***РИЧАРД***
— Хм… Это достаточно любопытно, — выдал, наконец, Дамблдор. — Д…достаточно любопытно? — Переспросил я, не веря своим ушам. — Профессор, моя сестра больше не может испытывать эмоции! — Да, мистер Лафнегл, я заметил, — добродушно ответил директор. — Собственно говоря, подобное мне в новинку. Никогда прежде не видел, чтобы чьи-то эмоции можно было просто украсть. — Вы же можете что-то сделать! — Воскликнул я. — Наверняка есть способ! Зелье, ритуал, заклинание… — Если и есть, то мне они неизвестны. В любом случае, не считая этого маленького недостатка, ваша сестра жива и здорова. А это значит, что мы можем заняться поисками решения проблемы… всесторонне. — Вы даже торопиться не собираетесь? — Прорычал я. — Ричард. Успокойся, — проронила Эйприл. — Я поставлю в известность ваших крёстных и переговорю с теми, кто может знать, как исправить ситуацию, — заверил меня директор. — Пока что это большее, что я могу сделать. — Но… — Спасибо, профессор, — не дала договорить мне Прил. — Нам с Ричардом нужно идти на урок, извините нас. Сестра встала и выжидающе посмотрела на меня. Я, кипя от злости, вскочил с кресла и пулей вылетел из кабинета. Эйприл вышла следом. — Немыслимо! Он совершенно ничем не помог! — Воскликнул я. — Полагаю, подобный исход был очевиден, — заметила Эйприл. — Я говорила тебе, что Дамблдор не тот человек, кто осведомлён достаточно в проблемах Сноходцев. — И что ты предлагаешь?! — Для начала, успокоиться. — О, ты спокойна, как скала! В этом-то проблема! — Я предлагаю успокоиться тебе. Я посмотрел на её совершенно безмятежное лицо. Было в этом что-то неправильное, выбивающее из колеи. Стеклянные глаза и абсолютно деревянная мимика пугали меня. Это не Эйприл. Не настоящая, не взаправдашняя… Просто… нет. Нет, отказываюсь верить, что это — Прил. Моя сестра — импульсивное, вспыльчивое, эмоциональное создание. То, что прямо сейчас смотрело на меня из глубины серо-голубых глаз, напоминало больше взрослого, утратившего тягу к жизни. И это было неправильно. — Я найду способ всё исправить, — пообещал я ей. — Пожалуй, я и сама должна этого хотеть, — сказала Прил. — Однако я понимаю, что прямо сейчас мы не можем предпринять решительно ничего. Поэтому предлагаю пойти на урок, как я и сказала директору. В перерыве мы можем переговорить с Ремусом, а он — с Болком. Если мистер Болк знает об устройстве Мира, то должен знать и о подобных случаях. Я кивнул. А что мне ещё оставалось. Разве что мне было всё ещё не по себе. Тем более от того, что я не сумею за ней присматривать. По дороге в подземелья нас нагнали Гарри, Рон и Гермиона. — Что произошло? — Выпалил Гарри. — Утром вы устроили такой переполох… Мы с Эйприл переглянулись. Ребятам будет крайне тяжело объяснить, что Эйприл во сне лишил эмоций страшный демон, которого когда-то давно создала наша мать. Даже если опустить подробности, то объяснить, что слизеринец делал возле гостиной Гриффиндора в шесть утра, колотя в дверь, будет немного проблематично. Я тогда не подумал о последствиях, мне важнее было убедиться, что Прил жива-здорова. Однако теперь перед нами возникла проблема. — Эйприл, ты какая-то странная, — заметил Рональд. — Ничуть, — равнодушно ответила сестра. — Не ври, я знаю тебя, как облупленную, — прищурился Уизли. — Что произошло? Гермиона сказала, что ты в кои-то веки утром проснулась, не жалуясь на то, что творческие личности должны спать до обеда. — Полагаю, мне просто удалось выспаться. Удивительно, насколько неубедительна ложь, если её произносить совершенно без эмоций. А я-то думал, что