Walking in my shoes

Вопрос. Самое сильное эмоциональное потрясение в твоей жизни? Одно позитивное и одно негативное. Жизнь моя такова, что страшных потрясений мне не занимать. Это всем известно. Поэтому я не вижу смысла рассказывать ни о Всех Святых восемьдесят первого, ни о леденящих душу поцелуях взасос, ни даже о полнолунии, когда я, преступник в бегах, стал свидетелем превращения Ремуса Люпина - не в школьные годы, а именно тогда я впервые увидел, как это с ним происходит... Я не хочу повторяться, не хочу пересказывать «не новое, а заново». Я лучше расскажу о семейной реликвии. Давным-давно, еще в середине 19-го века, отважная девица Айла Блэк убежала из дома с маглом. И канула в Лету. Чуть позже отважный молодой человек Финеас Блэк-младший имел неосторожность заявить, что маглы отличаются от магов лишь степенью восприятия тонких материй. А еще чуть позже у его брата родился сынишка, который за всю свою жизнь так и не нашел лучшего применения волшебной палочке, чем почесывать ею спину. Одна из кузин бедняги Мариуса (вполне удачный синоним к слову «сквиб») вышла замуж за представителя рода Уизли, у которого, при всей его чистокровности, не было ни солидного счета в банке, ни капли здравомыслия. Ту же ошибку совершила и другая сестра, Дорея, связав свою жизнь с Поттером - у того здравомыслия оказалось еще меньше, и даже наличие золота в Гринготтсе не смогло компенсировать этот чудовищный недостаток. А уже не так давно, на моей памяти, кузина Энди сбежала с Тедди, повторив подвиг своей безызвестной прародительницы. Очередной предатель крови. Еще одна падшая звезда. Я загадал на нее желание: хочу быть свободным. Свободным от этих уз, опутавших нас, склеивших нас золотой паутиной, распявших нас по стенам в гостиной от пола до потолка... Я обожал дядюшку Альфарда. Во время семейных ужинов он поднимал вверх указательный палец и громогласно взывал: «В оппозицию!» И хохотал до упаду, когда я, старательно шепелявя, повторял за ним слово, смысла которого тогда еще не понимал. Он хохотал, глядя, как я задираю сестер, и толкал локтем Вальбургу: «Ты смотри-ка. Ну просто вылитый я!» В конце концов ему отказали от дома. Он не расстроился. Он отправился путешествовать. И путешествовал много лет по этому миру, пока не перешел в мир иной где-то в тибетском монастыре, должно быть, от преизбыточного просветления. Отец приложил массу усилий, чтобы аннулировать его завещание, однако же не преуспел. Внезапно я получил уйму денег и место для проведения вечеринок с девчонками и рок-н-роллом. Живи да радуйся, чем я по сути и занимался, воспринимая текущие события как опасное, будоражащее приключение, которое закончится, как только магам надоест воевать. Дни были то солнечны, то пасмурны с прояснениями, но всегда полны. Зато по ночам, скользя по границе между сном и явью, я ощущал слабый запах гари - и вздрагивал, теряя опору. Бывало, мне снилось страшное, но не настолько, чтобы не выветриться в течение дня. Этот сон стал единственным исключением. Коридор, уходящий в плюс бесконечность. Галерея предков. По обе стороны от меня на стенах висят их портреты. Древнейшие и благороднейшие, черные рыцари и черные вдовы, все как один поднимают руку и молча указывают в конец коридора, где, как мне кажется, пульсирует чье-то сердце. Может быть, сердце рода. Может быть, мое собственное. Я иду. Иду мимо них, знакомых и незнакомых, известных и безызвестных, молодых и старых, безвременных. Они указывают мне путь, и без того очевидный, повторяя друг за другом один и тот же жест. И только Альфард при виде меня поднимает палец вверх. Надо мной - прозрачный потолок, открытый в