Сон первый: Брошенный
Примерно в октябре начали твориться странные вещи. Не сказать что они заканчивались с той ночи, когда мы с Прил увидели первый совместный кошмар, но порой события словно уходили на перекур, чтобы развернуться с новой силой. И если о событиях наяву вы худо-бедно знаете, то придётся нам рассказать о том, что случилось в Мире Снов, и как это всё безобразие повлияло на произошедшее в Хогвартсе. Впервые за несколько месяцев мне удалось проникнуть в Самостоятельный сон. Положа руку на сердце, скажу, что у меня это не очень-то получалось в последнее время. И, к слову, даже хорошо. Потому как Мир Снов явно готовился к чему-то страшному… Я оказался на том же месте, что снилось мне в поезде: бескрайний зелёный луг с извивающимися над ним разноцветными ветрами. Несмотря на то, что каждый дюйм пространства был залит ярким летним солнечным светом, небо было иссиня-чёрным, только лишь звёзды сверкали над головой, да изгибы северного сияния лениво волновались ближе к горизонту. Меня с первых же секунд охватила немыслимая лёгкость и неудержимое веселье, словно меня доверху накачали счастьем, которое должно было вырваться неудержимым потоком хохота. Пожалуй, я снова рассмеялся бы. Снова позволил бы ветру себя подхватить или даже сам распался бы на ветры, как и желал в прошлый раз. Однако на моё плечо, чуть трепеща крыльями, опустилась чёрная бабочка. Оглядевшись, я увидел Эйприл. Сестра сидела среди высоких душистых трав по-турецки, положив руки на колени и закрыв глаза. Вокруг неё порхали пять или четыре чёрных бабочек. Иногда насекомые садились на её пальцы, тогда девочка чуть морщилась и сгоняла их. Цветной ветер проносился над ней, то и дело ероша и без того неаккуратную причёску. Я подошёл к сестре. Приблизившись, я услышал, что она считает. Не размыкая губ, даже без голоса. Её мысль была настолько громкой и ясной, что я мог её слышать. «Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Выдох. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Вдох. Раз. Два… Ричард?». — Не отвлекайся, — усмехнулся я. — Нефиг подкрадываться, — пробурчала Прил, выдохнула и открыла глаза. — Чем ты занимаешься? — Медитирую, не видишь? — Ответила та, подставив руку. На палец присела бабочка. — Мне нужно привести в порядок мысли и эмоции. Сам видел, у меня какие-то проблемы теперь с этим. Я постоянно злюсь. И не знаю, почему. Постоянно хочется разразиться лютой бранью. Просто в воздух, ни на кого, просто так. Просто орать в голос, грызть зубами столешницу, переколотить пару сервизов и реветь навзрыд. Во сне хоть как-то помогает привести себя в норму настолько, чтобы продержаться до вечера. — А наяву ты не медитируешь? — Как ты себе это представляешь? — Просто пригласи Луну с собой. Никто не удивится, отвлекать не будет, да и она согласится, я уверен. — Если будет всё совсем плохо, то посмотрим. Может даже приглашу, — сказала Прил, снова закрывая глаза. — Как тебе удаётся не злиться на остальных? Столько ведь раздражающих объектов! Локхарт, Малфой, Паркинсон, Снейп… — Со Снейпом у нас ты не ладишь. Но с остальными… просто я понимаю, что они мне до лампады. Я как-то выше них, так что злиться особого смысла нет. Локхарт просто дурак, Малфой — злой дурак, про Паркинсон даже говорить не хочу. А если не считать их, то… не знаю. Просто не зацикливаюсь на мелочах. Если злиться на каждую, можно здорово выбить себя из колеи. — Просто мне не кажется, что есть мелочи. Для меня почти всё значит много. — Ну и зря. Так ты и выходишь из себя. И из-под контроля тоже. Все твои провалы, все чужие слова… было и было. Какая разница? — Это ты когда таким умным заделался? — Во сне просто мыслить ясно и по-взрослому. Поди так поговори со мной наяву. Я просто назову всех дураками и посоветую не обращать внимания. — Ты и сейчас это сделал. — Да, но наяву это не такими умными словами будет изложено. Пойдём, тут такой классный сон, а мы с тобой сидим на месте. — Да, ты всё равно мне весь настрой сбил, — хохотнула Эйприл, вскакивая на ноги. — Пойдём, хочу узнать, как у Саймона дела. Закончил он свой вечный двигатель или нет. Заодно поболтаем с Гертрудой, давненько мы у неё не