***ЭЙПРИЛ***
Шёл дождь. Почему-то именно сейчас шёл дождь. Серый, рябой, неприятный дождь. И всё вокруг было серым. И на улице не было ни души. Только дождь. Я неторопливо шла по улице. Ноги сами вели. Мне нечасто снился этот сон. Наверное от того, что был слишком грустным. Пальцы сжимали букетик ландышей. Тихо. Вокруг никого. Непривычно было видеть таким городок Оттери-Сент-Кэчпоул. Я обводила взором серую улицу. Я знала, что это не тот общий сон, близ которого расположена хижина Тони. Нет. Это мой сон. В общем сне не было кладбища. Шагая мимо надгробных плит, я прислушивалась. Здесь всегда было безмолвно. Никому не хватало беспардонности появиться в этом сне. Это был мой сон. Личный и ничей больше. Пожалуй, разделить его я не могла бы даже с братом. И только дождь иногда шёл. Тихо-тихо шурша капельками в траве, он проливал безмолвные слёзы, омывая гранит и мрамор надгробий. Я остановилась около одного из камней. Невысокий поросший травой холмик, потемневший от времени могильный камень. Я опустилась на колени во влажную траву и ласково провела по нему, счищая налипший мох. — Привет, пап, — тихо прошептала я. На граните была высечена надпись: «Эд Лафнегл 28 октября 1960 — 31 октября 1981 Любящий отец и любимый муж. Герой историй, что не будут рассказаны, и песен, что не будут спеты» — Прости, что не навестила тебя перед отъездом, — я продолжала говорить, пытаясь заглушить вгрызающуюся в душу дикую тоску, граничащую с горем. — Хотела попросить Ремуса отвести к тебе на Рождество, но, кажется, я останусь в Хогвартсе. Я напишу миссис Лауч, чтобы она тебя навестила. Будет нехорошо, если ты будешь один, ещё и закопан в снегу. Губы дрогнули, я умолкла. Немного поколебавшись, я положила на землю у надгробия букетик, что сжимала в руке. Грудь сжимала щемящая тоска. Горячие слёзы навернулись на глаза. — Знаешь, у нас с Ричардом всё хорошо, — шмыгнула я носом. — Мы учимся, правда, на разных факультетах. Я так хотела попасть с ним на Рейвенкло. Как ты и мама. А оказалась на Гриффиндоре. Ремус говорил, что в тебе всегда было больше гриффиндорского. Наверное, так и должно было быть, я же вся в тебя. — Неуверенно смеюсь и умолкаю. Стерев слёзы большим пальцем, через некоторое время я продолжила. — Мы и в неприятности уже влипаем, представляешь? Встретились с троллем. И с Цербером. А ещё… Не знаю даже, как тебе описать. Помнишь, я говорила, как важны для нас сны? Как для вас с мамой. Что-то случилось после того, как мы с Ричардом начали жить вместе. Начали появляться какие-то бреши. И я… я боюсь, пап. Правда, боюсь. Рич говорил, что видел в бреши бледно-зелёные огоньки. Точно такие же я видела, когда исчезла мама. Глаза того серого господина. Я снова замолчала. Меня била дрожь. То ли страх, то ли тоска, то ли всё вместе. Я молчала, словно ждала, что мне ответят. Но могила молчала. Даже во сне я понимала, что здесь мне никто не ответит. Хотя много бы дала, чтобы вновь услышать голос отца. Я была совсем крохотной, когда он погиб. Я его почти не помнила. Только тот снимок, что лежал у меня под подушкой, и был доказательством того, что этот человек когда-то существовал. Но фотография не может обнять. А могильный камень не может утешить. — Мефисто… — Просипела я. В горле возник предательский ком. Откашлявшись, я снова заговорила. — Мефисто сказал, что Ричарду нужно держаться от бреши подальше. Что если нечто тянется именно к нему? Пап, я ведь даже не знаю, как его защитить. Я боюсь, что могу его потерять, но