Больнее и Больнее

      Рой ожидал, что Стальной ответит ему заносчиво, как обычно; отчасти он даже надеялся, что вспыльчивый подросток пошлёт их похитителя на последние круги ада и ещё глубже, чтоб уж наверняка. Или, возможно, он попробовал бы заболтать мужчину, воззвать к его здравому смыслу, да что угодно. На самом деле, уж Мустанг мог бы догадаться, что он услышит.       Он боялся худшего с той самой секунды, как узнал, каким образом мужчина планирует ему отомстить, но практически беспечный тон голоса Эда смыл плоды всех его приготовлений, как приливная волна, и оставил лишь жуткое предчувствие.       Рой хотел закричать на Стального, заставить идиота увидеть, насколько же абсурдным было его поведение, хоть он и знал, что толку от этого будет чуть. Вот дерьмо. Этому пареньку серьёзно нужно было научиться ценить свою жизнь.       Их похититель ухмыльнулся и захлопал в ладоши, как трёхлетний ребёнок, радуясь тому, что его пленники были готовы принять участие в его планах; разумеется, тот факт, что особо выбора у них попросту не было, он проигнорировал.       Эд закатил глаза, глядя на ребяческое ликование мужчины, будто говоря: "Что за похитители пошли вообще…"       — Ох, как же это замечательно, что вы будете подыгрывать мне, прямо как две послушные псины, — жеманно улыбаясь, залепетал мужчина. — Но что же это, куда подевались мои манеры? Я ведь вам еще не представился, не так ли? Как грубо с моей стороны.       — Так вот, что ты считаешь грубым, засранец? А давай ты нас выпустишь, и я покажу тебе грубость… — яростный, дерзкий голос Эдварда эхом разнёсся по помещению.       — Энергичный. Прямо как мой сын, как поэтично. Вы можете звать меня… Рэми? Да, на пока сойдёт.       — А почему бы тебе не назвать нам твоё настоящее имя? — спросил Рой, шестерёнки в голове которого чуть ли не дымились в попытках анализировать эту безнадёжную ситуацию. Хоукай не узнает о моём исчезновении до утра. А это минимум шесть часов во власти этого безумца.       Мужчина, Рэми, одарил Огненного Алхимика недоверчивым взглядом, а потом зловеще ухмыльнулся.       — Видишь ли, я лишь хочу услышать искреннее извинение, — усмехнулся он. — И вот тут у нас возникает небольшая проблемка, — мужчина глубоко вздохнул и улыбнулся. — Должно быть, вы задаётесь вопросом: как я пойму, что действительно искренне?       — Нет. Представляешь, меня это не колышет… — услышал Рой бормотание Эда. Его ребяческое ворчание даже заставило Мустанга мысленно усмехнуться; мелкий всегда умудрялся не обращать внимание на серьёзность положения, каким бы ужасным оно ни было, и всё ради бесполезных острот.       — Ты знаешь имя моего сына, полковник?       Холодные слова мужчины убили в Рое любые намёки на облегчение, наполнив его разум волнением и страхом. Этот вопрос был просто непомерным, он переплюнул все его догадки — или же надежды, — о простых расспросах про его военные действия.       Откуда, чёрт побери, он должен был помнить имя ребёнка, если он не узнавал даже его отца?       Огненный голову сломал, пытаясь вспомнить что-нибудь об их похитителе, прекрасно понимая, что если он ему не ответит, пострадает от этого Стальной. Мысли об этом не особо помогали ему сосредоточиться, отчего Рой нервно стиснул зубы.       Он мельком глянул на паренька, который так и сидел со сжатыми кулаками и челюстью. Эд выглядел напряжённым, но решительным, и отсутствие выражаемого страха хоть немного успокоило Роя.       Мне просто нужно выиграть немного времени. А Стальной справится с каким-нибудь наказанием, если придётся.       — Это бесполезно, идиот! Что бы ты со мной ни сделал, этому ублюдку на меня плевать, — снова прокричал Стальной в попытке воззвать к логике человека, которому она явно была неведома. Рой невольно поморщился, услышав его слова; пытался ли Эд попросту отвлечь мужчину? Или Элрик-старший действительно считал, что ему было всё равно?       