«— Но я не хочу оказаться среди сумасшедших, — сказала Алиса. — Ох, ничего не поделаешь, — сказал кот. — Мы все здесь такие.» ~ Льюис Кэрролл.
~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*
— Простите, я не знал, что здесь кто-то есть, — сказал мужчина женщине, войдя в комнату в доме Маркуса Флинта, которая, как он надеялся, была пустой. Причина, по которой ему нужна была пустая комната, проста — ему хотелось побыть одному. Он не хотел находиться здесь, на этом дурацком балу, но семья заставила его приехать. Итак, он пришел на чертов бал, но это не значит, что на него нужно еще и смотреть. По этой причине он обнаружил то, что, как он предполагал, было пустой комнатой, в которой он мог бы спрятаться, но, как только он открыл дверь и увидел женщину перед собой, то понял, что совершил колоссальную ошибку. Основная причина, по которой он стремился побыть один, стояла прямо перед ним. В комнате было темно, поэтому мгновение он не мог сказать, кто стоял у окна. Он мог только видеть, что эта женщина в серебряном платье держит одной рукой занавески. Свет падал от яркой луны, и даже в лунном свете он узнал бы ее где угодно. Она позволила шторам вернуться на место и повернулась к нему лицом. Комната снова погрузилась в темноту — тем не менее, он ее узнал. — Ничего страшного, можешь присоединиться ко мне, если хочешь, — мягко сказала она. — Что ты здесь делаешь? Ты прячешься? — спросил он. — Могу спросить тебя о том же, — возразила она. — Я не думаю, что ты должен быть здесь. Все гости в бальном зале. — Ну, я особенный. Маркус Флинт — мой крестный отец, разве ты не знала? Так что я могу пойти куда угодно в его доме, куда хочу, — ответил он, улыбаясь. — То же самое нельзя сказать о тебе. Тебя здесь не должно быть. Сегодняшний бал в твою честь, так что, возвращайся к своим гостям, Маленький Цветочек. — Не называй меня так, — мягко попросила она. — Я уже говорила тебе, что мне это не нравится, и ты больше не имеешь права называть меня этим именем. — Пра́ва? — спросил он, рассмеявшись. — Опять же, я должен настоять на том, что я в состоянии сделать или сказать все, что захочу, и я имею полное право называть тебя, как хочу. Ты еще не замужем. Она посмотрела на юбилейные часы над камином и сказала: — Буду. Через тридцать два часа. — Через тридцать два часа я перестану называть тебя «Цветочек» и начну величать миссис Флинт, — поддразнил он. Он потянулся к ней, но она отошла. Она снова отодвинула шторы, чтобы снова посмотреть в окно. Он встал позади нее. Провел указательным пальцем по спине поверх ее блестящего платья. Она вздрогнула. Она выглядела красивее, чем когда-либо. Он задавался вопросом, насколько красивее она будет выглядеть через два дня, когда она пойдет по праздничному белому ковру в своем свадебном платье (если она выглядела так красиво сейчас). Одно можно было сказать наверняка — он никогда не узнает ответа на этот вопрос, поскольку не собирался оставаться и выяснять это. — Нервничаешь по поводу свадьбы? — спросил он. — Нет, — нерешительно ответила она. Она снова вздрогнула, когда его руки коснулись ее рук, потирая их вверх и вниз. — Ты нервничаешь из-за первой брачной ночи, мой Чистый Маленький Цветок? — насмехался он. Она вырвалась из его рук, отпустила шторы и повернулась к нему лицом. — Зачем ты спрашиваешь меня о таком? Это нелепо и грубо, Сэм Малфой достоин осуждения. — Лили, Лили, Лили… Я же говорил, что теперь я Скорпиус, — он нахмурился. — С тех пор, как окончил университет. Я не знаю, почему все привыкли к этому, кроме тебя. — Если ты сможешь не называть меня «Цветочек», тогда я назову тебя Скорпиусом, Сэм, — настаивала она. — Уходи, мне нужно побыть одной. — Зачем? Тебе нужно поразмышлять об ужасной ошибке, которую ты делаешь, выходя замуж за человека, которого не любишь? — спросил он легкомысленно. Она снова отошла от него. Он потянулся к ней. Она повернулась к нему. Он улыбнулся ей. — Я его люблю. — Я тебе не верю. Он любит тебя, это точно, я имею в виду, кто бы не стал любить тебя? Но ты его не любишь, — он медленно подошел к ней, словно преследовал