Валдай — Торжок — Тверь
«…в третий раз я услышал его имя, когда уже познакомился с ним лично. Этот чел приходит ко мне домой одетым как бомж: порванные „вансы“, длинная зелёная куртка. Он был как мразь. И этот парень, придя ко мне домой, выкурил тридцать сигарет за два часа. Мы с ним сидели в маленькой комнатке, где я писал бит на худшем в мире компе, на котором был установлен худший в мире Fruity Loops, замиравший каждые две секунды. Комп ещё и шумел, как самолет! А этот Окси курит и курит, курит и, сука, курит». © Дарио про Мирона для The Flow
Девушка осталась совершенно одна в гримёрке («Нахождение в гримёрке посторонних лиц НЕДОПУСТИМО. Во время выступления ключ от гримёрки должен находиться у менеджера коллектива» — было написано в райдере артиста, когда Женя изучала его в последний раз). Горячий телефон с заляпанным экраном внезапно напомнил девушке электронное сердце робота, на которого порой так смахивал Евстигнеев. Как он мог оставить ей свой телефон — неужели наконец-то стал ей доверять? Или выбора просто не оставалось? — Или на все его приложения стоят отдельные пароли… — пробормотала Женя, но проверять не стала. Она села на диван и, покачивая ногой под «Больше Бена», выбрала из всех цветов красные розы, а в количестве указала «101». Да, банально, но тут зато по-любому не прогадаешь. Стараясь не смотреть на страшную цифру, в которую обойдётся Ване этот заказ, Муродшоева быстро напечатала «Поздравляю с успешной сдачей пробника!», но засомневалась, стоило ли вообще что-либо приписывать к букету — они этого не обсуждали, а навлечь на себя гнев бэк-мс в делах сердечных особенно не хотелось. Пока девушка думала над подписью, наверху экрана высветилось сообщение от какого-то Сергея — «Она пришла». Это сообщение тут же вытолкнуло следующее — «Как всегда, текила санрайз». Пробежав глазами по тексту, Женя поняла, что медлить не стоит — она быстро стёрла поздравление и отметила галочкой «Без текста», а время доставки — «Ближайшее». Убедившись, что платёж прошёл и цветы будут доставлены, Женя заблокировала телефон и положила его на столик у дивана, чтобы лишний раз не искушать себя. Музыканты ввалились в гримёрку потные, жаркие, уставшие: Дарио открыл бутылку с водой и сначала сделал пару глотков, а потом просто начал лить на себя сверху. Женя поднялась, быстро глянула на лужу, растекающуюся по полу, потом отправилась к Ване, который пошёл смывать грим в ванную комнату. — Я отправила. Выбрала розы. Красные. Проверь, ну, не знаю как — может, они уже дошли? — негромко сказала она, опираясь на косяк двери и глядя на отражение парня в зеркале. — Ага, — кивнул тот, щедро нанося жидкость для снятия макияжа на белое полотенце. Евстигнеев даже не взглянул на неё — он делал вид, что никакого единения между ними не произошло, но Женя-то знала; чувствовала по тому, как спокойно ей было на душе. Решив оставить Ваню в покое и пообщаться с остальными членами Окси-табора, девушка вернулась в гримёрку. Мирон развалился на диване, на котором раньше сидела девушка. Он что-то писал в телефоне: — Руслан скоро подъедет, он уже выехал. — Не забудь твиттер! — вдруг сказал Дарио, вытягивая руку, чтобы ещё больше привлечь к себе внимание. — ТОЧНО! — Мирон даже сел, будто бы опомнившись. — Спасибо, бро. Ща всё будет. Муродшоева подошла к португальцу: мешать Мирону не хотелось. — А что в твиттере? — как бы ненароком спросила она, досадуя на свою неосведомлённость. — Всё в твиттере, — усмехнулся Виейра, откупоривая вторую бутылку, благо, их была целая упаковка. Девушка замолчала, побуждая мужчину продолжить говорить, но он, видимо, посчитал, что всё уже объяснил, поэтому ничего не добавил. — «Зал — говно, люди — огонь», — Мирон зачитал, по всей видимости, предстоящий твит. Дарио сначала нахмурился, но потом его лицо прояснилось — он кивнул, одобряя, и Фёдоров сделал характерный жест рукой, отсалютовав португальцу, потом опубликовал запись, и, отложив телефон на столик, снова разлёгся