О чем молчат телефоны

POV Yana Это случилось, когда я выходила с занятий по специализации. Мы работали над отчетными проектами, судорожно разрабатывая планы, выступления и налетая на преподавателя как чайки на последний кусок рыбы. Когда прозвенел звонок, я даже не потрудилась уложить вещи в сумку – подхватила папку с набросками, закрепила карандаш за ухом, забросила сумку на плечо и поспешила к выходу. Одноклассники застряли в дверном проеме, причем в прямом смысле слова: Стас и Семен пытались одновременно протиснуться в двери. Ситуацию разрешил пинок Кости. Парни вылетели в коридор как пробка из бутылки, и ученики тонкой пестрой струйкой начали вытекать из помещения. Я уже была в дверях, когда услышала гомон женских голосов, а потом чье-то жалобное: - Егор, ну отдай! Ну пожалуйста! Я запнулась на ровном месте, поторопившись покинуть класс. Слева, чуть дальше по коридору, Кирьянова облепила кучка девушек с нашей специализации: три – из 11 Б, две одноклассницы Егора, три - моих, и еще две девятиклассницы. Длинноволосая блондинка с красиво уложенными вьющимися локонами отчаянно выпрыгивала со своего места, пытаясь дотянуться до листа бумаги, что Егор держал на вытянутой руке над своей головой. - Егор, блин! Прекрати! – возмутилась его одноклассница. Имени ее я не знала, но постоянно видела ее на занятиях. - Да блин, это наши зачеты! Зачеты? Я подошла чуть ближе, присмотрелась. Лист был не один – несколько, и вот изображение на них оказалось до боли знакомым… - Да обойдетесь! – отрезал мой друг, и, свершив обманный маневр, оказался за спиной одной из девушек и выудил торчащий из ее сумки свернутый трубочкой лист. - Егор!!! - Я в натурщики не нанимался! Нет, я сказал! И тут я получила ощутимый толчок в спину. Все правильно, нефиг терять челюсть посреди коридора. Во время перемены коридор буквально оживал, наполняясь топотом ног, смехом, шутками. Ученики спешили стайками кто куда, не особо заморачиваясь о неожиданных препятствиях на своем пути. Если зазевался – тут уж сам виноват. Или умей жить этом мире, под названием «Перемена», или сиди в классе в ожидании звонка на урок и носа не кажи из кабинета. Восьмиклашки спешили на следующее занятие, а я оказалась тем самым препятствием, что считало ворон – точнее, листы в руках Егора – посреди коридора. И едва я попыталась развернуться, чтобы понять, кто меня толкнул и сколько их там еще, как получила еще один толчок сильнее предыдущего. Двое мальчишек неслись наперегонки до спортзала, а я не успела никак среагировать. Папка вместе с рисунками вылетела из рук, с характерным шлепком приземлившись на пол. Листы выскользнули из нее, ровной дорожкой растянувшись на полу. И как назло рисунок, что я хотела теперь спрятать, если вообще – не порвать, оказался на самом виду. Егор, среагировавший на звук, замер в нескольких шагах от меня. Я постаралась как можно быстрее ликвидировать последствия маленького происшествия, надеясь, что друг не заметит рисунка. Но сжавшееся под ребрами сердце подсказывало, что все с точностью до наоборот. Я в одно движение собрала листы, благо они выпали ровным рядом, загнала их обратно в папку и быстро выпрямилась, изо всех сил прижимая папку к груди. Егор, не мигая, смотрел на меня несколько секунд, потом резко обернулся, проверяя, все ли рисунки он отобрал у девчонок, а после – развернулся весь и пошел в одному ему известном направлении. В спину ему летели сетования и бурчания о том, что теперь придется заново придумывать план защиты и делать новый рисунок. А у меня внутри бушевала совесть, и от буйства этого стало тяжело дышать, и захотелось, почему-то, заплакать. Я ведь даже спросить не додумалась, а не возражает ли он, если я его нарисую. Я и не подумала тогда об этом, слишком уж была под впечатлением от зрелища. Да все наши девчонки откровенно пускали слюни на него! А я натура впечатлительная, и не виновата, что в обычном подтягивании мне видится нечто донельзя красивое и завораживающее. Ну да, разумеется, Егор там сыграл не малую роль – он красив, с великолепным телом, манерами и… да к хренам, он идеален! Но как выяснилось позже, я не единственная, кто получил переизбыток впечатлений от Егора на турнике и пришел к мысли что это – идеальная тема для зачета, и не важно, что у половины была тема «натюрморт», еще у восьми – «пейзаж», а у остальных – «абстракция». Нарисовать Егора решила каждая вторая, ибо каждая первая не