present

{human!au для Деймона} На самом деле, Ханна давно подозревала, что у Калеба кто-то появился, но даже предположить не могла, что ради глупой интрижки он будет способен бросить ее, прислав документы о разводе по электронной почте; спасибо, не забыл про смайлик — Ханна не знала, плакать ей или истерически смеяться, пока желтый кружочек расстроенно хмурил губы и строил слезливые глазки. Калеб позвонил ей в одну из тех сред, когда пить уже не было сил — алкоголь рвал вены изнутри и почти вырывался наружу — и Ханна ответила, ответила, не сводя глаз с ослепительного красавца с темными взлохмаченными волосами и такими манящими губами, что сдерживаться не было никаких сил; Ханна была пьяна — достаточно для того, чтобы целоваться с головокружительным незнакомцем в баре, позволять его ладоням блуждать под собственной юбкой — и поэтому Калеб услышал в свой адрес только парочку слов, что явно были позаимствованы из лексикона бандиток из многострадальных сериалов. Незнакомец — Деймон Сальваторе, крошка, не отвлекайся — кажется прекрасным развлечением на пару ночей, поэтому Ханна совершенно не раздумывает, когда он подхватывает ее под коленями и затаскивает в подсобку, лезет с языком первая и получает удовольствие впервые за последние месяцы; и когда Деймон уходит, оставив полу-смазанный поцелуй на ее ключице, расстраивается лишь из-за того, что планировала встретить с ним минимум еще один рассвет.

Я долго путешествовал Смотря свысока на всё, что я видел

Деймон несется по пыльной автостраде, чувствуя тонкие пальцы и острое кольцо на своей ноге; очередная девчонка на ночь увязалась за ним, влезла в машину и разлила почти полную банку энергетика — выгнать ее рука не поднялась, да и как можно оставить ее, светловолосую, хрупкую, смахивающую на фарфоровую куклу, в этом рассаднике порока? Он и так путешествует большую часть своей жизни — забросить невольную попутчицу в ближайший город для него слишком легкое дело, он даже не попросит ничего в качестве расплаты, вчерашняя ночь вполне может стать авансом; девчонка выдувает липкий розовый пузырь, что бьется о стекло его начисто вымытой машины, и моргает-моргает-моргает, но Деймона это не трогает — его бывшая была идеальна в игре "я перекину на тебя всю вину", этот дешевый трюк он раскусил еще в самый первый раз. Деймон оставил бы ее сидеть рядом, может, подарил бы поцелуй на прощание, вместе со страстными заверениями, что ночь с ней — лучшее, что у него было, если бы на дорогу не выбежала Ханна, та самая Ханна, что состоит из острых локтей-коленок, ядовитого языка и пропитана горечью к пока-еще-мужу; Ханна лишь ругнулась сквозь зубы, поднимаясь с колен, рассматривая порванные колготки и отряхивая юбку от грязи — Деймон выгнал девчонку за секунду, усадив маленького дьявола на освободившееся место. Ханна фыркает, но предложение принимает, сразу же забрасывает ноги на приоткрытое стекло и разводит руками — прости, птичка, такси дальше не идет; Деймон хохочет, почти даже не глядя на дорогу.

Знаешь, я ведь мог быть с кем-нибудь… С кем-нибудь вроде тебя

Они почти не говорят; Деймон выпускает Ханну в каком-то прибрежном городке, где от соли дышать без слез невозможно, и она уходит, обернувшись напоследок и послав воздушный поцелуй, ее номер ручкой на оборванной салфетке, запрятанной в бардачке, будет гореть долго-долго, пока Деймон не решит, что пора выбросить ее и из головы, и из машины, выбросить не получится, а позвонить — легко, и Ханна отвечает после первой секунды. Они встречаются не в баре, а в вполне хорошем ресторане, где разговаривают долго, связывают собственные души алыми нитями, старательно, без каких-то осечек, пробелов; Ханна улыбается слишком искренне, реагирует так естественно и по-домашнему уютно, что Деймону первый раз после Елены хочется не завалить ее в койку, а гулять под луной, танцевать босыми ногами по утренней траве, наслаждаться каждой секундой, проведенной вместе, держаться за руки и наперегонки поедать сладкую вату. Все кажется таким идеально-воздушным, что у Деймона мурашки по коже — ее утром может и не оказаться с ним рядом. Ханна же смотрит на Деймона сквозь полуопущенные ресницы, намертво закрепленные угольной тушью, и не может даже спокойно вдохнуть — у нее в животе бабочки рвутся высь, и целовать Деймона хочется безумно, хочется стать той-самой-Ханной, что на мир смотрит в розовых очках с душой нараспашку, что доверяет сердцу сильнее, чем разуму, что никогда не была ранена; Калеб улыбается где-то на границе сознания, и Ханна почти задыхается. Ханна хочет взять Деймона за руку и уехать на Гаити, выключить телефон и забыть о собственных жизнях; Деймон вскидывает бровь, и чудится Ханне, что никуда он с ней не поедет.

Кто-то вроде меня, кто-то… Кто-то вроде тебя, кто-то…

— Я уезжаю, — репетирует перед зеркалом, пробует разные интонации, но менее больно не становится, с каждым повтором рана царапает сильнее. — Куда? — Деймон, как истинный вампир, подходит неслышно, опаляет дыханием оголенные ключицы — бабочки внутри задыхаются от его близости — и Ханна хочет повернуться, да не может, сердце екает-екает, и ей страшно поймать его взгляд. И она говорит, не оборачиваясь, говорит-говорит-говорит, топит его своими словами, убивает интонациями, уничтожает тем, что не может даже обернуться — Деймон хватает за плечи и разворачивает резко, до негромкого вскрика с ее идеальных губ, и прижимает к себе, утыкается носом в ее волосы и смеется; смеется, а Ханна непонимающе хлопает ресницами — не как Елена, не желая играть в игру, она уже выиграла давно — и Деймон выдыхает ей на ухо: "я люблю тебя". Ханна выпускает бабочек на волю.