. Сердце колотилось так громко, что я не слышал возмущения Хьюго и остальных. Мир на несколько мгновений померк, будто тени стали еще темнее, ожили, расползлись по гостиной, пульсируя и дрожа, окружая меня и Малфоя. Я даже не успел понять, как случилось так, что я держу Малфоя за шиврот и волосы с явным намерением пихнуть его голову в камин. Испуганные вопли одногруппников и истошный крик самого Драко заставили меня опомниться. Хьюго и Люси повисли на мне с разных сторон, пытаясь предотвратить убийство или нанесение вреда здоровью этому несуразному созданию. Всё ещё дрожа от ярости, я разжал пальцы и отшатнулся. Бьюсь об заклад, лицо у меня в тот момент было чудовищным, потому как никто не решился что-то сказать. Я молча сел в кресло. Поняв, что продолжения шоу не будет, слизеринцы разошлись по комнатам. Поздно уже было, а линчевание отменялось. Люси, испуганно взглянув на меня, шмыгнула к себе, не сказав ни слова. Я вздохнул. Понятия не имею, как буду перед ней оправдываться. Рядом остался только Хьюго, мрачно сверлящий меня взглядом. Кузен хорошо меня знал, так что сейчас он намеревался устроить мне взбучку. При свидетелях делать это он не собирался, так что сидел на диване и ждал, когда хлопнет последняя дверь. — Ричард, ты что творишь?! — одновременно сказали мы. — Умный очень? — скривился кузен. — Ты его чуть не убил. — Можно подумать, ты против, — усмехнулся я. — Я против того, чтобы кто-то кого-то по-настоящему убивал. Тем более — ты. В Азкабан захотелось? Я поморщился. Азкабан для Хьюго был болезненной темой, а с ним и все, что потенциально могло завести нас на скользкую дорожку. — Даже если бы ты его не убил, а просто испортил смазливую мордашку, Люц Малфой тебя бы усадил за решётку. И я не смог бы доказать, что ты невиновен — кругом куча свидетелей. — Успокойся, Хью. Малфой отделался лёгким испугом. Будет думать прежде, чем раззявить рот. — Я глянул на часы. — Слушай, если хочешь, можешь потом мне высказать все, что думаешь. Сейчас мне нужна твоя помощь. — Какая? — Мне нужно, чтобы ты держал меня за руку, пока я сплю, — совершенно серьезно ответил я. Лицо кузена вытянулось, Хью целую минуту смотрел на меня и молчал. — Вот знаешь… — Сказал, наконец, он. — Я даже не знаю, как на эту тему пошутить. Рич, не пугай меня. — Да ты не понял, — рассмеялся, наконец, я. — Я раздобыл одно заклинание, которое может помочь Эйприл. — Н-да? Как я понимаю Ремус не в курсе? Я уже говорил, что кузен меня насквозь видел? — Нет, — покаянно опустил я голову. — И будет лучше, если он не узнает. — Почему? — Удивился Хью. — Потому что это опасно, неэтично, у меня мало в этом опыта… — Так понимаю, ты уже пытался выяснить, что к чему, но Рем сказал, чтоб ты не лез? — Я кивнул. — Но ты все равно это сделаешь, потому что не можешь оставаться в стороне? — Я снова кивнул. — А от меня требуется только держать твою лапу, и я тогда смогу гордо заявить, что помогал? — Не просто помогал, а спас мне жизнь, — улыбнулся я. — Чего мы ждем? — Воскликнул кузен и вскочил с диван, уступая мне место. Я усмехнулся и перебрался на освобожденное место. Человек из сна сказал мне, что я не должен погружаться слишком глубоко, иначе рискую не вернуться. Поэтому мне нужен якорь: чужая рука, зажатый в ладони нож, периодически капающая на лицо вода. Что-то, за что можно уцепиться во сне и вернуться в явь. Боль, неудобство или чужие руки в этом плане — самое лучшее решение. Калечить себя я не хотел, а капающая вода — по меньшей мере странно. — Сколько мне так сидеть? — Спросил Хью, устраиваясь в