смогла притянуть за уши причину, по которой им необходимо нарисовать именно Егора. Остальные оказались изворотливее, тем более, что некоторым, так же, как и мне, попалась тема «движение». Я проследила, как друг спускается по ступенькам, как теряется из виду его взъерошенная макушка, и только тогда развернулась в свою сторону. Было как-то не по себе. Нет, мне ничего не стоило переделать рисунок заново, взять какой-то другой объект или вон, мальчишек попрошу позировать – те точно не против. Но почему я не додумалась элементарно поинтересоваться мнением Егора? Какой вообще я друг после этого, если даже не беспокоюсь о чувствах мальчишек?! Я тихонько вздохнула. Неравную схватку с совестью я проигрывала. Из транса вывела Наташка, спешившая со своей второй специализации. Нагнав меня, она легонько пихнула меня в бок. - Ты чего загруженная такая? Зато кое-кто, не в пример, разгруженный. Дорофеева светилась как Кремлевская елка! Она буквально подпрыгивала, а не шла. - А? – выдавила я, еще не отошедшая от своей задумчивости. - Я говорю, поможешь мне партию подготовить? Хочу кое-что попробовать, но там терцию с октавой выстраивать, поможешь? - Да бес про… - я осеклась, едва снова не выронив папку из рук. Наташка стояла лицом ко мне и спиной к окну. И вот угораздило меня в этот самый момент глянуть поверх ее плеча. А там за окном зеленел школьный двор, сияло майское солнце и огромные облака, казалось, вот-вот свалятся на голову и накроют все пушистыми нежными комками ваты. Летают бабочки, перекликаются птицы… и наш дворник дядя Витя гоняет метлой Сеньку с Максом. Я подлетела к окну, распахнула его и едва не вывалилась, перевесившись вниз головой. - Да вы у меня сейчас… а ну идите сюда! Да вам сейчас мало не покажется! Птички, оказывается, перекликались не только между собой, но и с дядей Витей. Причем, похоже, старались, кто кого переорет. - Дядь Вить, ну чесслово не специально!!! – вопили мальчишки, наворачивая неведомо какой по счету круг. - Знаю я ваше не специально! Я вам покажу сейчас такое не специально! Кажется, кого-то пора спасать. - На-ка, подержи, - я, не глядя, сунула в руки Наташке папку с рисунками и рванула к лестничным пролетам. С третьего этажа я вряд ли могла хоть как-то оказаться полезной, пришлось нестись на первый. В коридорах у окон уже собирались веселящиеся школьники: кто снимал на телефон, кто просто помирал со смеху. А те несчастные, что попадались мне на пути, вжимались в стены. Но если бы я и снесла кого-нибудь, то точно бы не заметила. Оказавшись на первом этаже, я пробежала до его середины, выбрала окно посвободнее и поближе к месту действия и одним резким рывком раскрыла, впуская в коридор поток едва прохладного уличного воздуха. - Давайте сюда! – заорала я что есть силы. Мальчишки среагировали мгновенно. Завершив круг, они рванули в мою сторону, прямо к распахнутому окну. Дядя Витя маневр не оценил, и было видно, что разозлился он хуже прежнего. Как бы снова к директору не повели. Я сделала шаг в сторону, и мальчишки, один за другим, с разбегу запрыгнули в окно. - Спасибо, Вишня! – поблагодарил Сенька, спрыгнув с подоконника. - Вишневская?!Ты?! – взревел с улицы дядя Витя. Мы втроем вздрогнули и на несколько секунд приросли к полу. Народ вокруг уже смеялся реже, с любопытством выжидая дальнейших действий. - Валим! – Макс отмер первым, и дальнейшие наши действия себя ждать не заставили. *** - Вишня, не пинайся! - Это не я! - Тогда Макс! - Ребят, похоже, мы выросли из этого шкафа… Неутешительное заключение вызвало три одинаково печальных вздоха. Мы и в прошлые разы с каким-то подозрительным трудом сюда помещались, но задумались об этом только сейчас. А жаль, место для отсидки было хорошим. А еще жаль недоеденного обеда. Мы сидели в столовке. Мальчишки обсуждали неточности в какой-то там конструкции, а я лениво болтала трубочкой в стакане с соком и думала, думала, думала… И вот как раз, когда я поймала себя на мысли о том, что надо поговорить с Егором, с кухни донесся злой голос дяди Вити. Пришел пообедать, а заодно и на нас пожаловаться. Уйти мы попытались тихо, мирно и без потерь, но нас каким-то образом заметили, так что пришлось дать деру. Шкаф в кабинете завхоза был одним из самых надежный мест, и находился ближе всего по пути, так что мы рванули туда. Вот, с трудом помещаясь, догрызали на спех ухваченные булочки и яблоки. - Вишня, если ты на меня откинешься, будет