сидели. Эйприл круто развернулась и, не переставая говорить, вприпрыжку поскакала в сторону холма, возвышающегося над полем. Щетинистым пёстрым гребнем на его вершине расположился иллюзорный Оттери-Сент-Кэчпоул — копия городка, возле которого росла Прил. Однако сегодня этот город показался мне странным. Куда более странным, чем обычно. Настораживающе-странным. Только войдя в город, я понял, что было не так. Улицы были пусты. Сиротливо на тротуарах лежали оставленные кисти с красками, незаконченный узор обрывался на самом интересном месте. Ветер — уже обычный, не цветной — колыхал траву на лужайках, лениво перелистывал страницы оставленных книг, гонял по проезжей части обрывки газет. Садовые приборы, инструменты, самокаты, скейты, скакалки, мячи, вязание — всё брошено так, будто бы люди убегали впопыхах. Над улицами тонкой ниточкой взвивался дымок — изобретение Саймона было покрыто копотью, перекорёжено, словно вывернуто наизнанку. Рядом валялся набор инструментов, гаечный ключ, отвёртки, а вот самого Саймона нигде не было. Пока Эйприл окликала Сноходца, я осматривался. Во всём городе не было ни души. Под ногами что-то хрустнуло. Опустив глаза, я увидел ярко-красного воздушного змея. Понятно теперь, почему ещё издали город меня насторожил. Ни одного змея не вилось над крышами. Их просто некому было запускать. Содрогаясь от дурного предчувствия, я окликнул Эйприл. Понятно, что здесь мы никого не найдём. Проще спросить Гертруду, что происходит. Сестра согласно кивнула. Мы бегом помчались в лес, однако вышла небольшая неувязка: мы не смогли найти тропу, которая вела к хижине Тони. Наплевав на условности, мы прочесали остальной лес, но не нашли даже следа от той части, где стоял старый домик. — Мне это не нравится, — тихо сказал я. — Да что ты говоришь, — огрызнулась сестра. Внезапно она замерла, глядя куда-то вверх. Я охнуть не успел, как он схватила меня за ворот куртки и потащила куда-то сквозь деревья, не обращая внимания на мои вопли. Мы почти выкатились на край леса, стоя на вершине холма, с которого зелёный луг скатывался вниз и стелился перед нами роскошным ковром, пока не упирался в череду чёрных елей. Вопреки ожиданиям, небо в этой части сна было голубым. По нему спешно скользили облака. Сестра смотрела на них так пристально, что мне казалось, будто она сейчас прожжёт дыру в небе. — Эйприл, что ты дела… — Т-ш-ш! — Зашипела Прил, оборвав меня. Я посмотрел на Эйприл. Та, хмурясь, изучала небосвод, словно что-то высматривала. — Прил… — Облака. — Что? — Они… убегают. — Это нормально, Эйприл, — заявил я, прислоняясь к ближайшей ёлке. — Это же облака. Они всегда куда-то плывут. Это заложено в их природе. — Они не плывут, Рич. Они именно убегают. Словно спешат спастись от чего-то. Я пристальнее посмотрел на небо. Ничего необычного я не заметил. Хотя в контекст того, что мы видели только что, это вписывалось на все сто. Но я не оставлял надежды, что просто это наш сон о Самостоятельном сне. — Просто наверху сильный ветер, — пожал я плечами. — Нужно подняться, — решительно заявила Эйприл и повернулась ко мне. — Чего? Как? Зачем? — Рич, пространство сна что-то тревожит! Ты сам видел! Мы должны выяснить, что происходит. Я чувствую, что… Она замялась. — Что? — Спросил я, отлипнув от ствола дерева и подойдя к сестре. — Я чувствую, что облака напуганы, — тихо сказала Эйприл. Я нахмурился. Обвёл взглядом окружающее нас пространство. На многие мили вокруг действительно не было ни души. Ни в городе, ни в лесу, ни даже в поле. И это скорее тревожило, нежели умиротворяло. Не исключено, что обитатели сна здесь были, но так же скрылись, убегая от чего-то. И если есть какая-то угроза, то понятно, почему хижина Тони с Садовой Книгой и Гертрудой в придачу исчезла. Но было здесь ещё кое-что. Повсюду, куда ни кинь взор, не было ни единого порыва ветра. Тот, что я видел в городе, был скорее несмелым сквознячком, что забрёл не в тот район. Здесь не было ни ветринки. Либо он предпочёл забраться повыше и гнать облака, либо… Нет. Я чувствовал, что такого явления как ветер в этом сне больше нет. А если и был, то поспешил убраться. Я вздохнул. Прил права. Но я понятия не имею, что