что я могу сделать? Мне всего одиннадцать, а уже играю в героя. Но одно дело лодыжки тролля обматывать верёвкой, а другое… в общем, я себя чувствую очень беспомощной. Что делать, папа? Вы с мамой наверняка давно придумали бы что-нибудь. Не сдались бы, да? А у меня руки опускаются. Я не удержалась и заплакала. Тихо, стиснув зубы, словно кто-то мог услышать. Но держать в себе беспомощность и тоску было просто невыносимо. Прижавшись лбом к шершавому граниту, я всхлипывала, содрогаясь всем телом. Как бы я хотела, чтобы он был рядом. Как бы я хотела услышать его голос. Хоть на миг. Хоть короткое ободрительное слово. Рядом с ухом раздался тихий трепет. Я вскинула голову. На камень опустилась чёрная бабочка. Я протянула к ней руку. Насекомое, дрогнув крыльями, сорвалось с надгробия, но уже через несколько секунд вернулась обратно. Казалось, что бабочка чего-то ждёт. Я осторожно поднялась на ноги, не сводя с неё взгляд. Бабочка тут же взмахнула крыльями и полетела прочь от кладбища. — Кажется, она хочет, чтобы я шла за ней, — пробормотала я. — Пап, если это ты, то с меня причитается. Погладив на последок надгробие, я помчалась следом за бабочкой. Насекомое выпорхнуло из кладбища и теперь ждало меня у дерева на обочине дороги. Когда я поровнялась с ним, бабочка вновь полетела куда-то за черту города. Я бежала за ней, по какой-то причине не в силах её нагнать. Казалось, бабочка летела неторопливо, но я не могла к ней приблизиться, пока та не садилась на что-нибудь, чтобы меня подождать. Я уже покинула Оттери-Сент-Кэчпоул и сейчас, утопая по пояс в высоких травах, бежала следом за бабочкой по кажущемуся бескрайним полю. — Постой! — Прокричала я, чуть запыхавшись. — Куда… куда ты меня ведёшь? К своему ужасу при следующем шаге я не обнаружила под ногами опоры. Высокая трава расступилась, тёмная бездна разверзлась под ногами, затягивая меня. Вскрикнув, я попыталась схватиться за края ямы, но лишь скользнула пальцами по мокрой земле. Кувыркаясь в воздухе, я неслась куда-то вниз. Вниз, вниз, вниз, бесконечно вниз. Темнота обступила со всех сторон, казалось, она цеплялась за меня, заставляя вновь вскрикивать от ужаса. От страха я забыла, как нужно дышать. Казалось, тьма вливается в лёгкие с каждым вдохом. Внизу виднелось очертание двери. Медленно-медленно створка распахнулась, я влетела прямо в дверной проём. Ледяной зимний воздух мигом сжал лёгкие. Продолжая падать, я видела промелькнувший заснеженный Лондон. Перед взором калейдоскопом проносились образы. Заброшенная деревня, рассеченная пополам мутной речкой, заброшенный бар, тёмный купол цирка на фоне жёлто-серого неба. Я не помнила себя от страха, вырвавшийся из груди крик оставался где-то далеко позади. «Хочу проснуться! Хочу проснуться!» — Пульсировала острым гвоздём мысль в голове. Ткань реальности лопнула. Прихватив с собой немного крика, я вскинулась на кровати. — Прил? — Сонно пробормотала Лаванда. — Ты чего? — Н…ничего, — пробормотала я, переводя дыхание. Я глянула на часы. Половина шестого утра. Сердце продолжало гулко и часто биться в груди. Я села на кровати, подтянув к себе колени. Какое-то время я смотрела в пространство, надеясь, что рассудок вернётся хотя бы в относительную норму. Я словно всё ещё падала, падала, падала… И никак не могла остановиться. Эмоции, эмоции, калейдоскоп эмоций. Недоумение, страх, оставившая осадок тоска… От избытка чувств я, закусив кулак, тихо всхлипнула. Нет, нельзя так раскисать. Нужно взять себя