О чем молчат телефоны

Просыпаться я начала от того, что вокруг что-то гудело. Так мало того, что гудело, так еще какой-то умник стал бить в огромный барабан. Потом кому-то приспичило включить телевизор, и по характерному шипению я точно поняла, что телек не работает. Потом все стихло, сменившись непонятным шелестом. А потом снова загудело, да с такой силой, что меня начало мутить. Я решила окончательно проснуться, чтобы разобраться, что я делаю в трансформаторной будке, в которой, вдобавок, вновь устроили концерт барабанов, и каждый удар отдавался пульсирующей болью в голове. А потом я открыла глаза… Знакомые лампочки в виде объемных алмазных звезд лукаво подмигивали отблеском солнечных лучей. Интересно, кто спер мою идею с этими лампами?... Меня вдруг посетило какое-то странное чувство, и я, проскользив взглядом по потолку уперлась в следующие потолочные украшения: подвески в виде ноток, и черепки по углам. И все сомнения окончательно развеялись: я в своей комнате, а не где-нибудь еще. А потом память с размаху и от души отвесила мне подзатыльник! Я подскочила как ошпаренная: точно же! Сенькин День рождения! Надо же начинать последний приготовления: украшения развесить, проводку проверить… подарок в чистую обертку завернуть! Хорошо, что Мирослав его накануне завез. Как он вообще его нашел… При мыслях о парне внутри все сжалось от стыда, а щеки обдало жаром. Это ж надо такому присниться! Само собой, в здравом уме я бы ни за что не потащила его танцевать, тем более медляки! И уж точно не стала бы обниматься с ним посреди толпы. И ни за что в жизни – глупо хихикать, когда он вместо меня отшивает очередного желающего потанцевать со мной. Нафиг такие сны! Хотя нет, хорошо, что это был всего лишь сон… Как и то, что я отправила Никиту купаться в ледяном пруду, каталась верхом на Сеньке и пыталась раздеть Макса, чтобы похвастаться девчонкам «смарите-какой-прэс! И это мой друг, да! Смарите как мне повезло, это мое, да!». Заскулив, я подтянула к себе колени и спрятала в них лицо. Радовало лишь, что это глупые обрывки из моего подсознания. Потому что, произойди это на самом деле, я бы под натиском собственных совести и стыда просто не выжила бы. Ладно, все равно об этом никто не узнает… а мне еще ребятам помогать с подготовкой: мы договорились встретиться в обед. Я помотала головой, стараясь вытряхнуть из нее остатки глупых и ужасно смущающих сновидений, но голова мне спасибо не сказала, вызвав волну чего-то неприятного в желудке и уже знакомую барабанную дробь в висках. Я мужественно не обращала внимания, спуская одну за другой ноги на прохладный пол (и тут же ловя себя на отчаянном желании прижаться к полу головой) и честно спирая недомогание на какую-нибудь разыгравшуюся магнитную бурю (старею, да). Но едва я села ровно, как ту же забилась опять на диван,подтянув колени к подбородку и ошарашено глядя на… стакан с кефиром на табуретке рядом с моим диваном. Твердая уверенность в том, что все ЭТО было лишь сном начала медленно таять, и тем быстрее, чем дольше я разглядывала стакан. - Нет…нет! НЕТ! Впрочем, кефир мне не отвечал, проявляя полное безучастие к моему ужасу и готовности разрыдаться. Да как я вообще могла такое… Да я же теперь на глаза показаться никому не смогу! А домой…как я домой-то добралась? Ясное дело, мальчишки проводили. Смутно помню смех Сеньки и улыбку Макса. Пьяные звезды над головой и чей-то танец на бортике (не мой ли?...). Значит, своим ходом пришли. С хриплым стоном я потянулась к кефирчику. Но стоило мне к нему присосаться, как дверь в мою комнату открылась, являя маму в домашнем платье. Я хотела было подавиться, но не успела. - Ну, доброе утро. – Протянула мама, проходя в комнату. Каждый ее шаг отзывался мини-апокалипсисом в моем мозгу. Я поморщилась, на секунду отрываясь от стакана, но тут же прилипла обратно. Во-первых, кефирчик оказался ужасно приятным, а во-вторых, понадеялась, что из-за стакана меня будет меньше видно. - И как это называется? Знаешь? – проговорила мама, усаживаясь на все ту же табуретку, и как-то странно глядя на меня. – Это бадун, доченька! Я виновато глянула на маму, но