удобнее, - пропыхтел Макс, ерзая слева от меня, - тогда Сенька сможет чуток развернуться. - Завхозу пора поменять шкаф, - пробубнила я, пытаясь занять более удобное положение. Наконец, устроившись более-менее удобно, мы притихли, приготовившись ждать. Мальчишки молчали недолго, минут через десять уже принялись шепотом обсуждать какое-то там супер бонусное прохождение в какой-то там игре. Я же пустилась в долгие скитания по собственным мыслям. Почему-то мрак шкафа, теснота и шепот мальчишек очень к этому располагали. Для начала я точно решила, что извинюсь перед Егором, как только увижу. Если учесть, что до этого никакого напряга между нами не было, меня слегка выбивало из колеи сложившееся положение вещей. Но, все таки, оно еще и обнадеживало. Это же Егор… он обязательно поймет и не будет злиться. И, конечно же, как только мысль о Егоре была додумана, на смену ей хозяйским уверенным шагом пришла мысль о Мирославе, на правах собственника захватив мой мозг. Мало того, что сама явилась, так еще и привела собой держащиеся за ручки воспоминания. Им места в голове слегка не хватило, а потому они отправились в сердце, заставляя многострадальный мой орган участить свой ритм. И вот тут я уже не просто была выбита из колеи. Я потерялась в себе же, не понимая ни своего отношения к этому парню, ни реакции на него. Ни его поступков, мотивов… ничего я не понимала! Если его не было, то мне хотелось, чтобы он появился. Но, как только он был где-то рядом, мне хотелось, чтобы он ушел. Моей маленькой тайны, что висела петлей на шее и обещала внезапно, без предупреждения, затянуться однажды, он никому не выдал. Да и глупо было опасаться, что он с какой бы то ни было целью, вдруг просветит мальчишек. Не те между нами пятерыми отношения. В груди болезненно заныло, стоило мне вспомнить, что он снова объявится у меня дома – сам обещал – чтобы осчастливить меня еще одной порцией знаний. Да, мне удалось договориться об отсрочке и дополнительном времени для сдачи моих хвостов и пропусков, но этого времени был далеко не вагон. Скорее, половина маленькой тележки. Поэтому я с благодарностью принимала его помощь. Все-таки, надеялась, что все получится. Но мне становилось не по себе, всякий раз, как только я его видела. Я боялась услышать знакомое рычание мотора, который не спутаешь ни с каким другим; увидеть Мира однажды на байке; снова оказаться слишком близко… И встречи наедине вот никак моего состояния не улучшали. Он, наверное, не понимал. Или не хотел понимать. Так или иначе, прятаться от него по углам я не могла, и не стала бы. В конце концов, была одна маленькая деталь: один уговор, по которому мы и должны были привыкать к нормальной жизни. Учиться, что называется, жить заново. И если я вдруг начну прятаться от человека, никак не причастного к моему прошлому, пользы это никак не принесет. Я слишком хорошо это понимала. Мирослав появился в моей жизни лишь несколько недель назад. Там его не было. К случившемуся он не причастен ни словом, ни делом. И уж тем более, Мирослав не…он. Хоть и напоминал мне одним своим видом о том, кого уже никогда в моей жизни не будет. Удивительно, как два разных человека, никогда не встречавшихся, оказываются настолько похожи. Но я убеждала себя, что это только мое больное восприятие. В конце концов, у них даже черты лица разные, а выбор одежды и одинаковые предпочтения еще ничего не значат. Меня аккуратно пощекотали в правый бок, и я медленно вытекла из водоворота своих мыслей, обернувшись на Макса и осчастливив его очень содержательным : «А?». - Я говорю, придешь ко мне на выходных? – зашептал друг мне в ухо. - Приду, приду. А чего надобно-то? Повисло молчание. Мальчишки, видимо, пытались переглянуться в полумраке. - Ты нас слушала вообще? – засомневался Сенька. - Простите, ребят, чет задумалась… - А! Ну тогда мы тебе не скажем! – выдал совершенно счастливый Макс. - Эй… - Т-с-с! Слышите? - Сенька подался чуть вперед, ближе к двери. Откуда-то снаружи доносились голоса, быстро приближающиеся в нашу сторону. А затем открылась дверь кабинета. Кто-то очень, очень сильно торопился… в наш шкаф. Дверцы распахнулись, и в лицо ударил поток свежего кислорода. А я и не заметила, как в шкафу было душно. - Эй! Тут занято! – возмутился Сенька. Двое девятиклассников (9В, кажется, ) недоуменно моргали на нас, явно не ожидая такой подставы. - Да вы тут давно уже сидите! Уступайте давайте. Нам тоже надо! – осмелел