Герой женского общества

Даже сквозь сон мы способны ощущать, находимся ли мы дома, в привычной для нас обстановке, или что-то не так, и вокруг какое-то постороннее, незнакомое нам окружение. Чжихё уловила неродное пространство буквально нюхом, ощутив мужские резкие запахи: туалетной воды, немного пахнувшей морем, одеколона с бодрящим ароматом лайма, чего-то ещё неопределимого, но всё равно мужского, противоречиво отважного и сдержанного. Когда живёшь с двумя сёстрами, и всё у вас абсолютно девичье, цветочно-сладкое, заглушенное неиссякаемым благоуханием ванильно-шоколадной выпечки, то недевичье всегда опознаётся безошибочно: на слух, на вид, на нюх. Чжихё открыла глаза, чувствуя всю эту подозрительную атмосферу противоположного пола. По первости она испугалась, уж не столкнётся ли теперь с Богомом, который так подло, и одновременно с тем честно дал понять, что не дающая ему физического удовлетворения партнёрша не является приоритетной. Но спальня была не его, не та, которую она вчера впервые увидела (и, наверное, больше никогда не увидит), а на ней самой всё ещё была обезопасившая её от внешних злых сил мира пижама единорога. В углу, на компьютерном крутящемся кресле, сидел в свободной белой футболке Намджун, нацепив на кончик носа узкие очки и что-то читая. Девушка припомнила, что происходило ночью после того, как квартира Богома была покинута, и пошевелилась. Намджун заметил движение и отвлёкся от книги. Чжихё увидела на спинке деревянного стула, у платяного шкафа, кигуруми-оленя. Не приснилось! - Доброе утро! – улыбнулся начальник, захлопнув томик с тёмной обложкой и положив его на колени. – Выспалась? - Сколько уже времени? – Чжихё видела, что на улице ярко сияет солнце. - Десятый час. Прости, что не отвёз тебя домой… Я написал сообщение Чонён, что ты у меня и всё в порядке. Ты так сладко уснула, и я не решился будить тебя, твоих сестёр… - Чонён что-нибудь ответила? – Смущённая, бухгалтерша натянула по привычке рукава на пальцы, сжимая их в кулаки. Глаза косили в сторону от мужчины, пока тот, наоборот, не отворачивался от проснувшейся девушки. Он положил её на свою кровать и ночевал в зале, а когда родители ушли на рынок, разбудив его сборами, прокрался в свою комнату и уселся возле постели. Было какое-то особое спокойствие в том, чтобы сидеть возле окна, листать страницы, и иметь возможность поглядывать на Чжихё. Да, не какую-нибудь девушку, не абстрактную жену, о которой мечтал, а именно на Чжихё. Она была удивительно уютной и умиротворяющей сама по себе. Когда она перевернулась во сне на другой бок, пижама живописно натянулась на её бёдрах, превратив их в белоснежный, геометрически почти идеально круглый рисовый пирожок, за который хотелось укусить. Но Намджун справился с этими мыслями, переключившись на безмятежное личико и разметавшиеся подкрученные локоны. – Ответила? – спросила ещё раз Чжихё, видя, что шеф пропустил её вопрос мимо ушей, уйдя в некие раздумья. - А, да! – издал смешок Намджун и, достав из кармана серых спортивных штанов мобильный, открыл там смс-ку и протянул девушке. Чонён прислала одну фразу, в которой слышался весь её менторский тон: «Но если что, вы потом обязаны жениться!». Чжихё засмеялась, уткнувшись в ладони и покачивая головой. - Вот она дурочка, как можно так вам писать? - Ну, мы же с ней друзья, и всё такое, - откинулся Рэпмон на спинку, чуть покачиваясь. – Завтракать будешь? - Ой, ну что вы! – Чжихё восприняла предложение, как сигнал для капитуляции, и спешно спустила ноги с кровати. – Неудобно, мне надо к себе возвращаться. - Да чего неудобного? Я с тобой за компанию чай попью. Давай! – Бухгалтерша исподволь воззрилась на дверь. - А… дома ещё кто-нибудь есть у вас? - Сестра дрыхнет за стенкой, наверное, тоже поздно вчера вернулась. И если это так, то она проспит до обеда. А родители недавно ушли закупаться продуктами на воскресный рынок, их ещё час-два не будет. Так что, не стесняйся, пошли, покушаем? – Чжихё всё ещё сомневалась, осматриваясь и соображая что-то. - А что вы читаете? – уцепившись глазами за книгу, спросила