тут же отвела взгляд. Стыдно было просто нестерпимо. Стакан пришлось на время оставит в покое. Опустив голову, я нервно царапала стеклянные бока остатками маникюра. - Я…мы… мам, прости. Мы вроде немного…просто сильно весело было… ну и… - сглотнув, я все же посмотрела на маму, - я надеюсь, мы нормально дошли? Ну… дома в смысле, мы… Мама, хмыкнув, склонила голову к правому плечу. Губы чуть подрагивали, грозясь растянуться в улыбке, явно ничего хорошего мне не предвещавшей. - Мам…ну я не напивалась! Честно! Просто… - Просто ты вчера уговаривала меня постелить Белинскому на коврике. – Выдержав паузу и мой ошарашенный взгляд, мама припечатала, - а потом гладила по голове какого-то Мирослава, пыталась почесать его за ушком и утверждала, что он хороший. Я? Мирослав? ...что, пардон, делала?... Каким чудом мои глаза не выпали из орбит, я так и не поняла. Я уже точно решила подавиться кефиром, и так, чтобы наверняка, но с сожалением обнаружила, что он закончился. Но что еще убийственнее: выходит, все то, что я посчитала сном – и танцы с Мирославом, причем под моим наглым напором; и катание на Сеньке, и «кумбая» и … все остальное – вовсе не сон! Я чувствовала, как на моих щеках стало можно жарить яичницу. Я покрепче вцепилась в стакан, и хрипло просипела: - Я… надеюсь… мы тут ничего не устроили…ну, когда пришли… Мама лишь пожала плечами, поднялась со стула и направилась к выходу из моей комнаты. Я сразу почуяла неладное. Быстро выпутавшись из одеяла, я засеменила за родительницей, высасывая остатки кефирчика из стакана. Мамина спина грациозно и неспешно удалялась от моей комнаты мимо гостиной в сторону кухни. А я на ватных ногах вышагивала следом, мечтая о еще одной порции живительной жижи. И как же хорошо, что стакан был уже пуст к тому моменту, как я, проходя мимо нашей гостиной, бросила в ту сторону взгляд. Там… были все. В прямом смысле. Стакан едва не выскользнул у меня из рук, но я во время вцепилась в него, как в жезл спасения. А Макс, кстати, и вправду сопел на коврике… Сенька обнаружился около диванов на полу, а на самом диване валетом спали Егор с Никитой. Вова обнимал ножку стула, на котором была… разукрашенная тыква в шапке. А в остальном было тихо. И я так же тихо умоляла небо, чтобы среди всех этих горизонтально-неудобно расположившихся тел не было одного единственного… Его и не было. Видно. До тех пор, пока на диване не послышался сдавленный хрип, и я поняла, что не заметила третьего… Мирослав, всклокоченный, как кот после купания, пыхтя, сел. Правда, с трудом: ему пришлось скидывать с себя руки и ноги разделивших с ним диван. И тут же синие глаза уперлись в меня. И сразу поспешили увеличится до размеров той самой тыквы в шапке. Мои собственные глаза уже пришли в нормальное состояние, и лишь неторопливо дергались нервным тиком по очереди. Наверное, если бы кто-то из парней проснулся бы, то обнаружил самую эпичную картину этого десятилетия: лохматая, я, в коротких для моего роста нежно-персиковых в совушку штанах и футболке совсем не в тон, со стаканом кефира, (наверняка, назло, еще и с кефирными усами!), с вымученным выражением лица, закусив губу, чтоб не заскулить … и Мирослав с почти неприметными синяками под глазами ( к слову, глаза эти все еще держали размер тыквы), с шевелюрой мокрого кота и отпечатком Никитиной подошвы на правой щеке и скуле, пытался спихнуть с себя руку Никиты, при этом не отрывая от меня взгляда. А я от шока не могла даже моргнуть. И провалиться бы мне на этом месте, но нет… мне даже со стыда сгореть не дали – на кухне закипел чайник! *** Мы жались по всем углам нашей небольшой кухни, старательно отводя глаза друг от друга. Через стенку в гостиной мама гуляла по просторам интернета, не особо старательно изобразив перед нами, десятью минутами ранее, внезапную заинтересованность горячими путевками на море. Но мы-то знали, что она во всю уже переписывается с родителями всех здесь собравшихся. И характерное ритмичное постукивание по клавишам ноутбука было тому доказательством. Я уставилась в свою кружку с чаем, ловя в зеленоватой жидкости с ароматом цитрусов свои чуть сонные глаза. Что