тот, что стоял справа. - С чего вы взяли, что давно? -Да потому что дядь Вася к вашим поискам уже завхоза подключил, помощника секретаря и двух практикантов! Количество людей в вашем случае говорит о времени вашей отсидки здесь! - Ну и логика… - опешила я. Мы с Максом переглянулись, - о времени, но не о месте! Давайте, ищите себе другое! - Давайте-давайте! – поддержал Сенька, потянувшись к дверце, чтобы закрыть ее. – Это наше место. - С какой это стати оно ваше?! - По праву рождения! – выпалил Белов, захлопывая дверцу изнутри. - И преемственности поколений! – выдал уже в закрытую дверь Макс, - так что удачи в поисках. Бедолагам с той стороны ничего не оставалось: послышались торопливые шаги и хлопок двери. А мы вновь погрузились в молчание и задумчивость, только размышляли мы в этот раз об одном и том же. - Преемственность поколений… - вздохнул Макс и, судя по усмешке, криво улыбнулся. – А в чем-то они правы, народ. С другой стороны тихонько вздохнул Сенька. - Да… походу, новое место надо искать нам. Все равно впереди остался только год, а сюда мы уже почти не помещаемся. *** «…. За сим передаем право, наследованное нами от наших предшественников следующим поколениям, что будут после нас, дабы сохранить их от наказаний неминуемых и гнева учительского. Чтите и уважайте сие благословенное укрытие. Данное право надлежит передать тем, кто придет после и кому предстоит продолжить славную и многолетнюю традицию влипаний, нарушений и проказ. Да не попадетесь вы на ковер к директору и не обрушится на вас гнев администрации сего чудеснейшего заведения во веки веков. Б-ов Б-ий В-ая » Руки чесались дописать пресловутое «аминь», но никто из нас этого не сделал. - Знаете… такое чувство, что оно какое-то неоконченное, – задумчиво протянул Макс. - Ну так мы и не завтра из школы уходим, - пожал плечами Сенька. Лист с посланием мы закрепили в глубине шкафа в самой скрытной его части. Теперь его заметить мог лишь тот, кто устроился бы внутри сидя или полулежа. Я отошла от шкафа на шаг – нет, ничего не заметно. Дверцы наивно скрипнули и смокнулись, скрыв собой целую, как нам казалось, эпоху всевозможных приключений. Я чувствовала себя тем самым эльфом из Властелина колец, чье «время закончилось». Осталось сесть в лодку и уплыть прочь из Средиземья… А ведь в каком-то смысле так и есть… в скором времени эти дверцы снова распахнутся, впустив внутрь таких же балбесов, как и мы, вляпавшихся в какую-нибудь передрягу. Но здесь и сейчас, для нас и по нашей воле они закрылись, поставив жирную точку для Белова, Белинского и Вишневской. *** Гараж приближался как-то чересчур быстро. Одна дверь была приветливо распахнута настежь, вторая – чуть приоткрыта. И кто сейчас внутри, я знала точно. Сердце не могло решить, остановиться ему или ускорится, чтобы пробить грудную клетку и сбежать в закат, ибо пятки, в которых оно периодически пряталось по переменке, уже не спасали. Последние несколько метров, порог, и меня встретила приятная прохлада гаража. - Привет, - улыбнулась я, сбрасывая сумку в ближайшее кресло. Егор поднял на меня рассеянный взгляд, собрал его в кучу, сосредоточил на мне и улыбнулся в ответ. - Ты быстро сегодня. - Ну, я свое на сегодня отработала, не мне же в этом году на Всероссийский ехать… Егор сидел на старых подушках, подсвечивая себе старой лампой уже изрядно помятые листы. Он с головой ушел в наши наработки, запоминая рисунок ритма в песне, который я прописала вчера, и все такое прочее. К порученному ему выступлению он подходил с полной ответственностью. Я подтянула к себе подушку, села напротив. Взяла первый попавшийся лист и невидящим взглядом уставилась в собственные же письмена… Егор о случившемся в коридоре никак не напоминал. После всех разборок сегодня он еще умудряется пребывать в рабочем состоянии. Я сама лично видела, как еще две или три перемены он рыскал по коридорам и изымал зарисовки с собой любимым у всех, кто имел неосторожность ими засветить. Ну да, если учесть что не только наши окна выходят на турники, и не только мы одни посещаем художественные специализации… в общем, творений набралось прилично. Я глянула на друга поверх листа. Сосредоточенный, спокойный. Идеальный, чтоб оно… - Егор, - осторожно позвала я. - М? – он бросил на меня быстрый взгляд. - Ты это… не против, что я тебя нарисовала? А то не спросила даже… извини. Кирьянов сначала молчал, чуть поджав губы. А потом, посмотрев