Да, их отношения до сих пор строились по принципу одного оскорбления на предложение, и Рой был вынужден признать, что он и не пытался узнать мальчика получше. Но, несмотря на всё это, несмотря на все обзывательства и ругань, он всегда считал паренька своим… а чем, собственно?       Полезным инструментом, подчинённым, товарищем? Блондину ничего не подходило — он вообще будто одним своим существованием пытался сломать все социальные нормы.       Рэми какое-то время пусто пялился на Эда, будто тот говорил на иностранном языке, или ничуть не поверив ему. Он сомнительно покачал головой.       Мужчина размеренно подошёл к столу, на котором он оставил свою сумку, и драматически её раскрыл. Он вытащил длинный скальпель и проверил его заточку на коже; инструмент опасно поблёскивал во флуоресцентном свете, и плотный материал был разрезан практически безо всякого давления в мгновение ока.       Показательная угроза была совершенно ясна, и Рой почувствовал, как у него на лбу выступил холодный пот: он не мог ничего вспомнить о замученном мальчике в Ишваре.       И что это обо мне говорит? Мучить кого-то, убить, а потом даже имени не вспомнить? с горечью подумал он, пускай и знал, что зачастую его подразделение проводило допросы самостоятельно.       — Ну, если полковник отвечать не хочет, думаю, я пока себя чем-нибудь займу, — садистки ухмыльнулся Рэми.       — Может, тогда в маджонг сыграем? — издевательски предложил Эд. — Или это слишком нормально для психа вроде тебя?       Рэми рассмеялся.       — Знаешь, мужество Щенка так и навевает воспоминания. Понимаешь меня, полковник? Понимаешь ведь? Ты всё еще видишь перед собой все те изуродованные тела, как я, каждый грёбанный день?! — возопил он и занес кулак, целясь в Роя.       Тот заставил себя не менять выражения лица и приготовился к удару. Но ни столкновения с плотью, ни боли он не почувствовал, и Рой удивился показавшимся в глазах мужчины слезам. Его быстро меняющееся настроение делало его очень непредсказуемым, и очередной признак его нестабильного психического состояния очень напряг Роя.       — Первым делом, когда моего бедного мальчика принесли домой, я заметил его раны. Я пытался их сосчитать, но их было так много… — мужчина мягко всхлипнул, но следом его черты охватила мрачная, садистская решительность. — Я слышал, что операция по установке автоброни весьма болезненна. Твою плоть сплавляют с холодной сталью, ох, я могу это лишь представить, — глумился Рэми, подходя к Эду, который широко распахнутыми глазами смотрел на инструмент-оружие в его руках.       Рэми пару раз замахнулся на воздух, и беспомощный молодой алхимик практически слышимо сглотнул.       — Но, может, мне и не придется, если майор нам продемонстрирует?       Сердце Роя сжалось от волнения, а кулаки от злобы; эти две эмоции сражались за превосходство в его разуме. Он хотел заорать на больного, порвать стяжки и прожарить его до такой степени, что останется только кучка обугленных костей. Он хотел показать этому человеку, что он считал настоящими ужасами войны. Но больше всего Рой хотел вырвать этот скальпель из его рук прежде, чем прольётся хоть капля крови Элрика-старшего.       Эд приготовился к предстоящей боли и крепко зажмурился. Он едва почувствовал жжение, когда инструмент пронзил кожу его правого плеча; чересчур близко к портам автоброни. Эд облегченно выдохнул; если это был предел его «наказаний», он справится.       Только он успел это додумать, как скальпель резко вырвали из его плеча и снова вонзили в плоть. Вторая рана была глубже, а край скальпеля чуть оцарапал порт автоброни. На этот раз уже точно было больно.       У Эдварда спёрло дыхание, а его стальные пальцы оставили значительные углубления в металлическом стуле, когда нервные окончания его плеча послали сигналы по всему телу в виде страшной боли. Он чувствовал, как из открытых ран капала темная жидкость, и сосредоточился на этом ощущении, как на спасательном буйке — его последнем барьере против мучительного электрического буйства в порту его плеча.       