Актум

Дыхание. Мое дыхание становится бесконтрольным. Выдергиваю свою руку и распахиваю дверь. Это все не реально. — Ты одурманил меня! — кричу во весь голос, выбегая из машины. Отступаю на несколько шагов, прижимая к себе руку. Спотыкаюсь о заросли сухой травы, но продолжаю отдаляться. Не могу дать и шанса поверить во все это. Щеки мокрые от слез. Я даже не подозревала, что во мне столько воды. Хоть уже не больно физически, но эмоциональная боль поглощает, и она бьет ничуть не хуже кулака в живот. Падаю на колени и издаю крик. И он полный отчаяния. Обнимаю себя трясущимися руками. Не хочу быть одна. Не хочу погружаться в эту нестерпимую пучину боли. Сквозь пелену вижу, как темный силуэт стремительно приближается, опускается передо мной, так же как и я, пачкая колени в засохшей траве. Его лицо излучает беспокойство. И я бы ликовала, увидев такое при других обстоятельствах. — Мне жаль прерывать тебя, но ты должна успокоиться, — говорит он, громко и четко, — знаю, ты не понимаешь, для чего тебя учили не поддаваться собственным эмоциям, но поверь, это было не просто так. Вспомни, что тебе говорили, сейчас самое время воспользоваться советами. Он аккуратно касается ладонями, такими огромными, моей макушки. Точно так же, как делала это Инка. Его губы приближаются к моему уху. Ладони плывут к плечам. Я отдаленно слышу его шепот: — Я понимаю, что рано или поздно, это должно было произойти. Тебя сдерживали годами. Боюсь, может случиться ужасное, если не возьмешь себя в руки. Ты, конечно, так просто от меня не избавишься, но не надо испытывать судьбу. По интонации можно понять, что он опять усмехается. Оба голоса переплетаются в моем сознании. И чувствую что-то еще. Ощущаю это на задворках подсознания. Закрой глаза. Сделай глубокий вдох. И сосредоточься на пустоте, что внутри тебя. Я размеренно дышу. Снова и снова. Мои лёгкие с трудом вбирают в себя воздух. Зажмурив глаза, пытаюсь отыскать собственную пустоту. Покой. Мне нужен покой. Не знаю, сколько проходит времени, прежде, чем тело перестает трясти. Теперь могу думать лишь о крепких ладонях, что несильно сжимают мои плечи. — Ты сильнее, чем думаешь. Его голос до сих пор пробивается внутрь сознания, по кусочкам отстраивая заново. Его ладони касаются моих щёк, от чего тело вздрагивает, а глаза приоткрываются. Не шевелюсь. Загипнотизированная не только его тембром, но и глазами, где радужка сливается со зрачком, образуя бездонное черное озеро. Поэтому ему легко удается смахнуть большими пальцами мокрою дорожку от слез. — Я в порядке, — резко бросаю ему в ответ, выходя из транса и отодвигаясь от него. И нет. Я далеко не в порядке. То, что он сделал, то, что произошло на моих собственных глазах… я не могу дать этому логическое объяснение. Со мной что-то не так. Это побочный эффект от каких-то наркотических веществ. Но эта боль была такой реальной. Все это кажется реальным. Солнце заходит за горизонт, обволакивая мир темнотой, а ветер усиливается. Поднимаюсь, не позволяя охотнику дотронуться до меня, когда чуть не теряют равновесие, и спешу вернуться к машине. — Ты можешь мне доверять, — заявляет парень, достаточно громко, чтобы я услышала с того места, где он остался стоять. С того места, где он не казался плохим человеком. — Не проси довериться тому, кто похитил меня, и кого я даже не знаю! — бросаю в ответ, не смотря на него и не интересуясь — действительно ли он меня услышал. Приходится сесть обратно в машину и не отказываю себе в удовольствии хлопнуть дверью. Даже с учетом того, что это машина моей семьи. До слез доводит мысль, что сейчас меня некому упрекнуть в этом. Возможно, я хочу, чтобы хоть это как-то пробудило меня от всех этих галлюцинаций. Охотник присоединяется ко мне не сразу. И я не догадываюсь, какие мысли блуждали в его голове, пока занималась самокопанием. Специально ли оставил меня, дав время прийти в себя