искренняя вера в свои слова поможет. Ну и каменное лицо, само-собой. Но нет. Я не верил Эйприл ни на йоту. Как и остальные. — Сегодня будет тренировка, — напомнил Гарри, неуклюже меняя тему. — Может, ты хочешь поменяться мётлами? Помнишь, мы хотели сравнить «Вспышку» и «Нимбус». — Да, неплохая идея. — Чёрт побери, да что с тобой?! — Взвыла Гермиона. — Ты без умолку болтала на протяжении трёх дней, сравнивая теоретические характеристики «Вспышек» и «Нимбусов», а сейчас говоришь, что практическое сравнение — «неплохая идея»?! Лафнегл, я знаю тебя всего год, но даже я уже поняла, что ты не в порядке! — Придётся им рассказать? — Тихо спросил я, повернувшись к сестре. Та пожала плечами. — Кажется, нам будет трудно объяснить все нюансы этого дела, — сказала Прил. — Но мы постараемся обойтись общими фразами пока что. Думаю, позднее мы всё же сумеем ввести ребят в курс дела. — Лафнегл, почему ты подражаешь куску бревна? — Взорвался Рон. — Где твои эмоции? — В этом вся проблема, — сказал я. — Прил… Прокляли, скажем так. Больше она не может выражать… — Испытывать, — поправила меня сестра. —…испытывать эмоции. Не могу сказать, как, но это правда. Рон нахмурился и подошёл к сестре. Та равнодушно (как же ещё-то?!) наблюдала за его манипуляциями. Уизли с миной человека, который знает, что делает, протянул руки к лицу Эйприл, ткнул пальцами в уголки её губ и потянул вверх. — Я не ращучилашь уыбасся, — с трудом проговорила Эйприл. — Лицо-то двигается. Я просто не могу испытывать те эмоции, которые меня заставили бы… — Стоп, — сказал Рон. — Я понял. Спасибо. Пожалуйста, ты можешь быть меньшей занудой и формулировать всё попроще? А не так, словно тебе сорок с гаком лет? — Могу попробовать, — задумчиво протянула Прил. — Не волнуйся, — заверила её Гермиона. — Мы найдём способ заставить тебя снова быть самой собой. — Поверь, Гермиона, я не волнуюсь................................
— Так, Эйприл, — деловито сказал Алекс Болк, осматривая сестру. — Скажи «А». — А-а-а, — послушно высунула язык Эйприл. Книготорговец пощупал её горло. После осмотрел рот с видом профессионального стоматолога. — Закрывай, — приказал он. — Так, ответь мне на пару вопросов. Ты злилась в последнее время? — Да, сэр. — Тебе снились кошмары до той ночи в ближайшие дни? — Нет, сэр. — После инцидента тебе снились сны? — Да, сэр. — Самостоятельные? — Нет, сэр. — У тебя есть аллергия на арахис? — Нет, сэр. — Понятно, — протянул Болк, обойдя Эйприл и подняв её волосы. — Хм, тоже ничего. — К чему все эти вопросы, Алекс? — Спросил Ремус, всё это время нетерпеливо мерящий шагами кабинет директора. — К тому, что я хочу разобраться в последствиях, — ответил тот. — А почему вы спросили про арахис? — Не удержался я. — Потому что я надеялся разбудить любопытство твоей сестры. А вышло так, что разбудил твоё. Скажи, Эйприл, твои магические показатели улучшились или ухудшились? — Улучшились. — Хорошо. А остальные? — Вуд говорит, что я хуже стала играть в квиддич. Профессор Макгонагалл говорит, что я стала усидчивее на уроках. Гермиона говорит, что у меня лучше получаются заклинания. — А что сама думаешь? — Объективно мне идёт на пользу моё состояние. — А это уже нехорошо, — кивнул Болк. — По крайней мере, для тебя же. Ты собирала какие-нибудь механические штучки после инцидента? — Даже не знаю, где лежит отвёртка. — Плохо, — сказал Болк. — Знать надо всё. И собирать надо всё. Что ж с тобой делать, чудо? Вопрос был риторическим, но у меня язык чесался сказать: «Чёрт возьми, да что угодно!». Просто потому что у меня уже