ее. Обошел ее один раз, затем второй. Потянулся к ее лицу, снова опустил руку, но затем поддался импульсу и положил на ее щеку руку. Он потер ее щеку большим пальцем. — Не выходи за него замуж, Лили. Не совершай ошибку, которую не сможешь изменить. — Это не будет ошибкой, — мягко сказала она. Она посмотрела вниз, а он подтолкнул ее подбородок подушечкой большого пальца вверх. Наклоняясь к ней все ближе, он все еще держал ее за щеку и умолял: — Не выходи за него замуж. Не огорчай себя. — Назови мне вескую причину не выходить за него замуж, — попросила она, хватая его за запястье. Она убрала его руку от лица и быстро отпустила. Она хотела, чтобы он сказал ей, что он любит ее или что они должны жениться, но она знала, что он этого не сделает. В отличие от романтических фантазий, которые она всегда питала к Сэму Малфою, и к тому факту, что однажды они превратят все, что у них есть, в любовь (как это сделали ее брат и его сестра), в душе она знала, что этого никогда не произойдет. Во-первых, они никогда не были близкими друзьями, как Алиса и Джеймс. Они были больше похожи на противников. В школе он был Слизеринцем вместе с ее братом Алом, а она была Гриффиндоркой, что делало их естественными соперниками. Они ссорились, он дразнил ее, часто заставлял ее плакать или расстраиваться. Время от времени он флиртовал с ней, но все безрезультатно, так как всегда заканчивал тем, что щеголял перед ней с другими девушками. Ее чувства к нему никогда не отвечали взаимностью, что бы ни говорили другие. Алиса всегда говорила Лили, что она нравится Сэму. Гермиона сказала то же самое ее отцу, Гарри. Джеймс даже сказал, что зуб дает — Сэм любит ее. Почему же тогда сам Сэм не мог сказать или показать ей, что это правда? Она не могла ждать вечно. Они даже никогда не ходили на свидания. Он встречался с другими, она тоже. Она начала встречаться с младшим сыном Маркуса Флинта Уильямом, когда они учились в университете. Она сделала это, чтобы вызвать у Сэма ревность, хотя он даже не вел себя так, как будто ему было наплевать. В прошлом году, когда она закончила университет, Уилл предложил ей выйти за него замуж, и она согласилась. Теперь, через два дня, они должны были пожениться. Сегодня была их помолвка. Если Сэм собирался заявить о своих чувствах, сейчас самое время. Вместо того, чтобы признаться ей, все, что он мог сделать, это сказать ей, чтобы она не выходила замуж за Уилла. Жалкий. Она ждала, затаив дыхание. И повторила: — Назови мне одну вескую причину, по которой мне не следует выходить замуж за Уилла. — Я могу назвать дюжину, — сказал он, запрыгивая на бильярдный стол, болтая ногами. Он загибал пальцы, когда говорил: — Номер один: он великий зануда. Номер два: его отец и дед оба были Пожирателями смерти, а твой отец был чёртовым спасителем нашего мира. Три — он туп, как дверная ручка, четыре — ты пожалеешь об этом и будешь несчастна все свои дни, а пять — ты его не любишь. Она посмотрела на него и сказала: — Это не дюжина. — Верно, всего пять, но я мог бы продолжать всю ночь, — сказал он с улыбкой. Она не дала ему шанса: — Твои отец и дедушка были Пожирателями смерти, ты никогда ни к чему не относишься серьезно, ты постоянно дурак, тебе разве не наплевать на мое счастье? И пять — я тоже его люблю. — Нет, — настаивал он. — Я могу сказать еще. — Да неужели? — бросила она вызов. — Давай, Сэм, что еще ты можешь мне сказать? Он взял ее за руку, притянув ближе к себе. Ее тело оказалося между его ног, ее вздымающаяся грудь так близко к его. Одной рукой он держал ее запястье, а другой взял ее волосы, слегка потянул за них и провел сквозь них пальцами. Он поднес губы так близко к ее лицу, что она могла почувствовать его дыхание и сладкий запах туалетной воды. Он позволил губам задержаться возле ее уха на мгновение, затем, убрав носом ее волосы с ее уха, мягко прошептал: — Потому что он не заставляет тебя чувствовать то же, что и я. Потому что ты не чувствуешь к нему то же, что ко мне. Она положила руку ему на грудь, чтобы оттолкнуть, хотя и безуспешно. Она закрыла глаза и спросила: — А что ты