Танцуй со мной

      Звонок разбудил Крида среди ночи, а ночи в туре либо нет, либо она очень ценна. Но на этот раз певец спал, укрывшись одеялом с головой, в своем люксе. Егор не сразу расслышал звук, поэтому не спешил выбираться из теплого «убежища» и лишь высунул нос, чтобы проверить.       На экране Айфона высветилась фотография Карины. Булаткин не мог понять, зачем она звонит ему среди ночи, ведь девушка прекрасно знает расписание концертов, да и о том, что Даша улетела, тоже наверняка вкурсе. Он нащупал смартфон на прикроватной тумбе и поднес его к уху.       Голос блондинки звучал довольно бодро для столь позднего часа, зато Егор прослушал половину слов, пока зевал.       — Булаткин, мать твою, это важно, — проворчала девушка, выругавшись.       — Чего хотела? — спросил певец по-доброму, хотя и был слегка раздражен внезапной пробуждением. Он привстал на локте, моргая, чтобы перестало резать глаза.       — Я хотела поговорить с тобой о Даше, — протараторила блондинка.       — Я знаю, что вы поругались из-за истории, в которую мы с Дашей попали.       — Конечно, знаешь, — усмехнулся Егор и закатил глаза. — Ты ведь тоже ничего не помнишь, ни единого момента, — договорил парень с ехидством.       — Да! — ответила Карина слишком громко. — Я ничего не помню, Булаткин. Я просто хотела тебе напомнить о том, что и ты не идеален. Очень сильно задел мою подругу, наговорив ей херни, а сам вышел сухим из воды? Думаешь, она переспала с тем парнем, что был на видео? А я так не думаю. Да даже если так и было, она ведь не специально. В отличие от тебя, Егор.       — Не начинай, Карин, — поостонал в трубку певец. Он уже точно знал, что услышит от блондинки, потому что девушка повторяла это не раз. — Прошу тебя.       — Нет, Булаткин! Думаешь, я забыла, что ты трахнул Серябкину прямо у себя в кабинете, пока Даша была в другом городе? Думаешь, это незначительная мелочь твоей жизни? Присунул и забыл? — с кажысновым словом тон Сминовой повышался. Егор рухнул на подушку, накрыв глаза ладонью, и шумно выдохнул. — Так вот, мой дорогой. Я собираюсь рассказать обо всем Даше, чтобы она не винила во всем себя! — в динамике послышались гудки.       После такого спать совершенно не хотелось. Артист кинул смартфон на кровать и сел, засунув ноги в тапочки. Плотные темные шторы отделяли его от яркого, светящегося ночного города, огни которого ударили в глаза, когда Егор отвел штору в сторону. Булаткин взглянул на часы, звук которых отражается в голове: пять утра, а самолет только через шесть. Но ему теперь точно не заснуть.       «А ведь Карина права. Брызжу ядом, прежде не оглянувшись на себя.» Связь с солисткой Серебра до сих пор не выходила из головы парня, но не потому, что она была фееричной и запоминающейся.       Крид даже не думал об измене. День начался как обычно: ранний подъем после двух часов отдыха, прослушка нового альбома артиста лейбла, обсуждение планов на будущее с Марвином. Но под вечер заявилась Оля, пошатываясь на высоких каблуках от Christian Louboutin, и ввалилась в кабинет Булаткина. Даша действительно была бы другом городе со своей командой танцоров.       Поссорившись с мужем, Серябкина места себе не находила, а в последнее время их отношения с Егором шли в гору, поэтому она обратилась именно к нему. Булаткин и подумать не мог, что девушка сразу же полезет к нему в штаны.       Распахнув шторы, певец отправился в душ. Под прохладной водой он ополоснул лицо и скривился от собственного отражения: кажется, Даша не шутила по поводу слишком длинной бороды.       Он взял в руки смартфон, сделал несколько фотографий в зеркале с обнаженным торсом и поспешно набрал сообщение. Булаткин: — Надеюсь, ты следишь за ней. Я скоро вернусь в Москву.       Залетаю в поликлинику и падаю грудью на стойку ресепшена. Сил сказать что-то нет, как и слез, но страх полностью сковал мое тело. Мычу, сжимая руки в кулаки и стуча ими, чтобы привлечь к себе внимание разговаривающей по телефону молодой медсестры. Но та лишь перекидывает ногу на ногу и медленно наклоняется ко мне.       — Чего? — спрашивает девушка, цокнув.       — Булаткин Егор Николаевич, — тихо произношу я и прочищаю горло, когда голос срывается. — Авария произошла сегодня, час-два назад, не знаю. Где он?       Медсестра переглядывается с такой же, только в синей форме, и пристально смотрит на меня. Не понять, о чем думает эта девушка, но мое терпение кончается, а руки начинают дрожать, когда ногти впиваются в ладони.       — А-а-а, это тот, что разбился на черном «Гелике»? — невозмутимо, словно разговаривает в очереди за хлебом или на лавочке с подругами, произносит та.       — Да! — рявкаю, сильнее навалившись на стойку.       — Так его уже привезли холодненьким, — усмехается вторая, а потом отвлекается на подошедших к ней санитаров. Хочется вцепиться ей в горло, но медсестра хватает меня за руки.       — Мне очень жаль, — тихо произносит она, поглаживая большим пальцем мои сжатые кулаки. — Я сейчас дам вам успокоительное.       Взяв меня под руку, девушка отводит меня в кабинет, где дает резко пахнущий валерьянкой сироп и несколько сухих салфеток. Прижимаюсь спиной к стене, забравшись с ногами на кушетку, и смотрю на свои дрожащие руки.       Не могу поверить, что это случилось — кусаю губы до крови, а когда начинает действовать лекарство, слезы рекой льются из глаз. Я снова трещу по швам, рассыпаюсь: последние события конкретно отымели меня, но это стало последней каплей. Утыкаюсь лбом в колени и вою, покачиваясь из стороны в сторону.       Теплые руки девушки обхватывают мое лицо. Медсестра что-то говорит, но я совершенно не различаю слов, а вскоре мне делают укол, и я вырыубаюсь.       Голова сильно гудит, но «по ту сторону» я слышу голоса. Тело мне не подчиняется, и мне не сразу удается даже открыть глаза. Хлопаю ресницами в попытках восстановить картинку, и первым, кого я вижу, оказывается Булаткин. Не могу поверить в то, что происходит.       — Она проснулась, — это точно голос Егора. Он касается моей щеки ладонью, проводит от виска до губ, и расплывается в теплой улыбке.       Вдруг откуда-то взявшихся во мне сил хватает на то, чтобы хорошенько врезать Булаткину по лицу. Но от резкого скачка в глазах опять темнеет, и я падаю на подушку, закрыв лицо руками. Неужели я дожила то такого, что бьюсь в припадке истерики?       На плечи ложатся руки, а в нос ударяет знакомый приятный запах. Мне просто это снится.       — Малыш, не делай резких движений, — мягкий голос Егора звучит прямо надо мной. — Ну и чего ты опять ревешь? — вытираю из уголков глаз слезы, хлопая ресницами и всхлипывая.       Булаткин слабо улыбается, обхватив ладонями мое лицо, и целует меня в уголки губ. А я только и думаю, как саморучно убить его, потому что думала, что его уже и так нет в живых. Парень крепко обнимает меня, не допуская того, чтобы я снова дала ему по лицу, но я стучу кулаками по спине, уткнувшись носом в плечо.       — Я думала, ты погиб, — вместе со словами вырывается стон, а Егор еще сильнее прижимает меня к себе. — Погиб…       — Ты думала, что я так херово вожу? Я бы никогда не попал в такую нелепую аварию, — артист отстраняется от меня, помогает подняться и отходит на расстояние вытянутой руки. По моим щекам текут слезы, а руки дрожат. — Дурочка. «Мерс» у меня угнали вчера.       — Какого черта ты не сказал?! — отвешиваю ему хорошую пощечину, оставив на щеке красный, пульсирующий след. Булаткин касается его ладонью, не отводя от меня взгляда. — Ну что, у тебя есть от меня еще какие-то секреты?       Гнев во мне мгновенно тухнет, и я поджимаю губы, мотая головой. Не могу поверить в происходящее, а в голове все еще стоит картинка раздолбанного «Мерседеса» и накрытого трупа.       — Успокойся, Даш, все ведь хорошо, — сначала Егор пытается улыбнуться, но, поймав на себе мой взгляд, опускает глаза.       — Почему ты не сказал мне? — практически рычу, схватив парня за воротник рубашки.       — А ты мне дала такую возможность? — разводит руками. — Вспомни, что вчера было! Это я от тебя бегал и шипел, когда мне что-то не нравилось?       — Кто виноват в том, что твоя Лера такая неповоротливая и чуть не снесла подставку для документов на моем столе? — снова завожусь я, поставив руки в боки.       Зажав мои руки у меня за спиной, Булаткин крепко обнимает меня, так, что все мои недовольства доносятся ему в плечо, а я и сделать ему ничего не могу. Но мне еще столько хочется ему сказать, и я не молчу, говорю и говорю, пока голос не тухнет и не превращается в совсем детский.       — Ты больной, — это последняя фраза моего долгого монолога. Тру нос о ткань рубашки артиста.       Он здесь, рядом, живой и невидимый, а я не могу в это поверить. Провожу пальцем по скуле, носу, подбородку, легкая щетина щекочет подушечку. Так хочется ненавидеть его, обижаться, возможно, даже отлупить подушкой, но несколько часов назад я похоронила его в своей голове — хватит с него.       Сильнее жмусь к парню, полной грудью вдыхая запах парфюма. Понемногу успокаиваюсь.       — И кто из нас больной, если ты все еще со мной? — смеется Егор. -Хочешь, расскажу, что ты пропустила, пока я выступал без тебя? — кивком соглашаюсь.       Желание лишь одно — найти угонщика и собственноручно выбить из него всю дурь, чтобы больше даже в мыслях не было прикасаться к чужим автомобилям. Но что, если этот человек сделал все по приказу Смирнова? — Карина, простите, но ваш отец на важном совещании, — секретарь вскакивает со своего места, но девушка проходит мимо ее стола, даже не обернувшись. — Вам нельзя туда, стойте!       — Ничего страшного не случится, если я подожду его в кабинете, — блондинка остановилась лишь у двери с табличкой, на которой были выгравированы фамилия и инициалы бизнесмена. Девушка-секретарь, возмущенно сжав кулаки и чуть не врезавшись в Смирнову, хмыкнула. Она открывает ключом дверь и впускает Карину.       Запах кожи и дорого парфюма ударил в нос. Смирнов старший всегда был таким: ухоженным, любящим роскошь и властным во всех смыслах этого слова. И как бы то не было, девушка в душе восхищалась им.       Сев на край дивана и закинув ногу, Карина взглянула на часы: если она правильно подумала, совещание закончится ровно через двадцать минут, потому что отец не любит, когда обсуждение сильно затягивается.       На столе Смирнова стоит фотография блондинки, сделанная осенью много лет назад. Маленькая семья, как называла Карина ее и отца, тогда была по-настоящему счастлива. А сегодня девушка собирается объявить Смирнову, как сильно ненавидит его.       Минутная стрелка, по мнению блондинки, движется слишком медленно, и хочется подуть на нее или передвинуть, потому что чем ближе становилась встреча с отцом, тем сильнее Карина переживает. И даже несмотря на то, что она пришла сюда, полна решимости и уверенности в себе, понемногу накрывает волнение.       Отказаться от родного человека, от папы, после того, что он для нее сделал? После всех радостных и поистине прекрасных моментов, которые и не произошли бы, если бы не Смирнов? В голове Карины накапливается все больше вопросов подобного рода, воспоминаний и картинок, словно вода в бочке во время дождя. Она разглядывает свой маникюр, в попытках отвлечься и переключиться на то, что будет заказывать мастеру в этот раз, но шум за дверью, в холле, где секретарь, привлекает к себе внимание, и Карина подскакивает на ноги.       Покрывая инвесторов трехэтажным матом, мужчина бросает на стол секретарше толстую стопку бумаг, которые тут же разлетаются, паря в воздухе и разрезая его. Рывком он открывает дверь и, не замечая сидящую по правую руку дочь, упирается руками в столешницу, запрокинув голову назад.       — Пап? — произносит Карина как-то по-детски, даже пискляво, и Смирнов тут же оборачивается, моментально подобрев в лице. — Я хотела поговорить, но ты, вижу, сегодня не в духе. Может, я зайду как-нибудь потом.       — Карина, милая, — в два шага мужчина преодолевает расстояние до девушки и, подняв ее на ноги, крепко обнимает. — Хорошо, что ты пришла.       