Schismogenesis

Открытый ум, дрянной характер* Новый учитель в школе появился как-то спонтанно и немного нелепо. Не вовремя как-то. Через неделю после начала второй четверти. Никто о нём, вроде как, даже не говорил, он просто тихо вклинился в школьную жизнь и объявил о себе десятому "а" только на первом своём уроке. Вошёл, опоздав на три минуты — высокий такой, деловой, в костюме, — улыбнулся: — Здравствуйте, — говорит, — садитесь. Зовут меня Алексей Михалыч. С сегодняшнего дня буду преподавать у вас химию и биологию. И больше не сказал ничего. Отвернулся и начал писать тему урока. Алиса даже опешила слегка. Алексей Михалыч был молодым, — наверное, только институт закончил — светловолосым и улыбчивым. Он много шутил на уроках, но правда хорошо преподавал. И школьники, если не уважали его, то любили уж точно. По крайней мере — большинство. Алиса к этому большинству относилась не очень. Как, собственно, и к самому учителю. Потому что учитель должен быть старым, толстым и строгим. Чтобы, как глядя на него, учиться хотелось, а не разглядывать. Чтобы был представительным, слегка несуразным и в меру угрожающим. А это что? Стыд и позор, ассоциация учителей. Честно говоря, если подумать, дело было больше в том, что у прошлой учительницы Алиса была на хорошем счёту, и могла иногда преспокойно не делать домашние задания, или не беспокоиться по поводу тройки за тест, которую всегда можно было исправить. Алексей Михалыч таких поблажек, конечно, не давал, и это Алисиной к нему любви отнюдь не способствовало. Она безбожно опаздывала к нему на уроки, язвила и принципиально не признавала положительных его сторон. Тот только снисходительно улыбался, что неимоверно её раздражало. Так и жили — она бедокурила, он улыбался, она злилась. Как видно, в этой борьбе Алисе доставалось больше. И нервов тратилось больше тоже её. Что взвинчивало её ещё сильнее. Уж неизвестно, чем бы это закончилось, но у любого человека есть предел терпения. Пределом Алексея Михалыча оказалось раскрашенное гуашью чучело сороки, выкраденное из лаборантской и подвешенное за лампу на потолке класса, и взрыв во время практической работы. Светлым февральским днём, восьмым уроком Алиса была приглашена в кабинет химии. Алексей Михалыч сидел, откинувшись на спинку стула и глядел на разглядывающую свои ноги Синицину со своей фирменной задумчиво-ехидной улыбочкой. Вздохнул. Спросил: — Ну чего ты вся такая неправильная, Синицина, а? Она от удивления даже глаза на него подняла. — Какая неправильная? Он обвёл её, медленно, взглядом и выдал: — Такая. Я с классным руководителем твоим говорил, она божится, что ты милый, тихий и безобидный ребёнок. К другим учителям подошёл — тот же результат. Так чего ты мне на уроках вакханалию-то устраиваешь? Девушка потупилась. — Да не хотела я ничего устраивать, оно как-то само взорвалось. Он цокает языком. — Само. У отличницы, — задумчиво помолчали. — Спасибо, хоть стул клеем не мажешь, — беглый взгляд в журнал. — Вот даже фамилия у тебя неправильная. Алиса назидательно поднимает вверх палец. — Это потому, что она образована не от всяких там птичек, а от какого-то иностранного слова. Что-то вроде «уважаемый», «почитаемый». Он кивает. — Безумно познавательно. — Вы сами спросили. Помолчали. Алиса снова под ноги смотрит, Алексей Михалыч в бумажках своих копается. Спрашивает, наконец: — Ну, Синицина, и почему я тебе так не нравлюсь? — А с чего вы взяли, что вы мне не нравитесь? Он только усмехается, мол, ну кого ты тут обмануть пытаешься. — Ну, по-моему, второй сорванный урок за три недели — не символ вечной любви и преданности. — Да говорю же, не хотела я. — И сороку раскрашивать не хотела? — сочувственно спрашивает он. — Я надеялась, вы оцените. Кивает. — Я оценил. Так почему ты меня не любишь? Алиса против воли скрипит зубами. С чего, спрашивается? Ну чего такого ужасного он у неё спросил? — Потому что вы молодой и красивый, — огрызается. — И я вам завидую. Он смеётся так непринуждённо и искренне, что Алиса, к своему горю, заливается краской. Отсмеявшись, Алексей Михалыч махает в сторону двери рукой. — Ладно, остановимся на этом варианте, он мне нравится. Постарайся больше не срывать мне уроки, ладно? Не хочется вести тебя к директору. Можешь идти. Её хватает