Танцуй со мной

      Подрываюсь и принимаю сидячее положение, пытаясь утихомирить барабанящее сердце. Перед глазами звёздочки от такого резкого подъёма. Понимаю, что нахожусь на кровати Егора, заботливо укрытая пушистым пледом. В комнате тихо, только глухой звук воды доносится из ванной. Серый сумеречный воздух заполняет помещение: туман накрыл Москву со всеми ее вершинами. Пытаюсь пошевелить пострадавшей ногой, разминаю пальцы и понимаю, что Крид был прав: мне действительно стало легче. Потягиваюсь и медленно сползаю с кровати, растягивая удовольствие от еще не отпустившего меня сна.       Мне всё ещё не по себе от приснившегося. Кажется, я параноик, раз переживаю даже из-за этого. Этот неловкий поцелуй у гостиницы так глубоко засел в моей голове, что я совершенно потерялась. Меня постоянно мучает выбор: рассказать Карине или же приберечь её нервы и свою жизнь? Но самое интересное, что Крида это, кажется, совсем не беспокоит. Он ведёт себя так, будто ничего и не было.       Звук в ванной утихает, и через несколько минут оттуда выходит Егор, вытирая мокрые после душа волосы полотенцем.       — Как спалось? — улыбается он, открывая холодильник и доставая пачку молока.       Перевожу на него взгляд, но тут же отворачиваюсь, да так резко, что голова болеть начинает. Он вышел в одних шортах! Держусь, чтобы не закатить глаза. Зачем он так со мной? Почему-то больше начинаю переживать за себя, а не за подругу. Накидываю на голову плед и прошу Егора скорее одеться.       — Что? — переспрашивает он. Я все ещё сижу в своем «укрытии». Слышу приближающиеся шаги. Вдруг парень стягивает с меня одеяло и садится на край кровати. — Что ты сказала?       Провожу рукой по лицу: он издевается? Крид улыбается во все тридцать два, а мне совсем не до смеха. Всё чаще ловлю себя на мысли, что не такая уж Карина и хорошая подруга, особенно, в последнее время, а блондин очень даже ничего. Может, сон был пророческим? В мою голову начинают забираться мысли, что и я хоть раз в жизни должна по-настоящему влюбиться. Он вдруг вспоминаю, как когда-то так же поступили со мной, и даю заднюю.       Егор все ещё продолжает улыбаться, хитро на меня поглядывая, а я и не знаю, что сказать.       Наконец поднимаюсь с кровати и, прихрамывая, ухожу в ванную, тихонько прикрыв за собой дверь. Чувствую себя, как эмоциональная баба в ПМС: хочу то, а это не хочу; нет, всё же хочу. Я ведь давно повзрослела и могу принимать решения сама, но в этой ситуации мне будто руки связали. Если я не могу пресечь свои чувства, придется сделать так, чтобы Булаткин сам от меня отвернулся. Иначе его отношения с Кариной никак не спасти.

***

      Мы приезжаем в огромный бар на закрытую вечеринку в назначенное время. Охрана отводит нас в отдельную комнату, куда смогли уместиться мы, Марвин, Си и Скруджи. Самые бородатые были по соседству. После долгого подъема по лестнице нога опять разболелась, начала пульсировать, но я не могла сказать об этом никому, чтобы не подставить Крида. Приглашение заменить заболевшую Машу и так стало для меня значимым событием. Я усаживаюсь в кресло и, закинув ногу на ногу, начинаю разминать лодыжку.       Егор задумчиво смотрит в стену. Он хмурится, проводя большим пальцем по подбородку. Его, кажется, не касается, что остальные блэкстаровцы смеются и что-то увлеченно обсуждают. Певец не замечает моего взгляда, и я не боюсь покраснеть, изучая черты его лица.       Как мне настроиться на режим «холодная стерва»? Это слишком тяжело, учитывая, как изменились мои мысли и чувства. Мне почему-то кажется, что так будет лучше, и не стоит соваться ни в отношения Егора и Карины, ни в другие жизни «высшего общества». Я ведь живу совсем по-другому, и даже если мне хочется так же проводить свой отпуск в какой-нибудь тёплой стране на пляже, всегда можно найти другое занятие, которое отвлечёт от подобных грёз.       Надеюсь, Крида не попросят исполнить ещё что-нибудь, ведь я много не выдержу. Боль снова нарастает и уже отдает в колено, то и дело резко схватывая.       — О чём задумалась? — вдруг слышу за спиной. Поднимаю голову: надо мной навис Миша, сложив руки на спинке кресла. Вздыхаю. Его мне сейчас точно не хватало. Не знаю, когда он начал раздражать меня больше: когда подарил розы или попытался сравнять со стеной в офисе Black Star.       — Ни о чём, — возвращаюсь к завязыванию шнурков на кроссовках. Борюсь с желанием вновь взглянуть на Егора, и тут ко мне приходит озарение.       Но не успеваю я всего обдумать, как нас зовут выступать. Егор проходит первым, догоняя Тимати и что-то с ним обсуждая, а я плетусь позади всех, пытаясь скрыть ужасную боль за медленным шагом. Ступеньки кажутся нескончаемыми, будто мы спускаемся не на нижний этаж, а в царство Ада. Сжимаю руки в кулаки и останавливаюсь, облокотившись на перила. Остальные скрываются за углом, а я просто не в силах их догнать. Надо приберечь себя для вступления.       Однако Марвин возвращается. Одарив меня вопросительным взглядом, он подходит ко мне и садится на ступеньку.       — Ты чего отстала? — спрашивает он, а в его глазах подозрительно много искренности и ни капли игривости.       — Собираюсь с мыслями перед выходом на сцену, — отвечаю я первое, что приходит в голову. Меня и правда немного потряхивает, но лишь из-за того, что я боюсь испортить выступление Егора. Глубоко вздыхаю, вертя в руках свой старенький IPhone 4.       — Да не бойся ты, через пару дней на тебя будет смотреть вся страна. Вдруг тебя заметит какой-нибудь известный человек и позовет к себе? А там и «Танцы» не за горами, — он говорит это бодрящим тоном, но я совсем не чувствую уверенности. Это, наоборот, еще больше расстраивает меня.       — Легко говорить не о своих страхах, — ворчу я, спускаясь на ступеньку ниже и вздрагивая от неприятных ощущений.       — В этом ты права, — пожимает плечами Миша. — Не буду спорить. Постой… — он какое-то время наблюдает за моими отчаянными попытками спуститься, скрывая настоящие эмоции за поджатыми губами. Я останавливаюсь на последней ступеньке и оборачиваюсь. Парень задумчиво спускается следом, а потом полушепотом говорит: — Что с ногой?       — Не понимаю, о чем ты, — отвечаю моментально, отводя взгляд и поправляя рубашку.       Марвин преграждает мне путь, положив руку на перила и наклонив голову набок. Его губы сжимаются в тонкую полоску, а глаза сужаются, будто он собирается меня отчитать. Хмурюсь, но улыбаюсь, потому что его строгий вид совсем не производит на меня нужного впечатления.       — Даша, скажи мне, пожалуйста, что у тебя с ногой, — произносит он, смотря мне в глаза и одергивая, когда я пытаюсь выбраться. Мне ничего не остается, как сложить руки на груди и закатить глаза. — Я обещаю не сдавать тебя Егору, ведь если что-то серьезное, он точно не выпустит тебя на сцену.       — Он знает, что у меня с ногой, — наконец мне удается убрать его руку и преодолеть последнюю ступеньку.       Стараясь максимально расслабиться, чтобы не хромать, я прохожу за сцену к остальным артистам. Катя сразу хватает меня за руку и ведёт к Криду, который было спрашивает, где я потерялась, а потом опять пустым взглядом смотрит на сцену. Опираюсь на стол, а сердце вновь колотится, как будто в приступе панической атаки. Пытаюсь ровно дышать, делая размеренные глубокие вдохи, но выходит ужасно.       — Смотри, вон там сидит человек, который заказал наше выступление, — одергивает меня Катя, кивая на первый ряд.       Бегло осматриваю кресла и застываю. Черт возьми, это же отец Карины. Как же я сразу не догадалась: ведь только этот человек считает себя настолько крутым, что заказал почти весь Black Star. Но как бы я не была благодарна ему (но в большей степени его дочери), что сейчас у меня есть хоть какая-то работа, отец Карины мне никогда не нравился. Интересно, о чем он подумает, когда увидит, что одна из его горничных отплясывает с Кридом. Хотя, скорее всего, он даже не обратит на это внимания. Как бы этот человек не захлебывался слюной, доказывая, что персонал его предприятий очень важен, на деле же он ни разу не спускался в прачечную и не доверял свой заветный чемодан портье.