или же просто не хотел наблюдать, как я превращаюсь в бесформенную субстанцию. Лишь спустя час бессмысленной езды по гремучей темноте, он сказал, что нужно проехать еще, примерно, пару часов, чтобы мы могли остановиться и заправиться. Он упоминает что-то о еде, на что желудок сводит спазмами. Люди во сне ощущают голод на физическом уровне? Провожу большим пальцем по своей ладони, по бугристой полоске, соскрёбывая остатки засохшей крови. Признать все это, значит действительно подтвердить существование какого-то другого мира. Другой реальности. Люди со сверхестествственной способностью? Такого просто не может быть. Я хочу во всем разобраться. И пока нет кандидата лучше, который поможет уличить все злодейские замыслы, чем таинственный юноша, сидящий рядом со мной. Чувствуется опустошение. Этот терпкий вкус, который напоминает кислую сливу, оседает на кончике языка. Мне не становится легче, но у меня просто не остаётся сил кому-то сопротивляться или куда-то бежать. Во мне будто щелкает переключатель эмоций. Снова касаюсь нового шрама. Если подумать, у меня никогда не было крупных порезов, чтобы я усомнилась в собственной нормальности. Никогда ничего себе не ломала. Как и у всех детей, были небольшие ушибы, но в остальном, я всегда была аккуратной. Да и не было каких-то экстремальных ситуаций, где бы моя целостность подверглась опасности. И кровь. Как можно обладать магией крови, если едва переносишь ее вид? От мыслей отвлекает рукоятка, что виднеется на бедре охотника, видимо, от еще одного ножа. Бросает в дрожь от любого вида оружия, но это побуждает к вопросу: — Почему Виктима используют холодное оружие, вместо старого доброго пистолета? — Ты должна узнавать все постепенно, иначе накроет новый приступ паники. А нам сейчас это ни к чему, — объясняет Итан, замечая мою нервозность. Интересный ответ. Надеюсь, он не думает, что хочу прирезать его? Или себя. Не знаю, еще не решила. Одолевает слабость, а головную боль приходится игнорировать. Я бы взяла почитать ту странную книгу, может, там есть объяснение, что со всеми такое. Но здесь слишком темно. Не хочу включать фонарик. Ощущение, что я буду привлекать к себе лишнее внимание проезжающих мимо машин. Во мне зарождается идея. — Ты устал, — посмотрев на него, шепотом предполагаю я, подумав о том, сколько уже он сидит за рулем. Не знаю, какая энергосберегательная батарейка у таких, как он, и есть ли она вообще, но с виду парень… обычный. И начинает все чаще моргать и разминать шею. — Давай подменю тебя. Я аккуратный водитель, мой дядя позаботился об… Осекаюсь на полуслове, невольно вспомнив уроки вождения с Эриком. Эти воспоминания всегда приносили радость, ведь мне доверили что-то посерьезнее житейских вопросов. Но сейчас… Впервые находясь в несколько миль друг от друга и не представляя, что могло с ними случиться… меня одолевает паника. Не такая острая, как недавно, но мысли об этом не дают сосредоточиться на настоящем. В надежде, что эта заминка не столь очевидно отдает отчаянием, я прочищаю горло и больше не пытаюсь настоятельно рекомендовать мои услуги запасного водителя: — Мы сможем где-нибудь переночевать? Ехать ночью опасно. И нам нужна заправка. Возле них, вроде бы, есть придорожные отели. Если не хочешь останавливаться, хотя бы накорми меня. — Тебя не перестанут искать, пока мы находимся в мире Простых. В твоих же интересах быстрее добраться до безопасного места, — отвечает он, и кажется, из-за всех сил старается, чтобы маска серьезности не треснула. Простые. Так они называют нас, людей. Ты должна суметь затеряться среди Простых. Если та записка действительно от моих родителей, они хотели, чтобы я осталась в… этом мире. Даже без намёка на безопасное место. Инка говорила, что в навигаторе вбит маршрут. Просматривал ли его охотник? Не скажу, что могу как-то повлиять на ситуацию, но знаю точно, что пока равносильно