опускались руки. Алекс Болк сумел прибыть через два дня. Не потому что он задержался, а потому что хотел всесторонне исследовать проблему. Говоря простыми словами, он пытался достучаться до Эйприл во сне, но, судя по тому, что он прибыл в Хогвартс наяву, у него ничего не вышло. Мы и сами перепробовали разные варианты. Гарри и Рон решили доводить Прил до белого каления, веселить её, заставить плакать, но ничего не работало. Гермиона зарылась в книгах, пытаясь найти хоть что-то схожее, хотя я даже не надеялся на результат. Фред и Джордж подсунули Эйприл веселящее зелье. Семь минут сестра хохотала, как сумасшедшая, но пока её губы улыбались, её глаза оставались равнодушно-стеклянными. Смотреть на это было не просто страшно, а невыносимо. Гарри рассказывал мне о том, как проходили тренировки. Эйприл летала превосходно, по-прежнему выполняла фигуры высшего пилотажа на том же уровне, когда устроила с Малфоем гонку, но всё это делалось совершенно без былой страсти. Вуд хоть и хотел бы что-то предпринять, но не может — технически Эйприл делает всё замечательно, но даже листику салата понятно, что без страсти в спорте делать нечего. Разве что играть в шахматы. Гермиона говорила, что Эйприл больше внимания уделяла домашней работе и практическим отработкам заклинаний. После она добавляла, что уж лучше бы она как и раньше гоняла бы балду и тарахтела своими железками в углу. Даже Грейнджер пугала терпеливая усидчивость моей сестры. Был момент, когда мы все надеялись, что Эйприл сумеет сама же выкарабкаться из собственного капкана безэмоциональности через злобу. Малфой вновь начал задирать нас. Начал, как водится, с Луны и Люси, а после переключился на нас с сестрой. Эйприл выслушала каждое его слово. После чего спросила: «Всё сказал?». Когда совершенно офигевший от такой реакции Драко растерянно проблеял что-то, сестра кивнула, развернулась и отправилась на урок. Всё, что мог делать я, так это оставаться с ней рядом и пытаться пробиться в Мир Снов. Если кто и знает, как всё исправить, так это Гертруда или Вентум. В крайнем случае, Мефисто должен знать того, кто мог помочь. Но за минувшие три дня я не сумел даже близко подобраться к тому, чтобы увидеть самостоятельный сон. — У вас есть идеи? — Спросил Алекс Ремуса, повернувшись к нему. — Есть, — буркнул тот. — Но хуже неё ничего не придумаешь. — Почему же? — Потому что это невозможно, опасно, не факт, что действенно, и ещё их мать оторвала бы мне уши, если бы узнала, что я повергаю её детей такому риску. — Не думаю, что она узнает, — заметил Болк. — Поверьте, если она вернётся… — Она не вернётся. Слова, слетевшие с уст Эйприл, были для меня как две горячие пощёчины. Я был зол и шокирован, когда Вентум сказал, что мама не сумеет вернуться, но верить в слова какого-то наваждения я не собирался. Поэтому то, что эти самые слова произнесла Эйприл, привело меня в подлинный ужас. Эйприл! Моя Эйприл! Та, которая безоговорочно верит в любое чудо! Та, которая готова была мир наизнанку вывернуть, чтобы доказать свою правоту! И та, которая ни на миг не сомневалась, что мама может вернуться. И теперь она говорит это. Мне хотелось гаркнуть, что это ложь, что всё возможно, но безмятежная уверенность Эйприл просто-напросто выбивала из колеи. Лицо Ремуса посерело. Полагаю, он разделял мои эмоции на все сто, если не больше. — Эйприл, я бы не стал недооценивать… — Начал, было, Болк. — Я сужу абсолютно объективно, — возразила Прил. — Полагаю, если всезнающее существо утверждает, что вернуться из Пустоты невозможно, то стоит прислушаться к его