теперь нужно делать. — И как мы собираемся подняться? — Поинтересовался я. — Придумаем что-нибудь, конечно, — усмехнулась девочка. Она протянула руку вперёд. Миг спустя её пальцы сомкнулись на чёрном древке метлы. Пригласительным жестом она предложила мне присоединиться. Ну уж нет, так просто делать это я не хочу. Я демонстративно скрестил руки на груди, покачал головой и сосредоточился на одной конкретной мысли. Через пару секунд мои ноги оторвались от земли. Не без самодовольства я взглянул на оседлавшую метлу Эйприл и взлетел над травой, стремительно набирая высоту. — Пижон, — сказала Прил, поравнявшись со мной. — На метле я и наяву могу полетать, — пожал я плечами. — Странное дело. Обычно, когда летишь, сам себя не слышишь из-за потока воздуха. А тут я даже его не чувствую, да и тебя прекрасно слышу. — Это потому что ветер ушёл, — озвучил я свою давешнюю мысль. — Даже ему, видимо, не по вкусу гипотетическое нечто. Мы поднимались всё выше и выше. Я парил в воздухе, огибая небольшие пушистые облачка. Эйприл пыталась с ними говорить, узнать, почему и отчего они убегают, но облачка хранили молчание и спешили уплыть подальше от Сноходцев. Добравшись до первого кучевого облака, распластавшего свои крылья на многие мили вокруг, мы с Эйприл попытались приземлиться. К счастью, как и в любом сне, облако было достаточно плотным, чтобы выдержать наш вес. Ноги утопали в густой дымке по колено. — Что дальше? — Спросил я. — Ветра нет, — невпопад сказала Эйприл, озираясь. — Ты был прав, ветра нет даже здесь. Он бросил облака. Как грустно. — Значит, они сами по себе бегут, — пробормотал я. — Но как мы выясним, что стряслось с этим сном? Вместо ответа Эйприл села на корточки и погрузила руки в облачную прохладную массу. Через миг девочка стояла на коленях. Ещё через миг легла, исчезнув из моего поля зрения. Я обеспокоенно окликнул Эйприл. Та не ответила. Опасаясь, что она могла провалиться сквозь облако, я сделал шаг к тому месту, где стояла сестра. Но Прил всё ещё была со мной. Закрыв глаза, девочка лежала на облаке, окутанная сизоватым туманом. Она слушала. Я опустился рядом на колени. Пальцы коснулись облака, которое на ощупь было как водяной матрас, наполненный сметаной. Периодически, в равных промежутках, руки ощущали пробегавшую по поверхности едва заметную рябь. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Рябь. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Рябь. Я понял, что это было дыхание облака. Медленное, тяжёлое, размеренное. Прислушавшись, я уловил тихое-тихое бормотание среди ряби. Я приблизил голову к облаку, тщась уловить хоть слово. Когда моё ухо коснулось поверхности, а я сам уже лежал, распластавшись среди тумана, я услышал тихий-тихий гулкий шёпот. Такой глубокий, вкрадчивый и едва различимый. Как шорох крыла мотылька, раздающийся в бездне, в которой только что отгремело эхо звука медной трубы. «И придёт она, с улыбкой злой и безжалостной, и изменит порядок вещей. Изменит она пространство и время, обернёт в пустоши серые океаны, обернёт в пустыни жаркие небеса, обернёт в лаву жаркую леса. И не будет спасения ни Сноходцам, ни Сновидцам, ни снам, ни их обитателям, ибо ярость её неутомима, и гнев её неутомим, и жажда и любовь к истреблению неутомимы…» Бормотание стихло, вновь сменившись дыханием. Я поднялся. Эйприл уже сидела на коленях, задумчиво теребя прядь коротких светлых волос и глядя вдаль. — Что оно сказало в начале? — Спросил я и поморщился — собственный голос после тихого бормотания облака казался непростительно громким и грубым. — Кто должен явиться? — «Та, что во сне создана и в явь изгнана, — тихо сказала Эйприл, не поднимая взгляд. — Та, что плоть утратила, но во сне возродилась. Та, что улыбается опасной улыбкой и ждёт в тёмной комнате, когда выйти на Изнанку сумеет она. Та, что будет в мир выпущена в ночь, когда будет проиграна война за кровь, ибо имя ей — Война. Но человеком дано имя — Кларисса».Сон второй: Пророк