в руки. Это сон. Просто сон. Нужно что-то сделать. Хотя бы выйти из спальни и привести голову в порядок. Да, точно. Свежий воздух точно приведёт в чувство. Определённо. Во рту появился землистый привкус. Я недоуменно посмотрела на свои руки. В полумраке ладони и пальцы темнели разводами грязи. Свежая влажная земля. Падая в яму, я схватилась за её края… Что же это? Я тихонько выскользнула из постели и прокралась в гостиную. Рождественскую ель ещё не убрали, хотя с самого Рождества минуло уже три дня. По-прежнему она пестрела красно-золотистыми украшениями, которые начинали едва заметно сиять и двигаться с наступлением вечера и замирали ближе к ночи. У окна я вновь взглянула на свои руки. Нет, не почудилось. На пальцах и даже под ногтями была земля. Настоящая земля из сна. Задрожав, я поспешно схватила салфетку, плеснула из графина воды в кубок и старательно вытерла руки. Этому должно быть логическое объяснение, должно быть. Я закрыла глаза и прижалась лбом к окну. Холодное стекло обжигало и приводило в чувство. Эфемерные страхи, тянущиеся из сна, отступили, оставив лишь лёгкую грусть. На душе становилось гораздо легче. Внезапно портрет, закрывавший проём в спальню, открылся и мигом захлопнулся. Я настороженно всматривалась в темноту. Ничего не происходило. Странно. В проход никто не зашёл. А Пивз редко пользуется дверями. Сердце тревожно замерло. Раздались тихие крадущиеся шаги. В гостиной был кто-то кроме меня. Я скользнула с подоконника и, настороженно озираясь, шмыгнула к лестницам в спальни, встав на пути невидимого злоумышленника. Нужно было прихватить палочку, ею можно дать отпор. Я покосилась на столик в углу. Там среди прочего хлама лежала моя отвертка. Если бы я могла дотянуться… Значит, придётся обойтись кулаками. Ничего не происходило. Очевидно, некто невидимый решил всё же проскользнуть в спальни, но, так как я перегородила ему дорогу, в нерешительности замер. Я скрестила руки на груди, пытаясь скрыть то, что боюсь. — Ты учти, я отсюда никуда не уйду, — вызывающе сказала я, продолжая обыскивать взглядом помещение. — Так что-либо покажись, либо скажи, что тебе здесь нужно. Послышался вздох. Сумрак шевельнулся, заколыхался, и в воздухе в паре футов от меня появилась парящая в воздухе голова Гарри. Я опешила настолько, что на пару мгновений потеряла дар речи. Поттер тем временем появился полностью, стянув с себя серебристую длинную мантию. — Проклятье, это же мантия-невидимка! — Наконец, прошептала я восторженно. Сейчас наличие такого чуда волновало меня куда больше, чем факт того, что Гарри болтался полночи невесть где. — Откуда она у тебя? — Подарили на Рождество, — ответил мальчик. — И ничего не сказал? Вот ты жук! — Возмущённо фыркнула я. — И где ты шатался, мистер? Искал неприятности? Или Снейпу рисовал усы, будучи невидимым? Гарри вздрогнул. Глаза его забегали из стороны в сторону. Кажется, мальчик выискивал себе достойное оправдание. — Нет, я… в Запретную Секцию ходил… да. Искал про Фламеля что-нибудь. Вот. — Гарри, о том, что кто-то ночью прокрался в Запретную Секцию, известно уже три дня как. Колись давай. Я же вижу, что и ты, и Уизли что-то скрываете. — А что ж ты раньше не спросила? — Удивился Гарри. — Подумала, что вы так и так всё расскажете, — я пожала плечами. — Ну? — Не скажу, — буркнул Гарри. — Тайна это. — Ну вот, здравствуйте. Я думала, что мы друзья, что у нас нет секретов. — Это всего-навсего не твоё дело, в которое ты суёшь свой нос. — Гарри! — Нахмурилась