Дуновение прекрасного

      Яркий свет и ничего больше. От него, пробивающегося сквозь закрытые веки глаз, невольно просыпаешься. Свет выводит тебя из мира сказок и воображений и возвращает обратно в реальность, в которой никто не желает находиться. Мир сна изумителен и многообещающ, раскрашен в яркие тона, но иногда бывают и совсем не из приятных снов, которые называются «ужасы». Как раз в одном из таких и побывала Чизуру, увидев, как горит её город, её дом. Хотя свет сейчас и проникал в картинки воображения, отвечающее за прекрасное явление — сон, девочке он показался самым страшным, что могло бы присниться.       Резко подскочив с мягкой перины кровати, она с ничего не видящими глазами начала смотреть в пустоту от ещё не отошедшего шока и переживаний. Потом утренняя мутность спала с глаз, когда Чизуру протёрла их кулачками, а потом часто-часто заморгала, отчего перед взором замаячили «мухи» и расплывчатые чёрные пятна. Со временем это прошло, и девочка могла в полную меру осмотреть помещение, в котором она оказалась, и стереть все сомнения.       Медленно проводя взглядом по роскошным предметам, окружающим её, Юкимура выискивала знакомые вещи, присутствующие в её комнате. Так ничего не найдя, она несколько недоумевала от сложившейся ситуации. «Где же я, Боже?» обратилась за подсказкой о её местоположении девочка.       Интерьер впечатлял своим превосходством, превышающим её дом во много-много миллионов раз. Он состоял из: сводчатого высокого потолка метров в пять с половиной в высоту; прикреплённых подсвечников по бокам кровати с вставленными туда тремя свечами; платяной шкаф с искусной резьбой, откуда можно приметить, что к работе прикладывал руку сам мастер-профессионал; также ручки шкафа представляли собой извивающиеся статуэтки, вырезанные из дерева; на противоположной стене от Чизуру красовалась великолепная, большая картина длиной в два метра, выполненная маслом и тончайшими хвостами кистей. Для этой работы приложили не мало усилий, чтобы добиться такого эффекта и впечатления. Каждая линия и черта изображённых на ней ангела и демона несли в себе какую-то долю любви и восхищения художника своим произведением. Добро, представленное в виде ангела, было прорисовано чётко и тонко с золотистой позолотой, а зло в виде дьявола размывчатыми и матовыми красками и маслами чёрного и красного цветов. Эти две противоположности слились в поединке. Далее, рассмотрев картину до последнего уголка, девочка заметила рядом, почти под рукой, комод одного и того же происхождения, что и шкаф. Даже искусник был такой же. На тумбе, на подстеленной шёлковой ткани с изгибами узоров, стояла чаша с застывшим отварным рисом. Подле неё с левой стороны лежал рисовый комочек, обёрнутый в лист бамбука, и был похож на моти*. С правой стороны заканчивала сервиз керамическая ложка.       Общий цвет мебели — белоснежно белый. По этой причине комната смахивала больше на платную больничную палату с самым лучшим уровнем отбеливания и очищения. Хотя четыре стены и пол были уставлены роскошью и богатством, что должно было бы вызывать уют, для Чизуру вся эта белизна, которая обладала холодностью и отчуждённостью, надавливала с двух сторон и приносила лишь только дискомфорт. «Так вот, что значит „Быть не в своей тарелке“» вспомнилась одна из фраз отца девочки.       Чизуру, которая никогда не бывала в чужих местах, даже в домах своих друзей, привыкла спокойно жить в своём уютном и тёплом гнёздышке. Сейчас же для неё это чувство было чуждо и странно —находиться в незнакомом помещении. Из-за таких неприятных ощущений девочка решила потихоньку улизнуть отсюда. Сняв с себя белое тяжёлое одеяло, она села на кровати и свесила ноги одну за другой. Далее произошёл прыжок с мягкой посадкой: Чизуру не заметила расстеленный на полу такой же белый ворсистый ковёр. Её ноги неожиданно утонули в этой снежной траве, а потом пятки пронзила щекотка. Ступать по такому превосходству нельзя было без грации пантеры. Что девчушка и сделала. Тут Юкимура увидела на одной из стен совершенно чистое, без каких-либо пятен, стекло зеркала в обрамлении белого с золотом.        