ж, среди нас были почти все взрослые, но кое-кому несовершеннолетнему точно прилетит. И тут до меня дошло, что среди собравшихся несовершеннолетней осталась только я… Мельком взглянула на несколько – часов – как - совершеннолетнего Сеньку. Всклокоченный парень старательно давился своим кофе, делая вид, что его тут нет. Ну, может еще этому прилетит… Тихонько вздохнув и вызвав волнение в своей кружке, я вновь уставилась на свое отражение в чае. Стыдно-то как… Хотя друзья и пытались меня убедить, что ничего смертельного и даже просто постыдного не случилась за все время празднования, у меня все равно стоял ком в горле, а один только факт существования всяких там Мирославов не давал спокойно дышать. Понять не могу, как я вообще додумалась – нет, не пригласить - а нагло утащить его танцевать. Даже не постеснялась. А уж в классе после демонстративного стаскивания с Белинского футболки я и вовсе не хочу показываться. А ведь я, кажется, потом сообщила, что у Никиты пресс не хуже, и толпа девчонок устроила за ним охоту. Судя по отчаянно краснеющему другу…таки догнали. Как девочка, дочь и друг – я собой никак не гордилась. Как еще у мамы прощения выпрашивать – ума не приложу. - Ян…мы это… пойдем, наверное. Там еще в баре разгребать надо… - я подняла взгляд на Сашку. Ну да, они вчера ушли, бросив все хлопоты на бедного, нервно икающего Юрика, который, наверное, к сегодняшнему утру сделался невротиком со стажем, - но ты звони обязательно, если что… - взгляд парня метнулся к стене, за которой мама, посмеивалась и что-то бубнила в телефонную трубку. - Прости, что бросаем, - вздохнул, поднимаясь со своего места Коля. Друг сполоснул за собой кружку, и, чмокнув меня в макушку, виновато посмотрел на меня. - Да все путем. – Я выдавила улыбку. – Не переживайте, не съедят же меня. Десять минут я старательно убеждала парней, что обязательно сообщу, если меня соберутся пустить на компот, пока те, наконец, не потерялись в недрах подъезда. Следующие полчаса все присутствующие исправно повторяли заданный алгоритм: потупленный взор, отмывание кружек в знак извинений, сами извинения, робкие прощания с мамой, извинения перед мамой и поспешное ретирование из квартиры. Задержался лишь мой квартет, застряв на пороге в полном молчании. Я старательно делала вид, что Мирослава тут нет. Мирослав внезапно заинтересовался рисунком наших обоев в коридоре. Егор, помятый и рассеянный, пытался попасть ногой в свой же кроссовок. Когда с седьмой попытки у него это не вышло, он заявил, что если несчастная обувь сейчас не наденется, то он уйдет без нее. Кроссовок, видимо, должен был раскаяться и исправить свое поведение, но сделать этого не торопился. Я озадаченно следила за Кирьяновым, пока не подпрыгнула от возгласа Макса, который плюхнулся на пуфик в коридоре и заявил, что разделит со мной все удары судьбы. Это он имел в виду ругательства мамы, которые, разумеется, обрушатся на меня после их ухода. Сенька, недолго думая, попытался усесться рядом. Баланс двух тел на шатком пуфике подвел, зато исправно сработало земное притяжение: Белов с Белинским оказались на полу, запутавшись в собственных конечностях. Я, прикрыв глаза, попыталась представить, что меня тут нет. Ну, или их. Хотя нет, судя по пыхтению и матерному тихому бурчанию, они-то как раз тут были. Глаза пришлось открыть и вернуться в реальность. Хотя бы потому, что дверь из гостиной, распахнувшись, явила мою маму с самым добродушным видом: - Я не ослышалась? Мальчики, решили Яне помочь? Очень кстати! Как раз нужно разобрать хлам на балконе. – Мама, улыбнувшись, часто заморгала. В коридоре повисла тишина, под звон которой я отчаянно пыталась заставить заработать мозг и понять, откуда у нас хлам. - Мам… но у нас же нет хлама… - я неуверенно скосилась на маму, боясь ляпнуть что-то не то. - Уже есть, - с энтузиазмом сообщила мама. – Вчера, пока тебя не было, заходили тетя Аня с дядей Витей и детьми. - О, они вернулись в город? - Именно! Но временно им негде разместить вещи, так что кое-что они оставили у нас. Нужно все это прибрать, как положено, а то что-нибудь поцарапается или разобьется. Вчера