я. — Я всё равно ведь выведаю, так что скажи сейчас. — Ты меня не запугивай, я тебе не Малфой! — Внезапно оскалился Гарри. — На меня твои угрозы не действуют! А теперь посторонись, я хочу спать. — Поттер, что с тобой? — Оторопело пробормотала я, растенянно моргая глазами. — Ничего! Спокойной ночи! — Буркнул Гарри, оттесняя меня и поднимаясь в спальню. Я осталась стоять на лестнице, растерянно хлопая ресницами. Утром я демонстративно отсела от Гарри и Рона на другой конец стола. Разговаривать с Гарри мне не хотелось из принципа, а с Роном — за компанию. Вот пусть им будет стыдно, решила я. Обоим. На душе было мерзко. Тоска и ужас, тянущиеся из сна, смешивались с возмущением и лёгкой злобой. Кусок в горло практически не лез. Я снова и снова прокручивала в голове минувший сон. То, как я, понадеявшись на чёрную бабочку, едва не сгинула в какой-то бездне. Я думала, что отец дал мне подсказку, ведь не просто так это случилось, когда я просила его о помощи. И вместо этого я едва не поседела от страха. Волей-неволей я чувствовала себя обманутой. Заметив моё дурное настроение, Ричард попытался поговорить после завтрака. Выходя из Большого Зала, он тронул меня за плечо: — У тебя всё хорошо? — Обеспокоенно спросил он. — Прекрасно. Лучше и быть не может, — мрачно проговорила я. Делиться с братом пережитым мне никак не хотелось. — Прил, — укоризненно сказал Ричард. — С ребятами поругалась? — Они здесь не причём. Всё хорошо, Рич. — Брось ты! Я же вижу, что что-то произошло. Я хочу помочь. — Молодец, что видишь. А помогать не мне надо. Сама справлюсь. Ричард отшатнулся от меня так, словно я ударила его. Не говоря ни слова больше, я развернулась и поспешила прочь. Не успела я сделать и десяти шагов, как голос брата раздался снова: — Мне сегодня снилась мама. Я остановилась как вкопанная. Меня словно молнией ударило, обездвижев. Но в силах шевельнуться, я чувствовала, как в волнении сжимается сердце, пускаясь в глухой бой. Словно ледяной колокол. Бом-бом. Бом-бом. — Мне снилось, как она прятала нас, — продолжал Ричард. — Она мне тогда сказала, чтобы я позаботился о тебе. А я понятия не имею, как это сделать. Понимаю только, что мы должны быть вместе. И что мы должны друг друга поддерживать. Я обернулась. Ричард стоял на том же месте и не сводил с меня внимательного взгляда синих глаз. Чуть настороженных, но полных настоящего тепла. Мне стало стыдно. Брат не виноват в том, что мне снятся странные сны. Брат не виноват, что с Гарри что-то происходит. Брат не виноват, что я за него переживаю, опасаясь того, что может следовать за ним «извне». Нет. Он любит меня. А поэтому так брать и срываться на нём неправильно. Я потупилась и подошла к брату, ткнувшись лбом в его плечо. — Прости меня, глупую, — пробормотала я. — Я не специально. Просто сон дурной приснился, от него весь день насмарку. — Бывает, — улыбнулся Ричард, положив ладони на мои плечи и прижав к себе. — Расскажешь, что за сон? Я уже открыла, было, рот, но мигом его захлопнула и замотала головой. Не могу я ему сказать. Вернее, могу, но не хочу. Это мой сон. Если я расскажу, он перестанет быть только моим. — Уверена? Я же знаю, как важны для нас наши сны, — тихо сказал Ричард. — У тебя наверняка тоже есть сны, о которых ты не говоришь или не можешь рассказать, — ответила я. — Ты знаешь, таких, пожалуй нет, — подумав, сказал брат. — Значит, будут. Тогда можешь мне тоже ничего не говорить. Просто припомнишь мне этот сон. — Договорились, — засмеялся