на диване. В комнату зашёл Евстигнеев — он не до конца смыл краску, но ему надоело стоять одному у зеркала, да к тому же он слышал вопрос Жени и ему не терпелось объяснить ей, в чём тут дело. Но вначале он разрешил себе высокомерно глянуть на неё, а потом уже заговорил: — Мы выступали не так давно, и про какие-то города он, — кивок в сторону Мирона, закрывшего глаза, — писал, а про какие-то нет. Ну, жители этих днищ обиделись… — Не днищ, а доньев, — пробормотал Мирон, не открывая глаз. — А во-вторых, там был Саратов, и там было жарко. — Ну, он теперь и пишет про все города, чтобы не бунтовали, — продолжил Евстигнеев, не обращая на друга внимания. — Не про все, а практически про все, — снова подал голос Фёдоров. — Будет говно, я так и напишу — говно! — он взмахнул рукой, заставив Женю улыбнуться. — Пытается делать вид, что твиттер всё ещё принадлежит ему и его личному мнению, — пожал плечами Ваня. — Руслан скоро будет, — с нажимом сказал Мирон: ему явно не хотелось думать о словах своего бэк-мс. — Так идти-то недалеко, может, пешком? — вдруг спросила девушка, решив разбавить возникшее напряжение интересным, на её взгляд, предложением. Мирон даже открыл глаза по такому случаю: все три мужчины посмотрели на неё. И вот теперь, когда она плелась в отель одна, а Мирон и компания нашли где-то в коридорах Эрика и укатили на бронике, громко разговаривая на английском, Женя понимала, что чьи решения оспаривать ей не стоит, так это Мирона. Недалеко? Вот и иди пешком! Успеешь за полчаса — возьми с полки пирожок, мы придумаем тебе какой-нибудь бонус. Но нифига она не успеет за полчаса. Более того — только сейчас, шагая поздно вечером по улице и вдыхая прохладный воздух, девушка почувствовала, как же она устала и перенервничала за этот день. И ведь даже сейчас — вроде помнит куда идти, дорогу спросить сможет, а на сердце всё равно тревожно. Тревожно и весело одновременно — да, жизнь её никогда не станет прежней, теперь она заодно с ребятами, которые не дадут ей заскучать! Подумав об этим, Муродшоева улыбнулась, достала телефон и набрала Полину — снова сказать спасибо. *** Женя медленно брела ко входу отеля, когда из него вышел Мирон. Он хмурился и говорил по телефону; девушка слабо махнула ему рукой в знак приветствия и хотела было пройти мимо, но мужчина зацепил её за рукав и объявил в трубку: — Нашёл её. Выходите. Муродшоева непонимающе уставилась на репера: они её искали? Но зачем? Хорошо бы их дела не заняли много времени — девушка страшно хотела пить, в душ и завалиться спать. — Выезжаем, — коротко бросил ей Мирон. — Вещи уже в машине, щас все выйдут. Голос его звучал немного вызывающе — мол, «выезжаем, и чё ты мне сделаешь?», и, увидев несчастное выражение лица девушки после его слов, мужчина ничуть не смягчился: — Так всегда будет, Жень. Ещё не поздно отказаться, — он хотел ещё что-то добавить, но в кармане зазвонил телефон: Фёдоров принял звонок и отошёл, начиная разговор. Его последние слова вконец расстроили вымотавшуюся девушку: она же не железная! Это он привык к своей «whole life», она только учится! К тому же как она теперь откажется, если он, как Женя узнала недавно, всем объявил, что она — его менеджер… Из отеля гурьбой вывалились Дарио, Ваня и Эрик; за ними не спеша вышел Руслан, на ходу надевая тонкую шапку на голову. — Тридцать минут! Эта девчонка сказала — тридцать минут! — воскликнул Виейра, хлопая растерянную Женю по плечу. — Ладно, пошли, — видимо, Ваня тоже не радовался скорому отъезду. — В машине отоспимся. Все погрузились в броник, сбросили куртки в одну кучу. Телефон у девушки давно разрядился, и она не стала вытаскивать его из кармана: зачем? Она заняла своё место и, медленно опустившись на жидкую, тонкую подушку, подумала о том, что, в принципе, можно обойтись без воды и без душа. Этим мужчинам, скорее всего, всё равно, как она выглядит и чем пахнет. Машину уже привычно, даже успокаивающе, потряхивало. За окнами броника было темно, из