она. - Это Герман Гессе, - поднял с колен Намджун объект любопытства и, повертев его, отложил на письменный стол. - Интересно? - Ну… есть над чем подумать. - Мне кажется, думать всегда есть над чем. Вот как бы найти что-нибудь такое, над чем бы думать не приходилось? - Есть тупые теле-шоу, - возник вариант у Намджуна. - Нет, это то, что всего лишь отвлекает от мыслей. - Чжихё поднялась и, поправив на себе кигуруми, проверив все кармашки и пуговички, пригладив по себе ткань, закинула назад свои длинные волосы. – Хотелось бы и в жизни чего-то реального, что не заставляло бы болеть голову ещё сильнее, а с чем было бы легко и просто, без того, чтобы мозгам постоянно приходилось быть настороже, контролировать происходящее. - Ты о Богоме? – вздохнул Намджун, убрав улыбку. Чжихё кивнула. – Увы, так чаще всего и случается, что отношения – это напряжение, в них нужно наблюдать, подстраиваться, угождать… - Это неправильные отношения, - отрезала Чжихё. – Я тоже думала, что следует искать компромиссы и прогибаться, но этой ночью изменила своё мнение. Нет, господин Намджун, если приходится ломать себя и играть во что-то, то лучше сразу отказываться от таких отношений. Это не то, нельзя же играть всю жизнь? Так зачем обманывать в начале? И… и ладно я и Богом – я могу понять. Он избалованный и богатый, у него может быть сотня девушек, во мне не было ничего такого, чем стоило бы дорожить, но вы! Как могла ваша девушка так с вами поступить? - А что во мне такого особенного, чтобы мне нельзя было изменить? – Намджун снял очки и, положив их рядом с романом Гессе, опустил ладонь на обложку, поглаживая её. Указательный палец водился по буквам названия. – Чем я мог заслужить преданность и верность? Соа была во многом права и, что я понимаю сам, так это то, что почти никак не вложился в наши отношения, ничего не предпринимал, чтобы удержать её. Больше месяца я только и делал, что радовался факту самих отношений. Идиот. - Господин Намджун, вы неправы, вы очень достойный и порядочный человек, где в наше время можно найти такого умного, вежливого, состоятельного, воспитанного и доброго мужчину? Она-то сама что делала, чтобы вас удержать? - Ну, зато я не такой красавчик, как Богом, - изобразил очередной смешок Рэпмон. - У вас приятная внешность, а Богом… Знаете, слово «красавчик» - далеко не комплимент для мужчины. А он именно красавчик. В этом слове нет утверждения истинной красоты, скорее в нём выражается та легкомысленная повадка и быстро перестающая производить впечатление внешность, которые не приведут к продолжительным чувствам с тем, к кому применим этот эпитет. Намджун встал и подошёл к Чжихё. По мере того, как он приближался к ней, она задирала голову, оказываясь всё меньше, пока не зафиксировала взгляд под углом сорока пяти градусов. - Хоть бы и так, - развёл руками молодой директор. – Мы можем найти в Соа и Богоме сейчас сплошные недостатки, но изъян в другом: это они от нас отказались, от таких вот хороших и замечательных. И зачем после этого нужны доброта, вежливость, воспитанность? - А если они в нас тоже видят множество недостатков, не замечая достоинств? – Намджун устало потёр лоб и глаза. - Давай забудем пока о случившемся? В фарватере этих событий, нам следует плыть по течению, ведь всё решилось без нашего мнения, так к чему гадать после? Пошли есть, а потом отвезу тебя домой. - Не стоит, я сама доберусь! - Не постесняешься? – напомнил Намджун о её наряде. Чжихё опустила на себя взгляд и покраснела. - Тогда вызову такси… - Я подвезу тебя, прекращай быть такой ненавязчивой. И, кстати, - остановился он на пороге кухни, - может, тоже перейдёшь на «ты»? Мы же теперь олень и единорог, и всё такое. - Я… даже не знаю, смогу ли… - А ты попробуй. Обратись ко мне «Намджун». - Господин Нам… - Чжихё набрала воздуха в лёгкие и покачала головой. – Нет, я так сразу не могу, это трудно. - У меня сейчас возникло ощущение, что я тебя к непотребству какому-то склоняю, - засмеялся Рэпмон. – Это же просто обращение по имени! – Но девушка уже стояла красная, как рак, обрамлённая белой с розовым