не доверяю никому. И самой себе — тоже. Снова обращаюсь к нему: — В моих интересах доехать до безопасного места живой. — Мы уже выполнили этот пункт, когда уехали из твоего дома. Я резко поворачиваю к нему голову. Во мне вновь поднимается тошнота от представления, с чем пришлось столкнуться моим родным. Сейчас я совершенно не рада своему богатому воображению. Все, Эль, пора помолчать. Откидывай эти размышления в дальний ящик и ставь пометку «разобраться в этом немедленно, но не сегодня» и обведи жирным шрифтом. — Хорошо. Возможно, ты права. Остановимся на ночь, — внезапно говорит Итан, сворачивая с пригородного шоссе. Мой удивленный взгляд даже не надо комментировать словами. Что за внезапная перемена? Куда делся парень «я все могу, помощь не нужна»? Не буду произносить это вслух, не хочу ненароком задеть его явное завышенное эго. Но меня радует, наконец, выехать с темной трассы на более оживленные улицы. Мы остановимся в отеле? Я смогу принять горячий душ? И чем горячее, тем лучше, чтобы смыть с себя все дерьмо, что вылилось на меня так внезапно. Въезжая в незнакомый городок, Итан довольно уверенно маневрирует по уже опустевшем улицам. Я внимательно всматриваюсь в окно, пытаясь увидеть хоть одного человека. Но безуспешно. Да, это не какой-то мегаполис, но сейчас еще довольно рано. И если бы не горящий свет в окнах, я вполне могла подумать, что мы заехали в город-призрак. Впереди виднеется огромный супермаркет. И мне кажется, это единственный магазин на всю округу. Припарковав машину напротив входа, я с облегчением выдыхаю и замечаю хоть каких-то людей в огромных окнах магазина, что неспешно катят свои тележки между рядами с едой. — Ты не идешь. — Прошу прощения? Я, видимо, ослышалась? Но он выходит из машины и блокирует замки прежде, чем мне удается хотя бы отстегнуться от ремней безопасности. — Вот козел! — кричу я, ударив по стеклу двери, в надежде хоть так привлечь его удаляющуюся фигуру. Но он даже не оборачивается, исчезая за выдвижными дверьми. Невероятно! А как насчет того, чтобы я просто сходила в туалет? Сколько не тереблю ручку, все без толку. Я зло откидываю волосы с лица и опускаюсь в сиденье чуть ниже. Чувствую себя обделенным ребенком. Если на меня открыли охоту, насколько разумно с его стороны оставлять меня здесь одну? На парковке лишь две машины, не считая нашей. И я до сих пор не прихожу в восторг от этого богами забытом месте. Мой телефон. Надежда вспыхивает так внезапно, как и горечь разочарования, когда не нахожу мобильник в груде вещей. Он копался в моей одежде. Это отвратительно. Но будь и я маньяком-психопатом, тоже осмотрела бы и перевернула машину вверх дном на наличие подозрительных предметов. Только красная бархатная обложка лежит там, куда кинула ее в последний раз. Перекладываю книгу на колени. И все же, пальцы немного потряхивает, когда открываю первую страницу, с неприятным треском от корешка, словно она превратится в пыль в моих руках. Признаться, в этот раз, еще страшнее ее читать. Не хочу лишний раз облачать написанное в правду. Сердце трепещет, когда пальцем обвожу нарисованную четырехконечную звезду. Такой же знак вышит на плече формы охотника. Делаю глубокий вдох: — Мать Богиня отправила своих детей на землю. Игнис — сама мудрость и непоколебимость с силой укрощать ярость огня. Марэ — сдержанный и рассудительный, наделенный сдерживать силу цунами, Терра — любимица Матери, само плодородие и Аир — целеустремленный и верный, способный контролировать вихрь торнадо. Это история стихийных людей. Они до сих пор придерживаются этой религии, насмехаясь над историей сотворения мира Простых, но никогда в открытую не внедряя ее. Потому что есть те, кто нашел хроники и знают: от нового поколения людей скрыли правду. Они стерли любое упоминание о Рубэре — пятого ребенка природы, что прибыл к своим братьям и сестрам в помощь стабилизации нового