заставляешь меня чувствовать? — Ну же, Маленький Цветочек, ты знаешь ответ на этот вопрос, — сказал он ей в шею и нежно поцеловал за ушко. Она выдохнула и прислонилась к нему. — Очевидно же, что я заставляю тебя чувствовать, — продолжил он. — И то же самое, что ты чувствуешь ко мне. — Что я чувствую к тебе? — сумела она спросить, ее тело прижалось к его, рука цеплялась за куртку. Когда он сказал: «Ты любишь меня», его губы были все еще у ее уха. Она открыла рот, чтобы возразить, но ничего не вышло. Вместо этого она ждала, когда он расскажет ей о своих чувствах, что любит ее, поскольку он просто ясно сказал, что они разделяют одни и те же чувства. Когда он замолчал, она почувствовала себя удрученной, побежденной, грустной. Наконец она сказала: — Я не люблю тебя. Я его люблю. Я выхожу за него замуж. Уйди и оставь меня одну, — она оттолкнулась от его груди, убрав вторую руку с его запястья, и отвернулась, стараясь не заплакать, чувствуя себя смущенной и сердитой. Она вернулась к окну, откинула шторы и снова посмотрела в огромную черную бездну перед собой. Она была кстати, она олицетворяла ее будущее. Лили отказала Сэму, что немного испортило ему настроение, хотя он знал, что это неправда. Он хотел сказать ей, что любит ее, потому что любил, действительно любил, но почему-то не стал этого делать. Он не мог. У него были планы! Он покидал это маленькое сообщество и собирался исследовать мир! Ничто и никто не сдерживал его, даже красивая брюнетка с яркими зелеными глазами и золотым сердцем. Даже эта женщина, которую он очень любил. — Подожди меня, Лили, — сказал он вместо этого. — Почему я должна тебя ждать? — спросила она, не глядя на него. — Ты не делаешь никаких заявлений или обещаний. Оставь меня. — Подожди меня, Цветочек. Отпусти меня, и я обещаю, что вернусь, — эгоистично сказал он. Он спрыгнул с бильярдного стола и встал прямо позади нее. Его дыхание было теплым. Он прижался к ней. — Если все, что ты можешь сказать, это «подожди меня», тогда извини. У меня ответа нет, — она повернулась, хотя места у нее было мало. Он обнял ее. — Я пока не могу предложить тебе большего, — заявил он. Он положил руку ей на волосы, а другую — на ее челюсть. Наклонился вперед и осторожно поцеловал ее в губы. Нежный, быстрый, мимолетный поцелуй. — Подожди меня. — Нет. Почему бы тебе не остаться ради меня вместо этого? — спросила она. Он умолял, чтобы его спросили, но, похоже, это его разозлило. Он резко отпустил ее и обошел комнату, заявив: — Никто не понимает мою страсть к путешествиям. Мой отец не понимает, потому что он никогда не хотел оставлять лоно своих родителей. Мама не понимает, потому что она была вынуждена уехать дважды: один раз для поиска крестражей и второй раз, когда Алиса была маленькой. Алиса не понимает, потому что думает, что ничего не существует за пределами Уайтхолла, и хотя сейчас она археолог и она довольна тем, что остается в Уэльсе с Джеймсом и двумя своими детьми. Дед сказал, что отречется от меня, если я уйду после школы и не присоединюсь к нему и отцу в семейном бизнесе, потому что когда-нибудь он станет моим. Бабушка каждый день напоминает мне, что мне уже двадцать четыре года и что менее, чем через шесть лет, я должен жениться, чтобы получить наследство. Для меня это уже слишком. Я должен уйти. Я даже не могу попросить тебя пойти со мной, и я не могу сказать тебе то, что ты хочешь, чтобы я сказал, но я достаточно эгоистичен, чтобы попросить тебя подождать, хотя в глубине души я знаю, что ты не будешь, — он посмотрел вниз, смирившись. Она вздохнула… протяжно и громко, положив руку ему на щеку. Он медленно поднял голову и посмотрел на нее. — Я надеюсь, что твоя страсть к путешествиям будет согревать тебя по ночам и сделает счастливыми. Я не смогу дождаться тебя. Несправедливо просить об этом, и я не буду этого делать, и очевидно, что ты не останешься здесь ради меня. Он провел пальцем по ее щеке. Она на мгновение закрыла глаза. — Я не хочу разбивать тебе сердце, — заявил он. Ее дыхание стало поверхностным и частым из-за его близости. Она демонстративно склонила