Столько тепла в голосе отца блондинка не слышала довольно давно, поэтому ее очень удивило такое поведение. Она отхатнулась от Смирнова, держа его на расстоянии вытянутой руки, и подняла одну бровь. Бизнесмен уселся на диван, крикнув секретаря и попросив кофе.       — Мне очень нужна твоя помощь.       — Помощь? Общаешься с дочкой только тогда, когда тебе что-то нужно? — фыркает блондинка, демонстративно воротя нос.       — Нет, ты не поняла, — перебивает ее мужчина. — Мою компанию пытаются разорить, и, если я в ближайшие дни, не перепишу все имущество на тебя, бизнес падет понимаешь?       — И кто это пытается сделать? — к девушке снова возвращается чувство волнения, и она невольно сжимает руку отца.       — Твой брат, — раздраженно кивает Смирнов на удивленый взгляд Карины. — Да-да, именно Марк. Щенок.       — Но ты всегда помогал ему, что пошло не так? — переспрашивает блондинка.       — Не знаю. Захотел большего?       — Он не справится со всей твоей «империей», папа, — девушка кривится от всплывшего в голове образа брата.       В кабинете становится тихо. Отец с дочкой молчат, каждый обдумывает что-то свое.       Интересно, о чем в первую очередь подумал Смирнов, когда узнал о подставе собственного сына? Что почувствовал? Удивление или, может, ненависть? Карина даже на секунду подумала, что бизнесмен знал, что когда-то это случится, и заранее был готов защищаться.       — А зачем ты пришла? Что хотела спросить? — вдруг «очнулся» мужчина.       — Егора и Дашу, кажется, преследует кто-то, вытворает всякую хрень: то нас с Дашей поставляет, то срывает концерт. А на днях угнали «Мерс» Крида. И я подумала, что это мог быть ты. Это глупо, пап, так поступать.       — Ой, Карина, все, что я сделал — лишь однажды доложил о подставной бомбе. И то не я, а мой работник. Дальше — моей руки нет.       — То есть, это не ты распорядился довести меня до беспамятства и… — заметив в глазах отца неподдельный интерес к ситуации, Карина поджала губы и достала из сумочки телефон, чтобы написать сообщение. — В общем, неважно. Давай обсудим дела с бизнесом сегодня за ужином, ладно? Мне пора.       Она выбежала из офиса и быстро вывела машину с парковки. Если это не отец строит козни ей и ее друзьям, то кому понадобилось их беспокойство?

***

      — Булаткин, куда ты меня тащишь? После того, что я пережила из-за этой аварии, мне нужно только хорошее вино и в постель вместе с тобой, — ворчу, когда мы проходим между рядами машин в подземной парковке. На дворе поздняя ночь, и по очереди, как мы проходим, загораются лампы над каждым боксом. Несмотря на то, что днем город плавился, сейчас довольно холодно. А может, это из-за того, что мы находимся под основным зданием, в подвале, куда, в принципе, не попадает солнечный свет. — Что мы делаем здесь?       — Даш, прошли сутки, разве ты не отошла? — Егор цокает и наклоняет голову набок, с улыбкой наблюдая, как я то и дело хлопаю под лампочкой, которая снова и снова загорается, реагируя на движение. — А идем мы в бокс к моему другу. Ты ведь хотела, чтобы между нами исчезли секреты, так сегодня я раскрою один.       У открытых ворот нас встречает молодой парень, одетый в домашние тапочки, растянутую майку и яркие шорты с пальмами. Пока Булаткин жмет ему руку, здороваясь и перекидываясь «своими» шуточками, я заглядываю в бокс.       У полки, заставленной коробками, контейнерами и баллончиками с акрилом, стоит темно-красный мотоцикл. В свете лампочки его корпус блестит, а краска на месте бликов кажется более яркой, что сразу бросается в глаза. Мотоцикл был вымыт совсем недавно, потому что по корпусу еще прослеживаются влажные пятна и подтеки.       — Позвонишь, как вернетесь, — чуть громче обычного тона произносит парень и хлопает Егора по плечу. — И да, если что, я не при делах.       Он выкатывает мотоцикл из бокса и, использовав маленький пульт, приводит в движение «штору».       