только на невнятное «до свидания» и спешный побег за дверь. Ладно, всё, что она вынесла из этого разговора, так то, что он дико странный. Серьёзно, может уже пора начать его побаиваться? У раздевалки Алису смиренно ждёт Сёма — сосед по парте и друг по совместительству. Он подходит, глядит настороженно с высоты своих ста девяноста пяти сантиметров, и она резко чувствует себя ещё ниже, чем есть на самом деле. Как, впрочем, и всегда. — Ну как? — спрашивает, подавая куртку и пакет со второй обувью. Алиса, пока одевается, рассказывает. Сёма решительно ничего не понимает. — То есть он просто попросил тебя больше так не делать? Да в начальной школе по-жёстче наказывают. Она только плечами пожимает. — Я сама немного не врубаюсь. Когда они выходят из школы, Алиса глубоко вдыхает морозный воздух и выдыхает облачко пара. Сёма у неё над ухом страдальчески вздыхает. — И почему каким-то гуманитариям достаётся любовь учителей, а несчастным технарям только… — Хорошие оценки? — невинно интересуется Синицина. Сёма фыркает и быстро сбегает вниз по ступенькам. — Молчала бы, без-пяти-предметов-отличница. Она догоняет его и толкает плечом. — Вот именно — без пяти предметов. *** я бреду по лужам обувь решето никому не нужен да и мне никто** Зима стояла на редкость тёплая. Под ногами хлюпала грязная каша, деревья чернели мокрыми голыми ветками, солнце не показывалось уже которую неделю. Ал плёлся на работу в крайне дурном настроении. Школа встретила его теплом, шумом и запахом выпечки из столовой. Алекс кивнул дежурным учителям у входа и, тихо радуясь отсутствию желающих пообщаться, проскользнул в раздевалку. На душе как-то полегчало, но ненадолго. У самого кабинета его отловила Галина Алексеевна, учительница ИЗО — красивая молодая женщина с копной прекрасных светлых волос. Жаль, педагог так себе. Ни уважением, ни особой любовью у учеников она не пользуется, поэтому все, включая педагогический состав зовут её Галочкой — то ли в насмешку, то ли из жалости. Галочка хватает его за локоть и принимается щебетать Алу что-то в своей извечной манере. И вам здравствуйте. Да, иду к себе. Нет, извините, к вам на чай не зайду — работы по горло, тетради седьмого «а» не проверены. Очень жаль. Может быть в другой раз. Галочка вздыхает, томно и печально хлопает на прощанье ресничками и исчезает в толпе учеников. Он недолго смотрит ей вслед, открывая дверь кабинета. В классе душно и пыльно. Он открывает окно и широко зевает. Смотрит в расписание — специально своё выпросил, чтобы лишний раз не появляться в учительской — первый урок у десятого. Эх, любит он этот класс — дети смышлёные, в меру шумные, средний балл неплохой. Синицина ещё эта. Забавная девчонка — маленькая, тоненькая, волосы в вечном беспорядке — пытается спорить, язвить даже, недавно второй раз сорвала ему самостоятельную по химии. При этом учится на твёрдые пятёрки, если её периодически подпинывать. Узнавал — на остальных предметах ведёт себя как шёлковая. И что делать с ней с такой — непонятно. Он вздыхает и сосредотачивается на тетрадях. Позже. Всё позже. Последний шестиклассник выбегает из кабинета, на бегу бросив тихое «до свиданья, Лексей Михалыч», за ним негромко хлопает дверь, и Ал облегчённо выдыхает. Можно идти домой. Замечательно. Он складывает бумаги в портфель, закрывает класс, и бодрым шагом идёт к лестнице. — Алексей Михалыч, подождите, — перехватывает его завуч. Алекс мысленно чертыхается. Не к добру. — Да, Вера Анатольевна? — Алексей Михалыч, подождите, вы домой собрались? — кивок. — Зря. У Кирилла Сергеевича сейчас дополнительные занятия с девятыми классами, вы у него ассистируете. А с какого перепуга он должен вдруг подорваться и побеждать ассистировать какому-то там физику? — А что там такого сверхсложного, что без ассистента и не обойтись уже? — Я не знаю что именно, но приборов уйма, одному ему — ну никак. Помогите, а заодно за дисциплиной последите. Ал вздыхает. — Могу отказаться? — Ни в коем случае, — улыбается Вера Анатольевна. — они в семнадцатом, удачи. И, я зайду к вам, проверю, как справляетесь И гордо удаляется. Алексу немножко хочется сдохнуть и немножко послать всех нахуй, но он напоминает себе, что работа учителя — это ему не райские сады, и пытается смириться. Поводит плечами и