Почувствовался холодок, чуть заметно пробежавшийся по ступням — это лёгкий ветерок из приоткрытого окошка. Занавески еле колыхнулись, а потом возвратились в исходное положение. После этого девочка опять обратила внимание на зеркало и отразившийся в нём яркий свет, светящий из окна.       Вдруг внутри Чизуру проснулось любимое женщинам чувство — смотреться в зеркало. Но без проблем никак нельзя было обойтись: расстояние между целью и рост девочки несовместимы. Ведь она всего метр с шапкой, а длина от пола до рамы стекла составляла около метра и семидесяти см. Поэтому достать до него будет немного сложновато. Но девчушка нашла выход: она залезла обратно на кровать, потом на рядом стоящую тумбу, местоположение которой было как раз перпендикулярно к объекту отражения. Стараясь не смахнуть с ткани приборы с едой, Чизуру держала равновесие, растопыря в стороны руки, словно Христос-Искупитель*, и подёргивая ими. Но полюбоваться на себя ей так и не суждено было: только убрав взгляд от предметов возле ног и расслабившись, девочка машинально чуть шагнула вперёд, отчего нечаянно наступила на краешек с остывшим и даже слегка затвердевшим рисом. Тарелка резко взмыла вверх, а затем приземлилась на голову девчушки. Пытаясь снять слипшиеся зёрна риса, Юкимура пяткой встала на моти, из-за этого бедняга превратился в лепёшку, желающую отомстить несуразной девчонке. Поэтому твёрдость из комочка куда-то исчезла, всё внутри размягчилось, и Чизуру поехала на нём по поверхности комода.       Размахивая руками впереди и ничего не видя из-за упавших на глаза волос, она почти упала, но вовремя ухватилась за край деревянной доски тумбочки и ещё за что-то, похожее на… ручку чайной кружки! Осознав, что происходит, Юкимура с широко открытыми глазами лишь только произнесла: «Ой-ой», потом плюхнулась вниз животом. Благо, что оказался мягкий ковёр снизу, а то к неимоверному грохоту прибавился бы и очень громкий шлепок. Но не стоит забывать о чае, который тоже сделал своё дело: полетел в невежливую девчонку, не выпившая его раньше, и превратил липкий рис в непонятную смесь нового вида кашей для малюток. Все эти приключения, нужно отметить, произошли в какие-то десять секунд.       Чизуру звездой лежала на ковре, который обволок её со всех сторон своими мягкими ворсинками. Она не знала, что же теперь творится на её макушке и одеждой, но подпускала такую мысль, как сейчас выглядела. И интуиция ей говорила, что всё очень скверно. Не хотелось вставать с этой божественной постели, не хотелось видеть картину на стене с ангелом и демоном, которые будто закончили своё противостояние ради того, чтобы только поглазеть на этот цирк, и теперь заливаются в хохоте над ней. Господи, как же стыдно!       Но подняться как никак надо было, хотя и с затруднениями. Чуть заломили коленки и локти, непонятно, по какой причине, ведь девочка же рухнула на мягкую поляну подснежников, а не на бетонное покрытие. Как говорится, через силу, через боль Юкимура, наконец, сумела выполнить задание — встать и не рассыпаться на части. Встав на ноги, девочка глянула на белый ковёр… когда-то белый, но теперь на нём красовалось большое пятно, которое, казалось, невозможно очистить. В нитях этой уже бывшей роскоши запутались комочки получившейся смеси, будто Чизуру проводила эксперименты с чаем и рисовой кашей.       Посмотрев на сие творение, девочка округлила глаза так, что они будто вот-вот повылазят из орбит, прикрыла рот ладошкой, который раскрылся в немом восклицании, и так чуть снова и не свалилась навзничь. Маленькое сердечко бешено билось, звук его отдавался в ушах глухо и где-то вдалеке. Волнение накатило на девочку почти обмороком, словно ураган несся с огромной скоростью и прошёлся сквозь ребёнка, достигнув её, но она устояла перед этой силой.       И тут девчушка поняла, что это страх. Страх того, что может сделать с ней хозяин этого дома. Ужас сбил её с ног и унёс далеко отсюда, нежели появившийся ураган. Что ей теперь делать? Сдалось ей это чёртово зеркало. — Что же будет со мной? — задавала без надежды на ответ вопрос Чизуру. — За что я сюда попала? За какие заслуги? Мне не хочется здесь быть! — Детские слёзы, издающие искреннее желание, тихими, медленными струйками скатывались по щекам.       