мира. Он источник истины равновесия. И не все оказались рады его противостоянию. Его потомков клеймили Актумом, чтобы стереть упоминание имени пятого столпа естественного порядка вещей. Когда читаешь вслух, все выглядит еще более безумнее, чем есть на самом деле, — бурчу я, пытаясь хоть как-то запомнить имена людей, которые не разу не встречались в современной истории. Облизываю пересохшие губы и переворачиваю страницу. Рубэр, Рубэр, Рубэр, Рубэр. Я произнесу это имя столько, сколько потребуется, чтобы вновь возвысить его наследие, которое было безжалостно уничтожено. Краем уха слышу звонок, оповещающий об открытой двери и новых посетителях магазина. И вздыхаю с облегчением. Женщина выкатывает тележку, набитую до отвала, и направляется к своему пикапу. Не теряя времени, убираю книгу в бардачок и начинаю неистово тарабанить по стеклу, в надежде привлечь ее внимание. — Помогите! Я здесь! — кричу ей, хоть слова и утопают в шумоизоляции. Ладони отбиваются все сильнее, но это приносит плоды, ведь она меня замечает. Она оставляет тележку и тянется за чем-то в карман. Это телефон. Хорошо, наверное, будь у нее пистолет, я бы уже не взывала к ней так яро. У нее включается фонарик, но главное, что она идет в мою сторону, хоть и с опаской. Да, я поступила бы так же. Здесь нельзя доверять никому. — Ну же, давай, ты должна увидеть мучение на моем лице и помочь позвать на помощь, — с нетерпением отзываюсь я. Она что-то мне говорит. Прижав ладони так, чтобы образовался пар на стекле, я пишу на стекле призыв о помощи. — Не переживайте, она просто обижена, что я не взял ее с собой. Меня будто окатывает ледяной водой. Как я не услышала новый колокольчик? Почему он внезапно оказываться там, где его не ждут? Охотник, который словно по волшебству материализовался перед нами, заводит с этой женщиной доброжелательную беседу, придерживая свой коричневый пакет. И ему с радостью отвечают. Сейчас стошнит от его снисходительного тона и он… это что, улыбка? О, Боги! Нет, нет, нет. Это все обман. Посмотри, во что он одет. У него есть ножи! Никто в открытую не носит на себе столько оружия. Весь его вид должен приводить тебя в ужас! Я веду грозный монолог про себя, вместо того, чтобы продолжать склонять незнакомку на мою сторону и дать понять, что я действительно нахожусь в заложниках. Наверное, в этом была моя ошибка и… не знаю. Я словно заворожилась его лестью, расслабленной позой, лицом, в конце концов, которое преобразилось до неузнаваемости. Единственная возможность выбраться из этого кошмара уходит к своей машине, когда парень проходит к задней двери. И кажется, специально не торопится, дожидаясь, когда на парковке не останется никого, кроме нас. Провожаю взглядом уезжающий огромный пикап. Когда свет от фар теряется где-то в далеке, моя дверь с рывком открывается. Я взвизгиваю и выкидываю руку вперед. Резкая боль охватывает кисть. Судя по недовольному шипению, мой кулак попал ему в нос. Не знаю. Я решаю не смотреть, потянув дверь обратно, со всей силы цепляясь за ручку, надеясь, что сейчас мое заточение послужит убежищем. Не стоит мне смотреть на него, но я это делаю. Не похоже, что лицо сильно повреждено, по крайней мере, крови нет. Но сейчас его разъярённый взгляд никак не вяжется с тем юношей, что ворковал с незнакомкой минуту назад. Он больше не пытается до меня добраться. Голову вскидывает к небу, а мимика лица отражает образ мученика. — Хорошо, я это заслужил, — рассуждает он, целую минуту спустя, поднимая ладони вверх. Не знаю, что ему сказали небеса, но, видимо, что-то хорошее, раз меня не хотят четвертовать прямо здесь. Не спускаю с него глаз, пока он подходит к водительской двери, садится за руль и заводит машину. Я напряжена до кончиков пальцев, в любой момент готовясь дать отпор. — Это было глупо с твоей стороны, — отзывается он, выруливая с парковки. Он на меня не смотрит, а