разворачивается в сторону семнадцатого. Дверь открывается со страшным звуком, так что, когда Алекс заглядывает в класс, его окружает давящее внимание тридцати пар глаз. Ал переводит взгляд на человека у доски, застывшего с вольтметром в руках, а дальше, всё как в песне поётся — я смотрю на тебя, ты глядишь на меня, искра, буря… — А вы к кому? — Кириллу Сергеевичу едва ли тридцать. Все два месяца работы Ала, он успешно проездил по курсам повышения квалификации, и увидеться они смогли только теперь. Это отчего-то неловко. — А я к вам, — отзывается Алекс. — Ассистировать пришёл. Физик задумчиво смотрит на него с десяток секунд и качает головой: — Вы не Анна Иоанновна. Ал усмехается. — Вы поразительно наблюдательны. Я вам больше скажу, я даже не Пётр Первый. Ему скалятся в ответ. — А чего опаздываете? — Извините, был на курсах по тайм-менеджменту. Мужчина насмешливо выгибает бровь и пожимает плечами. — Ну проходите, коли пришли. Как бишь вас там? — Алексей Михалыч, — Ал подходит к кафедре и протягивает физику руку. Тот без колебаний её пожимает. Уже неплохо. — Кирилл Сергеич. Вы химик наш новый, да? Ну, поднимайтесь, держите вольтметр пока. Алекс забирается на кафедру, встаёт чуть позади мужчины, и послушно хватает вольтметр. Шикает на расшумевшийся класс. — Так, — говорит физик детям, попутно хватая что-то со стола. — Молча записали Алексею Михалычу полную характеристику всех элементов второго периода таблицы Менделеева. — задумчиво смотрит на уставленный приборами стол, потом на Лисицына. — Ну, берите ещё гирьки и весы вот эти и пошлите за мной, убирать всё будем. Ал кидает на него какого-блять-хуя взгляд, который мастерски игнорируют, и вынужденно тащится за Кириллом Сергеичем в лаборантскую. — Ну и какого чёрта? — чуть раздражённо спрашивает Ал, расставляя приборы по полочкам. Физик пожимает плечами. — Помилуйте, какие лабораторные на доп. занятиях? Я, вообще-то, у Веры Анатольевны Анну Ивановну выпрашивал, под предлогом ассистирования, а мне вас прислали. Нет, не подумайте, вы, конечно, тоже весьма и весьма, но я брюнеток предпочитаю. Ал вспоминает каскад чёрных, струящихся волос, стройные ноги и лучистую улыбку. Анна Ивановна — очень и очень неплохой выбор, тут не поспоришь. Он фыркает. — Какой вы непрофессиональный. — Стыжусь и каюсь, — смиренно вздыхает физик. Они управляются в два захода, а потом возвращаются каждый на своё место, Ал — за учительский стол, Кирилл Сергеич — к доске. — Ну что, приступим? — А Алексей Михалыч что делать будет? — спрашивает девичий голос с третьего ряда. — А Алексей Михалыч будет смотреть за вами, и тех, кто будет болтать, после занятия отправит в вытяжной шкаф у себя в кабинете, — отзывается Ал. — Все поняли? — улыбается физик. — Замечательно. А теперь решаем задачу. Он принимается молча что-то писать на доске. — Всё понятно? — спрашивает, когда половина уже исписана. — Нет, — вразнобой отзывается пара голосов из класса. — Плохо, — продолжая писать, заключает Кирилл Сергеич. — Потому что для решения этой задачи достаточно спинного мозга и знания формул. — Так, — говорит он, переходя на боковую доску. — Здесь мы договоримся насчет обозначений… Ну то есть как, договоримся: я вам расскажу, а вы смиритесь… Ал фыркает, и, наверное, слишком громко, потому что физик бросает в его сторону быстрый, насмешливый взгляд. Приходится строить из себя взрослого и серьёзного. Кирилл Сергеич выпрямляется, и поворачивается к классу, отряхивая руки. — А сейчас вы открываете методичку на странице 30. Внизу страницы вы видите формулу. Формула приводит вас в ужас. Так? Класс напряжённо молчит. Ал, ради интереса, заглядывает в лежащую на столе книжечку. На него, загадочно сверкая переменными, смотрит формула интеграла. — Только вот не надо мне сейчас плакать, что вы без меня тут интегралы не проходили. — Проходили, — неуверенно отзываются со второго ряда. — Ну и чего тогда? Класс молчит ещё более напряжённо. — Ой, — вздыхает физик, махнув на детей рукой. — Показываю один раз, кто не запомнит, потом сам будет разбираться. Ал невольно усмехается и вспоминает свою суровую, твёрдую и незыблемую Ирину Михалну. Уроки с ней не то, чтобы были неприятными, но восторга не вызывали. А напрочь отсутствующие у учительницы чувство юмора ситуацию