— Разумеется, мы убрались куда подальше, — фыркнула Гертруда. — На моём месте вы поступили бы так же. К тому же, я — Хранитель Садовой Книги. Если с ней хоть что-то случится, то… Нет, ничего не случится. Я не допущу. Так что если я чую, что дело пахнет керосином, я спешно убираюсь. — А в Садовой Книге нет записей, кто такая Кларисса? — Спросила я. Накануне мы пытались связаться через зеркало с Ремусом. Рич сказал, что его крёстный упоминал Клариссу в разговоре с Болком. Стоило ему услышать это имя, Ремус перепугался не на шутку, спросил, откуда мы знаем. Пришлось объяснять, что сны напуганы, что от них мы и слышали это имя, не вдаваясь в подробности. Ремус попросил нас держаться подальше от неприятностей, и во сне, и наяву, и поскорее исчез из зеркала. Я очень на него за это злилась. Ничерта он не помог, только сбежал, как всегда. Ричард рассудительно заметил, что если крёстному есть что сказать, то он скажет. А если есть что-то, что от нас следует держать в тайне, значит, это слишком опасно. С одной стороны, Рич прав. С другой — чёрта с два я буду так просто сидеть, сложа руки. Сама постараюсь нарыть столько информации, сколько возможно. Возможно даже попытаюсь помочь! — В Садовой Книге она упоминалась, — нехотя ответила Гертруда, потирая крохотные розовые лапки. — Вот только не уверена, что стоит вам, дети, рассказывать. Малы вы ещё, всё-таки. — Малы, не малы, какая разница? Они вляпались в это дело по уши ещё до своего рождения, — раздался насмешливый голос за нашими спинами. Мы резко обернулись. Позади нас на табурете восседал пожилой мужчина, попыхивая трубкой. Я его узнала, это был тот самый седой старик с пушистыми бакенбардами и хищным профилем, которого мы видели за краем Мира Снов. — Вентум! — Изумлённо воскликнула я. Существо обратило на меня насмешливый взгляд. Меня словно прижало десятитонной бетонной плитой — его взгляд вмещал в себя тысячи тысяч лет. Не самых весёлых, судя по горечи на кончике языка. — Решил вас навестить. Понятное дело, что вы в тупике, — усмехнулся он, прикусив мундштук. — Им нельзя в это лезть, слишком опасно, — грозно пискнула Гертруда, подбежав к краю стола. — Я не даю им инструкцию, как лезть, — отмахнулся Вентум. — Я просто стремлюсь снабдить их информацией. Тем более, что эта информация касается непосредственно их самих. Книготорговец и его ученик сейчас спешно чертят руны на краю мира, пытаются защитить его от вторжения Тьмы. Смешные. Не знают, что она уже прицепилась к девочке. Он ткнул в меня трубкой. Я вздрогнула и переглянулась с Ричардом. — В том году то же самое говорили обо мне, — сказал брат. — Что что-то прицепилось или что-то в этом роде. — Именно, мальчик. Но ты свою работу сделал, хоть и сам того не ведая. А за этим последует череда бед, говорю вам истинно. Факт в том, что за тебя-то как раз больше не цепляются. А за твою сестру — да. И так злобно и отчаянно, что аж рыдать хочется. — Но я её даже не ощущаю, — пробормотала я, совершенно ошарашенная. Плечо дёрнулось так, словно я пыталась стряхнуть нечто, что могло за него держаться. На всякий случай я обернулась. Разумеется, там никого не было. — Ты этого не увидишь. Но ощущаешь, не ври, — покачал головой мужчина. — Все эти вспышки гнева, голоса. Она тебя гложет, девочка. — Почему меня? — Возмутилась я. — Кто знает? Она тебя выбрала. Может, из-за отметины. Может, из-за того, что ты ей под руку подвернулась. Может, вы связаны. Кто я такой, чтобы так просто вам рассказывать? — И как нам от неё избавиться? — Спросил Ричард, не скрывая своей неприязни к этому воплощению всезнающего существа. — Никак, — ответил Вентум, выпустив кольцо дыма. — Не в ваших это силах, дети. Она сама отстанет, когда на Изнанку выберется. А она пока только-только выползла в Мир Снов. — Но как она тогда может на меня влиять? И та тьма в нашей детской, она же тоже была наяву, — нахмурилась я. — Она слишком спешит. Жнец не торопился, он знал, что у него достаточно времени. Хотя он в принципе обитает на Изнанке, так что ему трудиться особо не нужно. А вот Кларисса была в Пустоте долго. Лет сто для неё точно прошло, а может и все двести. Факт в том, что за все свои годы существования она не научилась терпению. Девочка пытается вырваться из Пустоты прямо в явь, так что её тут же отправляет обратно. Слишком много сил уходит. — Ничего не понимаю… — Пробормотал Ричард. — Какой