Ричард, обнимая меня. — По крайней мере, наяву твой сон до нас не доберётся. Так что давай прогуляемся? Тебе нужно отвлечься. Ближе к вечеру, когда я задумчиво вертела в руке нагревательный элемент электрочайника, размышляя, куда бы его привинтить, на стол опустился бумажный самолётик. Отложив отвёртку, я развернула бумажку. На ней было нацарапано: «В полночь останься в гостиной. Я хочу кое-что тебе показать. Только никому не говори. Гарри». Я подняла глаза. Гарри сидел с Роном у камина и играл в шахматы. Когда ладья рыжего разнесла коня Гарри, Поттер поднял глаза и встретился со мной взглядом. Я помахала ему бумажкой и улыбнулась. Гарри улыбнулся в ответ и вернулся к шахматам. Ночь обещала что-то интересное.***
Сидя в кресле и ожидая полуночи, я задремала. Мне вновь снилась яма. Я стояла на самом краю бесконечного чёрного провала. Ветер трепал волосы, цеплялся за одежду и словно звал меня прыгнуть. Чёрные тучи клубились почти над самой головой, вдали приглушённо ворчал гром. Замирая от ужаса, я балансировала на самом краю. В горле колом стоял ужас. Я была не в силах убежать от ямы, только стоять, всматриваясь в ширящуюся бездну. Чёрные бабочки порхали над бездной. Почему я здесь? Зачем меня сюда привели? Гул ветра в траве заставлял то и дело вздрагивать. Мне казалось, что кто-то крадётся сзади, чтобы столкнуть в яму. Тихий вкрадчивый шёпот вплетался в моё сознание, минуя слух. Словно чужая мысль, он мягко, но настойчиво пульсировал в голове: «Ты искала ответы. Это единственный путь к тому, кто знает их. Прыгай. Прыгай, дитя» Края ямы дрожат и ширятся. Из-под подошвы выскальзывают комья земли и исчезают во тьме. Холодные почти неощутимые ладони легли на плечи. Испуганно вскрикнув, я делаю шаг назад… Вздрогнув, я проснулась. Распахнув глаза, первое, что я вижу — Гарри. Поттер мягко трясёт меня за плечи, пытаясь разбудить. В гостиной снова темно и пусто. — Прил? Всё хорошо? — Обеспокоенно спрашивает мальчик. — Да, я просто… Что ты хотел показать? — Немного невнятно бормочу я, пытаясь вернуться в реальный мир и стряхнуть остатки страха. — Придётся прогуляться, — смущённо говорит Гарри, вынимая из-за пазухи мантию-невидимку. Волшебная мантия была достаточно широка, чтобы укрыть обоих, только идти приходилось, прижавшись друг к дружке. Неловко переступая ногами и прижимаясь к Гарри, я брела по коридорам ночного Хогвартса, гадая, что же такого Поттер хочет показать. Эмоции после сна всё ещё бушевали в душе, я с содроганием вспоминала, как под ногами разверзлась бездна. В миг, когда на лестнице исчезла ступенька прямо из-под ног, я готова была вновь орать от страха. Гарри успел подхватить меня, а мне удалось перехватить рвущийся наружу ужас. «Не буду больше орать. Нельзя так. Я же с Гриффиндора. Я не трусиха!», — зло думала я. По счастливой случайности, по дороге нам обоим никто не попался. Гарри привёл меня в тёмный заброшенный класс. Громоздящиеся друг на друге парты опасно кренились над вошедшими. Просторное помещение было занято только ими, перевёрнутой корзиной для бумаг и высоким зеркалом, прислонённым к дальней стене. Я приблизилась к зеркалу. Заключённое в прекрасную золотую раму чёрное стекло отразило моё бледное лицо. Рядом появился Гарри. Я обернулась. — Что это за зеркало? — Встань здесь, пожалуйста, — сказал Поттер, чуть подталкивая меня вперёд. — Что ты видишь? Я чуть было не сказала «нас», когда посмотрела вновь в зеркало. Слова застыли в груди ледяным комом. Наверное, они-то