приоткрытого окна с едва различимым свистом дул холодный ночной воздух. Вытянув ноги, Муродшоева сонно потянулась и нашла взглядом Мирона: он лежал практически напротив девушки, лицом к ней. И хоть он натянул до носа оранжевый капюшон, Женя всё равно увидела, что глаза его уже закрыты. Подложив руку под подушку, девушка убедилась, что все остальные члены команды уже спят и позволила себе вглядеться в лицо мужчины. В темноте машины (в задней части броника работал только один тусклый фонарик сбоку) лицо мужчины казалось слишком светлым, будто мраморным; на фоне неестественной белизны чёрными чёрточками выделялись прямые ресницы. Женя лежала и думала о том, что этот человек выставлял её фотографии в твиттер. И, главное, узнала она это от кого? От фаната, который подошёл к ней на улице, пока она шла назад к отелю. Он так ей и сказал: «Вы, случайно, не Женя — новый менеджер Оксимирона? Я узнал Вас по фотографии из твиттера…» Это был первый раз, когда девушку узнали. Машину тряхнуло на повороте, Руслан тихо выругался, снова выравнивая броник. Мирон зашевелился, и Женя поняла по движениям, что он сейчас откроет глаза, поэтому быстро закрыла свои: ни к чему мужчине знать, что она за ним наблюдает. Лёжа с закрытыми глазами, Муродшоева снова пожалела, что телефон разрядился — она так и не увидит фотографию и подпись в твиттере Мирона, потому что постеснялась попросить фаната показать. Выждав ещё несколько долгих секунд, девушка открыла глаза, и её сердце пропустило один удар. Мирон смотрел на неё. И ему хватило смелости не отводить взгляд. Они молча смотрели друг на друга около минуты, после чего мужчина слабо улыбнулся девушке (просто приподнял уголки губ на пару секунд) и коротко кивнул, после чего глубоко вздохнул и перевернулся на другой бок, снова натягивая капюшон на лицо. Женя тоже улыбнулась — в пустоту — и, наконец, закрыла глаза, убаюканная монотонным урчанием двигателя.***
— Да Вань, Вань, нафига её будить? Смотри на эти синяки под глазами… Чё, сами не смогём? — негромкий голос Мирона врезался куда-то в сознание. — А мы смогём, да ещё как! — правда, в его тоне не было такой привычной для него уверенности. — Ладно, не буду, но она проснётся, а нас нет… — Руслан ей всё объяснит. Попросим его остаться. Послышался тихий стон откуда-то сбоку, за ним последовало что-то, напоминающее скулёж. Не открывая глаз, Женя поняла, что проснулась. И хотелось бы ей, если честно, проснуться у себя в квартире в Петербурге, или, на худой конец, в отеле (и чтобы рука Мирона на ней…), но нет — по жёстким застёжкам от куртки, впивающимся куда-то в район живота, девушка поняла, что она всё ещё в машине. — Я пойду обо всём договорюсь. Бери его и приходи, — опять негромкий голос Мирона, потом шум отодвигания двери машины (холодный воздух тут же ворвался в броник). — Не трогай её, бери Дарио и приходите. — Да не буду, — примиряющий шёпот Евстигнеева. — Драпай уже. Слышно было, как Мирон зашаркал ботинками по асфальту. Снова послышался слабый стон. Дождавшись, когда Мирон отойдёт на почтительное расстояние, Ваня накинулся на Женю: — Вставай, хватит спать, у нас тут ЧП! Женя! Вставай давай уже! Муродшоева открыла глаза и воззрилась на Ваню: волосы у парня были растрёпаны, серёжка в ухе перекручена: видимо, он сам только недавно проснулся. — Что случилось? — Женя слишком резко села и у неё закружилась голова. — Дарио прострелило зуб. Пойдём. За открытой дверью броника было темно, дувший с улицы ветер заставил девушку плотнее запахнуть кофту. Обняв себя руками, она неровным голосом спросила у Евстигнеева: — Сколько времени?.. — Около четырёх, — прокряхтел он, помогая Дарио подняться с его импровизированной кровати. Вид у португальца был крайне несчастный: мужчина был очень бледным, а правую щёку будто бы раздуло… Он снова застонал, потянувшись рукой к щеке, но не решаясь дотронуться до неё. — Да помогла бы, что ли, — беззлобно сказал Ваня, помогая другу выйти на улицу. Женя, смотревшая