голову и посмотрела ему прямо в глаза. Что бы ни случилось после сегодняшнего вечера, она всегда будет любить его. — Я должна выйти к гостям, — прошептала она смиренно. Она оттолкнулась от него, но вместо того, чтобы уйти, снова повернулась к окну. Он встал позади нее, прижавшись к ее телу. Его руки обвились вокруг ее талии, он поцеловал ее в шею, убрав ее волосы в сторону носом… поцеловал ее за ухом. Она оставалась невозмутимой, все еще не зная, что делать. Ее руки поднялись к холодному стеклу оконного стекла. Однажды она произнесла его имя в форме вопроса. — Сэм? В этом вопросе она нашла собственный ответ. Ясность пришла к ней, как звон колокольчика. Она не могла заставить его полюбить ее. Она определенно не могла заставить его признать это, даже если бы это было так. Но здесь, в его объятиях, она, по крайней мере, чувствовала себя любимой. Это было что-то. Может, этого и недостаточно, но это все, что у нее есть. И это нужно запомнить. Она повернулась к нему лицом. Он посмотрел на нее… свою прекрасную Лили, девушку, которая преследовала его сны, наполняла его восторгом и дала ему отсрочку от тьмы, потому что она была ничем иным, как добром и светом. Он хотел ее, и он хотел любить ее, но он также хотел осуществить свою мечту и не позволил ей остановить его. Поэтому он не сказал ей, что любит ее, хотя и любил. Он не стал бы класть что-то подобное к ее ногам, только чтобы уйти от нее. Однако ничто не могло помешать ему наконец показать ей, что любит ее. Даже если бы у них была только эта ночь, по крайней мере, у них была бы эта ночь, это единственное воспоминание, этот единственный момент, этот последний шанс — его окончательная отсрочка. Она назвала его имя, вопрос, мольбу, и он не знал, как еще ответить ей, кроме как заняться с ней любовью. Он прижал ее ближе к себе, провел дорожку горячих поцелуев от ее щеки к шее, по тонкому ремню, удерживающему ее платье, вниз по руке и обратно к ее вздымающейся груди. Он снова посмотрел ей в глаза и с последней просьбой сказал: «Лили?» Это не было ни «Я люблю тебя», ни тем более эгоистичным «Жди меня». Для него это даже не было ответом на ее вопрос о его имени. Это была просто мольба… призыв… одобрение… просьба о спасении. — Позволь мне любить тебя, — попросил он. Это было то, что было. Она дважды кивнула. Казалось, все растаяло с его просьбой и ее простым принятием. Не было сопротивления, только настойчивость. Ни у кого из них нет вины. Он прижал ее к себе, поцеловал так, как всегда хотел поцеловать, все время думая, что она пахнет своим именем… ландышами и чем-то еще более чистым, например, небом или солнцем. Для Лили нет ничего более захватывающего дух, чем вид человека перед ней. Было полным безумием отдаться ему за два дня до свадьбы с другим мужчиной, но ей было все равно. Они заперли дверь; разделись до гола… они обнажили свои души. Она пылала желанием, он был полон страсти. Все в ней было светлым и сияющим, безупречным и совершенным. Все в нем было правильным, настоящим и стоящим. Он задрожал, когда она впервые прикоснулась к нему, так нежно, так мило и так соблазнительно. Они оказались на бильярдном столе. Ни один из них никогда не узнает огромного значения этого. Губы и языки исследовали друг друга, голоса срывались, тела дрожали. Наконец, его тело на ее теле, требует ее, делая ее своей навсегда, и она сжалась вокруг него, прижимая его к себе, ни разу не ведя себя так, как будто было больно или как будто она боялась. Ощущение было изысканным, совершенным, а затем внезапно их мир разрушился, развалившись вокруг них с яростью, которую никто не мог сдержать. Когда все закончилось, он тяжело вздохнул. Долгое время он просто держал ее в объятиях. Беседа не состоялась. Он посмотрел на нее, пока она лежала на бильярдном столе Флинта, положив голову ему на грудь. Он все еще крепко обнимал ее. Казалось, она спит. Он поцеловал ее в щеку, убрал руку из-под ее головы, убрал волосы с ее лица и накинул на нее свою куртку. Затем в акте крайнего отчаяния и эгоизма он оставил ее одну, запертую в комнате, не оглядываясь и не прощаясь.