Эд сам не понимал, как он умудрился не вскрикнуть.       — Прекрати! Он же просто ребёнок, чёрт побери, он здесь ни при чём! — заорал Рой на Рэми, на что Стальной одарил его злобным взглядом. «Просто ребёнок?»       Рэми ухмыльнулся, наблюдая за практически осязаемым горем грозного алхимика, и понимающе посмотрел на Роя. Его сухая усмешка казалась полковнику такой извращённой и презрительной, будто он умышленно высмеивал его за проявленное сочувствие.       — Забавно, готов поспорить, ты даже глазом не моргнул, когда это происходило с моим мальчиком! — возопил безумец и снова ранил Эда, на этот раз оставляя скальпель глубоко в плече мальчика. — Почему бы тебе не попеть для нас, Щенок? — мягко произнес он, изображая заботу голосом в контрасте со злобным взглядом холодных глаз. Не говоря уже о том, как он начал медленно расширять маленькую дыру в плоти Эда в глубокую, рваную рану.       Рой был ошарашен, и при виде полного боли выражения лица Стального его ярость сменилась неверием и ужасом. Он ещё не был готов окончательно смириться, что это действительно происходило, что это была реальная жизнь, а не какой-то кошмар. Это было бы практически комично, если бы не было столь ужасно; жизнь умудрилась найти новый способ сломать ему душу.       Рэми маниакально рассмеялся, и все намёки на вменяемость, если они там вообще были, сменились садистской озлобленностью. Он бесцеремонно вырвал скальпель из плеча мальчика, даже не поморщившись, когда кровь из больного пореза буквально прыснула ему на рукав.       Из-за затуманивавшей разум боли Эдварду было сложно мыслить здраво, а из его горла вырывались невольные всхлипы, пока он отчаянно старался не закричать, причём быстро проигрывал. Разумеется, его ранили и раньше, да и, к его стыду, далеко не единожды. Но дрожь оголённых нервов, соединённых с искусственной конечностью, делала обычно сносную боль раз в десять хуже, стирая границы между терпимым и нетерпимым.       — Разве ты не винишь Мустанга? Это ведь он тебя во всё это затащил… — поинтересовался Рэми и всадил клинок глубоко в бедро жертвы, целясь туда, где плоть соединялась с металлом. Эд забыл вдохнуть, изо всех сил пытаясь игнорировать холодные слова мужчины и электрическую боль в нервах.       — Он ведь мог положить этому конец прямо сейчас, Щенок, но до сих пор этого не сделал. Почему же?       Эдвард открыл было рот, чтобы весьма красочно ответить, но удивился, когда голосовые связки отказались сотрудничать, решительно настроенные на формирование криков, а не слов. Он заставил себя умолкнуть и позволил своему взгляду донести до мужчины то, что не смог донести язык.       Рэми чуть дёрнулся под яростным взглядом подростка, и Рой даже позволил себе ухмыльнуться. Не каждый ведь день можно было увидеть, как измученный подросток пугает взрослого вооружённого человека. Он невольно ощутил укол гордости в сердце, видя, как вызывающе и решительно вёл себя его самый молодой подчинённый, как и следует настоящему солдату.       — Ты знаешь, что он творил нечто подобное и даже хуже с другими детьми вроде тебя. Он — хладнокровный монстр, — глумился Рэми, осуждающе и презрительно глядя на Роя. Очередной колотый удар по уязвимому бедру Эда заставил его заметно дернуться, а рот — открыться в молчаливом крике.       Рою самому хотелось закричать, ему хотелось отрицать заявления маньяка, перевести стрелки на кого-то другого, а именно — на их похитителя собственной персоной. Но он не мог, потому что он не был уверен, что заслуживал попытки очистить своё имя, пока подросток был…       Пока Эд был в аду.       Но он точно должен был донести до Эдварда, что он этого не хотел, никогда не желал, чтобы с мальчиком, у которого уже жизненного опыта хватало на кошмары до конца жизни, случилось нечто столь ужасное.       Очередной удар, ещё больше пролитой крови.       