по голосу не могу понять, взбешён ли он. Но мне явно хочется исчезнуть. И наорать на него: — Глупо было оставлять меня одну! — Ты права. С этого момента мы все будем делать вместе. Сейчас заедем заправиться. Хочешь сходить в туалет? Провожу тебя прямо до кабинки. Потрясающе. Это именно то, что мне хочется. Раз мы оба собираемся сделать вид, что никакого рукоприкладства не было с моей стороны, напряжение сходит на нет. Не собираясь больше развивать диалог, я тянусь к пакету, который уложен на заднем сиденье, чтобы посмотреть, что было куплено. Но меня лишь шлепают по рукам, приказав дождаться ночлега. — Ты зануда, — бросаю ему. — Нет. Просто не хочется напрягаться еще из-за шебаршения возле моего уха. Уже достаточно твоего неугомонного языка, — отвечает он, и планка моего настроения падает еще ниже. Если я не умру от рук деспотичного маньяка, то определено умру от голода или от головной боли, или от молчания. После заправки и, хвала Богам, одиночного похода в туалет, мы движемся дальше на запад. Сворачивая с обводного шоссе, дорога постепенно начинает превращаться в сплошные ухабы. Накрывает переживание о целостности подвески после нашего путешествия. Я вздрагиваю каждый раз, когда очередной камешек попадает по корпусу машины или лобовому стеклу. Ведь охотник едет так, будто за нами идет погоня. Формально, как он говорил, так и есть. Но я пару раз оборачивалась назад и уже как несколько минут за нами точно не едет ни одна машина. Мой пульс учащается с каждым пройденным поворотом. И не знаю, сколько раз обтерла влажные ладони о джинсы. Потому что по обе стороны от дороги есть только… лес. Густой, темный и страшный. — Ты мог избавиться от меня еще в том поле. Не обязательно было тащиться в такую даль. Он тяжело вздыхает и перестает импульсивно жать на газ, притормаживая. Машина сворачивает с подобии дороги, медленно направляясь в глубь чащи. И когда мы полностью останавливаемся, не слышно ничего, кроме потрескивания колодок и моего сердца. Клубы пара вихрятся на свету от фар. Он еще более сумасшедший, если думает переночевать здесь. — Нет, — выдыхаю я, вцепившись в панель напротив. — Нас сожрут дикие звери. И не скажу, что это единственное, что меня беспокоит. Итан забирает ключ из зажигания и направляется к багажнику. Я остаюсь сидеть на месте, наблюдая, как он выгружает вещи: брезент, спальники, воду. Он явно подготовлен лучше меня. Это наводит на мысль, что он изначально не планировал кантоваться в более цивилизованных местах. Температура в машине начинает падать. В разгар лета, в нашем штате, днем ужасная духота и лишь ночью становится комфортно. Но этот дикий лес, как будто не видит солнечного света много столетий. — Остальные знают, что ты со мной. И хотят к нам присоединиться. Весь ваш мир усеян камерами наблюдения. Остаться здесь — значит увеличить интервал их поисков, — рассуждает Итан, начиная собирать хворост в округе. Что странно, когда во всех фильмах костер — это привлечение лишнего внимания. Но без источника тепла, есть риск переохладиться. И нет, это не значит, что я буду спать на улице, боясь каждого шороха, когда есть не совсем удобное, но безопасное сидение в машине. И я не наблюдаю палаток. Он действительно собирается спать на открытом воздухе? Треск от ломающихся веток заставляет вздрагивать каждый раз. Я и шага не сделаю на этой земле. Спустя время, разведенное пламя становится размашистым. Я стараюсь не вглядываться в темноту, концентрируясь на огне. Его жар немного доходит до меня. Если так выглядят все походы, за исключением бегства от незримых убийц, в этом есть свое очарование. Охотник оставляет меня на несколько минут, теряясь в глубине темноты. Когда его шаги стихают, кожа покрывается гусиной кожей. Его вера в меня, что я не рвану бродить в темных зарослях, даже впечатляет. Потому что нет, я не побегу в эту пучину. Прекрасно осознаю, что