пижамой. - Я постараюсь перебороть себя. Но на работе всё равно буду говорить «господин Намджун», чтобы не было лишних разговоров. – Мужчина вспомнил о словах Соа, что имелись слухи о якобы заведшейся у него любовнице… Лишние разговоры уже имелись, что поделать? Но Чжихё лучше этого не знать, она сильно расстроится. «К тому же, - глядя на присевшую с краешку бухгалтершу, подумал Намджун, - очень жаль, что сплетня остаётся всего лишь сплетней. Разве не в праве мы бы с ней сейчас были отомстить Богому и Соа? Я только засматривался на Чжихё, не смея сделать и жеста лишнего, а они целовались… Я человек не злопамятный и отходчивый, но когда месть обещает быть сладкой, как быть?..» Как и обещал, он довёз её до дома, и поехал за родителями, которым обещал подогнать «карету», чтобы тем не пришлось идти с тяжёлыми сумками. Чжихё поднялась на свой второй этаж, где к ней тотчас выбежали обе сестры. Старшая, с бигуди на голове, втирала в лицо какой-то омолаживающий крем (неясно зачем, в её двадцать шесть лет), и придирчиво разглядывала вошедшую, а младшая, скрестив руки на груди, сурово спросила: - Господин Намджун себя хорошо вёл? - Разумеется, Чонён! – разувшись, Чжихё прошла между ними в зал, теряясь, куда себя деть, и прислушиваясь к состоянию души и сердца: пора ли снимать кигуруми, или печали не до конца прошли? - Вот он растяпа, - пробормотала невнятно и приглушенно Чонён, заговорщически щурясь. - Итак, Богом послан, и теперь ты крутишь шашни с начальником? – догнала Чжихё Сынён, встав перед ней. - Я не кручу с ним шашни! Просто… я же вам ночью сказала, Богом и Соа поцеловались, поэтому мы с господином Наджуном решили поддержать друг друга. - Вспомнив об смс-ке младшей, средняя Пак ткнула в неё пальцем. – И что ты такое написала господину Намджуну? Как так можно? - А что, разве я не права? Как порядочный человек, если бы он позволил себе лишнего, то женился бы на тебе. Я уже проверила, он порядочный, он же разобрался в твоём деле? И обратно тебя взял. И испытывал вину за содеянное – это по нему видно было. Люди совестливые – они всегда порядочные, так что если бы он тебя домогался, он бы потом женился. - Да с какой стати ему меня домогаться?! – не выдержала Чжихё, и опять прошла между сёстрами, убегая от них на кухню, но они и туда пришли следом за ней. – Господин Намджун серьёзный человек, отзывчивый, хороший и терпеливый. Он богатый, другого уровня, у него и девушка была – его уровня, а я – его сотрудник. Тактичность, нежелание унизить или обидеть, в конце концов, осознание, что мы из разных миров не дадут ему даже взглянуть на меня, Чонён. Максимум, что может испытывать ко мне господин Ким – это сострадание и братское понимание. - Ещё одна растяпа, - прошептала сквозь зубы Чонён, закатывая глаза в сторону холодильника. - А что, - вступила Сынён, - если он богатый и такой превосходный, почему бы тебе самой не проявить инициативу? Попробуй пококетничать с ним, пофлиртовать, намекнуть на то, что вы оба теперь свободны. - Ну что ты несёшь, Сынён! – упрекнула её Чжихё. – Хватит, ты уже сводила меня с Богомом ради его денег, и вот чем это всё закончилось, хотя он мне и нравился. Я никогда, никогда больше не стану пытаться строить отношения ради денег. Мне не нужны деньги Намджуна! – прикрикнула она и, поскольку ей не свойственно было повышать голос, испугалась этого сама, а заодно и того, что назвала босса фамильярно, хоть и без его присутствия. Чонён оперлась на холодильник и уставилась в разрумяненное лицо сестры. - А он сам? Господин Намджун тебе нравится? - Он? Я… Мне? Нравится? Да что ты… Ну как… Так…Мы… Господин Намджун! И… и! – разнервничавшись, опять заикала Чжихё и, набрав стакан воды, убежала с ним в спальню, хлопнув дверью, чем показала, что не хочет продолжать разговор на эту тему. Чонён проницательно сделала выводы и, скорчив моську разоблачителя, переглянулась со старшей сестрой. Та поправила бигуди и, пожав плечами, подытожила: - Я читала, что единорогов могли приручать только девственницы, но как приручить девственницу-единорога – это загадка! Так и