словам. Тем более, что аргументы, приведённые Вентум были убедительны. — Это не значит, что нужно терять веру в то, что аргументы могут быть ошибочны, — сказал Ремус твёрдо. — Всегда есть место исключительным случаям, а ошибиться может каждый. — Кажется, — усмехнувшись, Болк погладил бородку. — Когда-то давно вам, мистер Люпин, были сказаны те же самые слова о деле Сириуса Блэка. Ремус покраснел до корней волос. — Это совсем не то, — сказал он. — Не вижу разницы, — пожал плечами книготорговец и достал из кармана пиджака трубку. — Но вернёмся к делу. Внешних признаков проклятья я не увидел. Ни рун, ни меток, ни следов. Полагаю, дело всё-таки внутри этой светлой головушки, в которую я пробиться не в состоянии. — И что нам делать? — Жалобно спросил я. — Я попробую связаться со своим наставником, — задумчиво проговорил Болк. — Вряд ли он меня хотя бы на порог пустит, но, если я скажу, что юная леди попала в беду, то он может помочь. Или хотя бы послать меня повежливее. Мистер Люпин, ваша с Бинки задача будет найти шестнадцатый том «Краткого учения о лёгкости сознания» Гарриета Безмятежного. Кажется, именно там этот потрясающе скрупулёзный сумасшедший описывал практики контроля эмоций. — Нам разве не обратное нужно? — Изумился я. — Верно, юноша. Но в подобных изложениях есть ключ к разгадке. Контроль эмоций дело тонкое и крайне тяжёлое, нужно знать, за что хвататься в первую очередь. Эта самая первая очередь может стать для нас первым шагом. — А что я могу сделать? — Наяву — ничего, — решительно ответил Болк и подмигнул. — Прошу меня простить, господа, но на этом наш осмотр подходит к концу. Мистер Люпин, я чувствую, как вы звереете. Предлагаю дискуссию начать непосредственно в магазине. Не стоит устраивать сцены перед детьми. Всего доброго, господа. Поклонившись нам, Алекс Болк швырнул горсть Летучего пороха в камин, назвал адрес магазина на Эдж-роуд и был таков. Я заметил, как Ремус сжимает кулаки с такой силой, что костяшки побелели. Осторожно коснувшись его руки, я и сам ощутил, насколько зол мой крёстный. Он не мог бездействовать, его бесил сам факт собственного бессилия перед непостижимой, по сути, проблемой. Ощутив прикосновение, Ремус посмотрел на меня и попытался выдать косую улыбку, которая, впрочем, моментально слетела с его лица. Вздохнув, он попытался взять себя в руки. — Я сделаю всё возможное, дети, клянусь, — пообещал он нам. — Понятия не имею, как, но сделаю. — Спасибо, Ремус, — в голос ответили мы. Ничего не сказав, Ремус по очереди обнял нас и так же исчез в вихре зелёного пламени, отправившись вслед за начальником и, как я понял, наставником в одном лице...........................................................................................................................
— Никогда не думал, что скажу это, но я скучаю по её фирменному «Джеронимо», — пробурчал Уизли. — Никогда не думала, что скажу это, но мне не очень-то нравится то, что Эйприл теперь целыми днями читает или отрабатывает заклинания, — вздохнула Гермиона. — Вы закончили? — С насмешкой спросил Хьюго. Рон с Гермионой метнули в его сторону злобный взгляд. — А, если что, могу присоединиться. Никогда не думал, что скажу это, но мне не хватает Эйприл, опускающей Малфоя ниже плинтуса. — Фу, — буркнула Грейнджер. — Блэк, она ж твоя кузина. — Да, но это не повод горевать и ныть, это во-первых. А во-вторых, вас не смущает, что она сидит в метре от вас? — Я слишком занята, чтобы обращать внимание на ваши разговоры, — ответила Прил, не отрываясь от учебника трансфигурации, который