неограниченное воображение погубит быстрее, чем смогу найти дорогу обратно. Парень возвращается с парой плоских камней и водружает их на небольшой огонь, раскидав в сторону некоторые угли. — Что ты делаешь? — интересуюсь я, выходя из своего убежища. Хочу подойти ближе к костру. Там теплее, а не потому, что меня интересуют его действия. — Готовлю еду. Итан достает несколько контейнеров из продуктового пакета: в одном сырое мясо, в другом различные овощи. Он собирается готовить на… чем? На камнях? Как странно. Я никогда не видела ничего подобного, но разве когда-то выбиралась в путешествие? Охотник обволакивает мясо специями, обильно выливает масло на камни, от чего оно агрессивно начинает шипеть. После чего, выгружает стейки на горячие валуны. Откуда только он понабрал все эти мешочки, склянки и баночки со всем необходимым? Меня раздирает от вопроса, где он научился готовить таким необычным способом, но я прилежно держу язык за зубами. Устала повторять себе, что это не увеселительная прогулка и не стоит лишний раз терять бдительность, когда кто-то просто пытается тебя накормить. Мясо шкворчит на камнях, а угли потрескивают от обилия скатывающегося жира. Я сейчас захлебнусь в собственных слюнях. А аромат божественен. Этот парень определенно знает толк в приготовлении еды. Он сосредоточен на процессе, так же, как и я на нем. Капелька пота скатывается по лбу от сильного жара. И даже, когда он протягивает мне контейнер с готовой едой, напряженность между нами не проходит. Возможно, стоило хотя бы попытаться предложить ему помощь. Чувствую себя избалованной принцессой. Я удобно располагаюсь на развернутом перед костром брезенте, подальше от Итана. Он быстро расправляется со своей порцией, убеждая меня, что еда не отравлена. Вгрызаюсь в мясо, как изголодавшееся животное. Явление явно не этичное, но не могу устоять перед сочностью и водоворотом вкуса. О, Боги. Готова склониться к ногам охотника. Мысли о похищении уходят далеко на задний план. Абсурдно кормить кого-то, если собираешься его убить. Или нет? Я широко распахиваю глаза. Что делали с людьми, прежде чем принести их в жертву? Разве простолюдинов не сажали на место царей, давая им насладиться привилегиями, прежде чем придать их кровь земле? — Ты выглядишь так, будто тебе есть, что сказать. — Зачем ты меня похитил? — Я тебя не похищал, — лениво тянет охотник, так нагло обводя меня взглядом. Расправив спальный мешок на брезенте, он открепляет от себя щитки и оружие, откладывая их в доступности вытянутой руки. Подтянув за шиворот кофту, он снимает ее через голову. Я давлюсь только что съеденным перцем, лицезрев его обнаженную кожу во всей красе. У меня пропал аппетит. — А как это еще назвать? — цежу я, стараясь не таращиться, но получается явно плохо. Его кожа в отблеске от костра кажется бронзовой. Вид его крепких мышц, перекатывающихся при том или ином действии, сбивает меня с толку. Некоторые участки кожи покрывают шрамы, но они никак не портят то, что вижу. Он определено знает, как хорош собой, и я тоже не буду это отрицать. Все портит только его наглая ухмылка. Я откашливаюсь: — Зачем ты раздеваешься? — Так теплее, — загадочно отвечает он, укутываясь в спальник и, наконец, скрывая от меня все, что мне видеть не следует. — Ты не говоришь, куда мы направляемся. Не говоришь, что случилось с моими опекунами. Несколько часов назад я узнала о существовании какой-то магии, а сейчас мы оба делаем вид, что самозаживляющаяся рана — это нормально. Если думаешь, что твое молчание приносит плоды, то ты глубоко заблуждаешься. В моей голове появляется все больше вопросов. Ты просишь меня слепо довериться тебе, но вдруг это очередная ловушка? Даже не подозревала, что можно покорно идти за тем, кто воткнул в мою руку кинжал…. Я прикасаюсь к переносице, закрывая глаза. Обычно, когда выговариваешься, становится легче. Но мне наоборот