Девочка сидела на самом краю кровати, белизну которой она боялась безжалостно испортить. Слёзы высохли и создавали ощущение сухого щипания вокруг глаз, ставшие за долгий плач красными. Юкимура только лишь пошмыгивала носом, пытаясь не издавать лишних звуков, но душе хотелось рыдать навзрыд. Рыдать по солнечным, тёплым денькам в маленьком городе, где все были друг с другом дружны. По красочным праздникам, когда со всех концов селения собирались люди вместе, изливавшие своё веселье и радость. Вообще по образу города, приходивший к ней во сне, будто укоряя девочку за то, что она покинула его. И, конечно же, по любимому папе, который терпеливо заботился о ней и любил всю её короткую жизнь. «Кстати, а где же мой отец? В тот раз, когда случился пожар, его рядом со мной не было. Не может же быть, что…», но Чизуру поспешно отогнала эти глупые мысли, врывающиеся в её мозг снова и снова, и замотала головой. «Нет, это невозможно. Папочка всегда найдёт выход. Он очень умный» успокаивала себя Юкимура, игнорируя на постоянно появляющееся у неё в голове слово «умер».       Всё внутри переворачивалось при одной мысли о том, что всего этого, видимо, никогда больше не будет. От этого начали наворачиваться сами собой слёзы, но девочка не позволяла себе быть такой жалкой. Ради отца она должна сделать всё, что в её силах, несмотря даже на такой маленький возраст — шесть лет.       Взяв себя, наконец, в руки, Чизуру приняла решение с чуть сдвинутыми на переносице бровями и уверенным взглядом: нужно обязательно отсюда выбираться. Немедля! Поэтому, резко спрыгнув с кровати, самоуверенная девчушка взяла курс на дверь. Она нещадно наступала на мягкий ворс, отчего на нём оставались мятые отпечатки ступней, которые вскоре медленно возвращались в прежний, немного кривоватый вид.       Достигнув платиновой двери с позолотой, возникла совсем маленькая проблемка, в точности, как с зеркалом: Чизуру не доставала до полированной овальной ручки. Как бы ни старалась отважная Юкимура, как бы ни боролась, дотянуться она так и не смогла. "Странная, однако, дверь: ручка у неё находится дальше обычного расстояния. И как же мне теперь выбраться? Не через окно же..." девочка даже не заметила, как обдумывала свою будущую затею:перелезть через окно. Потом её осенило: — Точно! Только вот... — терзали её сомнения. — А если я не на первом этаже, что тогда? Останется всё так же, как и было ранее? — Ответ на свой вопрос слыл потерей доверия к самой себе и разочарованием.       Но попытка не пытка, а потому Чизуру легонько скользнула по ковру к приоткрытому окну, из которого так и шло дуновение ветерка. Подпрыгнув и подтянувшись на руках, девочка добралась до подоконника. Благо, он был расположен ниже, чем дверная ручка. Присев на колени и положив ладони на них, Юкимура посмотрела вниз, на, казалось бы, недалёкую землю, находящуюся примерно в десяти-пятнадцати см от окна, и увидела совершенно незнакомые края. Но о природе позже, сейчас нужно действовать, пока её кто-нибудь не заметил.       Спрыгнуть на земную поверхность просто так такой малышке было бы, так сказать, трудновато, но когда тебе что-то надо, то ты этого обязательно добьёшься. И так раскрытое окно Чизуру решила раскрыть посильнее, дабы протиснуться в отверстие. Только открыв другие створки, в девочку врезался свежий прохладный воздух, отчего та закрыла глаза. К тому же ей мешал не только ветер, но и слепящее вовсю лучезарное солнце. В другой любой момент Чизуру несказанно радовалась бы этому явлению, но в настоящем некогда любоваться.       Девочка встала на ноги во весь рост, так как окно было огромным (по крайней мере, для Чизуру), и представила себя летящей сквозь пространство прямиком вниз, словно подбитая птица. Но, конечно, не вниз головой, а ногами.       Она приготовилась и... — Юкимура! Ты чё творишь?! — Раздался сзади чей-то незнакомый голос.