помрёт старой девой. Чжихё сцепила пальцы на животе и, включив тихонько заунывную музыку, затаила дыхание, чтобы прошла икота, поскольку вода не сильно помогла, увеличив промежутки между приступами внезапного «и!», но не избавив от них. Нужно успокоиться, нужно перестать поддаваться на провокации сестёр, они слишком неугомонные для неё. Старшая вечно активна, как самка в брачный период, или, скорее, самец, у животных всё-таки самцы демонстрируют свои возможности и борются за обладание. Чонён постоянно пытается вмешиваться с наилучшими побуждениями – спору нет, чаще эффект оказывается положительный, - но перегибает палку и не даёт Чжихё собраться с мыслями и самой что-то решить. Впрочем, младшая знала, что если предоставить Чжихё саму себе, то та с места не сдвинется от робости и неуверенности характера. Может, напор сестёр был заслуженным? Под лежачий камень вода не бежит, а из них троих она именно что лежачая, можно сказать, инертно-неодушевленная, но это не от отсутствия желаний, страстей или интересов, а потому, что, так уж сложилось, или так решила природа, Чжихё была слишком боязливой, легко расстраивалась и трудно успокаивалась, задеть её – ничего не стоило, а убедить в том, что у неё что-то хорошо выходит – тяжело. Она терпеть не могла перемены, нестабильность, переезды, новых людей, когда её отвлекали, пугали, ошарашивали. Ей бы хотелось быть подобной баобабу – расти на одном месте десятилетиями, не сдвигаться с одной точки и определенно знать, что для процветания и благополучия условия не должны меняться, достаточно фотосинтезировать, пускать корни, подставлять себя нечастому дождику, который прилетит и улетит сам. Нет, Чжихё не была лентяйкой, в тщательно спланированном и привычном ритме она вертелась белкой в колесе, но когда её из этого колеса вытряхивали – начиналась паника. В отсутствии разумности и способности самостоятельно думать её тоже обвинить было нельзя. Девушка сама получила образование, устроилась на работу, которую сама себе нашла, вела хозяйство на троих человек, взвалив на свои плечи готовку, уборку и всё остальное. Но ничего из этого не научило её противостоять миру, обществу, плохим людям и сражаться с ними. Пожалуй, единственное, что она могла – это убегать от всего, как было с домогательствами Богома и ухаживаниями других парней, какие появлялись до него. Чжихё не только берегла честь и чтила принципы «до свадьбы ни-ни», кроме этого её суматошный мозг, по-хозяйски рациональный, постоянно подсказывал, что у секса бывают последствия, и «а что, если…». А если беременность? А если инфекция? А если бросит? А если не понравится? Одним словом, в Чжихё собрались абсолютно все страхи и комплексы, мешающие двигаться по жизни прямо, смело и с допустимой долей риска. Но когда она смотрела на Намджуна… Икота прекратилась. Чжихё осознавала, что начинает влюбляться в своего начальника, а это совершенно недопустимо. Она никогда не обращала на него внимания и не воспринимала, как противоположный пол, даже когда он сменил на посту отца и стал показываться в торговом центре значительно чаще. Но когда главный бухгалтер стала то и дело его видеть с девушкой, в отношениях, наблюдать за ними, такими выдержанными, спокойными, взрослыми, степенными, его естественное и простое поведение, без желания пустить пыль в глаза или показаться лучше, чем он есть, когда она видела, как серьёзно и взвешенно подходит ко всему Намджун, не только на работе, но и в отношениях, Чжихё стала что-то чувствовать. Сначала лёгкую мечтательность о том, что её идеальный принц должен был бы вести себя как-то так, она примеряла Богому подобное поведение, сочиняла и фантазировала, а потом воображать что-то несуществующее уже не получалось, ведь появился конкретный образчик – Ким Намджун. На контрасте с Богомом он так выигрывал! И все поползновения Богома теряли свою привлекательность по сравнению с респектабельным и неторопливым Намджуном. Надёжность, основательность, ответственность – разве не о таком спутнике жизни можно мечтать? Чжихё не понимала Соа, совершенно не понимала! Как