Танцуй со мной

      Я заезжаю в офис, чтобы забрать однажды забытые кроссовки и узнать, как дела у ребят, работающих с артистами. На столе у Булаткина лежит мой ежедневник, в который приходится заглянуть, потому что с решением вопроса о «провальной» ночке я совсем позабыла о других делах. «Черт, сегодня встреча с площадкой для проведения танцевального баттла», на которую мы с Егором должны пойти вместе. Марвин в другом городе, а Крид уже должен был вернуться в столицу, но так и не дал о себе знать, поэтому я роюсь в папках, чтобы не сорвать встречу.       Отыскав необходимое, сажусь в кресло и подпираю голову кулаками, прикрыв глаза. Ночка выдалась ужасной, и я с самого утра не могу проснуться до конца и клюю носом. Не наломать бы дров, а то возможности заполучить такого хорошего партнера может и не предоставиться в будущем.       Плед, который я оставила в кабинете на кресле, пахнет Булаткиным, и я в него кутаюсь. Его парфюм я узнаю из многих: приятные древесные нотки, манящая амбра… Утыкаюсь носом в плед.       Такси останавливается возле одной из многоэтажек, и мы с Егором, выйдя из авто, сразу по колено проваливаемся в снег. Зима выдалась снежной, и никто не ожидал, что больше всего осадков выпадет как раз к тому моменту, как мы приедем. Булаткин забирает из багажника большие пакеты с продуктами, при этом помогая мне устоять на ногах на корке льда, скрытой белой пеленой.       — Родителей еще нет дома, так что успеем что-нибудь вкусное приготовить, — уже в лифте произношу я, стряхивая с плеч и волос хлопья снега. Парень тоже трясет головой и топает. — Аккуратней, а то еще застрянем. Разве забыл, что было в прошлый раз?       — Не думаю, что мы потратим время зря, если это случится, — ухмыляется тот, приобняв меня за талию и притянув к себе. — Разве забыла?       Но лифт звенит и останавливается на нужном нам этаже. Егор открывает пустую квартиру своим ключом, быстро скидывает с себя верхнюю одежду и несет продукты на кухню, а я бреду за ним. Молоко ставит в холодильник, а курицу и ингредиенты для салата оставляет на столе.       На пустую столешницу Булаткин усаживает меня. Я обхватываю его ногами, плотно прижавшись к груди, а парень целует меня в шею.       — Егор, твои родители скоро вернутся, — произношу я сипло.       — Не бухти и получай удовольствие, — отвечает тот и крепко сжимает мои ягодицы.       Булаткин расстегивает ремень, звеня им, но ключ в замке поворачивается, и дверь с характерным звуком открывается. Мы успеваем привести себя в порядок, пока хозяева квартиры раздеваются. Когда голова Марины Петровны показывается из-за дверного косяка, Егор, как ни в чем не бывало, разбирает пакеты, а я, пыхтя от отступающего возбуждения, выкладываю овощи в большую тарелку. Как ему удается делать это с каменным лицом, когда же я не могу справиться с пунцовыми щеками и бегающим из стороны в сторону взглядом? Ругаюсь про себя, не поднимая глаз на женщину.       — И как ты будешь отрабатывать свои просчеты во времени? — наклоняюсь ближе к блондину, когда мы стоим рядом, у одной доски. Мама заставила его помочь мне с нарезкой.       — Спроси меня об этом вечерком, ладно? — подмигивает мне тот, незаметно для родителей шлепнув. — А если будешь так вилять булочками, зажму тебя в ванной — даже пикнуть не успеешь.       Замок двери щелкает, заставив меня вздрогнуть. В кабинет залетает Егор. Он сначала и не замечает меня, метнувшись к полкам с документацией, но, видимо, видит на своем столе нужные папки и выдыхает.       — Через сколько встреча? — спрашивает он, тяжело дыша.       — Через час, — быстро отвечаю я. «Ни здравствуй, ни до свидания». С надеждой смотрю на Крида.       — Вызови пока такси и жди меня внизу, а мне надо еще кое-что уточнить с Аликом, — уже в дверях договаривает Булаткин. — И не могла бы ты взять мне кофе? — веду бровью, подняв голову с рук. — Прости, это звучит, будто ты — девочка на побегушках, но иначе я засну по пути.       