становится тяжелее соображать. Словно окутывает необъяснимая пелена. Нужно сделать медленный вдох. Что-то изменилось, когда с меня сорвали кулон. Будто мир перестал ощущаться в серых тонах, с каждой минутой окрашиваясь во что-то яркое. Необузданное. — Ты говорил, что меня подавляли, — я поспешно вскакиваю на ноги, чуть не теряя равновесие из-за внезапного головокружения. Но нужно ухватиться за вопрос, как за спасательную ниточку. — Что это значит? Он откидывается обратно на локти, концентрируясь на угасающем пламени. Оранжевого свечения становится все меньше. Вскоре я совсем перестану распознавать черты его лица. — Твои воспоминания подверглись фильтрации, чтобы скрыть твою сущность от тебя самой же, — шепчет Итан, подбирая тонкую ветку перед собой. — Твой кулон, — мощный артефакт, с силой потомков Марэ, — сдерживал силу, воспоминания, саму тебя. Стоило только отказаться от подавителя, как все начало вырываться наружу. Поэтому переполняют эмоции. — Этот кулон дала мне Инка. А ей передала моя мама. Хочешь сказать, они знали, что со мной? Он цокает языком, складывая руки под голову: — Ты говоришь так, будто считаешь свою силу болезнью, — он морщится, будто это я раню его словами. Если это не болезнь, то что это? Великое преподношение? Как еще можно объяснить действие моей матери, кроме как защитой с ее стороны? Она хотела меня уберечь, я точно это знаю. Так же как и тетя с дядей. Они бы никогда не сделали что-то мне во вред. — Зачем ты пробудил это во мне? — на выдохе произношу я, не решаясь поднять на него взгляд. Уверена, если посмотрю, не увижу ничего, кроме правды, которую не хочу принимать. Охотник вновь усмехается: — Актумы не пробуждаются со временем. Вы рождаетесь таковыми. Как и другие стихийцы. И причина, почему Виктима из покон веков ведут на вас охоту — страх Консилиума перед необузданной силой. Тебе постепенно будет возвращаться то, что твое по праву. И я здесь, чтобы помочь в этом. Нам нужно добраться до границ Мерита. Твоя энергия только и ждёт момента ступить на землю своих предков. Но до линии раскола еще два дня пути, и это не считая время на ночлег, а по твоему следу идут охотники. Как бы ты не была напугана, но… как ты сказала? Тебе придется покорно идти за тем, кто воткнул в твою руку кинжал. И я готов сделать это снова, если поможет развеять сомнения о том, кто ты есть. Мысли о еще одном кровопролитии не приводят в восторг. Но что, если я действительно попробую сделать это снова? — Ты — Виктима. И ведешь охоту. На меня. Хочется добавить, но проглатываю эти слова. Сталкиваюсь с темным омутом обсидиановых глаз. — С этим тоже связана ты, маленькая Элеонора. Я вздрагиваю. Так меня называли родители в детстве. Итан на секунду морщит лицо, а мне впервые хочется, чтобы он перестал говорить. Между нами повисает напряженное молчание. Уверена, он благодарит Богов за эту передышку. — Дай ключ от машины, — требую я, вытянув ладонь перед ним. — Нет. — Нет? — Нет, — снова повторяет он, удобнее располагаясь на холодной земле. — И причины отказа довольно очевидны. — Я лишь включу печку в машине. Не собираюсь становиться добычей для диких зверей и отмораживать себе все, только потому, что ты так захотел. — В спальнике довольно тепло. И ты всегда можешь присоединиться ко мне, чтобы согреться, — произносит он, явно намереваясь взбесить меня еще больше. — Да пошел ты! — рьяно выпаливаю я, разворачиваясь и забираясь в машину. Но прежде, чем приготовиться ко сну, приходится вернуться к нему и с силой выхватить спальник, который уже успел оказаться под его головой. — Ты такая буйная. Я заинтригован, — со смешком отзывается парень, намереваясь быть посланным куда подальше во второй раз. Но я не предоставлю ему удовольствие и дальше наблюдать за моим буйством. С силой в очередной раз захлопнув дверь, я немного откидываю спинку сиденья. Надеюсь, охотник отморозит себе язык.