на них сквозь пелену сна, медленно натянула ботинки, встала и аккуратно спрыгнула на асфальт. «Прострелило зуб». «Около четырёх». Кривой со сна походкой девушка направилась за мужчинами, которые шли впереди, поддерживая друг друга, точно раненые бойцы. Впереди зеленела в темноте надпись «Стоматологический центр»; все трое медленно тянулись к ней, будто мотыльки к огню. Навстречу им вышел Мирон; в его глазах читалось беспокойство. Он посмотрел на друзей и открыл им дверь, пропуская внутрь, потом перевёл взгляд на девушку и придержал дверь и для неё, нисколечко не удивившись её появлению. Мгновенно продрогнув на улице от холода, Женя ощущала себя маленьким взъерошенным воробушком, который послушно куда-то шагает; она хотела спать, но чувствовала, что за сон её осудят — не зря Евстигнеев её разбудил. Свет в холле стоматологического центра ударил по глазам: девушка зажмурилась и начала тереть веки ладонями, видя перед собой жёлтые и синие пятна. — Кто-нибудь, объясните мне… Но тут послышались быстрые шаги: из-за поворота вышла женщина в форме бирюзового цвета. С ней-то Дарио и ушёл; за ним в кабинет проскользнул и Мирон. Оттуда послышался приглушённый вой. Муродшоевой стало не по себе: она начала просыпаться — от холода и от внезапности всего происходящего. Казалось бы, день и так был насыщенным и уже ничего не должно было произойти, но тут… — Зуб прострелило, пока мы ехали, — снова повторил Евстигнеев, когда Женя опустилась рядом с ним на сиденье. Она ждала подробностей, но Ваня молчал. — Что, настолько плохо всё? Мужчина устало смотрел перед собой: весь его вид говорил, что такая ситуация случается уже не в первый раз. Женя с неловкостью вспомнила, что при знакомстве обратила внимание на зубы португальца: они были кривыми и изобиловали чёрными пятнами. Тогда ещё она задалась вопросом, почему Дарио их не отбеливает. В конце коридора слова послышались стоны, заработала бормашинка. Зевая время от времени, они провели около получаса в молчании, слушая завывания Виейры. Жене было его очень жалко, но она ничем не могла помочь, только принимать участие и быть наблюдателем. Стоны стихли, а из кабинета вышел Мирон, тихонько прикрыв за собой дверь. Его жёлтая кофта наполовину потемнела от пролившейся воды (что там произошло?), но он не обращал на это внимания. Он не пошёл к Ване с Женей; прислонился спиной к стене, потом медленно съехал вниз, пряча лицо в ладонях. Евстигнеев тут же встал (и Женя вместе с ним) и пошёл к другу. — Ему сделали общий наркоз. На два часа он в отключке, — глухо сказал Фёдоров, не отрывая ладони от лица. — Пойду там посижу, — негромко ответил Ваня. Когда он заходил в кабинет, девушка успела увидеть руку Дарио, безвольно свесившуюся вниз, и врача, склонившегося к его лицу. Дверь закрылась и Женя осталась с Мироном одна. Пару секунд она неловко стояла, потом зачем-то глубоко вздохнула и оперлась спиной на стенку напротив репера. Через пару минут она точно так же съехала вниз. В голову пришла странная мысль о том, что находиться один на один с Мироном сложнее, чем с Ваней, ведь Евстигнеев, как и она, был просто наблюдателем, а Мирон непосредственным участником событий. Глядя на мужчину, девушка будто на себе ощущала неприятную влажность жёлтой кофты. А ведь могло случиться и так, что это не вода, а плохо вытертая рвота… С минуту девушка решалась, и потом всё-таки встала, прошла до броника, постучала в стекло, чтобы Руслан открыл ей. Взяла из нетронутой горы курток свою и Мирона, поспешила назад — чтобы не подумал, что она решила уйти спать. Она протянула куртку Мирону, но он даже не шелохнулся в ответ. Тогда девушка присела рядом с ним и аккуратно потянула застёжку кофты вниз. Мужчина резко вздрогнул, чем немало её напугал, и схватился за кофту, не желая с ней расставаться: он уснул в таком положении! Муродшоева отдёрнула руки, потом неловко (и почему-то шёпотом) пояснила: — Я тебе куртку из машины принесла. Сними давай кофту, надень лучше