можно променять такого человека на вспышку страсти? К тому же, господин Намджун в глазах Чжихё выглядел не менее прекрасно, чем Богом, если не более (особенно в связи с ночной драмой). Он притягивал к себе хотя бы потому, что не заставлял себя отталкивать. Чжихё шмыгнула носом и перевалилась на бок, ругая про себя Чонён, которая растеребила рану. Нравился ли ей шеф? Да она бы за такого замуж не глядя пошла, только разве он обратит на неё своё внимание? На бедную сироту, которую его же друг променял на девушку Намджуна. Теперь у Соа цена поднимется ещё выше, а у неё – Чжихё, упадёт ниже. Нет, Сынён не убедит её, что можно попытаться сделать что-то самой. «Во-первых, у меня никогда не хватит смелости, - рассуждала Чжихё, - а во-вторых, что бы я ни сделала, если я начну сама лезть к господину Киму, он заподозрит во мне корысть и материальную заинтересованность. Нет, никогда, никогда, никогда! Я едва не умерла, когда он подумал, что я воровка, а выдержать подозрение в том, что я хочу пристроиться к богатому мужчине? Такой же позор. Поэтому я просто должна отвлечься и прекратить думать о нём так, как думаю сейчас. Он, наверное, думал, что мне грустно от расставания с Богомом, но это в какой-то мере даже порадовало меня. Эти отношения напрягали, заставляли нервничать, искать выход, тщательно взвешивать слова, чтобы не потерять Богома однозначным отказом. Без этих мучений и дышится легче, но дурацкая, наивная, глупая надежда, промелькнувшая ночью, что вот, мы вдвоём с господином Намджуном, и теперь что-нибудь получится… Не получится. Он не легкомысленный, как Богом, не бросится за другой сразу же, как останется без предыдущей. И я знаю, что ему плохо и одиноко будет, но ничего не смогу поделать, не смогу утешить его, потому что не решусь вести себя с ним так, как это делает хотя бы Чонён. Он мой директор, а я – его подчинённая, и по-другому не будет». Единорог, сокрушаясь и горюя, вытер слёзы, вспоминая о том, что не готов ужин и, выйдя из спальни, побрёл к своим ежедневным обязанностям. И Чжихё совершенно верно угадала настроение Намджуна. Оставшись в выходной день, воскресенье, один – Джинни ушла куда-то с Шугой, родители занялись своими делами, - он не выдержал долго лежать, крутя в голове снова и снова объятие двоих на кухне, в дезабилье. Это было обидно, горько, досадно, предательски со стороны Богома. А со стороны Соа? Он никак не мог прийти к определённому выводу, знал только, что чувствует себя подвешенным, неприкаянным, не хочет терять её. Её или отсутствие одиночества, возможность устроенной личной жизни? Жаль, что Чжихё или Чонён не позвали его подняться к ним, у них в гостях он забывал о проблемах, он бы мог поделиться с ними невзгодами, купил бы ещё бутылочку вина, распили, пожаловались друг другу. Жаль, что Чжихё так спешила к себе, в её компании ему было проще, он был мужчиной и держался, крепчал, и эта создаваемая крепость невольно укрепляла его изнутри. Намджун сорвался и первым позвонил Соа, чтобы всё окончательно выяснить. Они же договорились созвониться, так почему бы не сейчас, как можно быстрее? Девушка подняла, но разговор не продлился больше пяти минут. Соа сказала, что сама ещё не разобралась до конца, ей нужно время. Нет, она не с Богомом, хотя тот и звонил ей. Как только она поймёт всё, то позвонит ему и скажет сама. - Так, мы ещё не расстались? – уточнил Рэпмон. - Если ты хочешь чувствовать себя свободным сейчас, - вздохнула Соа, - то я не в праве тебе запретить или осудить. - Нет, я хочу узнать твоё мнение. Хочешь ли ты продолжать отношения? - Намджун, я же сказала, что мне нужно немного подумать. Давай я перезвоню завтра или послезавтра? Правда, мне тоже тяжело, я не хочу сделать ошибочный выбор и ты, как взрослый человек, должен меня понять. На том и простились. Мужчина так и не понял, вольная он птица или нет, хотя ощутил законное право на какой-нибудь распутный поступок. Собравшись, обрядившись в дорогой костюм, окутавшись шлейфом туалетной воды, заставив опять заволноваться мать, Намджун сел в машину и поехал в бордель, сам не зная, чего