одолжила у кого-то из третьекурсников. — Рич, а в чём заключается твоё «никогда не думал, что скажу это…»? — Повернулся ко мне кузен. «Никогда не думал, что я стану настолько бесполезен, что не сумею помочь сестре», — мрачно подумал я. Эйприл тем временем ткнула волшебной палочкой в кусок пергамента. Тот сложился в аккуратного журавлика. Перед сестрой уже лежала целая стая таких вот бумажных птичек. Прошел месяц после случившегося. Несмотря на то, что мы все по-прежнему пытались вернуть Эйприл её эмоции, я начал замечать, что мы все дружно привыкли к такому воплощению сестры. Та не выказывала жалоб, училась, гуляла, тренировалась, практиковалась в магии, помогала Джинни с уроками. Но я понимал, что всегда это не может продолжаться. Сестра пробормотала заклинание и взмахнула палочкой над журавликами. Пять из двенадцати превратились в ярко-желтых канареек размером с кнат, которые кружили вокруг ее головы. Нахмурившись, Эйприл что-то зачеркнула в своих записях и снова взмахнула палочкой. На сей раз ожили все птицы. — Отлично, — констатировала она, закрыв учебник. — Мне нужно помочь Джинни с левитационными чарами. Заодно расскажу Фреду и Джорджу о результатах эксперимента. Вы со мной? Вопрос адресовался мне и кузену. Мы переглянулись, Хью пожал плечами. — Почему нет, проводим до башни. Прогуляемся. — Ага. У башни Гриффиндора нам только крутиться не хватало, — фыркнул Хьюго. — Вас мы терпим, вы адекватные, — сказал Рональд, смахнув в сумку со стола учебники, конспект и открытую чернильницу. — Будь на вашем месте Малфой и его дружки, тогда да, досталось бы. Или Флинт. После того, как Хьюго получил место в команде исключительно за то, что сломал Эйприл плечо и пару ребер бладжером, Уизли возненавидел Флинта еще больше. Прил была ему как сестра, так что ломать ей кости была только её прерогатива, как он сам и утверждал. Я только усмехался и молчал. Гриффиндорцы были не в курсе, что после инцидента кровать Маркуса Флинта была усыпана щепками от его любимой биты, которую случайно погрызли невесть откуда взявшиеся термиты. Мало того, что капитан утратил своё главное орудие, так еще и просыпался в занозах. — И что б ты сделал Флинту? — Вскинул бровь я. — Посмотрел бы на него уничтожающим взглядом? Да, как сейчас на меня, всё верно. — Когда-нибудь и ты огребёшь, — буркнул Рональд, с досадой глядя на растекающееся пятно чернил на сумке. — Отыгрываться ребята будут на поле, — сказала Гермиона, взмахом палочки заставив чернила исчезнуть. — Связываться с Флинтом на земле — себе дороже. — Только если действовать по-гриффиндорски в лоб, — возразил Хьюго. Пока ребята спорили о разнице между гриффиндорской и слизеринской местью, я обогнал их и поравнялся с сестрой, которая шагала, уткнувшись носом в пергамент с записями. — Не могу понять, — тихо сказала она. — По закону сохранения энергии, птички не должны появляться просто так из ниоткуда. Поэтому я и сделала журавликов. Но заклинание, которое я нашла, заставляет вещи появляться из ниоткуда. Так не должно быть. — Это магия, — пожал я плечами. — Не забивай голову. — Если бы можно было проследить, куда пропадают вещи, когда волшебники их заставляют исчезнуть… это могло бы быть интересно. Я не сразу понял, чему клонит сестра. А поняв, осознал, насколько она гениальна. Своими экспериментами и гипотезами она пыталась найти то, что у неё украла Кларисса. И плевать, по сути, что она ошибалась. Я даже сформулировать свое восхищение не успел, как мое внимание привлекла небольшая странность. А именно Люси, стоявшая посреди коридора третьего