и удержали изумлённый вопль. Я обернулась, обводя взглядом класс. Пусто. Только Гарри стоит рядом, с любопытством глядя на меня. Я снова повернулась к зеркалу. Сердце колотилось в груди с неимоверной яростью, казалось, что даже в мыслях было лишь его биение: «БОМ-БОМ-БОМ!». Чувствуя хлынувший к щекам жар, я шагнула к зеркалу ещё ближе. Единственная мысль расцветала в багряном волнении. — Мама… Папа… — Прошептала я, чувствуя навернувшиеся слёзы. Они стояли за моей спиной. Такие же, как на фотографии, только реальнее. Они улыбались мне. Немного грустно, но, господи, как же искренне, как же радостно. Синие глаза матери горели чуть лукавым огоньком, улыбка была чуть косой, словно она на пару со мной задумала какую-то хитрость. Она была очень красивой. И очень печальной. Отец был выше матери почти на голову. Он обнимал её за плечи одной рукой. Другой он махал мне. В темном отражении я видела шрам на его лице, скользящий по левой щеке под глазом. Я видела, насколько мы похожи. Такие же серые глаза, такие же светлые, чуть растрёпанные волосы, те же острый нос и тонкие губы. Рука Эда опустилась на моё плечо. Я машинально обернулась. Конечно. Никого. Зато оба были там, по ту сторону тёмного прозрачного стекла. Как бы я хотела оказаться по ту сторону зеркала. Оказаться с ними. Казалось, отражения это понимали. Я видела эту искорку сожаления в глазах. Я ободрительно улыбнулась им, а сама готова была разреветься. И самым чудовищным было то, что вот они — рядом совсем, только руку протянуть надо. И лишь для того, чтобы коснуться холодного зеркала. Шмыгнув носом, я отшатнулась от зеркала. Родители тут же пропали из отражения. Пытаясь справиться с собственным дыханием, я, дрожа, всматривалась в темноту прямо перед собой. Не думать. Не думать. Боги, пожалуйста. Нельзя думать вообще ни о чём. Слишком горько. Голова и сердце готовы были разорваться. Первая — от впечатлений, второе — от горечи. Не думать. Пусть только сердце стучит. Бом-бом. Бом-бом. Я подняла глаза. Над самым зеркалом по раме змеилась надпись: «Erised stra ehru oyt ube cafru oyt on wohsi». Всматриваясь в эту тарабарщину, я лишь через несколько секунд осознала, что это просто отражение надписи: «Я показываю не твоё лицо, но желание твоего сердца». — Желание сердца, значит, — пробормотала я. — Когда я пришёл сюда, я видел всю свою семью. Испугался так, что готов был сбежать в тот же миг, — подал голос Гарри. Я почти что подлетела к потолку, когда он заговорил. — Но не смог. Они ведь там, я их даже никогда не видел… и вот шанс. Я приводил сюда Рона, думал, что он тоже сможет их увидеть. А он начал рассказывать что-то о кубках, значках. — Наверное, — чуть сипло проговорила я. — То есть… возможно, зеркало показывает не наших родственников, а то, что мы хотим видеть. У Рона-то с роднёй всё в порядке, а твоих он бы вряд ли так страстно желал увидеть, как мы. — Да? А я посчитал, что Рон просто болван, — протянул Гарри. — Ты же тоже видишь родителей, да? Как я. — Мы — сироты, Гарри, — сказала я, оборачиваясь к Поттеру. — Мы не можем видеть ничего другого. Просто потому что ничего другого не хотим увидеть. Хьюго и Ричард тоже увидели бы родителей, бьюсь об заклад. — А с чего ты взяла?.. — Взгляни на надпись. «Я показываю желание твоего сердца». Я качнулась чуть вперёд. За спиной моего отражения тут же возникли родители. — Я, на самом деле, подумал, что если кто-то и сможет оценить это, так только ты, — немного смущённо сказал Гарри. — Ты