Он открыл рот, чтобы озвучить свои сожаления и отвращение к происходящему, но извинения и мольбы, которые он хотел донести до мальчика, никак не срывались с губ. Это неправильно, не таким образом, осознал Рой. Он не мог искать себе отпущения грехов, пока его подчинённый буквально находился в агонии.       В ушах полковника эхом раздался полный боли всхлип, мучивший его намного хуже, чем любое физическое увечье.       Даже если Эд каким-то чудом услышал бы его слова, не было гарантии, что он смог бы их осмыслить. Как бы ему этого ни хотелось, Рой решил оставить слова на потом, когда Стальной будет достаточно здоров, чтобы услышать и обдумать их; когда он сможет решить, принять их или нет.       Мне жаль. На твоём месте должен быть я, мне так жаль.       Клинок снова впился глубоко в истекающее кровью, израненное бедро, и на этот раз Эд уже просто не мог молчать. Он резко перестал дышать, и вскоре издал пронзительный вскрик. Рэми триумфально усмехнулся и погладил блондина по голове, будто хвалил собачонку; видимо, сумасшедший так это себе и представлял, догадался Рой.       Кровь свободно вытекала из плеча и бедра мальчика, медленно образуя маленькую лужу у его ног. Эд наблюдал за алым потоком с нездоровым любопытством, лениво размышляя, сколько ещё крови он мог потерять до того, как его тело отправится в гиповолемический шок. Остановка сердца тоже казалась не особо многообещающим развитием событий.       Тем временем Мустанг изо всех сил пытался отстраниться от ужасной сцены перед ним.       Пускай полковник и чувствовал, будто бросал своего подчинённого наедине с его наказанием, он также прекрасно понимал, что сейчас в приоритете был план побега. Вот только, к его разочарованию, даже самые замысловатые варианты казались ненадёжными, а шансы успеха — мизерными.       Рой никогда так не скучал по своему строгому второму лейтенанту. У него было попросту слишком много неизвестных переменных и вопросов, без ответов на которые он не мог совершить успешный побег, и потому все надежды на свободу и столь необходимую медицинскую помощь ложились на его работников; их друзей.       Особенно громкий вскрик вернул его с небес на землю, и при взгляде на его подчинённого все мысли разом покинули его. Было сложно осознать, что маленькое тело Стального раньше было наполнено всей той кровью, что его сейчас покрывала; а ещё сложнее, или даже страшнее было думать о том, что Эд до сих пор оставался в сознании, несмотря на всё это.       Мустанг резко дёрнулся, и пронзившая его боль напомнила ему о своих внушительных травмах. Но, если честно, он не мог думать о своём состоянии, когда желание стащить Стального с этого чёртового стула и положить на кровать в больнице преобразовалось в потребность; нечто настолько необходимое, как воздух.       Затуманенные глаза Эда на мгновение перехватили взгляд Роя, и пускай они были полны боли и лихорадочны, никакого порицания в них не было. Рой испытал невероятное облегчение, поняв, что Эд винит в своих страданиях не его, а мужчину с орудиями.       Это беспокойство доканывало его вот уже какое-то время, и он старательно его игнорировал, но от осознания того, что мальчик его всё-таки не винил, у Роя будто гору с плеч сняли.       У Эдварда в глазах заплясали тёмные точки, он едва мог видеть от застилавшей глаза боли. Ему даже было забавно думать о том, как его конечности стали больше похожи на швейцарский сыр, чем на части тела человека. Он понимал, что искусственные конечности были уже точно непригодны к использованию, но эй, Эд ведь и сыром раньше никогда не был, а из-за дурноты от потери крови это казалось ему скорее чем-то глупым, а не угрожающим его жизни.       Уинри меня просто к чертям прикончит, если этот ублюдок не сделает это за неё. Последняя циничная мысль всплыла в его голове, а потом он потерял сознание, поддаваясь объединённым усилиям потери крови и боли.       Рой увидел, как несфокусированные глаза блондина постепенно закрылись, а его тело обмякло. Он был рад, что пока пытка для подростка, наконец, кончилась, и невольно выдохнул от облегчения. Рэми ещё пару раз потыкал бессознательного алхимика, несмотря на рьяные возражения Мустанга, пока не убедился, что достучаться до него было невозможно. Он беззаботно бросил скальпель к ногам Эда.       — По-моему, всё прошло отлично, правда, полковник, — насмешливо выдал мужчина.       — Когда мои люди придут за нами, клянусь, от тебя и пепла не останется! — резко начал грозиться Рой, стараясь взглядом передать все те обещания боли намного худшей, чем та, что вынужден был испытать Эд. Рэми невольно отступился под стальным взглядом алхимика, а потом неприятно захихикал и пошёл прочь.       — То есть «если» они придут, полковник? А не «когда».       Мужчина ушёл, но его слова повисли в воздухе, и Рой невольно задумался, а не был ли злодей прав в своих предположениях; возможно, Риза их всё-таки не найдёт. По крайней мере, не успеет найти вовремя.       Он понятия не имел, где они были и сколько было времени, чтобы определить их приблизительное расстояние от места аварии. Что хуже, даже если бы он знал координаты их нынешнего личного ада, передать он их всё равно никак не смог бы. Они были изолированы от помощи.       При нормальных обстоятельствах Огненный бы и не стал сомневаться в компетентности своей команды. Но опять же, при нормальных обстоятельствах в дело не был вовлечен раненый, истекающий кровью, умирающий прямо у него на глазах… Не думай так, Рой, они успеют, с ним всё будет хорошо… Эдвард Элрик, или звук его слабого дыхания, явно причиняющего ему боль. Это было не нормально, не правильно, и это вообще никогда не должно было произойти.       Если мужчина планировал посмеяться над Роем, оставляя сумку и её содержимое в поле досягаемости того, у него получилось. Если бы его руки не были связаны, Мустанг мог бы легко стащить скальпель из сумки, нарисовать печать на металлической поверхности стула и БАМ: хороший взрывчатый сюрприз к следующему появлению Рэми. Но стяжки были слишком крепкими и прочными, он не мог ничего поделать.       Лишённый свободы, Рой остался наедине со своими мыслями.       Он испытывал злобу и грусть, что был вот так отброшен в сторону и вынужден был просто наблюдать за агонией своего подчинённого. Ободряющие слова, которые он сказал мальчику буквально пару часов назад, порицательно зазвенели у него в ушах, подчёркивая его беспомощность. Рой знал, что безумец мучил Эдварда лишь затем, чтобы достать самого Мустанга, и срабатывало это до ужаса хорошо. Чёрт, если мыслить объективно, боль его подчинённого не должна была так влиять на Роя, он не должен был чувствовать за него такую ответственность. Он вообще едва знал Стального, так почему же было так чертовски сложно видеть его в таком состоянии? Почему он сражался с сильным желанием приказать их похитителю мучить его самого, пускай он и знал, что это лишь придаст Рэми мотивации?       Рой был в Ишваре, он был закалён в схватках и решителен. На самом деле, он видел вещи намного хуже, которые там творили с невинными гражданскими, и чаще всего дети при всём этом тоже присутствовали. Но почему-то тут всё было иначе: от вида израненного, неподвижного Эда было намного больнее, чем от любого безымянного ребёнка на войне.       Нет, у этого ребёнка было имя и лицо, которые не были попросту частью какого-то отчёта.       Полковник с беспокойством наблюдал, как поднималась и опускалась грудная клетка его товарища по несчастью, а выражение его лица даже в бессознательном состоянии отражало испытываемую боль. Он продолжал присматривать за сном мальчика, и, к своему удивлению, Рой обнаружил, что больше не мог видеть на его месте знаменитого Стального Алхимика, героя народа.       Он не видел надоедливого, вспыльчивого, до нелепого гениального и сильного вундеркинда.       Он не видел, не мог заставить себя увидеть в нём человеческое оружие.       На его месте он видел прикованного к коляске мальчика из Ризенбурга, раненого и нуждающегося в защите.       Почему это с ним происходит? Если бы я только мог вспомнить чёртово имя…