Медленно собираю все нужное и поправляю прическу. Егор, как ни в чем не бывало, строит из себя начальника, но расслабляет лишь то, что он не кричал на меня и даже не смотрел со злобой.       В зеркале — все еще помятая, уставшая после бессонных ночей и трудовых будней танцовщица. Ничего не могу поделать со своим внешним видом, и даже крема и пудра не помогает. «Игры» Смирнова сводят меня с ума, и порой хочется заявиться к нему в офис и ударить пару раз головой об стол.       Все-таки спускаюсь вниз, и, пока Булаткин еще не появился у выхода, заказываю два стакана крепкого кофе. Свой моментально опустошаю наполовину, но это приносит лишь неприятную горечь, нежели облегчение. Когда Егор наконец догоняет меня, я молча протягиваю ему горячий напиток и залезаю в такси.       — Егор, можешь помочь отцу занести купленную технику? — Марина Петровна снова хлопочет на кухне, когда, выглянув в окно, замечает подъехавшую машину Николая Борисовича. Булаткин младший, кивнув, накидывает на плечи пуховик и выбегает из квартиры. — Дашенька, не подашь чистое полотенце? Стопка лежит в ванной.       Марина Петровна дает мне все, что я потеряла, когда ушла моя мать, когда она поступила, как последняя сука, оставив ребенка ради молодости, ради бесконечных гулянок. И как бы отец не хотел, он бы никогда не смог заполнить этот пробел, даже при том, что вся его любовь полностью направлена на меня, а моя — на него. Все, что папа сделал для меня, всегда было от чистого сердца, но в нем до сих пор столько боли и ненависти к сбежавшей мамаше, и я это прекрасно чувствую.       Вместе с Егором в мою жизнь наконец пришло равновесие, к которому я так стремилась, прячась за непомерной работой и желанием как можно дольше продержаться на плаву, в столице, добиться чего-то. Я бесконечно благодарна ему за то, что он помог мне во всем, абсолютно во всем, начиная с открытия школы танцев и заканчивая душевным спокойствием.       Я вижу, как Булаткины смотрят на меня, и даже сестра, которой я поначалу не понравилась (но лишь из-за за ее желания уберечь меня от ветрености Егора), с радостью готова пройтись со мной за покупками или съесть стаканчик-два мороженого. Егор настолько часто болтал про меня семье, что даже его папа, встретив меня однажды в аэропорте, подарил мне тюльпаны, а не стандартные, любимые всеми розы. Мне очень уютно с ними, даже если мы находимся в Пензе или в пробке в душной Москве. Надеюсь, что когда-нибудь я стану частью их семьи, хотя Булаткины и так меня принимают, как родную.       Обратно мы возвращаемся пешком, погода радует теплым ветром. Я снимаю пиджак и вешаю его на руку, а Булаткин постоянно копается в телефоне, иногда отвлекаясь, чтобы не споткнуться и не пройти на «красный». Но мы не разговариваем друг с другом, хотя мне и очень хочется. Как-то непривычно идти рядом с человеком, с которым многое преодолел, и даже не переглядываться. В очередной раз глубоко вздыхаю, остановившись на светофоре, и дергаю Егора за рукав, чтобы тот оторвал глаза от телефона. Он наконец убирает смартфон в карман, но с таким же каменным лицом провожает проезжающие мимо машины. Тру затылок, переминаясь с ноги на ногу, потому что новые туфли натирают.       Когда светофор разрешает проход, я первой шагаю вперед, зависнув в своих мыслях. Но тут же Егор одергивает меня назад, плотно прижав к себе и что-то крикнув. Чувствую его частое дыхание, а через секунду передо мной проносится черный джип. Смотрю ему вслед с широко распахнутыми глазами.       — Ты в порядке? — Егор трясет меня, схватив за плечи и повернув к себе лицом. Безмолвно киваю. — Ты видела номера?       — Да, кажется «у225др», — облизываю губы, во рту пересохло от волнения.       — Владелец этого авто конкретно опиздюлился, — рычит парень, всматриваясь вслед джипу, который давно уже смешался с остальными машинами. — Это он поцарапал мой «Мерседес». Я звоню в полицию.

