present

ау, где Сара никогда не влюблялась в Оливера Сара в аудитории этой, с окнами до блеска вымытыми и партами, тремя слоями лака покрытыми, чувствует себя неловко абсолютно — в глазах каждого виднеется искорка осознания важности места этого, здесь тишина живет, покой и какая-то мрачность торжественная, здесь умереть можно, похоронят со всеми почестями королевскими; Саре такое не нравится, Саре хочется на волю вырваться, улететь куда подальше, крыльям своим уставшим расслабиться позволив. Вот только Сара не может: у Сары сестра умерла неделю назад, уплыла с парнем своим на корабле, да ко дну пошла, где-то возле островов заброшенных навеки в водорослях осталась; Сара матери пообещала не расстраивать ее никогда, правильной стать и исполнить мечты той, что навеки улыбкой на фотокарточке блеклой за стеклом замерла. Сара пообещала отцу прокурором стать, бок об бок с ним негодяев ловить, жизнь в Старлинге сделать чище и приятнее; Сара брелок с ключами от мотоцикла вертит, от соседки навязчивой отмахивается и утыкается носом в парту — лекции по юриспруденции настолько скучные, что даже пальцами уши обзатыкай, все равно слова "юрисдикция", "обязательство" и "легитимность" навеки с тобой останутся. Сара открывает глаза в тот момент, когда дверь распахивается и парень, в тяжелую зимнюю куртку запахнутый, в помещение вваливается, не здороваясь, на профессора пушку странную наставляет, да кричит во всю легких мощь: "это ограбление, детки, вываливайте свои планшеты в сумку той блондинки, да и сама, милая, двигайся быстрее, не хотелось бы тебя ранить"; и Сара взгляд его — заинтересованный, любопытный, изучающий — ощущает на собственном лице. Когда соседка бросает в нее телефоном, Сара даже не пригибается: ловит изящным движением, забрасывает в рюкзак — извини, папочка, плохая девочка Сара не прокурором была рождена.

Найди меня здесь И поговори со мной

Сара волосами встряхивает, пряди вокруг перстней тяжелых путаются; Сара на это внимания не обращает особо — волосы не ее, черный глазам не шел никогда, она за гримом этим себя ощущает несчастной такой же, как и с декаду недель назад, когда Снарт нашел ее в колледже, старательно пытающуюся не уснуть; у Сары ладони в кровь разбиты, нос на ладан дышит, а сапоги, с каблучищами огромными, в утиль отправятся на первой же остановке. Они напарниками стали не сразу — Саре пришлось по городу рыскать, когда он бросил ее, оглушенную и чем-то опьяненную, на свалке за городской чертой; Сара нашла, врезала со всей злости и пообещала сдать с потрохами всеми, если не позволит ей рядом находиться, промыслу обучаться и удовольствие от жизни получать: Снарт тогда бровь свою поднял, взгляд в сторону парня перекаченного бросил, и хмыкнул. И этой реакции хватило, чтобы девчонка хрупкая, на птичку похожая, Лизой представившаяся, ее как родную обняла, да склад заброшенный показывать начала — у нас тут законы особые, лапушка, слушай братца моего старшего, руки не распускай, и счастье на тебя огромное свалится; Саре на счастье было ровно фиолетово — оно ей в глазах Снарта отсвечивало. Лео — Снарт, боже, что за глупая фамильярность, Лэнс? — смотрел на нее чуть реже, чем на место пустое, Сара губу закусывала и на следующей вылазке перед глазами его чуть чаще мельтешила; ну давай же, Снарт, давай, найди меня.

Как, стоя рядом с тобой, я могу ничего не испытывать? Пожалуйста, скажи мне, что может быть лучше, чем это?

Рука Снарта на талии — это все, что нужно было Саре; она никогда не считала себя глупой девчонкой, которая от прикосновений рук мужских будет млеть, ей даже Оливер, с ухмылкой его обольстительной, не нравился никогда, но вот есть в Лео такое что-то, от чего коленки подкашиваются, а бабочки током бьются изнутри. Рука Снарта на талии, ее нога обвивается вокруг его — они то ли танцуют танго, то ли предаются страсти на глазах идиотов возвышенных, что в них только пару влюбленную разглядеть и могут, им всем плевать, что у Сары из прически лезвия торчат, а у Лео в голенище не один пистолет запрятан; они здесь не расслабляются, они — воруют бриллиант какой-то, за который заказчик сумму кругленькую отвалить готов, Лиза смеялась даже, что он платит гораздо больше рыночной. Сара в глаза ему смотрит, упрямо старается вниз не коситься — губы так близко и так далеко, голову кружит непозволительно; Снарт в ответ глядит и улыбается чертовски обольстительно — и это взглядом одним, дыхание замирает в груди — Снарт в ответ глядит, рукой талию перехватывает крепче и на ухо шепчет, языком мочку уха задевая, и Сара, галантность всю его зная, не может не понять: делает это специально. — Улыбайся ярче, влюбленность отыгрывают с чуть большей страстью. И в губы целует настолько целомудренно, что Сара почти закатывает глаза: эй, ледяной капитан, сжалься над своей канарейкой белой.

(ты всё, ты — всё)

Лорел оказывается неубиваемой полностью: цепляясь пальцами, из суставов выкрученными, за песок скользкий, она на берег выползла, за собой Оливера дотащила, да с острова смогла за полтора года выбраться, облик человеческий не потеряв; Сара по телевизору на сестру смотрит, укол в район сердца ощущает еле заметный: и больно, что далеко, не дотянуться, и жутко — как на глаза мисс совершенство показаться, зная, что за душой не один десяток краж? Лиза советует: посмотри хоть издали, Мик хохочет, умалишенному подобно, и не советует ничего — не то, чтобы Сара планировала следовать его советам, но они лишними не бывают никогда, верно? — и у нее лишь Снарт остается, коего уже лет триста проблемы чужие не волнуют; это шарм его определенный, фишка некая, благодаря которой он собой оставаться способен, и Сара знает, что каждое слово его она за свое примет, пусть даже и не согласна будет. Она уже давно и навечно: не влюблена, как студентка несчастная, что за грабителем красивым мгновенно вслед понеслась; она — любит, и Лео — это все, что ей необходимо, пусть он этого не осознает, пусть и делает вид, что в этом не нуждается. Когда Леонард глядит ей в глаза, пальцами щеки касаясь мимолетно — она сестра твоя, я ради своей что угодно сделаю — Сара понимает, он постоянно о многом молчит; Сара читать его не научилась, но тут — сердце екает, ладно? — она понимает, в эту секунду Снарт молчит лишь об одном: ты только вернись ко мне, Канарейка. и она, конечно, не может не.