кресле. — Не знаю. Час, два или всю ночь… — Всю ночь? Чёрт, если бы не Эйприл… — Давай уже руку. Кузен состроил страдальческую мину и протянул мне руку. Схватившись за нее, я закрыл глаза и прошептал: — Сверенто Вирио. Стоило мне произнести заклинание, как я понял, что не могу выдохнуть. Воздух словно с силой накачивали в меня. Грудь словно стиснули железные обручи. Рёбра, как мне казалось, трещали от напряжения, грудь и лёгкие изнемогали от такого насилия. Когда боль стала почти невыносимой, тяжёлые обручи исчезли, я сумел выдохнуть. А выдохнув, я словно покинул собственное тело. Это было просто невероятно. Что бы ни говорил Ремус, как бы ни было это опасно, клянусь, всё, что произошло потом стоило каждой минуты. Я уже не был собой. Я был энергией, я был искрой, переполнявшим меня счастьем… Я ликовал, я был ликованием. Я мог бы рассмеяться, но я и БЫЛ смехом. Невыразимая и практически невыносимая лёгкость окутала меня. Я мог лететь, лететь куда угодно, я был свободен, я был счастлив, я был… «Держись за руку и за мысль. То, зачем ты покидаешь своё тело», — раздался в сознании (тем, что было сознанием) голос моего советчика. Ладонь ощущало тепло ладони Хьюго. Это напомнило мне, кто я, что я и зачем, собственно, я. Эйприл. Эйприл, я должен найти Эйприл. Мне говорили… что же говорили?.. Как искать?.. Нет, другое… Что я не должен искать… Мы уже путешествовали вместе, мы и так связаны. Нужно только нащупать… В водовороте красок и образов я увидел золотистую ниточку. До боли она пульсировала, убегая куда-то вдаль. Я вспомнил, что у меня есть рука, и схватился пальцами за ниточку. Пространство совершило рывок навстречу, краски смазались и померкли вовсе. Меня окружила непроглядная тьма. Только себя я и мог видеть на удивление чётко. Я снова был собой. Не энергией, не восторгом, а просто мальчиком, который… Чёрт побери, что ж я сделал?! Я забрался в разум собственной сестры! Поразительно! Чудовищно! Но всё же больше поразительно. Передо мной во мраке обрисовывался белый контур двери. Подумав немного, я толкнул створку. В темноту ворвался ярко-рыжий свет, словно пространство за дверью горело. Я непроизвольно зажмурился и отшатнулся, опасаясь огня, но после понял, что всё в порядке. Просто это комната такая рыжая. Я перешагнул через порог. В узкой комнате, обклеенной сплошь рыжими плакатами команды «Пушки-Педдл», залитой ярким солнечным светом, сидели прямо на полу двое детей: несуразный мальчишка, такой же рыжий, как и комната, и немного нескладная сероволосая девочка, которая здесь выглядела блёклым пятном. Оба задумчиво перебирали карты, разбросанные по полу вокруг них. — Всё же не хватает Агриппы, — вздохнул Рон, откладывая карты в сторону. — Чёрт, почти собрал коллекцию. Эйприл молча протянула ему одну из карт. Уизли ошарашенно уставился на неё. — Чего это ты? Тебе ж ещё дюжину карточек собрать! А с Агриппой — самая редкая. — Да бери, — махнула она рукой. — Так интереснее будет. Бросив карты на пол, Прил откинулась чуть назад, отставив руки, и посмотрела в окно. — Интересно, почему Гарри не отвечает? — Задумчиво протянула она. — Соскучилась? — Хитро сощурился Рон, укладывая карты в аккуратные стопки. — Угу, — не заметив сарказма, ответила моя сестра. — Беспокоюсь я, понимаешь? Второй месяц лета почти прошёл, а от него ни ответа, ни привета. Вдруг его там Дурсли убили? Ну, знаешь, за то, что он колдун. — Не говори ерунды, Дамблдор такого не допустил бы, — отмахнулся Рон. — Он не отдал бы Гарри садистам. — Как знать, — тихо пробормотала Прил. — Или… вдруг