***

      Мы снова ведем себя, как неродные, лишь обмениваясь взглядами и короткими фразами по работе. И это настолько выматывает, особенно, когда сидишь с этим человеком в одном кабинете, что порой мне самой начинается казаться, что я его до глубины души ненавижу, как в первые минуты после услышанного о себе.       Листаю графики танцоров, сверяя их с выступлениями, и иногда поднимаю глаза на Булаткина. Тот тоже занят: копаясь в бумагах, он хмурится и что-то черкает. Его до сих пор не отпускает черный джип. Джип, краска с которого осталась на моей одежде и в котором мы с подругой успели прокатиться.       Об этом рассказала мне Карина, когда узнала о «находке' Егора.       Я: — Я должна рассказать Егору обо всем.       Откидываюсь на спинку стула, положив руки под голову, и закрываю глаза. От обилия цифр в голове каша, все запуталось, и мне нужен отдых, чтобы сделать все до конца. Внезапно на меня накатывает радость, что я все-таки сегодня оделась не по-деловому, и я упираюсь ногами в стол.       Карина: — Ты с ума сошла? Мы же не знаем точно, что натворили. А если это сделали мы?       Я: — У нас и так слишком много тайн, а отношения так и не улучшились. Я не хочу его потерять. Вдруг, потом будет поздно?       Егор привез меня в медицинский центр, самый лучший ортопедическо-хирургический в московской области. Он помогает мне выбраться из авто, а потом подхватывает на руки, а я обнимаю его за шею.       Когда мы с Булаткиным возвращались от его друга, я подвернула ногу и сильно ударилась коленом об асфальт. Сначала это выглядело как обычный ушиб, легкая опухоль, но когда Егор однажды проснулся посреди ночи от моего крика, он не выдержал.       Парень усаживает меня на диван в холле, аккуратно положив ногу него, и подходит к ресепшену, чтобы оповестить девушку, что я записана на прием к врачу. Взяв талон и карту, Булаткин, напоследок раздраженно взглянув на медсестру, возвращается ко мне и вручает документы.       — Я столько денег им отвалил, чтобы они сказали, что все каталки заняты! — он поднимает руки вверх, а потом складывает их на груди. — А знаешь, на каком этаже твой врач? Ты не поверишь!       Снова взяв меня на руки и прикусив губу от боли, которую я причиняю Егору, сильно сжав его плечо, парень несет меня к лифту и сопровождает до приемной.       — Я буду с тобой у врача, — говорит мне Булаткин, придерживая больную ногу и обнимая за талию, пока остальные пациенты косятся на него. — И никаких «но», ясно тебе? — дуюсь, отвернувшись от него, а Егор лишь ухмыляется и целует меня в висок. — Я хочу знать все, что скажет доктор, все, что пропишут, чтобы потом не дать тебе увильнуть от лекарств и свалить калечить себя окончательно.       Хочется возразить, но Булаткин прижимает палец к моим губам и шипит. Наши взгляды сталкиваются, и я тону в исходящей от его глаз заботе.       — Я говорил, что мне не нравится твое злоупотребление владением студией? — шепотом спрашивает тот. — Я знаю, что это колено болит у тебя давно, намного раньше, чем мы познакомились. И то, что ты упала на него, только ухудшило ситуацию. Почему ты не можешь вылечить его окончательно, не срываясь на танцы? Ты без них жить что ли не можешь?       Поджимаю губы, взглянув на Егора прежде, чем поднимаюсь и иду в его сторону. Но парень даже не поднимает глаз, пока я не кладу руку ему на стол. Я всматриваюсь и вижу…надежду? И сама загораюсь ей.       — Нам нужно поговорить, — выдыхаю, двигая ближе стул и садясь на него. Скидываю кроссовки и поджимаю под себя ноги, потому что по полу гуляет прохладный воздух, а за окном — ливень.       Убрав бумаги в сторону и закрыв ноутбук, блондин наклоняется ко мне. Его взгляд моментально меняется, и я будто окунаюсь в то время, когда у нас все было хорошо.       — Давай, — кивает он. — Нам давно пора это сделать, — киваю в ответ и опускаю глаза. Дыхание сбивается, а на глазах появляются слезы.       — Такое дело… Я, кажется, знаю, кого тебе нужно искать, — произношу тихим голосом, и Крид напрягается. — Этого человека зовут Кирилл. Но где найти, ни я, ни Карина не знаем, — моргаю, чтобы восстановить четкость картинки.       — Причем тут Карина? И откуда ты знаешь? — недоумевает Егор.       Отхожу к окну, не в силах больше сдерживаться, и открываю его до конца. Холодный воздух бьет в лицо, и до меня даже долетают капли дождя. Вздрагиваю, когда несколько касаются моих пальцев, и убираю руку с подоконника.       На плечи ложатся руки. Зажмуриваюсь так сильно, словно маленькая девочка, прячущаяся от монстра. Начинаю хныкать, когда Егор сжимает мои плечи и касается затылка носом. Пальцы скользят по предплечьям, перебираются на ребра, постукивают по животу.       Я открываю рот, чтобы все рассказать, но меня прерывает телефонный звонок. Извинившись, Булаткин берет со стола вибрирующий смартфон и выходит из кабинета, оставив меня наедине со своими слезами. «А я практически все рассказала». С силой захлопываю окно и сажусь на пол, прижавшись спиной к стене. Руки до сих пор трясутся. Может, это намек, что мне и вовсе не стоило даже заикаться? Но Егор все равно рано или поздно узнал бы, а ведь куда неприятнее, когда тебе рассказывает все посторонний человек. «По крайней мере, я попыталась».       Снова возвращаюсь к работе.       Не замечаю, как пролетает больше трех часов, и я делаю даже больше, чем надо. Булаткин все так же не покидает моей головы.