же понимаешь… — Да, понимаю. На самом деле, я бы хотела увидеть твоих родителей, Гарри. Честно. Потрясающе, когда можно прикоснуться к ним хоть так. У меня хотя бы есть фото. У тебя, насколько я знаю, совсем ничего? — Гарри покачал головой. Я сочувственно коснулась его плеча. — Если хочешь, могу уступить место у зеркала. — А ты? — Твоя очередь. Потом можем поменяться, — улыбнулась я, глядя в горящие благодарностью зелёные глаза. Видно было, что Гарри не терпелось самому насмотреться на родню. — Только… можно я покажу зеркало Ричарду? Думаю, он тоже должен хоть краем глаза увидеть. — Ну… не знаю, — с сомнением протянул Гарри, косясь на мантию-невидимку. — Нет-нет, днём. Пока в школе не так много студентов. Мы никому не расскажем. Честно. — Зеркало не моё, делай как знаешь, — пожал плечами Гарри, хотя я и видела, что ему немного не по себе. — Спасибо, — искренне сказала я. Гарри улыбнулся. — Знаешь, я бы тоже хотел познакомиться с твоими родителями. Ну, увидеть их хотя бы, — сказал он, неуверенно смеясь. — Мне вот всегда говорили, что я — вылитый отец, зато глаза мамины. А вы с Ричардом? — У меня есть фото, могу показать, когда вернёмся в гостиную, — предложила я. С ума сойти, не думала, что буду делиться с кем-то, кроме Ричарда, настолько сокровенным. — Но говорят, что я тоже больше пошла в отца. В мать у меня только характер. А вот Ричард очень похож на маму. Ни капли от папы, как говорят. — Забавно, — хмыкнул Поттер. Я снова бросила взгляд на зеркало. Мне почему-то было не по себе. Словно предчувствие чего-то, что я никак не могла уловить. Чего-то, что меня пугало. Я вновь и вновь скользила взглядом по отражению, пытаясь понять, что же меня настораживает. И всякий раз, когда в зеркале мелькала я сама, мелькали мать и отец, я забывала об этом.***РИЧАРД***
— Ричард! — Чёрт побери, Прил! Нельзя так пугать! — Ричард! Я должна тебе кое-что показать! Просто обязана! — Эйприл, не думаю, что это важнее… — Это важнее всего на свете! — Сестра практически повисла на моей руке, восторженно сияя глазами. — Клянусь! — Ну, раз ты так говоришь, — неуверенно засмеялся я. — Прямо сейчас? — Конечно. И не говори, что у тебя есть дела важнее. — Вообще-то, есть. — Сидеть в гостиной и играть в шахматы с Хьюго — не важное дело. Пошли, Рич! Я только пожал плечами. Действительно. Даже если сестра умудрится втянуть меня в какое-то приключение, то это явно будет интереснее партии в шахматы. По дороге Эйприл взяла с меня около дюжины клятв о том, что я никому и никогда не расскажу о том, что она покажет. Она уверяла, что это очень большая и важная тайна, так что лучше будет, если никто не узнает об увиденном. Даже Хьюго. Я уверял её, что не сумею рассказать и показать, хотя бы потому что сестра вела меня совсем уж запутанными путями. Прокравшись в пустой пыльный коридорчик, которым явно практически не пользовались, Эйприл тихонько скользнула в заброшенный класс. Я следовал за ней. Сквозь одинокое окошко в комнату проникал серый свет. В толстом слое пыли на полу отчётливо виднелись свежие многочисленные следы, ведущие к высокому зеркалу. — Ого, — выдохнул я. — Красивое. Это ты его хотела показать? — Почти. Встань здесь, где особенно натоптано. — Что ты… Ох. Я почувствовал, как моё лицо изумлённо вытянулось. Я видел мать. Она стояла бок о бок со мной. Улыбалась. Приветливо, чуть прищурившись. Мои губы сами собой расплылись в странной улыбке. Неверие, изумление и волна странной горьковатой радости расцветали в