опасность не от Дурслей? — А от чего? — Не знаю… Стоило ей сказать это, как комната мигом померкла, словно кто-то выключил лампочку. Тёплые (я бы сказал, горячие) тона комнаты Рона сменились холодными чёрно-синими оттенками подземелья. Света не было вовсе, так что очертания предметов можно было определить только по сгущающимся теням. Самым чёрным пятном в этой темноте было зеркало. Огромное зеркало в серебряной раме, стоящее посреди комнаты. Ему нечего отражать, ни один луч света не беспокоит пространство. Поэтому больше всего оно напоминает разинутую пасть фантастического существа, которое пожирало всё, что было мало-мальски светлым. Словно не было стекла, только провал в какую-то бездонную неизвестность. И лишь отпечаток моей ладони на стекле был виден так ясно и чётко, что сомнения не оставалось — стекло было. Мало того, что было, оно ещё и словно удерживало всю эту черноту. И вот напротив этого самого отпечатка моей руки, по ту сторону прозрачного, как казалось, стекла, появилась ладонь. Бледная, с тонкими длинными пальцами. Я ощутил, как шевелятся волосы на затылке. Пытаясь отойти подальше от зеркала, где почти сияла ладонь, я заметил съёжившуюся за колонной Эйприл, которая заворожённо наблюдала за происходящим. Тело сестры было полупрозрачным, как у призрака. «Ей это снилось», — понял я. — Эйприл, — попытался позвать я, но сестра даже не вздрогнула. Ладонь прижалась к зеркалу и пару раз ударила пальцем по стеклу. В тот же миг зеркало разлетелось, словно кто-то бросил изнутри камень. Я лишь во все глаза смотрел, как через раму перешагнул Мрачный Жнец, с которым я заключил сделку. Ледяные зелёные безжалостные глаза торжествующе сверкнули в темноте. — Наконец-то. Начнём, — проронил он. Ослепляющей волной в комнате вспыхнул огонь. Яркий, прекрасный, но холодный синий и обжигающий, почти невыносимый и невидимый во тьме чёрный. Языки извивались в агонистической пляске, затапливая всю комнату. Из поля зрения пропал мужчина, пропали колонны, пропала Эйприл. Оставалось только чёрное зеркало. Закрывая лицо руками и действуя скорее наугад, я с разбегу сиганул в пустую раму. Треск поленьев я услышал ещё даже не выйдя из темноты в воспоминание. Спасаясь от яростного волшебного огня, я бежал к другому, спокойному, теплому, успокаивающему. Даже опомниться не успел, как обнаружил себя в гостиной своего дома. Комната была погружена в мягкий полумрак, освещал её только огонь, горящий в камине и свет садового фонаря за окном. В саду серебрились синеватым цветом высокие сугробы, страшные изгибы ветвей деревьев отбрасывали жуткие тени. Но здесь, в гостиной было безопасно. Ко мне спиной на диване сидела мама. Около неё на мягком ковре сидел я и возился с игрушками. Эйприл лежала на диване, положив маме голову на колени. Картина была до восхищения идиллической, но чего-то не хватало… Я обогнул диван. Блаженно закрыв глаза, Эйприл прижималась к маме. Тонкие пальцы гладили девочку по волосам. Во второй руке мама держала раскрытую книгу. Я улыбнулся. Сказка про снеговика и Тома, моя любимая. Я поднял голову в надежде заглянуть матери в лицо. Она улыбалась. Спокойно, тихо, блаженно улыбалась. Но я все равно не сдержал дрожи. Мамины губы шевелились, но не издавали ни звука. Я сперва думал, что сам лишился слуха, но нет: треск поленьев, перестук ветвей, мои возгласы в процессе игры, веселые реплики Эйприл — всё это было. Не было только голоса. И это чертовски пугало. Я отшатнулся от них, пытаясь не думать об увиденном, но ноги зацепились за ковёр. Я оступился, потерял равновесие