это. Мирон будто бы пронзил её взглядом, но потом распрямился и даже вытянул руки, будто бы позволяя девушке раздеть себя. Не понятно по какому поводу жутко нервничая, Женя мягко потянула застёжку молнии вниз, потом вытащила одну, вторую руку, и наконец отложила мокрую кофту в сторону. Накинула мужчине на плечи его куртку. Всё это время он пристально вглядывался в её лицо, чем смущал девушку ещё сильнее. Подумав пару секунд, она решила сесть рядом, а не напротив. — Может, на сиденья перейдем? — снова шёпот. Но Мирон ничего не ответил, и они так и сидели под дверью стоматологического кабинета. Через некоторое время Фёдоров придвинулся к девушке и положил ей голову на плечо. Она несколько секунд сидела с широко раскрытыми глазами: ей захотелось, чтобы кто-нибудь увидел их вместе сейчас, но коридор был пуст и тих, только бормашинка приглушённо работала рядом за дверью. Женя аккуратно прислонила голову к голове мужчины и прикрыла глаза, стараясь дышать ровно. В таком положении они и заснули.***
Дарио улыбался. Женя знала, что у него всего лишь заболел зуб; хоть там и оказался пульпит, всё равно мужчины развели настоящую драму, поверили в неё сами и тем самым перепугали девушку. Она понятия не имела, почему Фёдоров и Евстигнеев подыгрывали Дарио в этой постановке, но девушка была рада видеть португальца улыбающимся и, не сдержавшись, кинулась его обнимать. — Эта девчонка хочет меня убить! — насмешливо откликнулся тот, одной рукой прикрывая правую щёку, а второй всё же обнимая девушку. — Приятно видеть тебя, подруга. — Взаимно, взаимно… — пробормотала Муродшоева куда-то в шею португальца. Мирон наблюдал за этим со стороны, скрестив руки и облокотившись на стену. После Жени он тоже подошёл к другу, пожал ему руку — никто не упоминал, что Виейра ночью плакался как ребёнок и какую драму они тут развели; девушка подумала о том, что Мирон, возможно, немного злоупотребляет своим влиянием, но ничего не сказала. По дороге в Тверь Руслан сделал остановку в Торжке, но Женя спала и отказалась куда-либо выходить. Тяжело встать ей было и в Твери — заселившись в отель (в этот раз ей предоставили отдельный номер), девушка снова уснула, даже не раздеваясь — речи о том, чтобы пойти гулять, не было. Вечером, во время концерта, она пила кофе кружка за кружкой и в таких же количествах таскала спасительный напиток артистам (Ваня просил волшебный эликсир мишек Гамми, но Женя пропустила это мимо ушей). Но несмотря на своё убитое состояние, Женя всё равно была благодарна бэк-мс, что он её разбудил. Она даже решила сказать ему об этом перед самым выходом на сцену — Ваня пытался аккуратно почесать нос, не смазав при этом грим, а Женя легонько тронула его за плечо и произнесла: — Спасибо, что не послушал Мирона и, ну, разбудил меня. Обоим стало немного неловко, но тут Евстигнеев повернулся и загробным голосом отца Уилла Тёрнера из «Пиратов Карибского моря» забормотал: — Часть команды — часть корабля, часть команды — часть корабля!.. Девушка залилась смехом. Мирон уже вышел на сцену, за ним через один трек рванул Ваня. Дарио причёсывался перед зеркалом, когда к нему подошла Женя. Ей нравился португалец — он был весёлый и какой-то даже наивный; он больше всех в этой компашке внушал девушке доверие, поэтому она пробормотала: — Мне казалось, он ко мне как-то… ну, не так относится. Не очень хорошо. Не успела она пожалеть о чрезмерной откровенности, как Виейра удивлённо поднял брови. — Это Ваня-то! Смешно! Он первый проголосовал «за», когда мы решали брать тебя, или нет. Ну ты смешная, — снова повторил мужчина, хлопнул Женю по плечу и пошёл на сцену, насвистывая. Женя, оставшись одна, уставилась на своё отражение в зеркале: первый? Это тогда, когда ей звонила Полина, она вышла, а потом… А потом Евстигнеев ещё смотрел на неё убийственным взглядом, который её до чёртиков напугал? «Смешно!» сказал Дарио, и ведь действительно смешно! Надо переставать уже видеть везде врагов, особенно среди своих людей.