на меня, улыбнулся искренне и … ласково. Нет, я бы даже сказал, нежно. - Тебе можно. - Но…почему? – теперь уже я поджимала губы, от нервов. – У других ты все отобрал. - К тебе я привык. А эти… я их боюсь. – Друг насупился и снова уставился в листы. Что, простите, я сейчас услышала?! - Кого ты боишься? Девчонок?! Господи… как же ты жену себе собрался искать? Егор выпрямился и в полном недоумении уставился на меня. Вид у него был такой, словно ему открыли только что какую-то непостижимую истину. - Чего?... Ее еще искать надо? А я думал, их выдают вместе с дипломами об окончании института, - он растерянно уставился на меня, - ну или хотя бы со школьным аттестатом, ну если вдруг что… Мое воображение, будь оно не ладно, живенько так обрисовало во всех красках: «Огромный, светлый и очень парадный зал какого-нибудь самого крутого института. Благородный дяденька-профессор при полном параде и с нескрываемой гордостью вызывает Егора на сцену, чтобы вручить ему его платиново-золотой с бриллиантами диплом. Аплодисменты, поздравления, улыбки… и Кирьянов в замешательстве: - Погодите, Вы жену дать забыли…» Коротко о взглядах Егора на создание семьи. - Ян? Ты чего? – друг с опаской уставился на хохочущую меня. Я без тени сомнений поделилась с ним плодом своей фантазии. Заявившиеся минут пятнадцать спустя ребята обнаружили крайне неоднозначную картину: умирающие со смеху я и Егор. От поездки на карете скорой помощи нас спасло замешательство мальчишек, которые судорожно пытались решить, звонить «03» или вызывать экзорцистов. А к тому моменту, когда было решено облить нас холодной водой, мы уже успокоились. *** Облокотившись на стол, я согнулась над ноутбуком, уронив глаза в монитор и притоптывая в такт мелодии. На экране кружилась пара, изображая Тот Самый танец, который на Выпускном балу придется повторить. Ну а нам с Егором еще и Марковичу предварительно продемонстрировать. Все остальное у нас вообще-то получалось, но это вот произведение танцевального искусства мне все еще не покорилось. Я добросовестно пыталась выучить фрагмент перехода от парного исполнения к индивидуальному. Женская часть здесь весьма не простая, но, тем не менее, вполне исполнима. Но что-то я делала не так. Да и весь танец мне не давался, как надо. Ну не могла я, хоть убивайте. Слишком много прикосновений, слишком много взглядов, которые тоже были элементами танца… не правильно посмотрел, улыбнулся, вздохнул, моргнул, и все – хрупкая атмосфера танца разбита вдребезги. Я вновь и вновь отматывала кадры, пытаясь запечатлеть в своем мозгу последовательность движений, в надежде, что он потом отдаст нужную команду телу. Заодно и туфли решила разносить и потренировать ноги – танцевать-то придется на тонюсенькой шпильке. Это вам не кеды с босоножками… На пятом просмотре я начала подмурлыкивать мелодии, на шестом – ненавидеть партнера, на седьмом, почему-то, вспомнилось о кострах инквизиции… И вполне логично, что при таком полете мыслей звонок в дверь стал полнейшей неожиданностью. Я подпрыгнула на месте, каблуки звонко цокнули о ламинат. Переведя дух, я с грацией породистой лошади погарцевала открывать двери, радостно стуча каблучками. - Ты не готова? – Мирослав скромненько прислонился к косяку, оглядывая меня с головы до ног. Взгляд задержался на туфлях. - Блин, прости, - я поморщилась. Это ж угораздило забыть, - слушай сегодня на тренировку никак, наверное… у меня там танец этот висит… а нам показывать его скоро. Я, наверное, лучше с ним разбираться буду… Мирослав под конец моей речи поднял брови и молча принялся скидывать кроссовки. - Какой танец? - Ну этот…который…. – я чувствовала как алеют щеки. Противный танец. Противный Маркович! - Понял, - кивнул Мир, и, обойдя меня, направился в мою комнату. – Показывай, что не получается. - Погоди, не туда… - парень обернулся, а я кивнула в сторону залы. – Там места больше. Я с самого утра обосновалась в большой комнате, ибо в моей с таким танцем было никак не развернуться. И, наверное, надо было сразу заподозрить не ладное, но я была слишком занята мыслями о танце. - Показывай, - повторил Мирослав. Я послушно присела на табуретку, отмотала запись поближе к началу, и нажала «плей». Пару минут мы молча пялились в экран. Я жевала губу и ковыряла каблуком пол, Мирослав, наверное, вообще выпал в прострацию. - Так все тут просто, - сообщил он. Ан-нет, не выпал. - У меня не получается, – вздохнула