именно хочет от него, на что решится, с кем там встретится? Снять ли проститутку? Нет, даже к сексу не тянуло, хотя если для того, чтобы всадить нож в спину Соа – то можно. Но это глупо. Намджун не любил ничего делать через силу. С большим удовольствием он бы наведался домой к сёстрам Пак, но напрашиваться или, того хуже, заявляться без приглашения – некрасиво. А вот кибан – другое дело, он для того и предназначен, он публичное место. К счастью, ночным администратором была не Юлл, но девушка всё равно «своя», кое-что знающая о том, кто такой Намджун и что он связан с завсегдатаями и хозяевами клуба. Она сообщила ему, что в одной из кабинок ресторана сидят Чимин и Чонгук, и Рэпмон, обрадовавшись тому, что здесь находятся друзья, побрёл туда. Золотые, те, которые были боевыми, а не вот такими, «мирными», золотыми в запасе, как Намджун, никогда не входили в «Пятницу» через главный вход. Изредка входили через задний, служебный, но в целом появлялись в заведении «изнутри», то есть, через потайные люки, которые вели в подземелье, простирающееся почти под всем Сеулом. Переходы, тоннели и лазы, некоторые из которых проходили даже под рекой Хан, там, докуда не добралось метро, позволяли золотым скрываться, перемещаться, появляться неожиданно, неуловимо, незаметно. Система подземного лабиринта была изобретена и построена не ими, это была постепенная многовековая постройка, растущая со временем. Бункеры и коридоры прокладывались то правительством как бомбоубежища, то частными компаниями как хранилища, то бандитами как притоны, и в результате превратились в мало кому хорошо известную систему многотысячных ходов. Досужие золотые, которые не только махали кулаками и метко стреляли, как нелегальная группировка ещё были любителями добывать сведения, коллекционировать их, а потом использовать для собственной выгоды. Таким образом, в Сеуле их главенствующая роль была неоспорима. Кроме них никто не имел информации и чертежей подземных путей, а тем более не умел по ним ориентироваться. Чонгук и Чимин сидели подальше ото всех, скромно распивая одну бутылку соджу на двоих. Намджун пожал им руки, присаживаясь и расслабляясь. Присутствие товарищей давало возможность и отвлечься, и выговориться. - Давно здесь? - Нет, буквально полчаса назад пришли, - Чимин подозвал официантку и попросил ещё рюмку и вторую бутылку. – А ты чего это тут? Серина навестить пришёл? Так его нет, а если к девочкам… То разве не завелась ли у тебя невеста? – Секретов между золотыми не было и, естественно, после того, как Намджун стал встречаться с Соа, представил её Хосоку, о её наличие узнали все. И вот, первый же вопрос дал возможность излить душу. Два друга молча и внимательно всё выслушали, пока официантка приносила заказ, а Намджун, монотонно и печально, исповедовался о том, как быстро и нелепо настигла его отношения трещина. Не успел он замолчать, как Чонгук сказал: - Вот поэтому нечего нам ввязываться во все эти любовные дела. Ещё чего, жениться он надумал! Ты золотой. Гуляй себе, да выполняй долг. - Да ну не могу я! – всплеснул руками Намджун, едва не опрокинув свою рюмку, но реакция Чимина, сидевшего рядом, позволила ему поймать её и не дать расплескаться. – Спасибо, - взял её, поданную товарищем, Рэпмон, и осушил залпом. – Вы хоть что-то реально делаете, в разъездах, а я, помимо бизнеса, вечерами и в выходные свободен. Я с тоски помру без отношений. - Любовь, как лекарство от скуки? – задумался Чонгук, откинувшись. – Как-то с натяжкой это всё прокатывает за достойный аргумент в её пользу. - Ну, я и просто так, без всякого хочу любовь, семью… ну тошно мне одному, что я, не человек что ли? - Так иди на этаж выше, полюбись пару часиков – отпустит, - хмыкнул Чонгук. - Бля, как тебя такого циника Лео приемником назначил? - Рыбак рыбака, - засмеялся Чимин, - тот тоже долг превыше всего ставит. И хотя Лео лишён цинизма напрочь, а Чонгук из него полностью состоит, какая к чёрту разница, если результат действия – один и тот же? Их беседа прервалась ворвавшейся в кабинку девушкой, в которой Намджун опознал одну