этажа и изучавшая пустую стену. Круглые от страха карие глаза заставили волосы на затылке встать дыбом. — Лу? — Хьюго тоже заметил девочку. — Что случилось? — Люси, — окликнул я и тронул её за плечо. Люси вздрогнула и посмотрела на меня совершенно стеклянными глазами. — Мидгардсорм, — прошептала она по слогам. Эйприл заинтересованно подняла голову. — Что? — Не понял я. — Что? — Переспросила Люси, моргнув. В глазах зажглась искра недоумения. — Что случилось? — Ты стояла и смотрела на стену, после чего прошептала странное страшное слово и спросила, что случилось, — услужливо объяснил кузен. — А теперь скажи, что такое Мид-гард-что-то-там? — Мидгардсорм, — поправила его Эйприл. — Больше известен, как Ёрмунганд или Мировой Змей, который упоминается в скандинавской мифологии. Гигантский змей, который опоясывает Мировой океан. — Спасибо, ходячая энциклопедия, — фыркнул Рональд. Гермиона покраснела. Раньше он только ее так называл. — Почему ты сказала это, Люси? — допытывался я. — Я не помню, чтобы говорила что-то, — растерянно проговорила та. — Я вышла из гостиной, хотела вас найти, а в следующий миг ты треплешь меня за плечо и спрашиваешь, что случилось. Я многозначительно посмотрел на сестру, но та лишь покачала головой. Мы обсуждали то, что и с Люси может быть что-то не так в плане Снохождения, но сошлись на том, что у неё нечто другое. Я опасался, что Кларисса, вырвавшись на Изнанку (понятия не имел, что это за чертовщина, в те дни), начнёт промывать ученикам мозги, чинить разрушения и всяческие безумия. Пока что не было ничего, хоть тот случай с Люси меня и напугал до чёртиков. — Лафнегл! Репетируешь перед стеной партию дерева? Птицами уже обзавелась? Не трудись, у Плакучей Ивы и то живее получается изображать дерево. Я вздохнул. К нам приближался Драко со свитой. Вот что ему мимо-то не идётся? За последний месяц он исчерпал свой лимит шуток о неэмоциональности Эйприл настолько, что уже набило оскомину. Но не сказать, что это умаляло воодушевление нашего заклятого соседа. — Я тут прикинул, — протянул он, подходя к нам. — А что будет, если я тебе помогу? Вывешу, скажем, за лодыжки с Астрономической башни? — Малфой, ты подаёшь чертовски заманчивые идеи, — прошипел я. — Да, ты, возможно, поседеешь, но, уверен, от ужаса забудешь своё имя. А ведь страх — сильная эмоция, а? Ну, а если нет, то ты просто будешь потешно висеть с каменной физиономией. — Закрой рот, Малфой, — прорычал Гарри. — Иначе что? Сомбреро на меня нахлобучишь? — Драко, нас явно больше. Не уверена, что нарываться на конфликт — хорошая затея, — мягко сказала Люси. — Тем более, что среди нас нет людей, которые интеллектом едва превосходят авокадо, — оскалился Хьюго. — Зато среди нас нет нищих, грязнокровок и предателей крови, — сморщился Малфой, по очереди глядя на меня, Хьюго, которого я удерживал, вцепившись в плечо, и Люси. — Вы так вовсе предатели факультета. Якшаетесь с гриффиндорским отребьем и всякими полоумными. Жалкие, как и факультет всех ваших дружков. Собственно, Гриффиндор славится тем, что берут к себе всех из жалости. Вот и вас, двух сирот и одну убогую, пожалели. Я почувствовал такой приступ ярости, что будь под рукой табуретка, я, не задумываясь, избил бы ей Драко до полусмерти. Чувствуя, как злоба поднимается с низа живота и ярким каскадом бьёт в голову, я сделал первый шаг, намереваясь впервые в жизни ударить человека, когда жест Эйприл остановил меня. Я с любопытством смотрел на сестру. Та сверлила внимательным взглядом Драко. — Закончил? — Спокойно спросила она. — Да как бы не так, — памятуя о первом разе, заявил Малфой. — Хорошо. Тогда ты это заслужил. — Она направила на него палочку. — Оппуньо! Жёлтые крохотные птички, которые всё ещё парили вокруг головы Эйприл, с ошеломительной скоростью и боевым свистом атаковали Малфоя. Взвыв, Драко пытался закрыться от их коготков и клювиков, пока Крэбб и Гойл пытались раздавить огромными ручищами жёлтых, похожих на взбешённые молнии, птичек. — Идём, — бросила Эйприл через плечо. — Меня всё ещё ждёт Джинни.............................