я. Встала, отошла на пару шагов и продемонстрировала движение, - видишь, поворот этот дурацкий, я все время сбиваюсь. А потом ведь еще под Егора надо подстроиться. - Потому что ты пытаешься рассчитать. А надо поймать музыку. Тут, на самом деле, небольшая хитрость: музыка направляет весь танец. На каждое второе движение свои, так сказать, звуки-якоря… - он отмотал запись на нужный момент, - вот, сама послушай. Я прислушалась, присмотрелась. Ах ты ж сука, Макарыч! Сразу-то нельзя было это рассказать?! Я жестом попросила отмотать, и, поймав нужный переход, почти удачно повторила движение. - Ну, вот видишь, - с легкой полуулыбкой произнес Мирослав, - не так уж и сложно. А вообще, лучше будет, если ты начнешь с этого момента… Да, надо было почуять неладное… Он в одно движение притянул меня к себе, обнял (а иначе в этом танце никак) за талию и сделал шаг назад, увлекая меня за собой. - У тебя не получается до конца, потому что ты не чувствуешь переход… - его голос сделался хриплым. Мигать он, мне показалось, и вовсе перестал. А я перестала дышать, вслушиваясь в его голос. – Этот танец не получится учить по принципу «по кусочкам, а потом сложить». Сама уже заметила, что тут каждое мелкое движение играет свою самостоятельную роль… Да, как я могла забыть, что он тоже выпускался, а значит, тоже исполнял этот танец. И наверняка это было выше всяких похвал. И конечно, сейчас ему легко говорить. Это не у него замирает сердце, это не он с каждый слабым вдохом растворяется в синеве глаз, не у него мурашки по коже от такой близости… Ну неужели он совсем не видит, что у меня на него нездоровая реакция. Неужели не чувствует, как пылает кожа; не слышит, как сбивается дыхание… Я подалась вперед, но ближе уже было некуда. В ту же секунду я оказалась прижата к мужскому телу, без шанса ретироваться. А дальше началось настоящее сумасшествие… Нет, с Егором и в помине такого быть не могло. Как там говорилось в Мадагаскаре: «пупырчатые мурашки», нервное дыхание и смущение. И не более того… Уже знакомое движение, когда руки партнера скользят по талии, вызвало настоящий взрыв внутри. Вверх – и я перестаю дышать, а когда кончики его пальцев добираются до моей шеи – я едва сдерживаю стон. Внутри что-то ныло, разливаясь непонятной приятной дрожью по всему телу. И если бешено колотящемуся сердцу у меня было объяснение в виде тахикардии, то всему остальному никаких оправданий найти не получалось… Поворот, и я взмываю вверх, так легко, словно была рождена летать. Поворот, и я буквально скольжу в его руках вниз, в ту же секунду повинуясь ему и совершая сложный поворот. И снова его прикосновения на моей шее, пальцы медленно скользят к ключице и дальше по руке. Затем обратно, вновь пробегая по шее и забираясь в мои волосы. А вот этого всего в танце точно не было… И этого пристального взгляда, и этого горячего дыхания, и ладони на моей щеке. И прижимать меня так крепко и так близко вообще не обязательно. Но если он меня сейчас отпустит, я его убью. Моя рука медленно прошлась по его плечу, поднялась выше. Мне много не надо, лишь прикоснуться к нему, убедиться, что он не плод моей больной фантазии, что я не сошла с ума. Поддаться совсем ненадолго этому соблазну, ведь сердце уже сходит с ума, захлебывается, задыхается… Кончиками пальцев прикасаюсь к его щеке, провожу по скулам, мочке уха. В ответ он, прикрыв глаза, тянется к моей ладони, как кот, что желает, чтобы его погладили. - Ян… - тихий шепот буквально обжог ладонь. Нет, такого в танце точно не было… Его ладонь прошлась вниз по спине, оставшись на талии. А мою руку он не опустил, перехватил свободной рукой, сплетая наши пальцы и продолжая прижиматься к ладони. Живой… здесь, со мной. И если бы ты знал, как мне не хочется тебя отпускать, как не хочется возвращаться тебя этому миру… ведь он в любой момент может тебя забрать насовсем. Мирослав чуть повернул голову, и его губы нашли мою ладонь, потом – запястье, задержались на несколько невообразимо долгих мгновений, и Мирослав, словно вспомнив о существовании мира сего, открыл глаза. Все так же, не отрываясь от моей ладони, он слабо улыбнулся, и в пол голоса произнес: - Видишь, у тебя почти все получается… Он медленно, словно ему это давалось это давалось ему с большим трудом, отстранился от моей руки. -Да… - выдохнула я, все так же глядя на него, - спасибо… С этими словами я подалась вперед, осторожно прикоснулась губами к его