и вылетел из сна. И тут же выкатился в детскую. В нос ударил запах озона и уксуса. Волосы, казалось, начали искриться от того количества магии, что кружило по комнате. Я сдавленно охнул. Около двери друг напротив друга стояли две женщины: мама и похожий на неё беловолосый демон. Щерящийся чёрной щелью рот был искажён гримасой ярости, чёрные провалы глаз сверлили мать с такой ненавистью, что воздух между ними потрескивал. Мать стояла ко мне спиной, я даже не видел её лица. Как бы я хотел протянуть ей руку, как бы я хотел помочь. Видеть её сейчас такой было невыносимо. Знать, что я не могу ничего изменить в этом воспоминании, было ещё более невыносимо. Вот она, стоит передо мной, сражается за нас… Но я не могу ничего сделать, ведь я заперт в крохотном чуланчике, дрожу от ужаса, прижавшись к сестре. Что там… я и сам сейчас дрожу от ужаса. Дрожу сам, чувствую, как дрожат колени, пальцы, как в панике сжимается сердце. В миг, когда демон атаковала, полыхнула яркая сине-красная вспышка. Я почти физически почувствовал, как рвётся ткань реальности, как появляется провал в пустоту. Не теряя ни секунды, мама хватает демона и летит в этот самый провал головой вперёд, увлекая её за собой. Неизвестно зачем я пытался окликнуть мать. Разумеется, она меня не услышала бы. В тот же миг всё кончилось. Пропал гул энергии. В мире воцарилась такая звенящая тишина, что мне казалось, что я оглох или свихнулся. Схватившись за голову, я прислонился к стене. Нет… нет, зачем? Зачем это помнить? Не хочу… нельзя… больно. Я не сразу заметил, что в комнате был ещё и Ремус. Цепляясь за дверной косяк, бледный как полотно крёстный смотрит совершенно мёртвым взглядом туда, где только что исчезли мама и демон. Именно мёртвым, иначе не скажешь. Окостеневшими пальцами он сжимает дверной косяк с такой силой, что я боюсь, что хрупкое дерево сломается. Ремус начинает дрожать, закрыв лицо свободной рукой. Я пытаюсь сделать к нему шаг, но словно врезаюсь в стену, когда из его груди вырывается сдавленный полустон, полурык. Меня словно ударило током. Никогда, никогда я не видел своего крёстного, сильного, храброго, доброго крёстного таким. Отчаяние, злоба и такая мучительная боль исходят от него, что я невольно задыхаюсь. А ведь я лишь воспоминание. А дальше случилось то, из-за чего Ремус стал моим кумиром на всю оставшуюся жизнь. Он вздохнул, выпрямился и с совершенно спокойным, хоть и мертвенно-белым лицом подошёл к невидимой дверце и выпускает двух насмерть перепуганных детей. Но я чувствую, что за успокаивающей улыбкой скрывается такая боль, что его просто разрывает на части. Маленькая Эйприл смотрит куда-то в сторону. Повернув голову, я вновь вижу того самого человека. Мрачный Жнец с улыбкой наблюдал за всем происходящим, а после, приложив палец к губам, подмигнул Эйприл и исчез. А с ним исчез сам сон. Я неуверенно сделал шаг вперёд. Меня всё ещё трясло и покачивало от увиденного и испытанного. Я даже не сразу понял, где оказался, но был счастлив, что у меня есть возможность опереться руками на столешницу и, наконец, вздохнуть. Оказалось, я довольно долго не дышал… Не мог заставить себя. Вздохнув, я попросту разревелся. Как маленький, словно мне было снова пять лет. Я дрожал и рыдал, не удосуживаясь даже утереть слёзы. Мне было больно, меня словно наизнанку вывернули. После слёз стало даже легче. На душе царило опустошение, зато в голове прояснилось. Всё же воспоминания здорово выбили из колеи… Вытерев глаза тыльной стороной ладони, я осмотрелся. На сей раз меня занесло на кухню «Норы». Маленькая