ещё Жнец?.. — Мы можем с ней бороться? — Выпалила я, перебив брата. — Что-то ей противопоставить? — Вы? Ничего, — с усмешкой сказал Вентум. — Не сейчас так точно. Раньше было только двое, кто мог с ней бороться. Её господин, который превосходит её по уму и силе, и её создательница, которая так страстно желала жить и продлить жизнь остальным, что ей хватало глупости бороться с Монстром. Хотя свои попытки добраться до создательницы Кларисса никогда не оставляла. Пару раз даже преуспела. — Вентум коснулся концом трубки левой щеки, пристально глядя на меня. Я машинально повторила его жест. Во сне шрама нет, но я поняла, к чему он клонил. Нет… быть не может. В груди разрасталось странное пугающее чувство. Словно моя крохотная вселенная пошла трещинами, а у меня даже не было супер-клея, чтобы починить её. Ричард выглядел не лучше. Будто ему небо на голову свалилось. — Хочешь сказать, что… Клариссу создала мама? — Озвучил он одну мысль, что терзала нас обоих. Вентум кивнул. Трещины стали глубже и шире. — Молодец, всезнайка, — пробурчала мышь. — Но… Раз так… — Я заставила себя кое-как успокоиться. — Раз так, то мы можем что-то сделать? — Нет, — рубанул старик. — Я уже сказал, кому хватало глупости противостоять Клариссе. — Быть может, если мама только и могла, то она вернётся… — Она не вернётся. Его слова были для меня как удар в живот. Ощутимый, болезненный, горячий. В ушах раздался гулкий звон, словно кто-то настойчиво водил металлическим валиком по колоколу. На фоне опустошающего отчаяния ярким красным цветком расцветало злобное упрямство: — Но ты сам говорил, что она может вернуться, — упрямо проговорила я, кое-как справившись с дыханием. — Даже Ремус видел её во сне… — Во-первых, сны порой бывают просто снами, — пожал плечами Вентум. — Во-вторых, это решительно невозможно — вернуться из Пустоты. Да, я говорил, что есть мизерный шанс, но он лишь один на миллиард. Можете считать, что вы говорили с самой моей оптимистичной и доброй ипостасью. Я же лгать не собираюсь. Кларисса была наделена силой богини и попала в Пустоту в расцвете могущества. Ваша мать довольствовалась крохами её собственного синего огня, который она потратила на то, чтобы разверзнуть проход в Пустоту и забрать Клариссу с собой. Даже если ей удалось выжить, ей не хватит сил выбраться хотя бы в Мир Снов. А даже если и хватит, — он быстро поднял руку, пресекая мою реплику, — то она не будет собой. Ей не хватит сил хранить свой рассудок, она истратит последние капли огня и тогда развоплотится окончательно и бесповоротно. — Но… — прошептала я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. — Нет… Нет, я не верю… — Верь, не верь, какая разница? — Пожал плечами Вентум. — Факт остаётся фактом. Тут не вопрос веры, а объективной реальности. Суровой и бескомпромиссной. Меня била дрожь. Чтобы не упасть, я схватилась за стол. Нет… нет-нет-нет, не может быть, не может… — К тому же, — продолжал Вентум, игнорируя наше состояние. — Материя пространства и времени на Изнанке и в Мире Снов условны. Полагаю, если бы ваша мать могла бы выбраться, она бы явилась в явь куда раньше. Скажем, в ночь, когда исчезла. Плюс-минус год, сразу промахнуться проще простого. Если она вас так любила, как вы помните, то, полагаю, она явилась бы намного раньше. Я почувствовала дрожь воздуха. Ричард сидел на столе с совершенно бесстрастным лицом. Тем не менее, вокруг него колыхалась такая сила, что её можно было рассмотреть невооружённым глазом. Брат был в ярости. Ослепительной, невообразимой ярости. И чёрт знает, как ему удавалось не выплеснуть эту ярость на голову беспечно покуривающему наваждению. — Если хотите принести Миру Снов пользу, советую поползать по заброшенным снам, в которых Кларисса уже побывала. Полагаю, кто-то мог уцелеть. Этим людям может понадобиться помощь. — Не смей впутывать в это детей! — Неожиданно гулким и вполне человеческим голосом рявкнула Гертруда. — Убирайся, Вентум! Убирайся немедленно! Ты принёс им достаточно горя! — Тише, Хранительница, я уже ухожу, — фыркнул старик. — Не трать на меня драгоценные силы. Всего доброго. Сказав это, Вентум исчез. Оставив меня содрогаться от ужаса и отчаяния, а Ричарда — от ярости. Неужели он сказал правду?..Сон третий: Dangerous smile