звездное небо. Как в Хогвартсе. Я вижу их - Гидру, и Льва, и Лебедя, и Андромеду с Персеем, и Ориона, и Большого Пса... Последний портрет в галерее - Регулус - как и все, поднимает руку. И прижимает палец к губам. Я достиг конца коридора. По ногам сквозит. То ли ветер, то ли чье-то дыхание. Между двумя крошащимися колоннами развевается штора, пыльная до черноты. Словно кто-то с той стороны тянет руку и, не дождавшись помощи, отдергивает. И снова тянет. Складки - как рябь на воде. Кто-то с той стороны тонет. Барахтается. Ищет опоры. Кто-то... ...срывается с неба. Одна звезда. Вторая. Третья. Затем - целый десяток. Сотня. Звездный дождь. Обжигающе, отчаянно яркие искры. Они путаются у меня в волосах, падают на плечи, прожигая одежду. Гамма Ориона чиркнула по груди - сдернула нашивку, герб факультета. Альфа Льва прокатилась по рукаву и канула в занавес, расплескав черные круги по воде. Я бросаюсь за братом. Хватаюсь за складки воды, чтобы отдернуть штору, не дать ему захлебнуться... И просыпаюсь. Ближе к вечеру того же дня ко мне явилась сова. Короткое письмо от отца: Реги пропал, мать безутешна. Мне и раньше снились плохие сны, но вещие - никогда. Мой визит закончился быстро. - Я тебя не звала, - сказала Вальбурга. - Загляни в большую гостиную, - сказал Орион. Так бывает: ты теряешь опору и падаешь. Вздрагиваешь и просыпаешься. Остановившись перед гобеленом в гостиной, я вздрогнул. И проснулся. Альфарда больше не было. Андромеды не было. Не было ни Дореи, ни Седреллы, ни бедняги Мариуса, ни Финеаса-младшего, ни Айлы - зачинщицы бунта. Ни меня. Альфа Большого Пса вспыхнула и сгорела. Мое желание исполнилось. Я освободился от родственных связей. Вот только радости я не испытывал. Одно дело, гордо тряхнув головой, сказать: эти снобы чистокровные меня достали - вот я от них и ушел. И совсем другое: я предал свою кровь - и был изгнан. Я подумал: жаль, дядюшка этого не увидит, вот было бы смеху. И сам того не желая, расхохотался. - В оппозицию! Ни одна звезда не может переместиться из одного созвездия в другое. Она может только упасть. Ни один листок, слетевший с дерева, не прирастет к ветке другого и рано или поздно засохнет. Но значит ли это, что выходец из змеиного гнезда не может присоединиться к львиному прайду? - Гриффиндор! Я бы многое отдал, чтобы вновь пережить тот момент, когда я, от горшка два вершка, сидел на высоченном стуле, провалившись в огромную Шляпу по самые уши, и не верил своим ушам. Позже вечером, после отбоя, в красной с золотом спальне, когда мы уже улеглись, но были еще слишком взбудоражены, чтобы заснуть, я позвал соседа по кровати: - Эй, Поттер... Не хочешь передо мной извиниться? - А? - Тот пошарил на тумбочке в поисках очков, как будто в них он расслышал бы меня лучше. - За что? - За то, что сказал мне сегодня в поезде, помнишь? Когда я назвался по фамилии. - А-а... - Он явно не помнил, тем не менее, почесав в затылке, пожал плечами и добродушно улыбнулся. - Извини. Я так же улыбнулся ему в ответ. - Да ладно. Я не злопамятный. И запустил в него подушкой. Джеймс запустил в меня своей. Я подхватил ее и бросил в Питера. Питер поймал и кинул Джеймсу в руки. Джеймс зашвырнул ею в Ремуса. Ремус, поразмыслив, - в меня. Так мы и не угомонились, пока не разнесли всю спальню в пух и прах. Не помню, когда еще я был так счастлив. Всего одно слово - и я уже не белая ворона с черной фамилией. Всего одно слово - и я получил официальное разрешение быть не таким, каким должен. Быть не так, как мне написано на роду. Теперь я - это я. Независимо от имен и титулов. Я - есть. Я - живой. Я имею право. Всего одно слово: Гриффиндор. И я - свободен.