***

      Мне хочется подумать, поэтому я вызываю такси, чтобы постоять в пробке. В сумку складываю договора, три футболки, одна из которых будет на девчонках в новом клипе Марвина, а в автокафе в трех шагах от лейбла покупаю большой стакан горячего шоколада. Авто уже ждет меня у входа.       Сажусь на заднее сиденье, рядом кидаю сумку и скидываю кроссовки. Я была права: полоса машин, мигающих фарами в тумане, тянется далеко-далеко и упирается в горизонт. Потягиваю горячий шоколад, пока авто медленно ползет, теряясь в молочной дымке.       Не могу понять ни себя, ни Булаткина: его взгляды такие теплые, но между нами до сих пор сохраняется невидимый барьер, который и я, и Егор не спешим разрушать. А я устала ходить вокруг да около и постоянно одергивать себя по непонятным мне причинам. Порой так хочется прижаться к его широкой спине, обнять за плачи или поцеловать, но в последние несколько дней мы с Булаткиным вообще встречаемся лишь мимолетно, на собраниях.       Я все еще в команде Егора, и вторую часть тура должна буду отработать с ним. Он не выгнал меня, как я подумала, а я и не проигнорировала его предложение все-таки оттанцевать оставшиеся концерты. Но я пропустила уже все репетиции на этой неделе, а до следующего выступления осталось всего три дня.       Репетиция заканчивается очень поздно, и все сразу разъезжаются по домам, а мы с Егором остаемся, чтобы доделать кое-какие дела. Я все еще сижу в помещении, где мы танцуем, разбираясь с аппаратурой, а блондин возвращается из своего кабинета со стопкой одежды, заказанной специально для тура. Он кладет ее в коробку к остальному мерчу.       — Потанцуешь со мной? — его рука ложится ко мне на плечо и сжимает его. — Я знаю, ты устала, но…       — Включай трек, — встаю на ноги, пошатнувшись, и падаю в объятия Егора.       Мелодия медленная, но с нотками страсти. Кладу ладонь в ладонь парня, а тот приобнимает меня за талию. Прижимаемся друг к другу лбами. Вправо — влево, вправо — влево, делаем короткие шаги в такт мелодии.       Танец окончательно выматывает меня, и все благодаря Булаткину. Есть партнеры, с которым не чувствуешь ничего, даже если вы долго идете к победе и в итоге достигаете желаемого результата. Такие партнеры не вызывают никаких эмоций, ни радости, ни злости, даже если все рассыпается прахом.       Но бывают такие, с которыми танец превращается в игру, в поединок, в радостную встречу или пылкое расставание. Все зависит от того, что вы выбираете, чего хотите.       Я чувствую Егора, каждое его движение, и улавливаю дыхание по вздыманию груди. Он то страстный любовник, то нерешительный мальчик, то игривый джентльмен. Он вызывает во мне неукратимую бурю самых разных эмоций. Я нашла своего идеального партнера, и колотящееся от медленного танца сердце тому доказательство.       Кусаю губу, вспоминая, как весело проходили наши с Кридом полеты, и представляю, как буду сидеть в одиночестве в самолете в Казань. Обычно мы вместе смотрели какое-нибудь глупое шоу и комментировали происходящее, передразнивали других пассажиров, записывали бессмысленные истории, а однажды даже напились до чертиков за какой-то час и заснули под Боба Марли. Улыбка рождается невольно, но тут же тухнет, когда авто дергается, двинувшись вслед за потоком. Горячий шоколад кончился.       Вожу пальцем по влажному, запотевшему стеклу, рисуя банальные сердечки. Поскорее бы это все закончилось, и Булаткин наконец был рядом или окончательно ушел из моей жизни, чтобы я больше не цеплялась за «мелочи», возникающие между нами.       «Не планируй неудачу,       Жизнь помчится кувырком.       Ты поставь себе задачу       Меньше думать о плохом.»       Отвлекаюсь на такие же стоящие в пробке авто, узнавая марки и читая гос.номера. Порой машины попадаются одинаковые, но водители совершенно разные: деловые мужчины, то и дело поглядывающие на часы, молодые девушки, готовые даже краситься за рулем, лишь бы к важной встрече выглядеть на все сто; кто-то слушает музыку так, что трясется дверь моего такси, кто-то успокаивает сидящих на заднем сидении детей, кто-то просто скучает. Это действительно увлекательное занятие, если не считать то, что я в каждом ищу что-то от Булаткина.       Устало тру глаза. По возвращении домой отрепаю все танцы, чтобы не залажать на выступлениях, хотя так хочется плохо показать себя на последней, завтрашней, репетиции, чтобы никуда не лететь. Егор и так слишком много мельтешит передо мной, а в туре, когда мы постоянно будем вместе и когда снова будем сторониться друг друга, я просто этого не вынесу.       Через полчаса я-таки добираюсь домой. Скинув все на пол, и одежду, и вещи, в одном нижнем белье шлепаю к плите, чтобы сварить себе крепкого кофе. Сегодняшний день был утомителен, но лишь потому, что я толком не двигалась, а лишь сидела за бумагами. Усталость накопилась в плечах, хочется полежать в массажном салоне, но сейчас не самое время. Наполняю турку водой и засыпаю кофе, пока греется конфорка.       Где-то в сумке вибрирует телефон. Медленно передвигая ноги по холодному полу, я вытаскиваю его из сумки.       — Даша! — голос подруги дрожит и очень встревожен. Давно не слышала ее такой, поэтому заранее начинаю волноваться и прижимаюсь плечом к стене. — Советую тебе сесть, — бормочет она. На заднем плане слышится отдаляющийся звук сирен.       — Что случилось? — послушав Карину, сползаю на пол, и холодные стены пускают мурашки по спине. Вздрагиваю и полностью прижимаюсь, запрокинув голову. Девушка молчит, и слышится только сбившееся дыхание и легкие всхлипы. — Говори! Карина!       — Я сейчас тебе просто скину фото и адрес, но только обещай мне не переживать сильно, ладно? — бормочет подруга. Не могу понять, о чем она говорит, и это еще сильнее раздражает. — Не делай глупостей. Встретимся по адресу.       Через секунду на мой телефон приходит сообщение от Карины. Почему-то я медлю, не решаюсь загрузить фото, а в голове то и дело прокручивается дрожащий голос подруги. Первым делом несколько раз перечитываю строчку с адресом, а после сразу вызываю такси, раз там меня будет ждать подруга. Сама начинаю дрожать, поддавшись волнению Карины. А может быть и потому, что со всей этой суматохой нервы стали ни к черту, и я научилась накручивать от одной только мысли.       Все-таки нажимаю на фотографию, и, когда она открывается, ничего не могу понять. Но стоит мне увеличить ее, чтобы рассмотреть детали, рука непроизвольно накрывает губы, а крик застревает в горле.       Автомобиль — в конец помятый и, как это правильно называется, убитый, а рядом карета скорой помощи и полиция. В цифрах узнаю номер Булаткина, такой же покореженный, но читаемый. Врачи собрались вокруг носилок, на котором лежит, накрытый синей тканью, человек. Его ноги торчат из-под «покрывала».       Глаза бегают по фотографии, из угла в угол, от авто к врачам, от разбросанных по дороге кусков, к врачам, от крови на стекле к врачам. К погибшему, укрытому от посторонних глаз.