Тьма накрыла улицы безымянного города. Бесконечная ночь царила безраздельно, уступая лишь грязно-жёлтому свету уличных фонарей, которые лишь подчёркивали грязный оттенок бурого неба. На его фоне чернела высокая узкая башня, возвышающаяся над городом, словно карандаш, воткнутый в лист бумаги. И ни души. Весь город прямо-таки дышал заброшенностью и безлюдьем. И это заставляло волосы на затылке шевелиться от ужаса. Мы с Эйприл стояли перед узким четырёхэтажным зданием. Над дверью висела некогда сияющая неоновая табличка «Отель». Ныне она держалась на одном только честном слове, перекосившись. Окна, те немногие, что уцелели, чернели пустыми глазницами, изливая на улицу непроглядную черноту. Отделанная стеклом дверь была на удивление цела, хоть и скрипела под порывами сквозняка. Эйприл на меня посмотрела. Мефисто сказал, что кто-то оставался здесь, в этом сне, в этом отеле. Сестра настояла на том, чтобы пойти проверить. Всё-таки, разговор Вентум её сильно подкосил, так что теперь Прил загорелась идеей во что бы то ни стало помочь Миру Снов. Позднее она говорила, что так она надеялась хоть что-то изменить и помочь маме. Сестра у меня упрямая, что тут говорить. Если ей сказали «нельзя, невозможно», она мир перевернёт, чтоб было возможно. Так что и теперь она не остановится, пока не найдет… кого-то. — Ты знаешь, кого мы ищем? — Спросил я. — Нет, — угрюмо ответила сестра. — Уверена, что нам стоит… — Да. На её лице была написана пугающая уверенность. Она не собиралась останавливаться. Даже если на пути будет преграда — снесёт лбом и не заметит. — Готов? — Спросила она. — Нет, — честно ответил я. — Но тебя не брошу. — Спасибо. — Почему мне кажется, что… нам не стоит этого делать? Мне не по себе. — Мы в заброшенном сне около разбитого отеля, в котором прячется последний уцелевший обитатель сновидения, который от ужаса сходит с ума. Тебе и должно быть не по себе. Идём? — Идём, — нехотя ответил я. Мы перешагнули через обломки какого-то хлама и, оступаясь на выщербленных ступеньках, зашли в заброшенный отель. В пустом тёмном холле, освещаемом только ядовитым золотым светом, всё стояло вверх дном. Ковёр был изорван в клочья, покореженная тележка для сумок одиноко лежала в углу, вращая колёсиками. Разбросанные по полу журналы равнодушно улыбались рекламой очередной зубной пасты или колготок, шевеля глянцевыми страницами. Под ногами хрустело стекло, тускло сияющее в свете фонаря. Роскошная хрустальная люстра кривой неопрятной кучей металла и стекла лежала у раздробленной стойки ресепшена. Тьма клубилась там, где зиял проход к лестницам. В руке Эйприл появился фонарик. Серебристый луч прорезал пространство, сияя в осколках и обломках металла. Я повторил трюк сестры, вооружившись осветительным прибором. — Отель большой, — тихо сказал я. — Мы искать будем долго. Может, ещё не поздно… — Поздно, мы уже здесь, — отрезала Эйприл, перешагнув через обломки люстры. — Мы можем разделиться. — А вот это уже совсем неудачная мысль! — Возмутился я. — Страшно? — Хитро усмехнулась Прил, обернувшись и подсветив фонариком лицо снизу. — Глупо, — буркнул я. — Прочешем пока первый этаж, а там уж посмотрим. Лифт грудой покорёженного металла практически лежал в холле. Мы поднялись по лестнице. К счастью, дверь с надписью «Первый этаж» была не заперта. За ней тянулся длинный узкий коридор, зияющий темными провалами выбитых дверей. Из некоторых номеров в коридор тянулись тёмные разводы, алеющие в свете фонарика. Содрогнувшись от ужаса, я тихо брёл вперёд, заглядывая в одну комнату за другой. Моё дыхание раздавалось в полнейшей тишине так, словно оно отражалось эхом. — Чёрт побери, что ж тут было? — Тихо спросил я. Просто для того, чтобы услышать собственный голос. И голос Эйприл. Однако ответом мне было молчание. Я обернулся. Сестры нигде не было. Мало того, не было больше и двери, что вела на лестницу. Я оставался совсем один. — Эйприл! Эйприл, где ты?! — Испуганно закричал я, шаря светом фонарика по сторонам. — Прил!***ЭЙПРИЛ***