Туман клубился по улицам Лондона. В тихий послеобеденный час на Броук-стрит раздались торопливые шаги, и из белесого морока вынырнул мужчина. Бодро и немного неуклюже шагая по мощёному тротуару, прохожий явно наслаждался тишиной и пустотой улицы. Он смахивал на пингвина. И не только переваливающейся походкой, но и всем своим обликом. Мурлыча под нос легкомысленную песенку, пингвиноподобный мужчина шагал себе и шагал, предвкушая горячий кренделёк из ближайшей булочной. И, возможно, он бы действительно купил бы тот кренделёк. Если бы нечто не заставило его исчезнуть. Нечто девяностокилограммовое, живое, сорокалетнее и совершившее свой первый в жизни ответственный шаг с края крыши десятиэтажного здания. Оба — и пингвин, и летун — исчезли в белесой дымке. Туман у земли стелился гуще, не позволяя рассмотреть тротуар. На месте бодро шагавшего мужчины возник другой человек. Высокий, укутанный в чёрное пальто с латунными пуговками, темноволосый и производящий неизгладимое впечатление… холода. Да, именно холода. В тонких бледных пальцах человек сжимал маленькую записную книжку и крохотные карманный часы. Под мышкой у него была зажата чёрная лакированная трость. Нажав кнопочку на часах, человек вздохнул и сделал в книжке запись: — Мистер Дженкинс и мистер Пендрагон. Кажется, я проиграл пари. Хотя с её стороны это было очень нечестно, — пробормотал он, перехватывая трость. Концом трости он коснулся чего-то лежащего на земле. В тумане заколыхался неясный силуэт пингвиноподобного мужчины, что исчез минуту назад. — Что… что происходит? — Ошарашенно спросил он. — Происходит то, мистер Дженкинс, что вы должны были дойти до булочной, купить себе кренделёк и чашку кофе, получить затрещину от официантки и отправиться домой. А потом умереть в возрасте сорока девяти лет, упав со стремянки, — немного раздражённо произнёс человек. — И так всё и было бы, если бы вы на углу Стоун-роуд не остановились завязать шнурки, а господин Пендрагон выбрал бы другую крышу, другой час или хотя бы другую минуту, чтобы покончить с собой. Но он упал прямо на вас, Дженкинс, захватив с собой в могилу. А всё потому что у Судьбы чертовски плохое чувство юмора. Дженкинс не успел ничего сказать — мужчина коснулся его лба тростью, и тот мигом исчез. То же самое он проделал с мистером Пендрагоном, разве только распинаться о крендельках и Судьбе не стал. — Девять душ! С ума сойти! В следующий раз нужно осмотрительнее делать ставки, — пробормотал мужчина в чёрном, закуривая появившуюся из ниоткуда сигарету. Он обернулся и посмотрел на меня, наблюдавшего до той поры за ним. — Здравствуй, Ричард. Пожалуй, пришла пора нам побеседовать. Он подошел ко мне. Высокий, статный, до ужаса спокойный. Возраст его сразу определить было невозможно: при первом взгляде он казался не на много старше Ремуса, но стоило мне заглянуть ему в глаза, я осознал, что он едва ли не старше всего на свете. Древнее самой жизни, пожалуй, как мне тогда подумалось. Бледно-зелёные глаза смотрели на меня с ледяным любопытством, с