Эйприл сидела на стульчике и, угрюмо хмуря брови, дула на разодранную коленку. — Как же ты так, воробушек? — Заботливо спросила Молли, откручивая крышечку от пузырька с бадьяном. — Подралась с мальчишками и пыталась убежать, — буркнула сестра. — Зачем ты с ними дралась? Ты же девочка. — А они — дураки! — Эйприл! — Но тётя Молли, это правда! Они не захотели со мной играть, называли чокнутой! Я же не чокнутая! — Конечно нет, лапуля, — ласково произнесла Молли, прижимая ватку. — Просто мальчишки бывают злыми. Играй с девчонками. — С ними неинтересно. На уме только куколки и чаепития. Да и то мне не дают играть с ними. — Девочка понурилась. — С Нейтом гораздо веселее… Вопрос миссис Уизли я расслышать не успеваю, меня снова переносит в другое воспоминание. Я только раздражённо морщусь. Как мне найти настоящую Эйприл, если картинки сами сменяют себя?! Теперь я оказался в совсем уж незнакомом месте. В лесу, у весело журчащего ручья. Вокруг возвышались неправдоподобно длинные сосны, в верхушках которых путались облака. Оглушительно галдели птицы, ветер что-то задумчиво шептал кустам. Из-за деревьев послышался весёлый голос. Ступая по мягким иглам, я поспешил туда, откуда он доносился. — Они говорят, что я чокнутая. Не хочу общаться с мальчишками, они противные. Я выбежал из-за дерева и обомлел. Вдоль ручья брёл небольшой медведь. Бурый, чуть переваливающийся, здоровенный по мерками человека медведь. А на его спине, спокойно лежала Эйприл, одной рукой теребя густую шерсть, а другой неся на пальце чёрную бабочку. На реплику Эйприл медведь что-то проворчал. — Ну ты-то хороший, — рассмеялась Прил. — Это они вредные. Поэтому я люблю спать. Потому что есть ты. С тобой интересно. — Медведь довольно рыкнул. — Жалко только, что я никак не могу быть рядом постоянно. Чтобы и наяву, и во сне. А так ты даже во сне не всегда рядом появляешься. А может, это к лучшему? Иначе мы бы друг друга достали. Ты иногда невыносим. Медведь, негромко зарычав, встал на задние лапы. Эйприл, пискнув, вцепилась одной рукой в загривок, а другой — в ухо. — Нейт! — Возмущённо заорала она. — Прекрати! Пожалуйста! Ты не невыносим, хорошо! Я оторопело уставился на них. Нейт. Точно. Он же ещё и медведь. И как я мог забыть?.. Но медведь продолжал балансировать на задних лапах, так что Эйприл пришлось соскользнуть на землю. — Вредина! — Показала она ему язык. — Сама вредина! — Отозвался Нейт, превратившись в мальчика. — Сама обзываться начала! Эйприл снова показала ему язык и, рассмеявшись, побежала куда-то. Нейт следовал за ней, но не прошло и пары минут, как выдуманный друг исчез. — Нейт? Нейт! Ты где? Ты не вредина! С тобой классно! Нейт?! — Окликала его Эйприл. — Нейт! Она осталась в лесу совсем одна. Я не успел даже сообразить, что к чему. Перед глазами с космической скоростью пролетела «Садовая книга» и сидящая на ней мышь, но я решительно пресёк это. Поймав момент смены воспоминания, я рывком подался куда-то… вглубь? А как это ещё назвать? Когда никуда и всюду в одно время. Из ощущений осталось только тепло, тлеющее в руке. Сжав пару раз пальцы, я зашагал через неопределённое пространство. Бледными пятнами вокруг лепились далёкие воспоминания. Они сливались в одно, словно ковёр из осенних листьев. По большей части, рыжий. До слуха донеслось что-то ещё. Тихий, далёкий плач. Я ускорился, хотя и понятия не имел, куда бегу и откуда плач доносится. Я просто бежал, а в голове стучала одна мысль: «Эйприл! Эйприл! Эйприл!» Она нашлась почти сразу. Съёжившийся в комок рыдающий пятилетний ребёнок. Уткнув