Стоило Ричарду переступить порог коридора, как дверь захлопнулась перед моим носом. Выругавшись, я поспешно толкнула её, даже не подумав, что там всё ещё стоит мой брат. Осознав, что я могла случайно пришибить его, я снова дёрнула дверь на себя. Перед глазами возникла большая намалеванная краской цифра «2». Второй этаж? — Ричард? — Окликнула я, заглянув в коридор. — Рич, ты где? — Эйприл! — Голос брата доносился откуда-то снизу. — Эйприл, где ты?! — Рич! — Громко закричала я. — Ричард, я наверху! Ты слышишь меня?! Тревожная тишина взорвалась грубым и пронзительным звоном телефона. Я не сдержала испуганного вопля. Телефон надрывался в ближайшем номере. Перешагнув через выбитую дверь и ступая по раскрошенному стеклу, я вошла в помещение. Аппарат надрывался, громко и требовательно трезвоня. Звук проникал иглами в мозг так, что было невозможно не взять трубку. — Алло? — Настороженно спросила я. — Эйприл?! — Услышала я на том конце полный паники голос брата. — Хвала Мерлину! Где ты?! — На втором этаже, — ответила я, озираясь. — Кажется, сон нас разделил. — Я даже больше скажу, дверь на лестницу пропала, — сказал Ричард. — Не пора ли проснуться? — Нет, — решительно ответила я. — Мы должны найти… Я поперхнулась словами. В трубке помимо голоса Ричарда я услышала тихий-тихий всхлип. Ужас заботливой ледяной ладонью лёг на затылок. — Ты слышишь? — Прошептала я. — Слышу что? — Всхлип. — Алло? — Раздался в трубке детский голос. — Алло, вы… вы слышите меня? — Да! — Закричала я. — Да, да, говори, я тебя слышу! — Слышишь кого? — Изумлённо спросил Ричард. — Тут никого нет, — прошептал ребёнок. — Вы пришли меня выпустить? — Да, конечно, выпустить! — Практически заорала я, до боли прижимая к уху трубку. — Скажи нам, где ты! — Где кто? Эйприл! С кем ты разговариваешь? Эйприл! — Не скажу, — испуганно прошептал ребёнок. — Она может услышать. — Кто? — Злая тётя. Она меня искала. А теперь она сидит в комнате и ждёт. И улыбается. У неё очень страшная улыбка. Я перепугалась не на шутку. Кларисса. Она тоже здесь… чувствуя как всё внутри стискивается в узел, я сказала: — Мы найдем тебя быстрее, чем тётя, обещаю. Скажи, где ты. — Эйприл!!! — Два-ноль-семь. Комната два-ноль-семь. — Два-ноль-семь? Двести седьмой номер? Ричард, ты слышал? — Нет! Эйприл, не смей туда ходить! — Заорал брат. — Ричард, там сидит ребёнок! — Рявкнула я и бросила трубку. Двести седьмой номер был на втором этаже. Я мчалась по коридору, оступаясь на невидимых в темноте изгибах ковра. Серебристый луч фонарика выхватывал латунные номера на валяющихся на полу дверях. Двести три, двести четыре… Нужно найти её. Нужно опередить Клариссу. Бьюсь об заклад, что это она сделала с отелем и со сном то, что творится сейчас. Если так, то нужно вывести ребёнка как можно скорее и как можно дальше отсюда. Ребёнок сказал «выпустить»… Может, Кларисса удерживает её силой? Могу ли я что-то ей противопоставить? Может, я сумею призвать пламя? Или просто проснусь, даже не успев ахнуть? Дверь в двести седьмой номер была цела и даже закрыта. Я замерла перед ней в нерешительности. Сердце колотилось так, что рёбра болели. Во сне легко быть храбрым. Но даже так я до ужаса, до дрожи в коленях боялась. Но, вспомнив испуганный детский голос, я заставила себя втянуть воздух и толкнула дверь. Номер казался на удивление целым. В грязно-жёлтом свете уличного фонаря виднелась аккуратно заправленная постель. Занавеска покачнулась, когда открылась дверь. Тихо-тихо откуда-то из угла комнаты слышались всхлипы. Посветив фонариком, я заметила сверкнувшие золотые кудри за кроватью. — Эй, — тихо окликнула я, стараясь не напугать её. — Всё хорошо. Это ведь ты звонила? Плечи девочки мелко тряслись. Я обогнула кровать и подошла к ней. Она сидела, сжавшись в комочек в углу, поджав колени и уткнувшись ладошками в лицо. Только оказавшись совсем близко, я поняла, что девочка не плачет. Она смеялась. Чувствуя, как в душе стремительно разворачивается паника, я чуть отшатнулась, но ноги наткнулись на кровать. Ничего, Прил… может, это просто истерика? — С… С тобой всё хорошо? — Спросила я чувствуя, что готова удирать отсюда так быстро, как только могу. — О… — Раздался знакомый грудной голос. — Всё просто замечательно… Всё просто… Хе-хе-хе… великолепно. Девочка подняла голову и впилась взглядом карих глаз в меня. На лице её расползалась улыбка.***РИЧАРД***