насмешкой. Губы этого человека расползались в обаятельной, элегантной, но совершенно безжалостной усмешке. Я чувствовал, что мне стоило его бояться. Я понимал, что это тот самый человек, о котором говорил летом Ремус. Но я его не боялся. Пожалуй, мне было больше любопытно, нежели страшно. — Кто вы? — Спросил я, когда он приблизился. Я готовился сморщить нос от запаха сигареты, но табаком от него не пахло совершенно. Только чем-то терпко-горьковатым, будто миндалём. — У меня много имён, — усмехался человек (человек ли?). — Все связаны с моей профессией, но ни одно не подходит для обращения. — Он чуть наклонился, испытующе глядя мне в глаза. — Ты ведь уже понял, кто я. Не так ли? Понял, разумеется. Ещё во время его монолога перед господином Дженкинсом. Я был даже более чем уверен, что этот монолог больше предназначался для меня. Я кивнул. Мужчина, как мне казалось, остался доволен. — Ты меня не боишься. Похвально. И немного любопытно. — Я же сплю. Во сне нельзя умереть, — пожал я плечами. — Ошибаешься, — тихо рассмеялся он. Меня словно ледяной волной обдало от этого смеха. — По опыту говорю, что во сне умереть так же реально, как и наяву. — Я умру? Поэтому вас вижу? — Вовсе нет, — снова усмехнулся он. — Напротив. Я хочу тебе помочь. — С чего это? — Мигом ощерился я, на всякий случай отшатнувшись от протянутой мне руки. — Я вас не знаю. — Зато я знаю тебя. — Настораживает. — Это похвально. Мы смотрели друг на друга выжидающе. Каждый не без любопытства ждал, что выкинет или скажет второй. Я готов был проснуться или бежать. Вряд ли он за мной погнался бы — не выглядит он как человек, который кинется в погоню. Скорее заставит землю разверзнуться. — Это же всё сон, верно? — на всякий случай уточнил я. — Для тебя — да. Для них, — указал тростью на те места, где только что были Дженкинс и Пендрагон, — нет. — Снохождение в реальности? — Что-то вроде. Думаю, ты потом поймёшь. Ты талантливый ребёнок. — Вы говорили, что хотели помочь. В чём? И зачем? И как? — Я решил не тянуть и сразу хватать быка за рога. — А главное, с чего мне вам верить? — Можешь мне не верить, — равнодушно пожал он плечом. — Но мне казалось, ты хотел найти способ исцелить свою сестру. Я вздрогнул. Каюсь, в тот момент он дёрнул нужную нить. Теперь я не мог уйти, просто-напросто не выслушав его. В те времена я отчаялся, ведь я так и не сумел добраться до Мефисто или Гертруды. Алекс Болк пытался делать что-то с Эйприл, вытолкав меня за дверь. От Дамблдора проку не было вовсе. Я пытался осаждать его кабинет, но уходил несолоно хлебавши. И теперь мне предлагают помощь. Да, я понимал, что доверять ему не стоит, но… — Почему вы это делаете? — Потому что сейчас мой ход, — улыбка стала оскалом. Я постарался скрыть то, что не понял решительно ничего. — А я заинтересован в том, чтобы тебе помочь. — И… Чего вы хотите? Торжествующий смешок. Кажется, он ждал этот вопрос. — Молодец, понимаешь, что к чему. Твоя мать тоже задавала те же вопросы. По крайней мере, вы оба понимаете, что я делаю это не просто так. — Чего вы хотите? — Подогнал я его, осознав, что верно уловил, что мои подозрения верны. — Немного. Только одно желание. Крохотное, незначительное. Эквивалентное услуге. Не сказать, что я успокоился. С одной стороны, душу продать не заставляют, убивать и жрать людей — тоже. Равно как и не требуют вечного рабства. Много ли я теряю? Да и вопрос больше об Эйприл, нежели обо мне. Чего стоит моральное здоровье сестры? — Согласен? — Поторопил меня мужчина, протянув мне руку. Я обещал Эйприл найти выход. Много ли я теряю?