на это не было времени. Да и на балкон теперь не попасть. Так что, мальчики, жду на следующей неделе. – Мама, еще раз улыбнулась парням, под их синхронное и крайне озадаченное кивание, и, тяжко вздыхая, удалилась, бормоча себе под нос, - там такой бардак, такой бардак… Дверь в гостиную снова закрылась, и сразу же Макс с Сенькой ускорили темп, пытаясь подняться на ноги. В итоге их растащили Егор с Мирославом. Я, таки не сдержавшись, глянула на парня. Лицо тут же заполыхало, а внутри сердце от стыда пыталось повеситься на ребрах. Я не задавалась вопросом «что он и ребята обо мне подумают?», ибо поздно уже было. Над подобным следовало задуматься ДО, но никак не после. Но в голове никак не укладывалось, как я до такого додумалась. Очевидно, думала я в тот момент тем же местом, что и Егор, когда приглашал меня на бал и отвоевывал мое право на него пойти перед Марковичем. Дура ты, Янка. И словно в лучших традициях жанра, Мирослав поднял взгляд на меня. Немного озадаченный, слегка обеспокоенный и … уже привычный. Так же, как у этих троих, что пытаются стоять ровно и не шататься. И откуда ты только взялся на мою голову… Я чувствовала, что краснею еще сильнее, но отводить взгляд не стала. И так уже дел наворотила, чего уж. Темные волосы, казалось, присмирели, и уже не так торчали, как с утра. Из-под неровно спадающих прядей на меня в ответ смотрели синие глаза, выдавая задумчивость их хозяина. Ну, чего смотришь? В ответ, его взгляд неспешно изучал мое лицо. Хоть бы отвернулся ради приличия. - Так, значит… За-а-а мной! – Кирьянов, сфокусировав взгляд на дверном проеме, направился к выходу, по пути подобрав с пола злополучный кроссовок (второй был у него на ноге), и, зацепив его за кончики шнурков, перекинул через плечо. – Вишенка, до завтра. – Егор, поравнявшись со мной, ободряюще улыбнулся, потрепал по макушке и, приобняв, чмокнул в висок. Уверенно перешагнув порог, он направился к лестнице. - Янка, не переживай… -начал было Сенька и запнулся. Ну да, слова тут были лишними. И так все понятно. – Ну, в общем, в среду заглянем, с балконом поможем, - пообещал друг. И, так же как Егор, обнял меня, только с поцелуем попал куда-то в лоб. И что им всем приспичило меня сегодня слюнявить… за это утро я уже на рекорд иду! Когда Сенька направился вслед за Егором вниз по лестнице, в прихожей отстаивались двое. Но и Макс надолго не задержался, лишь покрепче обнял меня и поцеловал куда-то между виском и макушкой. И, когда предпоследний из моих друзей покинул мой дом, я вновь оказалась в плену этой синевы… Непроспавшийся и помятый он выглядел ужасно забавно. Мирослав, приподняв брови, словно спрашивал о чем-то. А я, вновь разглядывая его лицо, вдруг пришла к выводу, что не все было так уж ужасно. Есть что вспомнить. И, чуть улыбнувшись, покачала головой: «Ничего». Он тоже направился к выходу. И так же, как и парни, замешкался, поравнявшись со мной. Но не было ни объятий, ни легких касаний губ. Было лишь странное молчание, что заменило разом и слова и жесты. Я, прислонившись к стене, ждала, сама не зная чего. Гостю положено попрощаться - наверное, этого. Но он, почему-то молчал, словно забыл, как это делается. И, наверное, я была бы не против еще вот так постоять, совсем чуть-чуть, но… - До встречи… - он скорее спрашивал, словно был не уверен. Словно… ждал моего согласия. Не раздумывая, я кивнула, улыбнувшись так искренне, как сейчас могла. Он, улыбнувшись мне в ответ, покинул квартиру. Дверь закрылась, звучным щелчком замка ставя жирную точку утренним событиям. А я так и осталась стоять, утопая в ощущении незавершенности: словно что-то должно было случиться, но не случилось… и, возможно, я так и не узнаю, что это могло быть. *** Оставшись одна, я уже не могла противиться плохому предчувствию и чему-то неуютному, что грызло изнутри. Мы не ограбили никого, не попали в полицию и аморальным ничем не занимались, но совесть грызла так, словно это – лишь дно списка наших проступков, а верхушки и вовсе не видно. Я вернулась на кухню, вымыла свою кружку. Обнаружила на плите сиротливо стоящую кастрюлю с остатками супа – перелила все в