душе. Мама ободрительно подмигнула мне и словно бы рассмеялась. Словно она сама была не в силах сдерживать рвущиеся наружу эмоции, разделяя их со мной. Я и сам готов был рассмеяться, да только боялся, что малейший звук нарушит это прекрасное наваждение, и мать исчезнет. — Ты их видишь? — Возбуждённо прошептала Эйприл. — Родителей, да? — Что?.. Нет. Только маму, — немного замявшись, сказал я. Сестра растерянно заморгала. — А отец? — Его нет. Вообще. Странно. Я снова посмотрел на отражение. На лице матери словно резонансом отразилось замешательство. На невысказанный вопрос она лишь пожала плечами. — Она всегда была моим героем, — тихо сказал я. — Ремус мне всегда столько рассказывал о маме. И мало чего об Эде. Может, в этом дело? Или в том, что я просто хочу, чтобы она вернулась. Я ведь её помню. Помню, какой она была хорошей, сильной. Об отце у меня никаких воспоминаний и нет. Даже… никаких эмоций. Я просто хочу, чтобы мама была рядом с нами. И с Ремусом. Думаю, он заслужил. — Мама должна быть с папой, — мрачно буркнула Эйприл. — Так было бы правильнее. — Меня воспитывал Ремус, он мне как отец, — я пожал плечами. — Я Эда даже не помню. — Я тоже не помню, но он же наш отец, Рич. — Я понимаю. Но всё равно ничего к нему не чувствую. Пока мы спорили, Марисса в отражении несколько нахмурилась. В синих глазах вспыхнул лёгкий укор. Я посмотрел на неё и не сдержал смеха. Будь она здесь, оттаскала бы обоих за уши. Но её нет. Лишь отражение фантазии сироты. Смех неуверенно увял под наплывом тоски. Лишь отражение. — Это нечестно, Прил, — тихо сказал я. — Почему она не с нами? Почему именно она исчезла? — Видимо, были причины, — сказала девочка. — Я скучаю по ней. Очень сильно. — Я тоже. Я протянул, было, руку к зеркалу. Я хотел коснуться её, словно мог вновь ощутить её тёплые руки, а не холод отражения. В глазах матери вспыхнул испуг. Замотав головой она остановила меня предупредительным жестом. Ладонь замерла, так и не достигнув зеркала.***ЭЙПРИЛ***
Я стояла чуть в стороне, глядя на брата. Интересно, у меня было такое же лицо? Почему он видел только маму? Неужели он настолько равнодушен к отцу, что тот не заслуживает места рядом с нами? Или... нет. Он просто любит Ремуса. Рич сказал правду. Даже я помнила те времена, когда мама и Ремус растили нас вместе. Они, кажется, были счастливы. Вот только Молли говорила, что и с моим отцом она была счастлива. Наверное, поэтому мы и видим разное. Я видела, как Ричард протянул руку к зеркалу, но замер, недоумённо глядя куда-то вверх отражения. Я проследила за его взглядом и не сдержала испуганного вскрика. За левым плечом отражения брата я видела два колючих светло-зелёных огонька. Услышав мой вопль, Ричард отпрыгнул от зеркала. - Что случилось? – Спросил он. - Огоньки... – Пробормотала я. – Там, за твоим плечом. Два зелёных огонька. Лицо брата мигом посерело, взгляд синих глаз остекленел. Он обернулся к зеркалу, словно пытался и сам увидеть их. Но в миг, когда отражение Ричарда исчезло, исчезли и огоньки. Ричарда била дрожь. Бледное лицо было белее полотна. Я поспешно шагнула к брату, бережно и ласково обнимая его за плечи. Я чувствовала его испуг. Не стоило говорить про огоньки. Но ведь мне не показалось... Я подняла голову. В отражении кроме меня и Ричарда были Эд и Марисса. Оба серьёзны как никогда. Отец кивнул мне, будто отвечая на немой вопрос. Я машинально кивнула в ответ. Я должна выяснить, что это за огоньки. Любой ценой. Я должна прыгнуть в ту яму.