из тружениц борделя. Она влетела в их трио, без раздумий и разрешений обхватив Чонгука за шею и прижимаясь к нему. - Вы вернулись! Чонгук, ты же заглянешь ко мне? Поднимешься? - Нет, - аккуратно отнял её от себя парень и усадил рядом. - Не прямо сейчас, можно позже, - с горящими глазами попросила она. - Всё равно нет, - покачал он незыблемо головой. - Жестокий! – раздался шумный вздох. - Какой есть, - равнодушно пожал плечами Чонгук. - Да что с тобой! – вновь прильнула к нему девушка, опередив его и услужливо наливая соджу в рюмку. – Ты же был у меня однажды, ты же знаешь, что я тебя люблю, и даже не возьму денег. - Вот когда разлюбишь и начнёшь их брать – приду опять. - Где же в этом логика?! - Она в том, что не надо любить плохих парней. - Как ты можешь быть плохим? Ты же золотой! - Хороший золотой – всегда плохой парень. Давай, милая, не мешай нам разговаривать, - плавно и максимально ласково сдвинул её Чонгук с диванчика и, шлёпнув по заднице, указал в сторону выхода. Надув губы, куртизанка медленно пошла прочь, опустив плечи. - Поглядите на него, - проворчал Намджун. - Да ему пол-этажа там бесплатную любовь предлагает, - улыбнулся Чимин. – Вот уж верно, что подвиги и шрамы красят мужчин, на Гука вешаются, как блохи на собаку. - Сменим тему, - попросил Чонгук, явно не гордящийся и не заносящийся от того, какое производит впечатление на юные и более опытные сердца. – Мы говорили о цинизме. Признаться честно, я не считаю себя циником. Это даже неверно, относительно меня. Я всего лишь владею своими чувствами и не отдаю их туда, куда не следует. Я люблю свой долг, я хочу его исполнять хорошо, столько, сколько смогу. И мне не нравится отвлекаться. Вот сегодня утром мы прилетели, а я уже жду не дождусь, когда улетаем вновь. - Да я тоже предпочитаю не сидеть на месте, - согласился Чимин. - А где Серин-то? Почему его нет? – вспомнил Намджун о том, что ему сказали в начале друзья. - Улетел с другой частью наших. В Сомали, вроде. - Всё-таки улетел? – хмуро произнёс бизнесмен. - Да, не на поводу же у женщины идти, когда ты золотой, - снова напомнил о своей позиции Чонгук. - А на кого клуб оставил? – полюбопытствовал Намджун. Не участвующий в битвах за добро, он часто оставался немного в стороне от событий и узнавал обо всём с запозданием в несколько дней, в то время как среди боевых единиц новости о любых изменениях разносились тут же. - В жизни не угадаешь, - заинтриговал Чимин и, выдержав недолгую паузу, сам сообщил: - На госпожу Хан, между прочим. Она согласилась с тем, что нужна золотым и ей будет легче делать что-то, чем сидеть дома и горевать. - Будда, пошли мне такую женщину! – поднял глаза к потолку Намджун, сложив ладони, после чего опустил их к собеседникам: - А как Сэй? - Пока помогает ей, вводит в курс дела. Она же отвечает за организацию всех мероприятий и развлечений в «Пятнице», без неё никак, но когда пойдёт в декрет, то придётся её кем-то заменить. А кем? Нехватка кадров, конкретная причем. - А когда было иначе? – спросил Чонгук. – Нас всегда мало, людей у нас мало, помогающих нам мало. А врагов – как населения Китая. - О, мама родная, богиня! – вдруг прошептал Чимин и, вываливаясь немного из кабинки, устремил свой острый взор ко входу в ресторан. Намджун обернулся и, пошарив глазами среди посетителей, обнаружил известную японку, которая не так давно вызывала в нём точно такую же реакцию, какую вызвала у друга. – Минатозаки Сана… - выдохнул Чимин, сглотнув слюну. – И почему я ей не враг? Слышали, что она продаётся только тем, кому хочет навредить или у кого хочет вытянуть ценные сведения? - Да, в курсе уже, - кивнул Намджун, но почему-то не ощутил прежнего желания переспать с Саной. Неужели Соа настолько травмировала его сердечко, что вся кровь прилила к нему и отлила снизу? – Красивая, - как бы поддерживая разговор, добавил Рэпмон, отвернувшись. «А фигура у Чжихё лучше» - зачем-то дополнил он уже в мыслях. - Баба, как баба, - посмотрел на Сану Чонгук, допивая соджу. Наследница якудзы, хоть и не могла их слышать, но словно отозвалась на обсуждение себя