контейнер, отправила в холодильник, а кастрюлю вычистила до блеска. Не поленилась отмыть противень, на котором на днях мы запекали курицу с картошкой, но почистить его как положено ни у мамы, ни у меня не было времени. Когда, наконец, в противне можно было разглядеть мое виноватое лицо, я оставила свои порывы к уборке. Мыть больше было нечего, а оттягивать неизбежное не оставалось сил. Я осторожно прокралась к гостиной, просунула голову в приоткрытые двери. Мама стояла у окна и разговаривала по телефону. Меня она то ли не заметила, то ли сделала вид, что не заметила, но одно ясно – разговор откладывается. Вернувшись в свою комнату, я забралась на диван и с головой укуталась в плед, оставив высунутым наружу только бледное и все еще виноватое лицо. Спустя пару минут до меня дошло, что я пялюсь в пустой экран плазмы. Пришлось выпутывать из одеяла руку и тянуться к пуфику, чтобы взять пульт. Телек попытался меня порадовать новостями, потом – прогнозом погоды, еще через пару каналов обнаружилась унылая передача о рыбалке. Наконец, я нашла самое безобидное для моей психики – Властелина колец. Точнее сцену битвы с орками: серые, чумазые уродцы в корявых латах с дланью Сарумана разбрасывались своими внутренностями под звон мечей и свист стрел армии Гондора. Кажется, это была третья часть. Мама появилась как раз под фразу Гимли, меланхолично курящего трубку: «толпа орков, шансов на победу ноль – это же верная смерть!...так чего же мы ждем?» Это он про меня, да?... Мама присела на пуфик, и, вздохнув, спросила: - Ну? Ничего рассказать не хочешь? Задумавшись, я пожала плечами. - Вроде нет. А ты? Мама вскинула брови, но «ответку» оценила: - Например? - Например, что мы вчера такого сделали, что ты молчишь. - Если бы было за что вас всех прибить, поверь, это бы уже случилось. А так… - мама задумчиво хмыкнула, и ни слова больше на эту тему не сказала. А я, теперь, значит, мучайся с совестью и любопытством?! Мы немного помолчали, наблюдая, как бравые войны Гондора топают на «верную смерть». Я тут же представила, что это они под руководством Арагорна идут на мою защиту. Воинственный вид, непоколебимость и мужество в глазах…ой как я им сейчас завидовала! - Я заметила, в вашем полку прибыло… - начала издалека мама, вновь разворачиваясь ко мне. - Ты про Мирослава? Так это…он… - Хороший, я помню, - мама еле сдерживала улыбку, а я залилась краской вот уже в который раз за это утро. Если переживу этот разговор – заклею себе рот! – но что-то я его не припомню. - Он недавно вернулся. На каникулы, – начала я бубнить «повесть о Мирославе», - тоже ученик нашей школы. - Он выглядит старше. - Потому что так и есть. – Пожала я плечами, не сразу понимая, в какую сторону идет разговор. – Ему двадцать один или двадцать два, около того. На мамином лицо отразилось какое-то сомнение, но не во мне или моих словах, а в чем-то таком, о чем я все никак не допирала… - И давно он вернулся? - На День рождения Макса и… а что? Мама предпочла отмолчаться. А мое непонимание, спустя мгновение, разбилось об ее следующий вопрос: - Другие девочки на празднике, я надеюсь, были? - Конечно! Там много кто был и … - и тут внутри что-то оборвалось. Картинка вдруг сложилась неожиданно резко. И сюжет этой картинки мне ой как не понравился! – Мама! Да ты о чем вообще?! Он старый друг ребят! Мы…мы… Мы же все друзья, мам! - Вот именно, друзья… - задумчиво протянула мама, глядя куда-то в окно. – Дружба – это хорошо. Но у всего есть…пределы. Границ нет только у влюбленности, и то это от безрассудства, а у дружбы они должны быть. – Она вновь взглянула на меня. Не знаю, чего ожидала от меня эта женщина, но получила она лишь мою отвисшую челюсть. - Ребята они все хорошие. Но, пожалуйста, помни о том, что я тебе сейчас сказала. - Мам…но ты же знаешь, я же не… - Знаю. Просто учти это, пожалуйста. Мама, поднявшись, крепко обняла кокон из одеяла с ошалелой мной внутри, чмокнула (да что ж за утро-то такое!) в щеку и, погладив по вышеупомянутой, ласково улыбнулась. А потом, развернувшись, покинула мою комнату, осторожно прикрыв за собой дверь. А над Мордором, тем временем, парили орлы…