***

      Вернувшись со сцены, я из последних сил поднимаюсь в отведенный нам кабинет и заваливаюсь на кресло, закрыв лицо руками и поджав под себя здоровую ногу. Все прошло лучше некуда, но теперь я вряд ли смогу нормально передвигаться недели две, минимум. Идея сходить к врачу вдруг перестает казаться глупой.       Нога просто онемела и пульсирует, а пальцами пошевелить вообще невозможно, хотя, как мне казалось, пострадала только лодыжка. В последний раз я так страдала только от каждодневных танцев, но они были необходимостью.       Вдруг дверь распахивается, со всего маха ударяясь о стену. Вздрагиваю от неожиданности, поднимаясь на локтях и фокусируя взгляд. Егор, Карина и Миша вваливаются в комнату, даже не заметив меня. Марвин берет со стола бутылку минералки, а, пока он жадно глотает воду, блондинка крепко обнимает Крида, все еще пребывающего в дурном расположении духа. Девушка пытается его поцеловать, то и дело прикусывая пухлые губы артиста, но тот лишь морщится и отворачивается. Хотелось бы мне знать, что его так тревожит.       Прочищаю горло, привлекая к себе внимание. Все трое оборачиваются в мою сторону: Миша ухмыляется, Карина улыбается, сильнее прижимая к себе своего парня, а Егор всматривается, будто хочет заглянуть мне в душу.       — О, Дашка, — первым оживает Марвин и присаживается на край моего кресла, медленно поглаживая мою больную ногу. Вытаращив глаза, я смотрю то на кареглазого, то на подругу, желая получить объяснения этим странным действиям. — А я-то думал, куда ты сбежала.       — Молодец, отожгла, — Карина подняла большой палец вверх, улыбаясь. — Больше отнекивалась. Можешь же.       Пожимаю плечами и встаю с кресла, чтобы скорее выбраться из рук Миши. Еле держусь на ногах, ведь еще и устала. Тоже делаю пару глотков холодной воды, чтобы прийти в себя и освежиться, но это не особо помогает.       — Может, махнем в клуб? — предлагает блондинка, тормоша зависшего Егора. Тот лишь кивает и снова отворачивается. Взгляд Миши падает на меня. — Ну, а что? Дальше будет скучная программа, а я хочу оторваться, — Карина надувает губы.       — Если Даша согласится, то и я еду, — говорит Марвин, притягивая меня к себе и усаживая обратно в кресло. Я наступаю на больную ногу и еле сдерживаюсь, чтобы не застонать.       — Я домой, — выдыхаю и ерзаю, но руки парня так крепко сжимают мои плечи, что мне не вырваться. Блондинка куксится, умоляюще складывая ладони. — Нет, Карин, я не хочу. У меня завтра важная встреча. Не хочу её проспать.       Эти двое ещё о чем-то спорят, но я быстро покидаю комнату и, проклиная всё на свете, спускаюсь к выходу, по пути прощаясь с идущими мне навстречу блэкстаровцами. Когда я выхожу на улицу, мне становится немного легче: холодный вечерний воздух прибавляет немного бодрости и снимает жар. Бреду в сторону черного Гелендвагена, чуть ли не волоча сумку по земле.       Прижимаюсь горячим лбом к стеклу авто, оставляя влажные отпечатки. Надо бы вызвать такси, но руки дрожат, и с трудом стою на ногах. Надо немного отдохнуть. Сползая по корпусу Мерседеса, усаживаюсь на асфальт, облокачиваясь на пыльное колесо. Железо приятно холодит затылок, и я закрываю глаза.       Но мое внимание привлекает звук хлопающей двери. Покосившись в сторону входа, я с неподдельным удивлением замечаю идущего в мою сторону Крида. Он огибает небольшой заборчик, который оплетают цветы, и быстро преодолевает расстояние в несколько шагов. Но вдруг останавливается, видимо, не ожидав меня здесь увидеть.       Я смотрю на парня и вижу в его голубых глазах усталость. Он весь вечер ходит загруженный, и это, похоже, не отпустило его до сих пор. Блондин медленно садится на корточки, не разрывая со мной зрительного контакта, и мягкой ладонью касается моего лба. Думает, что я свихнулась?       — Что-то случилось? — тихо спрашивает он, вдруг садясь на асфальт рядом.       — Все нормально. С чего ты взял? — таким же тоном отвечаю я и прочищаю горло. Мне становится как-то не по себе.       — Ты какая-то не такая сегодня, — его слова приводят меня в замешательство. Егор произносит с заботой в голосе, с теплотой, которой я раньше особо не замечала. Возможно, мне и казалось, что что-то в его словах такое есть, но сейчас это было особенно видно. Он тяжело вздыхает, медленно выпуская воздух из легких, и зарываться пальцами в собственные волосы. — Все-таки у тебя что-то случилось.       — Крид, отстань, все нормально, — ворчу я, сложив руки на груди и прикрыв глаза. Прохлада окутывает меня, а боль в лодыжке немного притупляется, но я еще не решаюсь шевелить ногой. — Ты — не Карина, чтобы я всегда говорила правду.       — Может хватит? — голос его вдруг грубеет и становится более громким, и рука касается моего плеча. — Карина то, Карина это. Тебе больше некого упомянуть? — я испуганно смотрю на него, и когда парень встречается со мной глазами, мгновенно смягчается. — Мне уже так надоело, что все вокруг только и делают, что говорят про нее и ее знаменитого папочку. Я устал слушать эти тупые вопросы про свадьбу, про её богатство и прошлое. Неужели у людей в словарном запасе нет других имен?       Я поджала одну ногу, обнимая её, и положила голову на колено, изучая тени, которые падали от кустов с цветами. Егора можно понять: встречаться с дочкой действительно влиятельного человека не так уж и просто. Хотя бы потому, что пару обсуждают все, кому не лень, и порой придумывают такие версии возникновения их отношений, что завидуешь фантазии этих людей.       — Я понимаю, что публичному человеку не избежать внимания, да я и не против общения с фанатами, — он собрал руки в замок. — Но мне не нравится, когда кто-то лезет в мою личную жизнь. Хоть что-то должно оставаться за завесой тайны для них, иначе как мне жить, если некоторые не только рвутся узнать, что же творится у нас с Кариной в постели, но и пытаются диктовать, что нам делать.       Он замолкает и снова смотрит в одну точку, хрустя пальцами и хмурясь. Мне нечего сказать: я и подумать не могла, что слава может довести до такого.       Туман снова опускается на Москву, и приятную прохладу сменяет щипающий мороз. Расправляю рукава рубашки, но тонкая ткань едва ли добавляет тепла. Изо рта идет пар. Егор молчит, и мне становится не по себе от этого. Он открылся мне, рассказал о том, что его беспокоит, а я ничего не ответила. Ему не нравится, что даже совершенно незнакомые люди лезут в его жизнь, но я выросла в таком обществе, где все друг про друга знают и дают совет по доброте душевной, а не для собственного развлечения.       — У тебя очень болит нога, да? — его голос вновь нарушает тишину, и я еле заметно киваю, аккуратно притягивая к себе пострадавшую ногу. — Давай я отвезу тебя домой, — он поднимается на ноги и наклоняется ко мне, а потом аккуратно обнимает меня за талию и помогает встать. Открывает дверь.       Мы быстро добираемся до студии, потому что я опять прошу отвезти меня именно туда. Но почему-то не решаюсь выйти из машины и с глупым видом смотрю на дверь, ведущую в здание. Егор отстегивает мой ремень, затем свой и тормошит меня, положив руку на плечо.       — Чаем хоть напоишь? — парень наконец начинает улыбаться, и это как камень с души. Согласно киваю.       Зайдя в студию, в первую очередь ставлю чайник и выкладываю на небольшой столик остатки печенья. Крид стоит у окна, вслух считая светящиеся окна неподалеку расположенной многоэтажки.       Он сначала пытается посчитать сразу все окна, но несколько раз сбивается и начинает разбивать их по рядам, а потом складывать вместе. Блондин радуется как ребенок, когда среди белых штор находит розовые, а затем и зелёные. Подперев голову руками, наблюдаю за ним. Кажется, ему никогда не наскучит это занятие.       Но когда студию наполняет запах свежезаваренного черничного чая, Егор возвращается ко мне. Он с удовольствием уплетает остатки печенья, даже поломанные кусочки, и просит долить ещё кипятка.       Раскладываю коврик для йоги. Пора бы перемотать ногу эластичным бинтом, чтобы не довести травму до критического состояния. Вздрагивая от прикосновения собственных рук, постанываю и кусаю губы. Крид садится рядом и берет бинт. Когда он касается моей ноги, я инстинктивно ползу назад, но парень моментально хватает меня за здоровую лодыжку и держит на месте.       — Не дергайся, — ворчит блондин, задумчиво разглядывая опухшую ногу.       Он аккуратно оборачивает бинт вокруг, затягивает его и повторяет свои действия. Как только я вскрикиваю или начинаю шипеть от боли, блондин нежно гладит меня, успокаивая и тараторя, что скоро все будет готово. Его голубые глаза снова темнеют, становятся похожими на вечернее небо, и я завороженно наблюдаю, как подрагивают светлые ресницы.       Вот как можно ограничить общение с человеком, который так трепетно к тебе относится? Он, кажется, даже переставал дышать, когда затягивал мне бинт, будто боялся сделать больно даже так. В его взгляде столько тепла… подобное я видела только у отца. Мне не хочется, чтобы он уходил.       — Даш, почему ты живешь в этой студии? Можно ведь снять квартиру и не зависеть от ребят, которые у тебя занимаются, — спокойно произносит Егор, сворачивая коврик и ставя в его угол. Откуда он…