щеке. Мирослав вздрогнул, но уже в следующее мгновение меня снова обнимали, да так крепко, словно не желали отпускать. - Спасибо… - прошептала, сама не зная зачем. Я уже хотела было отстраниться. Один неловкий поворот головы, и губы, проскользив по щеке, встречаются с его губами… - Если я попрошу, ты сделаешь?... Давай повторим… Меня словно током пробило. Вздрогнув, я отстранилась, насколько позволяли объятья. А он смотрел так, словно понимал все, словно знал, что так и будет. Как покинула его объятья, я не помню. Пришла в себя лишь в комнате, сморгнула предательские слезы и заторопилась к шкафу, ведь он ждал. Слезы… Сердце, сволочь, оказалось куда большим предателем. *** POV Miroslav В глубине квартиры захлопнулась дверь. Я остался в зале в полном одиночестве. Вообще-то, я шел за ней, чтобы вытащить на пробежку, и никак не рассчитывал обнаружить ее в джинсах и на высоченных каблуках. И взгляд такой, словно эти танцы - ее персональная миссия с неминуемой геройской гибелью в конце. Я давно уже дал себе слово, что сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь этим двоим, и Яне – в частности с ее хвостами. Как позже выяснилось, там и проблема-то была в том самом нюансе, о котором Маркович любил умалчивать. Уж больно ему нравилось смотреть, как ученики проявляют изобретательность, чтобы осилить этот танец. Он самым банальным образом…издевался. Не зло, конечно, но проблем это доставляло. Я прислушался к звукам в квартире. Тихо. Только за окном сигналит машина и слышится детский смех. Бросив короткое: «подожди, я быстро», она скрылась в своей комнате, оставив после себя легкий шлейф яблочного аромата и полную пустоту в голове. Наверное, я сам себе дал предлог, чтобы оказаться ближе к ней. Вроде, взрослый парень, а веду себя как мальчишка. Но так, мне казалось, я не делал ничего плохого. Так мне было проще себя оправдывать. Я получил больше, чем мог, чем, пожалуй, вообще можно было. Она не сбежала, осталась в моих объятьях, подарив парой невинных прикосновений больше нежности, чем кто-либо в моей жизни. От того места, где были ее руки, по телу все еще разбегались мурашки. И как бы мне хотелось не стоять сейчас здесь, а снести нахрен дверь в ее комнату, обнять и не отпускать так долго, как только получилось бы. Получить, наконец, чуть больше, чем прикосновение ее губ к щеке со словами «спасибо». И если бы она хотела, я бы ее не остановил… И мне даже казалось, что она действительно поцеловала бы, но она отстранилась. Все правильно. Мы не можем, не должны. Нам нельзя… Но если бы ты захотела, я бы не остановил. И ты бы узнала, на сколько твое желание взаимно… Пальцы сжались в кулаки, я сцепил зубы. Надо было приходить в себя. Чтобы хоть как-то отвлечься, я принялся разглядывать зал. Помещение, в котором мы проснулись после Дня рождения Сеньки никак не изменилось, разве что спящих как попало гостей не хватало. И тыквы в шапке… откуда мы ее только взяли. Я медленно огибал периметр комнаты, разглядывая узор обоев, Янкины награды в шкафчике за стеклом, фотографии какого-то пейзажа. Всякие мелочи для уюта отнюдь не загромождали пространство: всего было в меру, подобрано со вкусом, гармонично и современно. А главное – без излишеств. Большую комнату я изучил довольно быстро, и от нечего делать выполз в просторный коридор. Дверь в комнату девчонки все еще была плотно закрыта. Я все же придерживался мнения, что трогать ее пока не стоит. Я никуда не тороплюсь, подожду сколько нужно. Квартира создавала такое впечатление, будто она на много больше, чем кажется. Балкона, как оказалось, вообще два – большой, на котором мы прибирались, и еще один маленький из какой-то комнаты… а вон ту дверь справа по коридору я еще в прошлый раз заприметил, но так и не спросил, что там. В коридоре тоже висела пара картин, как я понял, Янкиных. Живописная природа в лучах летнего солнца и вечерний город. Вдоль стены располагался шкаф-купе с большими зеркалами, ближе к выходу – стойка для обуви и пуфик, с которого Макс с Сенькой свалились. Я усмехнулся, поддавшись наплыву воспоминаний. Прям ностальгия какая-то. И не сразу заметил, что дверь, которая была ближе к ванной комнате, приоткрыта почти на половину. Я неторопливо побрел было мимо, не желая проникать в чужое личное пространство, но взгляд зацепился за кое-что, что заставило сердце резко остановиться. Меня не то молнией пришибло, не то ледяной водой окатили. Я подошел