и бросила взгляд на молодых людей. Задержав его немного на Чонгуке, она опустила его и прошла к столику, до которого проводил её какой-то мужчина. Видимо, очередной клиент, которого следовало расколоть или незаметно уничтожить. - Если все бабы такие, то я живу в лучшем из миров, - хохотнул Чимин. - Я не думаю, что даже если мы избавим наш мир от всего плохого и сделаем его совершенным, то в нём вдруг все девицы станут красавицами. Есть, всё-таки, независящие от стараний вещи, - начал философствовать Чонгук. - Совершенный мир – это не тот, где все красивые, - опрокинув последнюю рюмку, поднялся Намджун. – Совершенный мир – это где ты способен полюбить единственную, причем взаимно. - Понеслась сентиментальщина, - расплылся Чонгук коварной усмешкой. Подтянувшись к спинке дивана, он скрипнул чёрными кожаными штанами, закидывая ногу на ногу. – Куда собрался? К путанам? - Не дождёшься, - победно приподнял подбородок старший из всех присутствующих мужчина. – Домой. Вместе со своей сентиментальщиной. Попрощавшись с друзьями, Намджун вышел на стоянку, но вспомнил, что выпил, поэтому вызвал такси. Короткий разговор не вернул ему прежнего приподнятого состояния духа, но несколько развлёк и отвлёк. Может быть, Чонгук прав, и он слишком сентиментален? Женщины липнут к тем, кто к ним не благосклонен, но зачем тогда это внимание, если оно не поощряется и не принимается? Соа замешкалась между ним и Богомом, непостоянным, ненадёжным и непонятным, Сана спала только с теми, кого ненавидела. Есть хотя бы одна девушка, которая любит адекватно, обоснованно и заслуженно? Намджун переставал понимать что-либо, себя в том числе. Встречаясь с Соа, он заглядывался то туда, то сюда, подвергался соблазнам, словно не у него была прекрасная и ждущая, как выяснилось, жаркой страсти девушка. А вот теперь, когда он фактически холост опять, ему та же Сана уже не застит солнечный свет. А Чжихё? Такси ехало по центральным улицам, и мужчина вспоминал, как они с ней вчера ехали вдвоём. Он был растерян и подавлен, не очень понимал, что делал, да и сейчас… Вертя в ладонях мобильный, он понял, что хотел бы набрать Чжихё и что-нибудь ей сказать. Но что? Он понятия не имел, о чём с ней можно поговорить. Да и номера её у него до сих пор не было, только номер Чонён. Намджун поглядел на время. Давно за полночь. Сёстры Пак спят, пока он катается по кибанам, ещё достаточно молодой дурак, который знать не знает, что ему нужно и, озадачившись мыслями о Чжихё, он теперь прикусывал удила, напоминая себе об опыте с Соа. А что, если в нём так и будет говорить желание самих отношений, как таковых, вводя в заблуждение? Что, если это не симпатия к личности, а тяга к семейности? Как отличить и опознать? Добравшись до дома, Намджун вошёл в свою спальню, скинул костюм, увидел кигуруми-оленя. Крадучись защёлкнул дверь в свою комнату, чтобы никто не вошёл и, чувствуя себя извращенцем, натянул на себя пижаму. Глупо, смахивает на шизофрению и психическое отклонение, но прикольно. Жаль только, что рядом нет единорога, но разве может он, пошлый, развратный и похабный мужик, привлекать такую невинную и хорошую девушку? Он друг Богома, и когда-то ничем от того не отличался. Всё, что видел до последнего Намджун в Чжихё – это её аппетитные формы. Нет, ещё её аппетитную выпечку. Нет, ещё приятный и женственный характер. Нет, ещё честность и беззащитность, которыми вовсе не хотелось воспользоваться, которые хотелось сохранить в ней, оберегать её. Но разве может сберечь что-то такой олень, как он, если первые же за дохрена лет отношения сберечь не смог? Нет, никогда он не понравится Чжихё, даже пробовать не стоит, к чему это всё? Оступится снова, причинит боль девушке (а вдруг? Сам же не знает, чего хочет), дотопчет растоптанное Богомом. Эх, судьба-судьбинушка, что ж ты такая сложная и непонятная? Нет бы положить счастье под нос, просигналив, что вот оно – твоё, так нет, ищи, мучайся, угадывай! Как и большинство людей, Намджун засыпал с обвинениями злого рока в несправедливости, но ни в коем случае не себя в слепоте и недальновидности.