В руках у Булаткина два шлема. Непонимающе смотрю на него, переводя взгляд то на голубые глаза, сверкающие от игривых искорок, то на мотоцикл. Егор кивает мне, мол «садись», и хлопает по кожаному сидению.       Надев на меня шлем и убедившись, что я удобно села, парень закидывает ногу и тоже усаживается. Серый коридор парковки вдруг наполняется светом, а вибрация от мотора отражается от стен и эхом убегает под двери боксов.       Покинув подземную парковку и выехав на главную дорогу, Булаткин сильнее нажимает на ручку, и мотоциклыю быстро набирает скорость. Ветер, по-летнему теплый, но щиплющий кожу, облизывает нажи оголенные кисти рук и шею, но я по привычке моргаю, будто пыть летит и мне в глаза. Сильнее прижимаюсь к блондину, обнимая его и сцепляя руки у него на животе замком. Яркие огни города будто указывают нам дорогу, фонари, словно на взлетной полосе, с двух сторон ограничивают наш путь.       — Но у тебя же нет прав, Булаткин, — кричу я как можно громче, чтобы до парня донеслись мои слова из-под шлема.       — Нет, прав нет. Но я обладаю, честно, — снижает скорость и оборачивается на меня. Наши взгляды встречаются, но Егор тут же переводит его на дорогу и сворачивает, перестраиваясь с одной полосы на другую. — А если мы влетим, у нас будут проблемы с законом. Так что у тебя остается только один выход — просто довериться мне.       — Хорошо, — киваю я, — только расскажи, куда мы едем.       — Помнишь, ты говорила, что не хочешь, чтобы между нами были секреты? — Булаткин пытается перекричать потоки свистящего ветра и рев мотора. — Сегодня я раскрою тебе один.       Мы мчимся по ночной Москве, а городские «светлячки» отражаются на глянцевой поверхности мотоцикла и шлемов. Егор закрывает меня от ветра своей широкой спиной, но иногда совершает такие маневры, что конечности от страха сковывает холод.       А если нас действительно поймают? Булаткин наверняка получит штраф, как и его друг — хозяин мотоцикла.       Сжимаю в кулаках майку Егора, чувствуя, как ее края треплятся от ветра.       Мы сворачиваем с главной дороги в спальный район, минуем ряд припаркованных машин и зону отдыха для детей. Между двумя домами, примерно двенадцати-пятнадцати этажными, находится въезд на трехуровневую парковку. Мотоцикл ныряет под бетонную плиту, к воротам, и нас останавливает пожилой мужчина в черной форме охраны. Егор протягивает ему пластиковую карту, и, дождавшись одобрительного кивка, спускается вниз, по бетонной дорожке, к боксу номер восемнадцать. Поставив там мотоцикл, Булаткин достает из кармана мой бардовый платок и, пока я разглядываю длинный коридор, завязывает мне глаза.       — Что ты задумал, Булаткин? — накрываю его руки, расположившиеся у меня на талии, своими и ощупываю каждый палец, пока не добираюсь до перстня на мизинце. Он шикает и легко толкает меня вперед, направляя.       Цокает лифт. Немного шатаюсь, когда он начинает двигаться, но парень крепко обнимает меня сзади, и я позволяю себе расслабиться. Но только я становлюсь омебной в его руках, лифт останавливается, и мы делаем три шага вперед, а потом сворачиваем. Как только мы снова перестаем идти, Егор что-то вкладывает в мою ладонь, по форме напоминающее ключ. Помогая мне зажать его между пальцами, он направляет конец в замочную скважину.       «Пока мы катались по Москве, кто-то в нашей квартире устроил нам романтик?»       Парень медленно снимает с меня повязку, будто специально копошась с узлом, и я моргаю. Передо мной темнота, но когда загорается свет, приходится прищуриться, прогоняя чертиков.       Я стою на пороге квартиры, справа от меня — две двери, прямо напротив еще одна, а слева — половинчатая стена, разделяющая коридор и что-то вроде гостиной с угловым диваном и плазмой. У балконной двери расположен кухонный гарнитур. Ремонт еще не закончен: отделаны стены, постелен паркет, налажен свет и кое-где расставлена мебель и техника.       Поворачиваюсь к Егору, разведя руки в стороны, а тот лишь довольно улыбается.       — Что это, Булаткин?       — Наша новая квартира.