к двери, не веря своим глазам. Как оказалось, комната была спальней мамы. Большая кровать, темно-коричневые шторы на окнах с легким светло-песочным тюлем, россыпь мелких лампочек по углам потолка, а посередине – люстра в лучших традициях минимализма и классики. Но не убранство комнаты повергло меня в шок… На низком комоде напротив кровати – несколько рамок с фотографиями. Я всматривался в ту, что была запечатлена на них, и не мог поверить своим глазам. Обернулся на дверь, за которой скрылась Янка, и снова на фотографии. Этого просто не могло быть… Набравшись смелости, я толкнул дверь, чтобы лучше видеть снимки. На них была девушка, совсем юная и счастливая. Самая ближайшая ко мне фотография запечатлела ее в новогоднем колпаке, на снежно-голубом фоне, рядом с новогодней елкой. В руках надпись «С Новым годом»… датировано прошлым годом. Она смотрела куда-то в бок, словно там, с той стороны елки был кто-то еще… и эта фотография оставляла противное ощущение незавершенности. Ее то ли обрезали, то ли к ней в комплект должна была быть еще одна… Большая рамка в центре. Портретный снимок. Блестящие темно-русые волосы идеальными локонами убегали за плечи. Разноцветные глаза сияют ярче драгоценных камней. Идеально ровный овал лица, цвет у которого мягкий и ровный. Улыбка на губах такая заразительная, что я сам невольно улыбнулся. Фотография рядом – девушка в нежно-бирюзовом бальном платье стоит в пол оборота и смотрит прямо в объектив. А следующий снимок сделан верхом на велосипеде, и снова она смотрит куда-то мимо, словно там, за кадром, был кто-то еще. На всех кадрах одна и та же девушка. Яна. Но в той, что сейчас сидела в своей комнате, можно было с трудом, с огромным трудом, узнать улыбающуюся, счастливую девчонку со снимков. Я смотрел на фотографии, любуясь идеальной фигурой, и складывалось впечатление что ту, в комнате, не кормили, по меньшей мере, год. Что солнца она не видела пол жизни – настолько бледной была ее кожа. Глаза, по сравнению с фотографиями, казались безжизненными и уставшими. Лицо… только сейчас я это понял, осунулось, искажая ровные и аккуратные черты. И обнимая ее сегодня, я снова и снова убеждался, что она слишком хрупкая и слишком тонкая…слишком безжизненная. Как бы метафорично это не звучало, но именно безжизненная. Из того чуда, что была на фотографиях, словно высосали до последней капли жизнь и все силы, оставив нечто призрачное и … и слов у меня не было. Я не верил. Не понимал. Это не могла быть она… С ней не должно было такого случиться! Я не мог оторвать взгляд от фотографий, понимал, что должен, но не мог. Она улыбалась, она была счастлива, она была… собой. Без боли в глазах, вымученной улыбки и вечной задумчивости. И стоя на этом самом месте, в эту самую секунду я поймал себя на совершенно безумной мысли, что готов отдать все что угодно, лишь бы увидеть ее такой вживую. Вдох, шаг. Отступаю, прикрываю за собой дверь, оставив ее в том же положении, в котором она была. Наверное, тетя Алина торопилась, когда уходила, и не закрыла за собой комнату. А может, и не зачем было – доверие между матерью и дочерью великая вещь. Я едва отошел от комнаты в сторону кухни, как дверь в конце коридора распахнулась, явив на мое обозрение Вишневскую. Сердце забилось в припадке, не иначе. Вот же они, те же самые глаза, на самом дне которых теплится еще желание жить. Эта слабая, но такая искренняя улыбка, что снова заставила забыть меня обо всем на свете. - Ну что, идем? – она всем своим видом показывала готовность к тому, что не особо-то ей и нравилось. – Эй, ты чего так смотришь? Я не знал, что ответить. Да и не смог бы – в горле сделалось суше, чем в пустыне. Это была она – та же девушка с фотографий, но… совсем другая. Старше, если можно так сказать, но дело тут не в возрасте, а в пережитом. И эту разницу я ощущал теперь каждой частицей своей души. Она озадаченно смотрела в ответ, потом подошла ближе, подергала меня за руку. - Ты в порядке? Или со мной что-то не так? Вот именно! Что с тобой? Ты не должна быть такой, ты должна быть счастлива! - Нет, не обращай внимания. И из всего того, что я хотел сейчас сделать – схватить ее в охапку, зарыться в волосы и пьянеть от яблочного аромата, и пообещать, что теперь все будет хорошо; что смогу вернуть ее к жизни, что она не будет больше ни от чего страдать – я позволил себе лишь взять ее за руку… - Пойдем. … и утянуть за собой, покидая квартиру.