лицо в ладошки, она плакала, не замечая никого и ничего вокруг. Она просто не хотела замечать, настолько была поглощена свои эмоциями. Сердце дрогнуло от жалости. Вот она какая — Эйприл. То, что так бесцеремонно выпихнули из её сознания, то, что у неё похитили. Маленький, напуганный, одинокий ребёнок. Я опустился на колени напротив и ласково провёл по взъерошенным серым волосам. Икнув, Эйприл подняла на меня серо-голубые глазищи. — Всё хорошо, дорогая, всё в порядке, — брякнул я. — Нет, не всё, — провыла девочка и снова уткнулась в ладони. Я придвинулся поближе и обнял её, продолжая гладить по голове. — Я с тобой, Эйприл. Братик с тобой. Всё будет хорошо. Я обещаю. Девочка прижалась ко мне, вцепившись в рубашку пальчиками. Я обнимал маленькую рыдающую сестру и понятия не имел, что делать дальше. — Я отведу тебя к друзьям, — сказал я. — Гарри, Рон, Гермиона, Хьюго… помнишь? — Она покивала. Потом помотала головой. — Что такое? Не хочешь? — Снова покивала. — А что ты хочешь? — Я хочу к маме! — Искренне воскликнула она. — Я просто хочу к маме! Мама! Ма-а-ама! Где моя мамочка? Она зашлась новым потоком рыданий. Закрыв глаза, я заставил себя не реветь. Ещё чего не хватало. Хоть сердце и разрывалось, я просто не мог не быть рядом с ней сильным. Иначе какой от меня толк? — Я тоже хочу к маме, — тихо сказал я, уткнувшись в макушку сестры. Почему-то от неё пахло опилками. — Очень сильно. Вместе мы можем попробовать её поискать. — Ты… ты поможешь мне её найти? — Она подняла голову и заглянула мне в глаза. — Поможешь найти мамочку? — Разумеется, — тепло улыбнулся я. — Мы вместе её найдём. Обещаю. Она улыбнулась сквозь слёзы и снова обняла меня. Я поцеловал её в макушку, почему-то чувствуя себя старшим братом. После чего аккуратно поднялся. — Давай ручку, — сказал я, протягивая ту ладонь, в которой тлело тепло руки Хью. — Постараемся вернуться, хорошо? — Хорошо, — горячо кивнула Эйприл и поспешно добавила: — Спасибо! Какой воспитанный ребёнок.***
Гермиона проснулась от хлопка двери. Взглянув на часы, она удивилась: четыре утра. Кто может в такую рань хлопать дверьми?! Осмотрев кровати соседок, Грейнджер заметила, что кровать Эйприл пуста. Немало удивившись, Гермиона напялила свой розовый халат, сунула ноги в тапки и тихонько выскользнула из спальни. Спустившись по лестнице, она услышала тихий смех. Сердце девочки испуганно ёкнуло, в голову начали лезть всякие страшилки из фильмов ужасов, которые она утайкой смотрела от родителей дома. Осторожно прокравшись в гостиную, Гермиона увидела в свете тлеющих в камине углей скрючившуюся пополам Эйприл. Девочка дрожала всем телом, закрывая рот руками. — Эйприл?! — Перепуганная не на шутку Гермиона метнулась к подруге. — Прил! Что случилось?! Эйприл двумя руками зажимала рот, пытаясь сдержать хохот. Сперва Гермиона готова была звать профессора Макгонагалл, да только ужас не дал бы ей сдвинуться с места. И только заглянув в лучащиеся счастьем глаза Эйприл, Гермиона осознала: она не просто сдерживала смех. Она сдерживала эмоции. — Ты… ты снова можешь?.. — Оторопело спросила она. Эйприл покивала. — Но… как?.. Впрочем, не важно сейчас. Честное слово, тебя же разорвёт, если ты не рассмеёшься, Прил! И Эйприл расхохоталась. Её смех звоном прокатился по всей гостиной. Яркий, живой, безумно счастливый. Эйприл буквально повисла на Гермионе, обнимая её и продолжая смеяться сквозь выступившие слёзы. Грейнджер и сама хохотала от облегчения — наконец-то это закончилось. Наконец-то её подруга вернулась в норму! А Эйприл всё хохотала…