только усугубляло. Приходилось сидеть, скучать и пытаться не уснуть под монотонный гул учительского голоса. Эх, ему б в своё время такого Кирилла Сергеича, он может быть, всерьёз задумался бы о традиционности своей ориентации. А теперь уже поздно. За шутками, прибаутками и объяснением материала проходят ещё пятнадцать минут от урока, и звонок, наконец, звенит. — Так, задание на доске, списывайте и можете быть свободны, — на прощание напутствует Кирилл Сергеич. — И помните у меня: цари были — царей свергли. Коммунисты пришли — коммунисты ушли. А интегралы как были, так и остались. До свидания. — Было круто, — честно говорит Алекс учителю, когда класс пустеет. Тот фыркает. — Приходите ещё. Потом они вместе спускаются в раздевалку, вместе выходят из школы и, пожав друг другу руки, расходятся в разные стороны. И Алекс, засовывая руки в карманы и глядя на холодное декабрьское небо, снова чувствует тугое, тянущее одиночество. *** Он слова умного не выговорил сроду, — Мне всё равно, что за него, что в воду*** Илья смотрит на Алису и усмехается. Приобнимает её за талию и она доверчиво льнёт к нему, улыбаясь в ответ. По телу от её прикосновений разливается нежное тепло и от этого чувства хочется заурчать, как рычит сытый, довольный хищник. Он опускает голову, говорит ей куда-то в макушку: — Может сходим сегодня вечером куда-нибудь? — У тебя тренировка сегодня, — отзывается она. — Точно. Забыл. Илья снова ухмыляется. Полезно иметь в окружении такого человека. Алиса вообще очень удобная — обо всём помнит, по поводу внимания не возникает, с подарками не напрягает. К тому же довольно симпатичная. Могло бы быть и лучше, конечно, но — чем бог послал. Алиса начинает щебетать что-то о книжке, которую им задавали на завтрашнюю литературу. Илья наслаждается приятным голосом, не особо вдаваясь в суть. Идиллию портит этот Алисин цепной пёс — Орлов. Появляется вдруг на лестнице и целенаправленно идёт в их сторону. Медведь перекаченный. И что ему надо опять? — Ты меня опять не слушаешь, — доносится до парня грустный Алисин голос. Она не обвиняет и не злится — давно привыкла. Илья бросает раздражённо, так, чтобы этот слышал: — Там опять этот твой. Барбос недобро улыбается и собирается что-то ответить. Алиса отстраняется и смотрит на них обоих с насмешливым укором. — «Этот мой» — мой друг. И я тысячу раз объясняла вам обоим куда вы можете засунуть своё мнение по поводу каждого из вас. Повторить? Илья морщится. — Ладно, чёрт с ним. Алиса растягивает губы в улыбке и кивает в сторону лестницы. — К барину свита изволила пожаловать. Илья фыркает, девушка добавляет уже нормально: — Первый звонок всё равно через минуту. Иди. Парень еле заметно вздыхает, подходит к ней и демонстративно целует. Алиса не сопротивляется — к таким ребяческим выходками она тоже привыкла. Илья отстраняется и уходит к своей команде по баскетболу. Сёма у Алисы над головой облегчённо вздыхает. — Спасибо, — говорит она. — Знаешь, мне всё сложнее и сложнее при нём молчать, — отзывается парень. — Знаю. Прости. Сёма только отмахивается. — Да ладно. Я всё понимаю. Пока я для него — тупой качок, он меня около тебя терпит. Знал бы правду — вообще под арест бы тебя посадил. — Вот уж фигушки. Чего-чего, а распоряжаться собой я ему не дам. Они медленно плетутся к классу, уворачиваясь от бегущих младшеклассников. — И не тошно тебе ещё? — угрюмо спрашивает Сёма. — Все вокруг на тебя смотрят, как будто ты ему продалась. Деньги там, статус, всё такое. Алиса фыркает. — Главное, ты так не думаешь. А они просто завидуют, что им не досталось лучика Илюшиной славы. Несчастные по сути люди, — она вздыхает, усаживаясь за парту. — Жалеешь, что Зайцев не взял их в свою компанию уродцев? — кривится парень, усаживаясь рядом. — Жалею, что для них эта компания уродцев — кумиры. Девушка складывает учебники и тетради в одну аккуратную стопочку. Смотрит на свои подрагивающие пальцы. Переводит взгляд на серый двор за окном. Иногда Алисе кажется, что она что-то делает не так. Иногда Алисе кажется, что всё, что она делает, не имеет смысла. Иногда Алисе кажется, что вся её жизнь от начала до конца — иррациональное дерьмо. Возможно, иногда Алиса права. ___ *просторы интернета **просторы интернета *** Грибоедов, «Горе от ума»