Я бросил трубку и схватился за голову. Когда зазвенел телефон, я думал, у меня сердце разорвётся от испуга. Когда я услышал исчезнувшую сестру, я более-менее успокоился. Когда я осознал, что Эйприл говорит с кем-то кроме меня, я готов был поседеть. Всё это время на том конце трубки происходила какая-то дурная дичь! Я слышал голос Эйприл и только её! Но она говорила с кем-то ещё. Я должен был мчаться в этот проклятый двести седьмой номер так быстро, как только мог. Сорвавшись с места, я перемахнул через кровать и вылетел в коридор, почти врезавшись в окно. В тот же момент я услышал громкий крик сверху. Это кричала Эйприл. Ком ледяных игл встал в горле. Я не мог шевелиться. Казалось, что я умер на месте от страха, только этого не заметил и только силой немыслимой воли удерживаю мёртвое тело в вертикальном положении. Наваждение разбилось со звоном стекла, донёсшимся снизу. Вздрогнув и заставив себя двигаться, я машинально выглянул в окно, пытаясь понять, где оно разбилось. Из отеля кто-то выбежал. Мне удалось рассмотреть только золотые локоны, сверкнувшие в темноте, прежде, чем их обладательница скрылась. Я обернулся, намереваясь вновь бежать куда подальше и искать хотя бы выход на лестницу, но остолбенело замер. Передо мной стояла целая дверь номера двести семь. Оторопев, я вспомнил, что Прил говорила про этот номер по телефону. Я толкнул створку. К ногам мигом метнулся серебристый свет упавшего фонарика. — Эйприл? Ответом мне был тихий всхлип из угла комнаты. Я посветил туда и увидел Прил, сидящую в уголке, сжавшуюся в комок и прячущую лицо в ладонях. Перепрыгнув через кровать, я оказался рядом с ней. — Прил. Прил, ты слышишь меня? Я слышал твой крик, что с тобой? Ты не ранена? Эйприл! Посмотри на меня! — С нарастающей истерикой выкрикивал я. Сестра только вжималась в угол, продолжая закрывать лицо. Я схватил её за запястья и потянул на себя. Ладони соскользнули с лица, я не сдержал испуганного вопля. Из глаз Прил ручьём струились слёзы, стекая на сумасшедшую улыбку, в которой были растянуты её губы. В тот же миг я проснулся.***
— Поттер! Грейнджер! Кто угодно! — Орал я, колотя по раме картины Полной Дамы. — Уизли! Любой Уизли! — Молодой человек! — Возмущённо окликнула меня Полная Дама. — Прекратите немедленно! Вы ползамка перебудите! И я вас не пропущу! Вы в слизеринской мантии! — Да какая разница, чёртово ты полотно! — Рявкнул я. — Моя сестра в опасности! С ней что-то случилось! — Уверяю вас, она в порядке, — с достоинством ответила та. — В гостиную я никого не пропускала! — Поттер! Уизли! Финниган! Лонгботтом! Кто угодно! — Чувствуя, как наворачиваются слёзы, продолжал орать я. — Кто угодно… Выбившись из сил, я сел на пол и закрыл лицо ладонями. Я сам не заметил, как пробежал до гостиной Гриффиндора через весь замок. Сердце и голова готовы были разорваться от ужаса и беспокойства. Я хотел выть, кричать, грызть треклятый портрет, лишь бы увидеть сестру и убедиться, что с ней всё хорошо. Но сил на крики больше не было. Портрет открылся, в коридор кто-то вышел. Я вскинул голову и увидел Эйприл. Лицо её было совершенно каменным и бесстрастным. — Ты перебудишь ползамка, — сказала она, повторив реплику Полной Дамы. — Эйприл! — Едва не помирая от облегчения, выпалил я и сгрёб её в охапку. — Хвала всему, ты в порядке. — Очевидно, что я не в порядке, — ответила она. — Кошмарные сны такого толка не могут пройти для нас просто так, без последствий. — Ты жива? Что произошло?! — Вскрикивал я, ощупывая её. Сестра равнодушно следила за моими манипуляциями. В душу закралось чудовищное подозрение. — Я жива, как ты мог заметить. Меня заманили в ловушку. Полагаю, я сама виновата. — Я отстранился от неё, внимательно глядя ей в глаза. — Из-за собственной недальновидности я выпустила Клариссу из Мира Снов. Она скрылась. И прихватила с собой кое-что. Я смотрел на неё во все глаза и не мог поверить. Нет… нет, это не может быть правдой. Совершенно механическим голосом Эйприл подтвердила мои худшие опасения: — Я не чувствую никаких эмоций.